Buch lesen: «Бабочкам положено умирать»

Часть 1, Яблочный сад(1).

Холодная осень 1987 года в деревне Пущино, Московской области, началась с третьего дня сентября. Накануне вечером сухаядухота сменилась внезапной прохладой, тревожноенебо затянули серые тучи, а рано утром на рассвете нагрянули холодные дожди. Пространство захватила тоска. И даже лес, который еще вчера манил к себе всех безмятежным шелестом и благодатью, сделал последний вдох, затем мгновенно замер и потускнел. Казалось, теперь уже до самой весенней поры.

Дом Марка стоял на самом краю деревни , примерно в сотне метров от лесного массива. Его жилище располагалось на территории огромного участка, в центре которого и возвышался трехэтажный громоздкий деревянный дом. Справа от дома ютилась еще одна, аккуратная постройка- помещение для прислуги, а с задней его стороны- теплицы, вольеры для собак, летняя кухня и баня. На живописном участке также расположились: небольшое искусственное озеро, чудесный полностью стеклянный зимний сад хозяйки поместья и яблочная роща. Окраина рощи находилась у самой реки, и отделял участок Несмеяновых от лесного массива хлипкий ржавый забор.Яблочный сад- самая прекрасная и загадочная часть земли Несмеяновых. Марк находил покой и умиротворение в прогулках между деревьями и мог пропадать в роще часами. Особенно весной, во время их цветения. Деревья в саду были высажены скученно и беспорядочно, таким образом, роща всем своим видом напоминала невысокий зловещий лес.

Окружающие недолюбливали Марка за его нелюдимость и замкнутость, про Несмеяновых ходили самые жуткие и невероятные слухи. И хотя все постройки на участке были выполнены из дерева, а сам он был зелен и ухожен, общий вид его нагонял тоску и смятение, вдобавок все стены и крыши обвил дикий виноград, от этого земля и постройки выглядели еще более безжизненно и пусто. Не смотря на обилие растительности, тут никогда не было слышно пения птиц или звуков насекомых. Две старые собаки Марка были удивительно тихими. На участке никогда не резвилась детвора, неслышно веселых семейных посиделок. В самом же доме было просторно и чисто, комнаты обставлены дорого и со вкусом. Мебель и обстановка в доме уже заметно устарели, но пространство не потеряло прежней роскоши и изящества. В интерьере светлого и пастельного цвета стены контрастировали с черными и коричневыми лакированными деревянными шкафами, ящиками, дверям и панелями , а люди обитали здесь в теплом полумраке. Вдобавок дом был заставлен дорогим, но таким же безжизненным антиквариатом и живописью. В одной только прихожей висело семь больших семейных фотографий, и три картины, с изображением хозяйки дома Софии Несмеяновой в молодости. В доме пахло сосновой древесиной и стиральным порошком.

Несмеянов Марк Леонидович- красивый мужчина пятидесяти двух лет. У него было длинное изящно сложенное тело, красивые тонкие пальцы рук. В аккуратных густых серебряных кудрях местами все еще проглядывались единичные пепельные локоны. Марк стоял у распахнутого настежь кухонного окна и курил. Душа его не была покойна. Это не было смятением, тревогой или страхом. Это было чем-то другим, чем-то, что Марк изо всех сил пытался раскопать и понять, но никак не мог. Поиски продолжались уже с неделю, и были невероятно утомительными. На столько, что измучили бедного мужчину даже больше, чем сами непонятные переживания. Марк стал замечать за собой рассеянность, нерасторопность и бессилие. Все это настолько раздражало его, что этим утром он уже вполне был готов сдаться, но прекрасная непогода забрала все до последнего пустые переживания и вернула Марку привычную ясность ума. Обычно он просыпался раньше всех в доме, но сегодня был особый день. День траура и скорби. Марк случайным образом забыл про него. Так же, как в прошлом году, так же, как забывал и каждый год на протяжении всех последних шестнадцати лет.

