Buch lesen: «Зацепить»

Большие надежды

Шаннон

10-е января 2005 года.

впереди целый год и первый день занятий в школе после рождественских каникул .

Я нервничала, да так сильно, что меня за утро трижды вырвало.

Пульс колотился с угрожающей частотой. Беспокойство— вот виновник моего состояния.

Расправив новенькую школьную форму, я смотрелась в зеркало и едва себя узнавала.

Темно-синий джемпер с эмблемой Томмен-колледжа на груди, белая рубашка и красный галстук. Серая юбка чуть выше колена. Телесные колготки, темно-синие носки и черные туфли-лодочки.

Чрезвычайно тощая, с детской фигурой и двумя прищиками вместо груди, явно не тронутая пубертатом в отличие от остальных девочек моих лет.

Длинные коштановые волосы струятся по плечам, достигая лопаток. Простой красный обруч удерживает их на лбу, что бы не лезли в глоза. Никакого макияжа, что еще больше делает меня похожей на пигалицу, которой я себя и ощущаю. Слишком большие глаза для токого лица, и при этом ошеломляюще синего цвета.

Я прищюрилась, надеясь, что от этого глаза приобретают более человеческий вид, и попыталась втянуть пухлые губы в рот.

Не-а.

с прищуром я выглядела лишь еще странее, вдобавок стало казаться, что у меня запор.

Мне нравилась думать, что маленький рост и размер груди компенсируется внутренней зрелостью. Я отличалось уравновешенностью, да и вообще вела себя старушка.

Бабуля Мерфи всегда говорила, что я думаю как струшка.

Меня не когда не волновали ни парни, ни всякие повальные увлечения.

Во мне этого попросту небыло.

Кучу времени я волновалось, что у меня все не так, как у других девченок. В отличие от них я не испытывала сильных желаний, ни интереса к противоположному полу. Меня не интересовали поцелуи, обнимашки и прочие нежности. Даже думать об это было не выносимо. Скорее всего, родительские срачи, которые я наблюдала с детства, напрочь отбили охоту связывать жизнь с другим человеком. Если отношения между отцом и матерью назывались любовью, то я в таком участвовоть не хотела.

Лучше буду одна.

Тряхнув головой что бы отогнать разрушительные мыли, пока они не достигли точни невозрата и не утянули меня в депресуху, я вновь уставилась на свое отражение в зеркале и заставила себя сделать то, что нынче делала редко: улыбнуться.

<Дыши глубже, – мысленно твердила я себе. – Ты начинаешь с чистого листа>.

Повернув кран, я вымыла руки и побрызгала водай на лицо, отчаянно пытаясь остудить кипящее внутри волнение. Первый день в новой школе – попробуй тут не стухнуть.

Лубая школа должна быть лучше той, где я училась раньше. Эта мысль заставила поежиться от стыда. Тех – уныло поправила я себя. – Во множиственном числе.

Я страдала от постоянного булинга и в начальной, и всредней школе.

Еще в подготовительном классебольшинство девочек решили, что я им не нравлюсь и общаться со мной они не будут. Мальчишки оказались не лучше, хотя их нападки и отличались меньшим садизмом.

Это было необьяснимо: я великолепно ладила с детьми на нашей улице и вообще не когда не скем не сорилась в нашем районе.

Но школа…

Школа стала для меня чедьмым кругом ада. Все девять лет начальной школы вместо обычных восьми надо мной постоянно издевались.

Первый подготовительный класс оказался настолько мучительным, что мама, по обоюдному согласию с учительницей, решила: мне лучше быть дома, а на следующий год прийти в новый класс. И хотя в новом классе мои страдания возобновились, я сумела крепко подружиться с Клэр и Лиззи. Дружба с ними сделала школу более или менее переносимой.

Колда в последнем классе начальной школы пришло время выбирать среднюю, я убедилась, что сильно отличась от подруг.

Клэр и Лиззи в сентябре ожидал Томмен-колледж – роскошная элитарная часная школа с внушительным финансированием и превосходным оснащением. И все это благодаря конвертикам от состоятельных родителей, повернутых на том, чтобы тх детки получили лучшее образование, которое можно купить за деньги.

Ну а меня ожидала местная переполненная муниципальная школа в центре города.

Жудкое чувство оторванности от подруг не забылось до сих пор.

Булинга хотелось избежать так отчаянно,что я умоляла маму отправить меня на Беару, к ее сестре Элис, чтобы, живя у них в семье, я могда бы окончить школу.

Мама любила меня, но она была слаба и замечена, а потому на стала устраивать баталию с отцом, когда он потребовал что бы дальше я училась в Баллилагинском муниципальной школе.

И стало только хуже.

Добавилось жестокости.

Добавилось насилия.

Добавилось физических издевательств.

Первый месяц первого года за мной гонялись несколько групп мальчишек, и все требовали от меня того, чего я не желала давать.

Потом меня friqit, потому что я не желала любезничать с теми самыми мальчишками, которые годами превращали мою жизнь в ад.

Самые циничные высказывались жестче, предпологая, что я фригитка, оттого что у меня под юбкой есть кое-что мальчишечье.

Девицы распускали отвратительные слухи, будто я страдаю анарексией и каждый день после обеда иду блевать в туалет.

Когда мне ипонилось 15, а первой менструации так и не случилось, мама повела меня к местному терапевту. У меня несколько раз взяли кровь на анализ, несколько раз осмотрели, после чего семейный врач заверил нас с мамой, что я в полне здорова и что у некоторых девочек половое созревание запаздывает по сравнению с остальными.

С тех пор прошол ровно год, и настоящих месячных у меня так и не было – лишь один раз летом, да и то меньше, чем полдня.

По правде говоря, я перестала мечтать, что мое тело заработает, как у нармальной девочки. Нормальной я точно не была.

