Все состояния души облачены были божественным.
320. Там встретились взаимные и страстью обжигающие связи
Восторга власти и зависимости рабской от этого восторга,
Наложенные самой Любовью на сердце Любви послушной,
И тело Любви, томящееся под ярмом восторга.
Всё это было игрой встречающихся царственностей.
325. Ведь, поклонение сближает силу, склоненную в поклоне, с блаженством
И предметом гордости богов, которые душа так обожает:
Правитель там един со всеми, кем управляет он,
Кому он служит со свободным и спокойным сердцем -
Повиновение является великой школой обучения.
330. Венец и привилегии его высокого сословия, и вера его
Являются своеобразным выражением божественной природы,
Его служенье – выражением духовного владычества.
Там были царства, где Знание соединилось с Силой созидательной
В её высотном доме и сделало её своею собственной:
335. Великий Озарённый этот объял Её блистающие ветви
И накормил их страстью своего свечения,
Пока всё Её тело не стало Его прозрачным домом,
А вся Её душа – аналогом Его души.
Обожествленные, преображенные касанием мудрости,
340. Её дни стали ярким жертвоприношением;
Она горела как бессмертный мотылек в весёлом
Нестерпимом пламени счастливого и непрерывного огня.
Лишенная свободы Жизнь была повенчана с завоевателем своим.
В Его просторном небе она свой мир создала заново;
345. Спокойной поступи ума она придала ускорение мотора,
Разумному – потребность жить, как видела душа,
Живущему – толчок, чтоб знать и видеть.
Её охватывало Его сверкание, её могущество цеплялось за Него;
Она создала короля в пурпурных одеяньях из Идеи,
350. Свой скипетр магический вложила в Мысли длань,
Ритмические образы виде́ний внутри Его отлила в формы,
А свои действия – в живое тело Его воли.
Мгновенный яркий свет создателя, гром пробуждающий -
Свет Победителя взнуздал Силу бессмертную её;
355. Кентавр в стремительном галопе нёс бога на себе.
Величие двойное обретает Жизнь, сидящая на троне с Разумом.
Миры там были счастия великого, глубокого
И действия, которое окрашено улыбкой и мечтою мысли,
И страсть там ожидала исполнения своих желаний
360. До той поры, пока не ощущала рядом Бога.
Миры там были радости невинной, чистого веселья;
Там молодость беспечная ума и сердца
Небесный инструмент в обличии телесном обретала;
Она сиянье золотистое вокруг желанья зажигало
365. И в человечьих телесах высвобождало божие животное
К скачкам блаженства и любви, и красоты.
В стране сияющей, что созерцает лишь благоволение небес,
Проворный импульс жизни не гас и не был ограничен:
Не знал он и усталости; печаль его была счастливой.
370. Работа там была игрой, игра – единственной работой,
Задания небесные – богоподобного могущества потехой,
Небесною вакхическою пляской, вовеки чистой.
Не остановленная слабостью, присущей всем остовам смертным,
Жизнь была вечностью восторга настроений:
375. Не приходила старость, и забота никогда лица не посещала.
Связуя тесно с жизнью звезд без всяких опасений
Любую гонку, смех любой бессмертных сил,
Резвились на своих полях для игр нагие боги-дети,
Сражая ветры скоростью и блеском;
380. Они в товарищи для этих игр позвали шторм и солнце,
Соревновались с белой гривой волн грохочущих морей,
Уничтожая расстояния, колесами своими попирая их до смерти;
И на аренах своей силы они упорно бились.
Неотразимые в сверкании своем, подобные горящим солнцам,
385. Они сияньем тел воспламенили небеса,
Послав их миру этому, как бога щедрый дар.
Чарующая сила, чтобы сердце к полному восторгу привести -
Они несли великолепье и влиянье обаяния своего
Как будто знамя Жизни по дорогам Космоса бескрайнего.