С самого раннего утра вся семья Марка и глухонемая, почти полностью слепая полоумная старуха – бывшая кухарка в доме Несмеяновых, отправились по случаю годовщины трагедии на кладбище, а затем на панихиду в церковь. Марк предпочитал держаться в стороне от подобных мероприятий. Он не видел себя ни в числе их участников, ни в числе их преемников. Сам Марк был человеком умным, хладнокровным и решительным, требующим понимания и объяснения всего, что происходит вокруг него, и следовательно- ярым атеистом. Нынешняя София Андреевна вызывала в нем чувство жалости и отвращения своей злобой, беспомощностью, суеверностью, дотошностью и прочими, не присущими ей до трагедии чертами. Но после произошедшего, она одурела на столько, что Марка раздражало само ее присутствие, ее голос, и даже просто ее вид. Его прежняя нежная Соня оставила Марка навсегда.

Конечно, немного ранее он тайком наблюдал их отъезд из окна своей спальни. И после того, как машина скрылась из виду, Марк почувствовал долгожданное облегчение. Сейчас он стоял уже полностью собранный и спокойный. А сегодняшний наряд Марка весь состоял из изысканной дорогой одежды. Он любил водолазки, брюки с высокой посадкой, разноцветные или даже пестрые шелковые рубашки и кашемировые свитера. Такие наряды дополняли и подчеркивали красоту его лица и тела, его светлую кожу, темные лисьи глаза, широкие узкие губы, высокие скулы, густые брови и ресницы, аккуратный острый нос и даже веснушки. На безымянном пальце правой руки он носил обручальное кольцо, а на безымянном пальце левой руки- фамильный перстень.

…

Вообще, Марк уже давно не задавался вопросами о мире или справедливости, о боге, добротели, зле, счастье или горе. За свою долгую жизнь он успел испытать все. И в какой-то момент Марк просто признал для себя, то безумие, что правит сегодня миром. И люди, которые растут рядом с ним с пеленок, привыкают к безумию настолько, что потом, когда они видят жизнь, в которой оно, не то чтобы не правит, а даже совершенно не нужно. Где оно порицается или вообще, осуждается, человеку, для которого безумие и безумцы были и друг, и враг, и отец, и мать, и любимая, гораздо легче будет вернуться к привычному и знакомому, нежели заново учиться отвечать за себя, проявлять благоразумие или зрелость. От того, дурь и так сложно искоренить, она живет в самих людях, в каждом отдельно и во всех вместе взятых, она у нас в крови. От того человек с малолетства и смотрит на предмет, как на картину, пытаясь вникнуть не в саму суть его работы, во всю хитрость механизмов и цель изобретения, а лишь разглядывает краски, которыми покрыт предмет и то, на сколько этому предмету удалось вписаться в общий интерьер мира. Никто не приучается задавать вопросы, от того потом мы и не способны отличить черное от белого, свою войну от чужой.

Еще Марк заметил, что хотя он и докуривал неспешно уже третью сигарету, в столовую никто так и не думал нести завтрак. Потому-то год назад, он и отказывался отпускать кухни престарелую повариху Агату. Ее попросила к себе в личные прислуги София Алексеевна, после того, как выяснилось что Агата, до работы на Несмеяновых, до своих сорока пяти лет трудилась на кухне женского монастыря где-то под Ростовом. Но, по ее совам, как только Агата узнала о трагедии в этой семье, тут же, сердце повелело ей бросить все и поспешить на помощь в дом Несмеяновых. Теперь же, с недавних пор, Агата служит только личной духовной наставницей Софии Алексеевны, всячески поддерживая ее на божьем пути. Агате выделили отдельную спальню, непосредственно в хозяйском доме, освободили от работы на кухне. Теперь она была обязана везде сопровождать хозяйку дома, помогать ей в служении Христу, и шепотом напевать Софии Алексеевне в течении дня различные православные молитвы и церковные песни. Хотя раньше Агата вдобавок к наставничеству, прекрасно справлялась и со своей работой на кухне. А новые молодые поварихи, Ира и Женя, уже почти, как год не могут запомнить к какому времени необходимо подавать хозяйский завтрак.