Врачь также посоветовал маме проверить условия обучения, предположив, что стресс, испытываемый в школе, может служить одной из причин явного физического отстования в развитии.

После горячего спора между родителями, в котором мама вступилась за меня, я вернулась в ту же школу, где была обьектом нескочаемых пыток.

Мой брат Джоуи сказал, что меня буллят, потому что я симпатичная, и назвал моих мучительниц зависливыми суками. Он добавил что я оболденная, и велел быть выше этого.

Старший брат во всем предстовлял собой мою полную противоположность.

Я была коротышкой, а он высоким. У сеня были синие глаза, у него – зеленые. У меня были коштановые волосы, у него – светлые. Его кожу покрывал золотыстый загар. Я отличалась бледностью. Джоуи был открытым и громким. Я – скрытной тихоней.

У нас с Джоуи был старший брат Даррен и трое младших: Тайг, Олли и Шон. Но Даррена не кто из нас не видел вот уже пять лет, когда после очереной позорной разборки с отцом он ушел из дома. Одиннадцатилетний Тайг и девятилетний Олли еще учились в начальной школе, а трехлетний Шон, можно сказать, только-только вылез из подгузников, так что с защитниками у меня было не очень.

В такие дни, как этот, старшего брата мне остро не хватало.

Даррен родился на семь лет раньше меня, ему еже исполнилось 23. Большой и бестрашный, он был эталоном старшего брата для любой подрастающей девченки.

Даррен родился геем, как Джоуи родился натуралом, а я родилась пустышкой.

Я ненавидела отца за это больше, чем за всю остальную жуть, которую он творил год за годом.

В глазах отца я была ртом, который надо кормить до восемнадцати лет.

Эти слова я не придумала. Отец говорил мне это по всякому поводу.

После пятого или шестого раза я выработала к ним иммунитет.

Я давно уже устала вымаливать любовь у того, кто, по его же словам, никогда не хотел моего появления.

В декабре прошлого года, за неделю до Рождества и спустя тринедели после онологичной стычки с теми же девченками, я пришла домой в слезах. Школьный джемпер спереди был разорван, я дышала ртом, потому что в нос насовала бумажных солфеток, чтобы остановить кровотичение. Лицо мне расквасили пятигодки, яросно утверждающие, что я пыталась охмурить кого-то из их дружков.

Это была наглая ложь – меня обвиняли в попытке соблазнить парня, на которого я не когда не обращала внимания,– и еще из множества жалких оправданий для расправы со мной.

И в тот день прекратила я.

Прекратила врать.

Прекратила претворяться.

Просто прекратила.

Тот день стал переломным не только для меня, но и для Джоуи. Он вернулся домой и сообщил: его на неделю исключили из школы за то, что отдубасил брата Киры Малони – моей главной истязательницы.

Наша мама только взглянула на меня и забрала документы из школы.

Я хоть и тревожилась за маму, но знала: если я еще раз переступлю порог БМШ, назад уже не вернусь.

Я и сейчас помню слова, вылетавшие из отцовского рта: <Подняла морду – и кочергой не достанешь>, <не для регби и частных школ тебя ростили> – и особенно мою любимую: <Не ровня ты этим сучкам>.

– Шан! – Отчаянный стук в дверь ванной вырвал меня из невеселых раздумий. – Давай быстрее, а? Сейчас обассусь.

– Две минуты, Джоуи! – крикнула я и оглядела себя еще раз. – Ты сможешь, – прошептала я себе. – Ты абсолютно точно справишься, Шаннон.

Стук повторился, я торопливо вытерла руки полотенцем, висевшим на крючке, и, открыв дверь, устремила глаза на брата, коорый стоял в одних черных боксерах, почесывая грудь.

– Ты выглядишь… – Брат умолк, окидывая меня критическим взглядом. Я внутренне сжалась, ожидая неизбежных шуточек в свой адрес, но он сказал другое: – Прекрасно. – Его светло-зеленые глаза были полны тепла и невысказанной тревоги. – Форма тебе идет, Шан.

– Думаешь, все будет в порядке? – тихо, чтобы не разбудить домашких, спросила я.

Его глаза светились невысказанным чувством. Он оглядел меня с ног до головы. Я знала: он встал в такую рань не потому, что ему преспичило в туалет, а потому, что хотел проводить меня в первый день новой жизни.

Было 6:15 утра.

– Я чертовски горжусь тобой, Шан, – признался Джоуи, готос которого звинет от имоций. – Ты даже не знаешь, какая ты смелая. – Он пару раз кашлянул и добавит: – Подожди, я сейчас. – Брат метнулся к себе и меньше чем через минуту вернулся. – Вот. – буркнул он, всунув мне в ладонь две купюры по пять евро.

– Джоуи, не надо! – Я котогорически не желала блать у него деньги: они доставались брату нелегко. – Я не могу.

– Шаннон, бери. Это всего-навсего червонец, – с серьезным видом заявил он.

– Ты уверен?

Джоуи кивнут и притянул меня к себе, чтобы обнять.

– У тебя все будет офигенно, – шепнул он мне на ухо.

– Все будет нормально, – сказала я.

– Напиши мне, – крикнул Джоуи, когда я одолела половину ступенек. – Я серьезно. Одно дерьмовое слово хоть от кого – и им придется имень дело со мной.

– Я справлюсь, Джоуи, – прошептала я и быстро оглянулась на брата.

– Знаю, что сможешь, – тихо, с болью в голосе произнес он. – Я просто… Я тут, рядом. Слышишь? – спросил он, тяжело выдохнув. – Я всегда рядом с тобой.

Ощутив приток решимости, я лучезарно улыбнулась брату, выскочила из дома и помчалась на автобусную остановку.