390. Друзьями светлыми души были идеи;
Здесь разум с речью игры вел и вбрасывал метательные копья мысли,
Но не нуждался в этих инструментах, чтобы знать;
Подобно отдыху, приятным развлечением Природы было Знание.
Там облаченные сияньем ярким сердца чистого,
395. Дети-наследники врожденной древней божьей интуиции,
Те обитатели бессрочного владенья Времени,
Еще объятые блаженством первого творения,
Существование влили в собственную молодость души.
Изящный и неистово горячий деспотизм,
400. Который энергично принуждает собственную волю к радости,
Излил на мир улыбчивые струи счастья.
Царили там дыхание высокой и свободной сути,
Удачливая поступь дней в спокойной атмосфере,
Поток любви всеобщей мира необъятного.
405. Владычество неутомимой нежности существовало там,
Как песнь о наслаждении, что Время нам поёт.
Спонтанный массовый порядок свободной сделал волю,
К блаженству допустив открытый искренний полет души,
Раскрыв величье, широту неограниченного действа
410. И вольность золотую сердечного огня.
Там не было обманных рассуждений о разделении душ,
И искривленность мысли или слова туда не приходила,
Чтоб у творения украсть принадлежащую ему по праву истину;
Всё было откровением и силой естества.
415. Свобода там была законом высшим и правилом единственным.
Миры те поднимались или погружались в ряд, пригодный им -
В царства изящной красоты и изумления,
В поля величия и мощи титанической.
Жизнь здесь легко играла со своими необъятными желаниями.
420. Она без перерыва могла построить тысячу Эдемов;
Не установлено пределов для её величия и милости её,
И для разнообразья божьего её.
Возникнув из груди глубокой Бесконечности,
От крика пробуждаясь и от шевеления несметных душ
425. И улыбаясь как дитя, рожденное в любви и уповании,
В своей природе поселяя мощь Бессмертия,
В своей душе лелея Волю вечную, ей не было нужды в советах,
Ибо руководило ею только сердце просветленное:
Божественность её шагов какое-то падение не унижало,
430. И не могла прийти чуждая Ночь, чтоб ослепить её глаза.
Там не было необходимости в защите от недовольства;
Любое действо было совершенством и успехом.
Безудержная из-за настроений своей фантазии богатой
И интенсивного и красочного буйства своего ума,
435. Дионисийская богиня всеблаженства,
Которая посвящена в могучие священные мечты,
Вакханка бурного животворящего порыва,
Магический строитель форм бесчисленных,
Исследующий данные ему размеры ритмов Бога -
440. Она по усмотренью своему ткала свой собственный волшебный танец.
Мир счастья этот видел Ашвапати, и ощущал призыв его,
Но вход в блаженство это он не нашел;
Моста через сознания пропасть не существовало.
Был слишком темный воздух вокруг его души,
445. Привязанной к тревожной беспокойной жизни.
Хоть и присутствовало страстное желание и разум жаждущий,
Для грустной мысли, порожденной скорбным опытом,
Для виденья, которое ослаблено печалями, заботами и долгим сном,
Казалось это всё мечтою лишь заветной, яркой,
450. Воспринимаемой в желанной дальней дали сердцем
Того, кто следует под сенью земных мучений.
Хоть он объятья Вечности и ощутил однажды,
Была его природа слишком близкой к мирам страдания,
И там, где он стоял, присутствовали только врата въездные Ночи.
455. Вплотную окруженная тревогами мирскими,
С трудом та форма плотная, в которой сотворили нас,
На радость отвечает чистейшей радостью, на свет – полнейшим светом.
Ибо истерзанная воля жить и думать сначала
Пробудила смешенье удовольствия и боли
460. И до сих пор хранит эту привычку своего рождения:
Всё наше бытие – сплошная двойственность.
На стадиях начальных мира смертного
Жизнь не была игрой ума или мечтою сердца.
