Buch lesen: «Сколько стоит любовь?»

Слава Доронина

* * *

1 глава

Тася

Сильный дождь нескончаемым потоком шел уже второй день. После него обязательно выглянет солнце и распустятся листья на деревьях, что до последнего сопротивлялись теплу, и наступит настоящая весна. Она всегда ассоциировалась у меня с яркими зелеными красками природы и цветением абрикосов. У нас во дворе росло так много этих деревьев, что от ароматов и белого цвета кружилась голова. А после того как цветки осыпались на землю, казалось, что снова выпал снег – все было усеяно воздушным покрывалом из ваты, которая разлеталась в стороны от легкого дуновения ветерка.

После рабочей смены в кафе «Престиж» я не сразу отправлялась домой. Садилась в наш старенький автомобиль, который остался мне от отца, и ехала в любимое место за городом. В начале мая речка сильно выходила из берегов, а спустя две недели налетало жуткое комарье. Пока ни того, ни другого не случилось, я пользовалась моментом и не упускала возможности побыть немного в одиночестве и тишине. После рабочей колготы и тех картинок, что приходилось ежедневно лицезреть, желание перезагрузить нервную систему и стереть из памяти хмельные образы посетителей, было весьма велико. Я сидела какое-то время в машине, опустив стекло вниз, смотрела в темноту, прислушиваясь к монотонному стуку капель дождя о лобовое стекло и настраивалась на возвращение домой. Последние два месяца я это делала с неохотой. Вместе с наступлением тепла в нашу семью пришла печальная новость: подтвердился неутешительный диагноз у младшей сестры, и теперь ей требовалась операция. Ещё зимой она переболела гриппом, и хрупкий маленький организм не выдержал такой нагрузки, точнее, крохотное сердечко.

Два с лишним месяца мы с матерью собирали деньги на операцию, чтобы восстановить здоровье Лизы. Выставили дом на продажу, бросили клич среди друзей и родственников. Мать ходила по чиновничьим кабинетам, но везде получала отписки: «Нет денег, средств не заложено», обращались в благотворительные фонды… Но время шло, а врачи говорили, что оно в нашем случае уже на вес золота. Последний месяц я больше не вникала в диагнозы и не смотрела в анализы Лизы. Хотя поначалу пробовала читать обо всем в интернете, зависала на различных форумах, искала всевозможную информацию и врачей. Последние, кстати, говорили, что Лиза изначально родилась с патологией сердца, а сильный грипп, каким она переболела зимой, крайне усугубил ситуацию. Болезнь спровоцировала осложнение, и, когда девочка начала падать в обмороки и страдать одышкой, мы заподозрили неладное и обратились к врачам. Плановые осмотры у специалистов с самого рождения ничего не показывали. А после перенесенной болезни и кучи обследований новость, что у Лизы порок сердца, стала для меня и матери сильным шоком.

Столько безразличия, сколько я встретила в местной поликлинике, я не встречала ещё нигде. Пока лично сама не столкнешься с такой бедой, не узнаешь, что в жизни есть обратная сторона, которая состояла из каждодневного страха, боли и глубокого отчаяния за жизнь небезразличного тебе маленького существа, понимания, что бессилен и не можешь ничем помочь, а твое будущее, иной раз, зависит от толщины кошелька и наличия в нем денежных купюр. Отец умер пять лет назад. Попал в аварию, но чудом выкарабкался, мать все время тогда говорила, что он в рубашке родился. А спустя какое-то время после той трагедии на дороге он начал угасать на глазах, а в один из дней упал дома в прихожей. Больше в себя он не пришёл, впал в кому. В затылочной части головы на месте удара, после той страшной аварии образовалась гематома, а врачи попросту не доглядели. В итоге опухоль росла и в один из дней перекрыла все сосуды в его голове. В коме он пробыл ровно две недели, мать все надеялась, что он придет в себя, и в случае, если бы это произошло, областная больница дала согласие его прооперировать и попытаться спасти. Но пока он находился в коме, никто из врачей не решался на его транспортировку. Спустя две недели отца не стало, и мы остались одни. Мне тогда исполнилось пятнадцать, а Лиза совсем недавно родилась. До сих пор помню ужасные крики матери, что разносились по этажу, где находился реанимационный блок, когда ей сказали, что его сердце остановилось. Она все время корила себя, что не настояла на транспортировке в областную больницу и не дала отцу шанс.