Все это безумно раздражало Марка с одной стороны, а с другой, до появления Агаты, жена с утра до ночи изводила его рыданиям и упреками. Она могла несколько дней проводить в кровати, держа фотографии детей у себя на груди, или часами глядеть на них, заливая снимки слезами. Для Марка это был яд, который отнимал у него все силы и совершенно не давал работать. От того, он и привык уходить от нее в свой личный яблочный сад, который к тому времени уже успел подрасти и плодоносил почти каждый год. Теперь же он выделил под безумие Софии и Агаты, которая на сегодняшний день окончательно одурела и практически разучилась внятно говорить, весь первый этаж дома и организовал свою жизнь и работу в доме так, чтобы практически никогда с ними не пересекаться.

И в тот момент, когда Марк уже докурил третью сигарету, и терпению его пришел конец, и он был готов лично пойти на кухню отсчитывать свою прислугу, в двери вошла Александра Михайловна, управляющая хозяйственными делами дома Несмеяновых и близкая подруга Марка.

Увидев ее, он неспешно достал еще одну сигарету из пачки, ловко зажег ее, повернулся обратно к окну, затянулся и спокойным, бархатным голосом заговорил:

–Не похоже, что ты несешь в руках мой завтрак. Можешь даже не начинать другие свои дела, пока не разберешься с кухней и тамошними дурехами,– он кончил произносить свое поручение, и снова медленно затянулся сигаретой.

–И тебе доброе утро, Марк Леонидович. Черт возьми, да сколько можно, я же буквально на той недели в сотый раз объясняла им распорядок! Как вообще не стыдно, с этим справлялась даже сумасшедшая Агата!– она положила какие-то журналы и почту на огромный деревянный обеденный стол, оттряхнула брюки и направилась на кухню, распахнув дверь в коридор, Александра на ходу начала кричать девушкам,– Ира, Женя, вы вообще…там? Вы надо мной издеваетесь…– ее голос звучал уже где-то в глубине дома.

…

Часть 1, Яблочный сад(2).

…

Марк заметил, что по его рукаву ползет весь белый и пушистый, премилый маленький мотылек. Марк взял бабочку в ладонь и поднес к лицу, чтобы разглядеть. Мотылек и не думал улетать, он лишь глядел на мужчину своими черными выразительными глазками и старательно намывал белоснежные усики.

–Доверяешь мне, дружок?– тихо спросил у мотылька Марк, затем ухмыльнулся, хотел было вытянуть руку к окну и выпустить несчастное насекомое на улицу, как вдруг, он заметил, что прямо от подоконника и до самой левой стены дома была натянута красивая и крепкая паучья сеть. К ней налипло множество капелек дождя, и все они поблескивали на ней, словно стеклянные лампочки. А с другого края этой паутины, под веткой голубой ели притаился крупный серо-коричневый паук. Ему совсем никого не удалось поймать в свои сети. Марк вновь поднес мотылька к лицу и так же тихо произнес,– Нельзя, нельзя, дружок, никому верить…

Затем Марк аккуратно заключил мотылька в кулак, поднес к самому подоконнику, наклонился и прилепил несчастного на большую и страшную паучью сеть. И глядя на то, как насекомое начало беспомощно метаться еще больше впутываясь в липкую ловушку, а паук потихоньку зашевелился и уже собрался ползти к нежданной в такую непогоду славной добыче, мужчина также тихо заключил:

–Ничего лучшего в своей маленькой короткой жизни ты сделать уже и не смог бы, малыш,– произнес он, и вновь затянулся, тлеющей все это время в левой руке сигаретой.

В этот момент откуда то выглянуло яркое утреннее солнце. Оно ослепило на мгновение Марка, а капли дождя в паутине засверкали словно гирлянды. В столовую тихо вернулась Александра.