Когда в несознающей Пустоте была сотворена земля,
465. И не существовало ничего, за исключеньем материальной сцены,
Отождествляемые с морем, камнем, небом,
Младые боги жаждали освобождения душ,
Которые в бесформенных, безжизненных объектах еще спали.
В необитаемом великолепье этом, в лишенной духа красоте,
470. В глухой тиши, среди оставленных без понимания звуков
Тяжелым было бремя Божества – ни с кем не разделяемое бремя
В мире, в котором не было каких-либо стремлений;
Ибо там не было кого-то, кто мог воспринимать иль чувствовать.
Тупая масса эта, которая не допускала нервной дрожи чувств,
475. Глубокий созидательный мотив в себя вместить бы не смогла:
В гармонию Материи, теперь уже не погруженный,
Застывший, свой покой утратил Дух.
И в трансе отстраненном Он ощупью искал прозрения,
Стремился всей душою к сознательным движениям сердца
480. И жаждал разговора, мысли, радости, любви.
В немом бесчувственном кружении дня и ночи
Он жаждал отклика, пульсации стремления.
Висящее в покое Несознание, что сотрясалось от прикосновенья,
И Тишина интуитивная, дрожащая от имени любого, -
485. Они взывали к Жизни, чтобы захватить эту бесчувственную форму
И пробудить божественность в отливках этих грубых.
На шаре этом, что в безмолвии кружился, был услышан голос, -
В беззвучной Пустоте стон чей-то приглушенный раздавался.
Где прежде не обитал никто, казалось, дышит существо:
490. Там, нечто, заключенное в глубинах неодушевленных,
Существование с сознанием отринувшее и радость потерявшее,
Сменило курс, как если б это сделал спящий с незапамятных времен.
Осознавая ту свою реальность, что похоронена была,
И вспоминая «я» своё забытое и привилегию свою,
495. Оно стремилось знать и возвышаться, жить и наслаждаться.
Жизнь этот зов услышала и в стороне оставила свой прежний свет.
Её великолепие, стремительность, её блаженство,
Переполняющее план яркого великолепия её,
Ширококрылый милосердный Ангел излил сюда же -
500. На косное кольцо и неуклюжее движенье бренного Пространства,
Надеясь радостью наполнить сей светлый новый мир.
Подобно той богине, что приходит к душам смертным
И окружает их объятиями небесными своими,
Она склонилась, чтобы в преходящих формах создать свой дом;
505. В утробу материнскую Материи она огонь бессмертный опустила
И в Пустоте бесчувственной мысль и надежду пробудила,
Сразила красотой, очарованием своим и плоть, и нервы
И силой навязала всеблаженство бесчувственной земле.
Одетое растениями, цветами и деревьями, живое
510. Земли большое тело улыбнулось небесам,
Небесная лазурь ответила лазури во всплесках моря;
Глубины океанские заполонили разные создания с чувствами,
Проворство и радость Жизни себя явили в животном мире,
Отважился, задумался и встретил весь мир своей душою человек.
515. Но было ещё в движении Жизни дыхание волшебное, и, прежде чем
Её дары смогли достичь наших сердец, в неволю заключенных,
Двусмысленное темное Присутствие подвергло всё вокруг сомнению.
Та Воля тайная, что облачает себя в одежды Ночи
И предлагает духу плоти испытание тяжелое,
520. Богине Жизни навязала мистическую маску боли, маску смерти.
Задержанная ныне в годах медлительных, мучительных,
Живет как временная гостья та странница крылатая волшебная,
И состояние своё – счастливей этого – вернуть она уже не может,
И нужно подчиниться ей закону Несознания инертному,
525. Бесчувственному основанию мира,
В котором на красоту наложены ограничения слепые,
А горе и любая радость живут как те, кто постоянно конфликтуют.
Чудовищно тупая немота упала на неё:
Разрушен был её могучий тонкий дух,
530. И дар её убит – дар детского божественного счастья,
И слава вся её обращена в ничтожность,
А сладость – в искалеченное вожделенье.