После его смерти наша жизнь сильно изменилась. Я решила не идти в одиннадцатый класс, потому что у нашей семьи не было денег на дальнейшее обучение и институт, а бюджетное место я бы не вытянула. Не могла так рисковать, зная, что количество мест ограничено, а я могла остаться не у дел. Подумав, забрала документы из школы, получила аттестат об окончании девятого класса и пошла в колледж на бюджет, выбрав самую простую профессию строителя. Нашла подработку и решила, что таким образом от меня будет куда больше прока, пока не достигну совершеннолетия и немного не поднимусь на ноги. Да и матери необходимо было помогать хоть какой-то копейкой или просто приглядеть за Лизой.

В свободное от учебы время я работала в магазине: раскладывала и сортировала товар, заменяла продавцов, когда те уходили в отпуска. А несколько месяцев назад мне повезло еще и устроиться уборщицей в местный ресторан. Ильнур, хозяин этой с виду презентабельной забегаловки, как узнал, что у нас в семье случилась беда с маленькой Лизой, доверил мне полставки официантки к имеющейся должности уборщицы. Деньги небольшие, но на безрыбье, как говорится…

Работала по графику, и на жалобы и сетования, какая сложная жизнь, не оставалось ни сил, ни времени. Последние три месяца я пахала, как проклятая и, каждый вечер, наблюдая за пьяными парочками и обеспеченными мужчинами и женщинами города, понимала, что не переваривала тех на дух. Мечтала поскорее закончить колледж и уехать в большой город.

Я хорошо рисовала и иногда этим подрабатывала. Вела страничку в соцсетях, просила некоторых известных блогеров разместить рекламу, рисуя для них что-то бесплатно. Имела небольшой доход, но этих крох было мало, чтобы покрыть затраты на операцию сестре. Цена вопроса была для нас с матерью неподъемная. Мы копили деньги, затянули пояса, но денег по-прежнему не хватало. Я видела, в каком отчаянии порой находилась мама, как плакала по ночам на кухне. Приезжала с ночной смены из ресторана, видела ее красные глаза и пуще прежнего в такие моменты мечтала о машине времени. Чтобы оказаться сразу в том, когда все несчастья останутся позади, а на лицах матери и сестры снова будут блистать улыбки. И я верила, что такой день настанет. А как иначе жить без веры в этой беспросветной тьме, что вдруг окутала нас после зимних холодов?

Смена выдалась тяжёлая. Ильнур на ломаном русском и с чудовищным акцентом раздавал указания – ждал на днях каких-то гостей из Москвы. Закрыл ресторан на час позже обычного и еще примерно столько же всех нас «строил». Прикупил новую униформу для персонала и заставил всех переодеться, чтобы лично проверить, как все будет смотреться. Наверное, специально выстроил нас в шеренгу, чтобы среди девчонок рассмотреть самых доступных и охочих кандидатов, кто за лишнюю тысячу подляжет под «дорогого» гостя. Таких в его ресторане был чуть ли не каждый второй. И как только земля носила этого расчетливого негодяя? Благо меня Ильнур никогда не замечал. Кому нужна неказистая серая мышка, у которой глаза не горели от слова «богатый недоносок»?

Частыми гостями в вип-комнате «Престижа» были прокурор и глава администрации нашего небольшого города, крутые предприниматели и другие богатые сливки нищенского Мухосранска. Все эти люди мнили себя властителями мира и думали, что имели какую-то ценность и значимость, так оно, возможно, и было на самом деле, пока они все состояли в одной упряжке и лебезили друг перед другом. Именно в этом месте я поняла, что рука моет руку, и деньги идут к деньгам. И Бог с этими лицемерами, такое было везде сплошь и рядом, но больше возмущало другое: девочки, с которыми я работала в одной команде, мечтали о крохах внимания этих людей, как в омут с головой бросались в короткие интрижки за деньги, если их манили пальцами. Только хороший заработок и чаевые сдерживали меня, чтобы уйти из ресторана Ильнура. Будь моя воля, давно бы плюнула ему в лицо. Потому как предложения интимного характера от "дорогих" гостей ресторана поступали с завидной периодичностью. Причем хозяин забегаловки сам не гнушался и прибегал к услугам продажной любви, особенно часто с Лилей или Мариной. Местный сутенер блядского разлива. По-другому и не скажешь. А мне, в отличие от девчонок, была отвратительна одна только мысль, чтобы спать с кем-то пьяным и богатым ради денег.