Вскоре за ней шумно и неуклюже, спотыкнувшись и ударившись почти об каждый предмет, что встретился им на пути, в комнату влетели кухарки. Они наперегонки сервировали стол, одновременно с этим поправляя волосы, и приводя в порядок перекрутившиеся в суматохе юбки. Затем Женя, худенькая и черноволосая, врезавшись на обратном пути в Иру, убегает обратно на кухню за самим завтраком, а Ира, полная, светлокожая и румяная девушка, подбегает сначала к Марку, затем немного подумав, к Александре и задыхаясь и запинаясь, начинает оправдывать их утреннее упущение:

–Александра Михайловна, Марк Леонидович, мы то что…? Нам утром Агата сказала…завтрак нести позже, сегодня у хозяев поздний завтрак. Мы и не несли, я же думала вы тоже…поехали….– после этих слов Ира опустила глаза и сама посчитала, что они были лишними.

Ни Марк, ни Александра никак не отреагировали на Ирины оправдания, а последняя так и стояла посреди столовой с опущенной вниз головой, словно ожидая наказания. Через секунду в комнату снова вбегает Женя. В одной руке на подносе у нее тарелки с завтраком, чаша с фруктами и кофейная турка а на втором подносе- графин с вином и кувшин молока . Она быстро и ловко раскладывает все по столу, прижимает поднос к животу, опускает глаза, и так же виновато становится рядом с Ирой. Марк тушит сигарету, спокойно и грациозно подходит к столу, берет утреннюю газету, затем садится на свое место и готовится приступать к завтраку. Девушки по-прежнему стоят на месте. Александра дописывает что-то в блокнот, тихо вздыхает, переводит взгляд на провинившихся, и говорит:

–Завтрак подается здесь для Марка Леонидовича. В следующий раз просто не нужно слушать Агату, а нужно заглянуть в столовую или найти меня и спросить. Идите уже, стоят как на казнь,– голос Александры был очень мягким и приятным, даже кричать у нее никогда толком не получалось, она просто делала тон более строгим и говорила чуть громче обычного, и даже это всегда звучало очень снисходительно и любезно.

Девушки еще раз извинились и тихо вышли из комнаты. Неожиданно появившееся солнце светило только на Александру, ее белая полупрозрачная кожа стала еще светлее и теперь как будто сияла. Женщина прикрывала лицо своими все время дрожащими маленькими белыми руками. Затем тихо возмущаясь, взяла принесенную ранее номенклатуру со стола и пересела поближе к Марку. Туда, где солнце ее недостанет. Лицо и тело ее, как теперь сложно было не заметить, украшало множество ярких рыжих веснушек. Вообще вся Александра была как из сказки. Огненные волосы, белая кожа, широкие пухлые губы, острый нос и большие белые уши. Она очень любила выставлять их напоказ и никогда не прятала за волосами. Александра была идеально сложена, хотя рост ее и составлял немного больше полутора метров. Рядом с Марком она казалась совершенно миниатюрной. Одежду Александра предпочитала постельных тонов. Гардероб ее составляли блузы, рубашки, прямые юбки, длинные платья в пол. Брюки она почти никогда не носила. Любимым украшением Александры был жемчуг. Ей было сорок три года, но лицо совершенно не утратило миловидный облик. На безымянном пальце ее правой руки остался след от обручального кольца.

Марк молча уткнулся в газету и ел свой завтрак. Тишину нарушила Ира, которая спешила поднести вторую чашку к завтраку, для Александры. Последняя отблагодарила ее. Затем женщина аккуратно взяла со стола все необходимое и попыталась приготовить себе кофе. Ничего не вышло. Даже когда она задействовала левую руку, дрожь была настолько сильной, что половина содержимого тут же расплескалось по столу. Ира, которая все еще стояла там и ожидала подобных трудностей, хотела было предложить помощь. Но Александра только мягко указала ей головой на дверь.

–Поняла,– тихо ответила Ира и удалилась прочь.

Марк глубоко вдохнул, сложил газету и положил ее на стол. Закинул ногу на ногу, откинулся на спинку стула и заговорил:

–Саша, у тебя руки трясутся,– он положил голову на ладонь и вопросительно посмотрел на Александру. Та в свою очередь раздраженно уставилась на него в ответ, хотела было что-то ответить, но не успела,– не знаю, заметила ли ты сама или нет. Но я тебе, кажется, как-то указывал на это, и говорил, насколько меня это раздражает, и просил, нет, требовал, чтобы ты что-то с этим сделала. Как ты вообще работаешь, делами заведуешь? Это же не возможно.