Своим трудом дать пищу смерти – судьба всей Жизни здесь.
Её бессмертие сокрыто было так, что Она вся казалась,
535. Сознание навязывая миру несознательному,
Лишь эпизодом в смерти вечной и неким мифом бытия,
Которое должно навеки прекратиться.
Такой была злосчастная мистерия Её материальных изменений.
Конец Песни третьей
Песнь четвертая
ЦАРСТВА НИЗШЕЙ ЖИЗНИ
Трепещущий пугливый ненадежный мир,
Что порожден был встречей грустной и темнотой затмения,
Возник в той самой пустоте, где Жизнь уже оставила свой след, -
Живая тьма, движенье ищущее, смутное.
5. Там были судороги силы, сознательной всего наполовину
И пробудившейся с трудом от Несознания сна,
Которое привязано к Неведенью, ведомому инстинктом,
Чтобы Сознанием стать и овладеть всем миром.
Сила-наследница утраты, бедности, одолеваемая памятью,
10. Что ускользает, когда стараешься воспользоваться ею,
И нас забытыми надеждами терзает, которые всплывают снова,
Старалась слепо, двигаясь наощупь,
Заполнить гибельную, болью раздираемую брешь между
Страданием земли и тем блаженством, откуда пала Жизнь.
15. Тот мир, что постоянно ищет упущенное им, охотится за радостью,
Которую земля не оказалась в состоянии сохранить.
Неумиротворенное волненье слишком близко к вратам людским,
Чтоб на планете косной, материальной спокойно пребывать:
Мир этот соединил свой голод с голодом земли,
20. Он дал закон стремления всем нашим жизням,
Он сделал нашу духовную потребность бездонной пропастью.
В смертные дни и ночи вошло Влияние,
Оно накрыло тенью расу, рожденную во времени;
В потоке бурном, в котором скачет невидимый пульс сердца,
25. А нервное биение чувства пробуждает ощущение,
Что отделяет Ум сознательный от сна Материи,
Скитался зов, не знающий совсем, зачем сюда пришел он.
Земли коснулась Сила запредельная;
Покой, который мог быть вечно, не смог быть больше;
30. Бесформенная острая тоска обуревает сердце человека,
В его крови – вопль, зовущий к счастью:
Без этого бродил бы он по вольной солнечной земле
С умом животного, не помнящим о боли, детским,
Иль жил счастливой безразличной жизнью, как мир растительный.
35. Могущество, пришедшее сюда, чтоб быть счастливым,
Осталось на земле, чтобы страдать и возвышаться.
Смолк зарождающийся смех, который звенел сквозь время:
Померкла полностью естественная радость жизни человека,
А горе стало кормилицей его судьбы.
40. Животная, лишенная раздумий радость осталась позади -
Заботы, размышления обременяют все повседневные его дела;
Неудовлетворенность и благородство ожили в нём,
Он пробудился к скрытому Незримому.
Искатель ненасытный – всё, чтоб учиться, есть у него:
45. Он исчерпал уже деяния поверхностные этой жизни,
Осталось изучить те царства, что сокрыты в существе его.
Становится он разумом, становится он духом и сутью «я»;
Растит властителя Природы в обители своей недолговечной он.
В нём пробуждается Материя от транса темного недолгого,
50. Его плоть ощущает Божество, которое ему становится всё ближе.
Незрячее Могущество, которое не видит больше цели,
Лишенная покоя и голодная энергия желанья Воли -
Жизнь вбрасывает семя в форму тела, что пребывает праздным;
Она от спячки безответной пробудила слепую Силу,
55. Заставив её искать, воспринимать, осознавать.
В мучительных и грандиозных родах Пустоты,
Тревожил грёзами своими глубокий заведённый сонный ритм
И мертвое кружение вселенной, в оцепенении дремлющей;
Могучий пленник – Жизнь за освобождение боролась.