Да, в мои девятнадцать я повидала много всего, чего не хотела бы испытать на себе. Видела уже пару абортов одной из «коллег», у второй изуродованное лицо, когда жена влиятельного блядуна поймала его с поличным, и, наверное, таких случаев было не мало. Я лишь задавалась одним единственным вопросом, неужто красные купюры с тремя нулями стоили этого всего? Да, ради Лизы, возможно, я бы решилась на подобный шаг, но добровольно и по своему желанию. А так, как это делало большинство, в погоне за удачей и шансом на роскошную жизнь – никогда!

Заглушила двигатель и вышла из машины, вдыхая полной грудью свежий воздух. Буквально пять-десять минут, и я отправлюсь домой. Тяжело, морально сложно нести груз ответственности на своих плечах в девятнадцать лет и понимание, что никак не можешь помочь родному, беззащитному человеку. Это чувство сеяло внутри пустоту. Я недавно снова открыла сайт, где такие же бедные семьи, как и наша, просили помощи на операцию своему ребенку и… просто его закрыла. Так и не смогла разместить объявление о помощи. Словно барьер стоял внутри. Столько боли было в тех строках, и мне казалось, что если я примкну ко всем этим страждущим, то точно не вытащим Лизку.

Вода тихо плескалась о берег. Я подошла к реке и присела на корточки, опуская руки в воду. Смочила их холодной водой, умылась и немного пришла в себя. Каждый год с наступлением мая внутри меня рождалось вдохновение, но этот год единственный, когда внутри ничего не просыпалось, кроме чувства, что я как будто находилась в летаргическом сне. Казалось, пройдёт немного времени, и все будет как прежде. Наивная…

Спустя полчаса я уже подъехала к дому, заглушила двигатель и зашла в дом. Мама сидела на кухне и что-то писала в тетради. Наверное, снова считала деньги. Лиза уже неделю лежала в больнице в реанимации, а мы были в подвешенном состоянии. Московская клиника готова была сделать операцию бесплатно, но вот дорогостоящий окклюдер, пребывание матери и Лизы в больнице, анализы и все лекарственные препараты мы должны были оплатить сами.

– Мам, привет, – я вошла на кухню и присела на стул напротив неё.

На грустном лице пролегли черные круги под глазами. Я уже давно не видела даже тени улыбки на нем. Да и самой было как-то не до них.

– Привет, Тасенька, – вымученно выдохнула она.

– Ну что? – хотя не знаю, зачем я спрашивала, и так было все понятно по одному взгляду на маму.

– Ещё один отказ. Багров сказал, что может выделить лишь пять тысяч из своего кармана и вытащил из кошелька одну красную купюру, – кивнула на стопку денег, что лежала на столе.

Видела я в ресторане этого обрюзгшего старикана Багрова с залысиной на голове. Всегда появлялся с таким высокомерным видом, словно божество спустилось на грешную Землю, и он один праведник среди всей грязи, что скопилась под его ногами. Лицо его наглое и глаза хитрые. Часто он проводил время в обществе молодых и расфуфыренных девиц. То ещё удовольствие работать в небольшом городе в самом злачном из всех мест, хотя по меркам местных «олигархов» единственном приличном, и постоянно лицезреть все это лиходейство.

В договоре у нас даже имелся пунктик о неразглашении того, что увидели и услышали в стенах ресторана. А если эти пунктики плохо исполнялись, то люди Ильнура помогали доходчиво усвоить эту информацию. Но я и так нигде и никогда ничего из того, что видела, не обсуждала. Даже матери никогда не рассказывала, чтобы её удар не хватил. И лишь мысленно всегда осуждала такое поведение, нравы и распутство современного времени.

– В конце мая повезу Лизу в Москву, а там видно будет… – мамин голос дрогнул, и она горько заплакала.