Александра тоже откинулась в кресле и начала спокойно отвечать:

–А что я с этим могу сделать? Ты и сам прекрасно знаешь, что это болезнь, и со временем все будет только хуже. Это не вылечить.

–Я же сказал, к кому обратиться. Кто поможет. Чем дольше тянешь, чем шансов меньше…

–Шансов нет,– в этот момент она ловко схватила кружку и поднесла ее прямо к губам, отхлебнула, и также ловко вернула на место, не пролив ни капли,– с этим можно только…научиться жить, или не смириться и не научиться. Вот и все.

–Но шанс есть, ты это знаешь,– с таким же важным видом продолжал настаивать Марк.

–Какой? Под нож лечь? Нет уж, ни за что. Ищите с другом других испытателей судьбы, а мне еще сына растить. И приятелю своему передай,– она сделала вид, что вернулась к своим домовым записям.

Марк ухмыльнулся, немного наклонился к Александре и продолжил:

–Ну, во-первых, не «приятелю», а коллеге. А, во-вторых, я же помочь хочу, чего ты злишься? И, в-третьих, ничего не сделаешь с руками, лишишься работы, дорогая. Лишишься. Так раздражает эта…вихлявость… жутко…

Женщина ничего ему не ответила, и только устремила на Марка взгляд, полный тревоги и замешательства. Мужчина тихо поднялся, аккуратно сложил газету, подошел к Александре и нежно поцеловал ее в висок, развернулся, и хотел уже удалиться, как вдруг его внимание снова привлек мотылек, по-прежнему барахтающийся в паутине. Марк подошел к окну, и наблюдал, как бездушный толстый паук крадется к насекомому по своим липким снастям, зрелище это заворожило Марка. И он вновь обратился к Александре:

–Ты погляди, природа какова! Они как актеры в театре, разыгрывают для нас с тобой сценку, дорогая!– Марк резко повернулся в сторону Александры, но как только он сделал рывок, то тут же налетел прямо на нее. За то время, пока он наблюдал представление на паутине, женщина бесшумно подкралась к нему сзади.

Она положила свои ладони на его плечи, затем нежно обхватила лицо Марка руками и жалобно, чуть слышно заговорила:

–Марк, мама болеет. Сильно болеет. Я так за нее переживаю, я не знаю, что теперь делать,– она продолжила держать его лицо руками.

Марк с несколько секунд стоял в оцепенении, затем заговорил:

–Мне очень жаль, Саша,– к сожалению, в ее случае уже совершенно ничего нельзя поделать. Можно только надеяться, что она уйдет быстро и не причинит лишних страданий окружающим и тебе в частности. Возможно, я смогу договориться на счет стационара. Если хочешь, мой друг.– они продолжали неподвижно стоять у раскрытого окна.

Александра медленно мотала головой, отвечая на предложение Марка отказом. Ее зеленые глаза наполнились слезами, затем несколько крупных капель сорвались и полились по белой коже. Марк заговорил вновь:

–Но ты на днях обязательно пойдешь к врачу,– он нежно обхватил ее руки своими и аккуратно убрал их со своего лица. Они по-прежнему смотрели друг другу в глаза.

Александра собралась с силами, и еще тише прежнего спросила:

–Марк, а ты жену видел сегодня?– Марк по-прежнему держал ее руки своими.

–Видел конечно, когда она утром со своей старухой отъезжала от дома,– теперь он смотрел на Александру с недоумением,– а что?

–Ничего дорогой Марк, ничего. Просто спросила, я видно разминулась с ней…сегодня,– она нежно опустила голову на грудь Марка, он в ответ так же нежно ее обнял.

–Руки Саша, не забудь про свои руки, тебе-то еще жить да жить. Да и меня ты на кого, если что оставишь, на жену? Я лучше сразу пулю в лоб, – Марк мягко улыбнулся.

–Обязательно дорогой, в самое ближайшее время займусь, обязательно…– слезы по ее щекам полились еще сильнее.

…