60. Стремление её живое устранило инертность клетки,
А в сердце она зажгла огонь потребности искать и страсть;
Среди глубокого покоя бесчувственного мира
Возник её глубокий глас борьбы, молитвы и упорного труда.
Сознание слепое в безмолвном мире
65. И чувство без руля – лишь это оставалось на её пути;
Мышленье было недоступно, и ничего сейчас она не знала,
Но всё, что неизвестно, она могла и ощущать, и осязать.
И подчиняясь продвиженью не рожденной сути к рождению,
Она сломала свою печать той жизни неодушевленной:
70. В субстанции безмолвной неразумной силы её души,
Которая не может выразить божественность её глубин,
Сейчас же пробудилась некая слепая необходимость знать.
И инструментом Жизнь избрала цепь Материи, которой её связали;
Был у неё инстинкт – зародыш Истины, присутствовали также
75. Попытка достижения успеха и рост – стремление незнания.
Навязывая телу желание, надежду,
И налагая на несознательную суть сознание,
Она внесла в упорство стойкое Материи то притязание своё
На право властвовать, утраченное ранее и выстраданное ныне,
80. Свой поиск неустанный и сердце беспокойное своё,
Призыв свой к изменению, нетвердые шаги своих блужданий.
Поклонница восторга безымянного
В соборе наслажденья неразборчивом
Она возносит тайные обряды богам животным, темным.
85. Но жертва эта нескончаема, напрасна,
Священник же – невежественный маг, который лишь свершает
Пустые перемены на алтаре намерений
И в пламя немощное льёт фальшивые надежды.
Груз преходящего успеха отягощает её шаги,
90. И с ношей этой она идти вперед может с большим трудом;
Но тикают часы, взывая к ней, она перебирается вперед
От мысли к мысли, от стремления к стремлению;
Успехом величайшим её является беспрецедентная необходимость.
Материя рождает недовольство, Жизнь обращается к Мышлению;
95. И землю – своё поле – Жизнь покоряет, затем истребует и небеса.
Работу грубую по освоению она уже свершила,
Её труды минуют века сомнений,
Но свет преобразующий, великий еще на землю не сошел,
И никакой освобождающий восторг не прикоснулся к грехопаденью.
100. Лишь слабый проблеск прорывает иногда небесный свод ума,
Тем самым подтверждая смутное предвидение,
Что формирует путь к неведомым рассветам из темной ночи
Или неясный ключик к состоянью божьему.
Великая задача Жизни началась в Незнании,
105. В Неведении она незавершенную работу эту продолжает,
Наощупь к знанию идёт, но не встречает лика Мудрости.
Шагами неосознанными медленно шагая,
Она – Богов подкидыш – здесь блуждает и, как
Душа ребенка, оставленная рядом с вратами Ада,
110. Неловко шарит сквозь туман в поисках Рая.
В подъеме этом медленном Природы был должен Ашвапати следовать
Шагам Её из состояния начального, туманного и не сознательного,
Поскольку только так могло прийти спасение земли.
Ибо так только мог узнать он неясную причину того,
115. Что тянет нас назад и вводит в заблужденье Бога в его желании
Душу, заключенную в тюрьму, навек освободить.
Путями скорыми падения через опасные врата
Рискнул пройти он в неизвестность серую,
Кишащую инстинктами, которые пробились из неразумных бездн,
120. Чтоб место здесь себе отвоевать и облачиться в форму.
Жизнь здесь была сердечным другом Смерти
И ела у Неё с руки, чтоб подышать хотя б недолго;
Она была и заключённой, и удочеренной беспризорницей Её.
Впуская подсознание, как житель временный в том царстве
125. Сонной темноты, она и не питала никаких надежд.
Вот там, вдали от Истины и просветлённой мысли,
Увидел Ашвапати место настоящее, особый смысл рождения
Развенчанной и искаженной Силы, страдающей от этого.