У меня сердце сжалось. Мы обе прекрасно понимали, что жизнь нашей Лизы зависела от операции и от того, как быстро ей ее сделают. Но денег этих, каких-то несчастных бумажек с нулями, половину из которых мы набрали с горем пополам, не хватало. Даже дом выставили на продажу за копейки, но и тот был никому не нужен. Никто никому был не нужен, и мы медленно наблюдали, как увядала наша девочка. И ладно бы цена вопроса измерялась миллионами, так нет же!

– Ясно.

А что я ещё могла сказать. Не мы одни ждали подобной операции. Но своя боль и трагедия были ближе.

Я встала и направилась в ванную комнату, приняла душ и закрылась в своей комнате. Достала краски и принялась рисовать. Последнее время получалась откровенная ерунда, но мне важно было хоть куда-то выплеснуть эти эмоции, которые разрывали меня в клочья. Я отчаянно верила, что выход есть, что мы успеем и соберём нужную сумму, а Лиза дождется операции и снова будет прежней озорной девочкой. Растирала слезы этой самой отчаянной веры по лицу. Потому что сегодня впервые увидела смирение на лице матери.

2 глава

Тася

Утром я проснулась с тяжелой головой. Мать уже ушла в больницу. Я обычно забегала к Лизе после занятий. Умылась, перекусила быстро бутербродом с сыром, запила чаем и пошла в колледж. Днем я машиной не пользовалась. Брала ее по вечерам, потому что до ресторана далеко добираться. Слушала лекции, клюя носом, и мечтала о выпускных экзаменах. Понимала, что напрасно трачу свое время, но хоть какое-то образование все равно пригодится. Регина, моя подруга и однокурсница, даже не пыталась вызвать меня на диалог. И так понимала, что мне приходилось несладко последнее время. Лишь изредка бросала на меня сочувствующие взгляды.

Наконец прозвенел звонок, и мы вышли из здания. Мне казалось, что я засну прямо на ходу, если не выйду на улицу. На воздухе стало немного получше, пободрее. Мы прошли с Региной по парку и долго не заговаривали, обе шли молча. Хотя обычно после занятий всегда обсуждали свежие новости и трещали без умолку. А до болезни Лизы выбирались погулять по вечерам и даже одно время встречались с парнями, но сейчас не было ни на что времени и настроения.

– Ну, неужели квоты не положены? Ничего нельзя сделать? Ну, а если к местным фермерам обратиться? Должен же быть выход! – вдруг заговорила Регина.

Никак она не могла уяснить, что эта болезненная тема выела меня эмоционально и физически, и говорить об этом мне хотелось все реже и реже. Я чувствовала опустошение и отчаяние. А еще ощущение полной заброшенности. Все остальные сферы моей жизни: учеба, работа, увлечения, – отошли на второй, а то и третий план. Словно профессиональный спортсмен, получивший травму, не совместимую с дальнейшей карьерой, я усердно пыталась доказать всем, что вернусь в спорт. Но с каждой попыткой шанс взять новый результат или хотя бы вернуться к прежнему, таял на глазах. Мои руки опускались. Еще чуть-чуть и безнадежный взгляд матери окончательно вышибет из меня последние крохи веры и надежды.

– Есть квота, встали в очередь, операцию готовы сделать бесплатно, но сам окклюдер и пребывание в больнице, все лекарства и анализы за наш счет, – я уже язык стесала, объясняя людям эти прописные истины, кто задавал похожие вопросы. Мы нашли клинику, нашли врача, но наша Лиза не единственный ребенок в очереди на подобного рода операции.

– Фермеры, главы местной и поселковых администраций, предприниматели города – все было. Деньги лежат в конверте. Но это все крохи!

В итоге сто тысяч лишь набралось от этих влиятельных людей города. Остальные сто мы нашли среди друзей и дальних родственников. Еще двести с лишним тысяч будто зависли в воздухе и никак не набирались.

– Ну, половина суммы уже есть! Может быть, по второму кругу обратиться?

– Регина, ну что ты придумываешь? – устало перебила подругу. – Ну, кто захочет из своего кармана деньги отдавать просто так?

– А если в клинике этой главному врачу объяснить ваше бедственное положение? – предложила она еще одну бредовую идею.

– Московская клиника насчитала внушительный ценник. Посчитали и реабилитацию, и присутствие материи, пока Лизе будут делать операцию, с чего они должны делать поблажки? Я пока искала на форумах в интернете всю информацию, знаешь, сколько ужасов насмотрелась? А сколько таких семей как наша или еще беднее? Я бы и миллион заплатила, если бы он был. Дело ведь не в деньгах, а в том, что у нас их нет.

– Кредит? – продолжала перечислять она. Хотя мы много раз уже все обсуждали.

– Максимум сто тысяч на мизерный доход матери. Но я знаешь, что решила… – вдруг остановилась и поглядела в лицо Регины.

Она тоже остановилась и кивнула головой, ожидая продолжения.

– Я у Ильнура спрошу денег! У него их много. Я из города планировала уехать до того, как с Лизой случилась эта беда, но если он даст нужную сумму, или хотя бы ее половину, то останусь и буду отрабатывать. Землю носом буду рыть, но не могу сидеть, сложа руки. Мать вчера увидела на кухне ночью со стеклянным смирившимся взглядом и… – осеклась, а голос мой дрогнул. – Если после смерти отца и Лизы не станет, она не выдержит. Она уже руки опускает, и я вижу обреченность в ее глазах. Лучше уж испробовать все, отработаю. Но Лизу с мамой надо вытаскивать.

– Да не даст он денег! – махнула рукой Регина и недовольно хмыкнула. – Удавится того и гляди за лишнюю копейку, что прошла мимо его ресторана. Авансом так точно не даст. Выгода ему, какая? Быстрее с клиникой договориться об отсрочке, чем с ним.

Я понимала, что в итоге Ильнур мог от меня затребовать. Но и не такая уж я конфетка, как Марина, Лариса или Лиля. Станется с него просить его ублажать, нагрузит меня черной работой, как Золушку, и буду впахивать за гроши, как бесплатная рабочая сила.

– Может быть, ты и права… – я тяжело вздохнула и бодро зашагала по улице, все равно обдумывая этот вариант.

– Ты к ней? – спросила Регина.

– К Лизе, да.

Мы подошли к невысокому ограждению, за которым скрывалась моя душевная боль.

– Так охота увидеть ее прежней здоровой и озорной девочкой, – призналась я грустно.

Перед глазами возник образ маленькой девочки с голубыми глазами и русыми вьющимися волосами.

Действительно, последние полгода были ужасными, наполненными лишь бесконечной беспросветностью и стремлением найти недостающие деньги. Нет, надежда внутри все еще теплилась, я верила, что собрать сумму получится, но, когда обиваешь чужие пороги и получаешь от ворот поворот, энтузиазма бороться это не прибавляет. А когда ещё полтора месяца нас направляли от одного врача к другому и ставили неправильный диагноз… Что уж говорить. Нервы были на пределе. У всех. И лишь на личике сестры не отражалось и тени страха. Она была искренне рада, когда я приходила и навещала ее, мечтала о том, что скоро вернется домой и постоянно просила показать ей фотографию цветущих абрикосов.

После визитов к Лизе я еще полдня прихожу в себя, и мне ничего не хочется. Сложно объяснить, но, когда несколько месяцев назад жизнь казалась тихой и размеренной, строились планы на будущее, и вдруг в один день все рушится, как карточный домик – такие трудности ломают. Прежде, чем ты снова найдешь в себе силы войти в привычный ритм жизни, проходит много дней в переосмыслении жизни и бессонных ночах. Сегодня на смену я заступала, трясясь, как осиновый лист. Потому что после того, как отработаю свои часы и насмотрюсь на пьяные и довольные лица посетителей, решила, что подойду к Ильнуру и попрошу денег. Конечно, мама, прознав о такой самодеятельности с моей стороны, в восторг не придет. Но я давно уже принимала решения сама. Много чего утаивала от нее, чтобы она не переживала и не нервничала по пустякам. Хотя мне кажется, и без слов понимала, что мне не сладко приходилось на работе у Ильнура.

Пока я разносила заказы, а после еще убиралась в заведении, думала о том, что хотела бы рисовать, а не ходить между столами. Только мечты о выздоровлении Лизы и о занятиях живописью доставляли мне хоть какое-то удовольствие.

Я старалась не обращать внимания на громкий смех и веселье в заведении, которое, если бы не безвыходная ситуация, обходила десятой дорогой. Но понимала, что никуда больше не устроюсь, а деньги мне сейчас были крайне необходимы. Люди потихоньку разошлись и я, убрав последний столик, навела порядок в зале и пошла в кабинет Ильнура. Тот всегда засиживался на работе допоздна.

Постучала в кабинет и услышала тихое «Войдите». Вошла и взглянула на мужчину. Тот сидел в своем кресле за столом и с задумчивым взглядом смотрел в экран телефона. Нет, конечно, Ильнур был далеко не дурак, чтобы давать мне денег просто так или авансом. Но и я тоже многому научилась в этом месте за последние месяцы работы. А в частности, скалить зубы и настаивать на своем. Болезнь Лизы и безразличие многих людей сделало меня несколько тверже.

– Таисия, что-то случилось? – он вопросительно поднял брови.

Когда я говорила, что мне не поступали предложения интимного характера, я немного лукавила. Ильнур ничего лишнего себе не позволял и против воли меня ни к чему унизительному и постыдному никогда не склонял и не принуждал. Но разговоры о том, что у меня могла бы быть совсем другая жизнь, ответь я на внимание того же самого Багрова, иногда заводил. И получая от меня очередной отказ, прикрывался словами, что знал моего отца, потому и относился ко мне с неким снисхождением, держал на работе, да еще и терпел все мои причуды и упертый характер. Вот и сейчас я была уверена, что еще раз напомнит мне обо всем этом, но, тем не менее, я отступать не собиралась. Постараюсь призвать его к разуму или, на крайний случай, вызову жалость, но все равно попрошу денег. Да, было крайне неудобно, противно, низко, и в общем, претило мне так поступать, но лучше я потом буду жалеть об этом разговоре и неудачной попытке выпросить денег, чем увижу маленький гроб и угасающую мать.

– Да, случилось. Ты знаешь, что у нас в семье беда и нам нужны деньги. Мы никак не наберем всей суммы. Лизе нужна операция, и клиника ждет от нас согласия, чтобы ее провести. Нам не хватает ста тысяч рублей, – в лоб выпалила, глядя прямо в его лицо.

Мужчина сощурил глаза и откинулся на спинку кресла. На самом деле нам не хватало большей суммы, но я специально озвучила меньший ценник. А сто тысяч, на крайний случай, возьмем в кредит, который одобрили матери в банке.

– И? – спросил он, прекрасно понимая, что я сейчас потребую эту сумму.

– Мне нужны деньги. Я готова работать у тебя столько, сколько ты захочешь.

Какое-то время Ильнур молчал и пристально рассматривал меня серьезным взглядом. Затем поднялся с кресла и хищно улыбнулся.

– Девчонки говорят, что ты все еще девственница? – вдруг спросил он, а я непроизвольно дернулась от этого вопроса.

– Она самая, – сжав плотно челюсти, выдавила я.

Как и предполагала, начнет сейчас «сватать» мне Багрова. Девчонок подкладывал под него, чтобы быть к тому ближе и налогов платить меньше. Может еще что-то мутил, откуда я могла знать все подробности?

– У меня завтра приезжают гости из Москвы…

– Я не буду ни с кем спать! – я сверкнула гневным взглядом.

– Ты дослушай, а там сама подумаешь и расставишь приоритеты. Но просто так денег я тебе не дам. Ты вообще видела, чтобы я раскидывался ими просто так? Я не благотворительный фонд!

Я не шелохнулась. Но в эту минуту пожалела, что пришла к нему. Лучше бы поехала домой и еще раз обо всем подумала, прежде чем отправляться с такими заявлениями к хозяину ресторана. Наверное, я достигла крайней точки отчаяния, раз пришла к нему в кабинет.

– Приезжает один состоятельный человек вместе с сыном.

– Хоть с двумя дочерями! – огрызнулась в ответ, понимая все его намеки, и в какую степь он сейчас заведет разговор.

– Они очень обеспеченные люди. Очень, – деловито и важно подчеркнул Ильнур, – а мне нужна их помощь и связи. Думаю, ты могла бы понравиться его сыну. Он красивый молодой человек, наследник крупного бизнеса.

– Я правильно понимаю, ты предлагаешь мне сейчас подлечь под этого парня ради твоей выгоды?

– Это ты ко мне пришла и просишь выгоды. Я давно предлагал тебе варианты. Но спокойно принимал все твои отказы. Вон Багров знаки внимания тебе оказывает, а ты нос воротишь.

– Я не согласна! Я говорила о работе в ресторане, а не в одной из его комнат на протяжении всей ночи. Этой грязи я и так насмотрелась и не хочу принимать в ней участие! Ни с Багровым, ни с влиятельным гостем из Москвы! – внутри меня все клокотало от гнева.

– В таком случае мой ответ – нет. А у тебя ночь, чтобы подумать. Я даю тебе пятьдесят тысяч за ночь с сынком и оплачиваю перелет в Москву и обратно для твоей матери и сестры, и считай мы в расчете, а там я сам все обыграю, как мне нужно. Они асы в ресторанном бизнесе, и мне их связи нужны позарез. Откажешься ты, согласится Лиля или Лариса. За куда меньшую сумму. Уж они точно воротить нос не станут.

Я молчала и судорожно переводила дыхание, чтобы прямо сейчас не плюнуть Ильнуру в лицо и не уйти из этого гадюшника.

– Ты… – я осеклась, когда Ильнур подошел ко мне вплотную, впечатываясь в меня своим огромным пузом, которое прикрывала белоснежная рубашка. Дорогой парфюм ударил мне в ноздри.

– Я человек, который дает тебе шанс спасти сестру, заплатив за ее жизнь какую-то ничтожную плату. Если уж на то пошло, я могу попросить одного из своих парней, и тебе в момент решат твою проблему с девственностью, и твой ценник упадет вдвое. А то носишься, как ненормальная, с ней и сыплешь брезгливыми взглядами вокруг. Думаешь, я не вижу, как смотришь на всех свысока? Я терплю тебя лишь из-за твоего отца, потому что знал его, и он был хорошим человеком. Не то бы уже давно сдал тебя Багрову с потрохами.

Я едва сдержалась от ядовитой и злой реплики, собираясь назвать его обрюзгшим и лицемерным негодяем, который прикрывался благими намерениями ради личной выгоды.

Мужчина смотрел на меня испепеляющим взглядом, и я покрылась испариной. Этот разговор мне дался очень и очень непросто, я никак не рассчитывала услышать подобное предложение.

– Если отец был таким хорошим человеком, почему просто не дать денег? Или ты лишь пускаешь пыль в глаза?

– Потому что просто так в этой жизни ничего не бывает. И за все приходится в итоге расплачиваться, – хмыкнул он и развернулся, возвращаясь в кресло.

Выдержав его пристальный и насмехающийся взгляд, я медленно развернулась и пошла прочь.

Ни к чему не склонял, как же. Только отчетливо дал сейчас понять, что я давно хожу по краю, и он в любой момент мог столкнуть меня вниз. Но терпит. Из последних сил терпит, и его терпение на грани.

После смены я снова поехала к реке и провела там очень много времени. Больше часа точно. Сидела на берегу, слушала тихий плеск воды и думала над теми словами, что услышала в кабинете Ильнура. Одна ночь с каким-то человеком, который даже не местный житель и, считай, внушительная сумма на операцию у нас в кармане. А моя девственность… не носилась я с ней, как с писаной торбой, пусть не привирает. Мне вообще было на это наплевать, если уж на то пошло. Но продавать себя и свое тело за деньги первому встречному… Чтобы осмыслить это, требовалось время, а у меня его не было. Предложение Ильнура, походило на то, как если бы я сидела на игле и долгое время пыталась соскочить с дозы, а тут мне вдруг предложили задарма новый всплеск кайфа. Всего-то и требовалось, протянуть руку и закрыть глаза, чтобы получить это все…

Я включила громко музыку, жмурила сильно глаза и представляла, какой стыд буду испытывать, согласившись на эту низость. И что я только не делала, чтобы выбить этот разговор и предложение Ильнура из своей головы. Думала и том, что мать, прознав, откуда и каким способом я достала эти деньги, проклянет меня, но перед глазами, как приклеенная, стояла картинка здоровой и счастливой Лизы. Она бегала по заднему двору среди цветущих абрикосов и улыбалась нам.