Там выставляя напоказ несчастное лицо фальшивой истины,
130. С божественным рождением нашим несогласие
И безразличье к красоте и свету,
Жизнь щеголяла своим бесчестием животным,
Беспомощной и грубой, голой маскировкой
Отмеченного и осознанного, подлинного образа
135. Силы украденной надежды, отвергнутой и изгнанной с небес,
И падшей, прославляющей ничтожность состояния такого,
Низкопоклонство перед силой, некогда полубожественной,
Бесстыдное убожество животных вожделений,
Кричащий внешний облик этого невежества,
140. И неприкрашенное тело этой нищеты.
Здесь Жизнь впервые вылезла из лужи грязи,
Где пребывала без сознания, немая, косная:
Оцепенение и узость восприятий хранили там безмолвие её,
И темнота, не отменяемая Светом, прилипла к ней.
145. Касание свыше, которое спасает, туда не приходило:
Взгляд ввысь был чуждым её видению,
Бесстрашная божественность её шагов была забыта;
Отвергнутыми были счастье и блаженство,
И приключение в рискованных пространствах Времени:
150. Погрязнув, она была едва пригодна, чтоб жить и приносить плоды.
Туман встревоженный безмерный Пространства поиска,
Лишенный света слой, объятый пеленой неясной,
Из дома изгнанный, бесформенный и безымянный, -
Спелёнатый слепой аморфный разум
155. Просил любого тела, чтоб свою душу переместить туда.
Отвергнута его мольба – он мысль свою слишком невнятно мямлил.
Ещё не наделенный силой этой мысли, едва живой,
Открылся он в причудливом пигмейском мире,
Где был источник этой несчастливой магии.
160. На тех границах смутных, где Жизнь с Материей встречается,
Среди полудогадок и полупрозрений ходил, блуждая, Ашвапати,
Упущенными целями и неохватными началами гонимый.
Там зародилась жизнь и сразу умерла, поскольку не смогла так жить.
Там не было основы прочной и неуклонного движения;
165. Владело силой в этом месте только пламя неразумной Воли.
Он сам себе был там неясен, наполовину ощущаем, тёмен,
Как будто сквозь него старалась проявиться Пустота.
В чудных владениях этих, где было только чувство,
А направляющая мысль ни правилом и ни причиной не была,
170. Лишь детское невежливое сердце вопило об игрушках счастья,
Ум лишь мерцал ребяческим расстроенным накалом,
А к форме лишь влеклись случайные энергии хаоса, которые
Воспринимали каждый всплеск огня руководящим пламенем.
Шагов разумных слепая сила эта делать не могла;
175. Испрашивая света, она шла путеводной нитью тьмы.
При этом несознательная Сила шла к восприятию наощупь,
Материя, сраженная Материей, проблескивала к ощущению.
Реакции слепые и неспешные прикосновения этого неумолимо выбивали
Искры инстинкта из скрытой подсознательной основы;
180. Теснились ощущения – немые суррогаты мысли, -
Ударам пробуждающим Природы то восприятье отвечало,
Но этот отклик был лишь чисто механическим толчком,
Прыжком, рывком во сне Природы,
И необузданные, грубые удары эти, соперничая, приходили,
185. Внимания не обращая на любые не свои поползновения,
И сталкивались в темноте своей с ударами, что были ещё темнее,
Свободными являясь в мире анархии размеренной.
Существования потребность и выживания инстинкт всецело
Овладели волей рискованного напряженного мгновения
190. И ничего не видящим желанием, внезапно ощутившим пищу.
Вспышки Природы эти были единственным законом,
Сила боролось с силой, но безрезультатно: достигнуты лишь были
Побужденье и обладанье без понимания их сущности,
И чувства, и инстинкты, которые не ведают истока своего, -
195. Чувства страданий и наслаждений, которые быстро находят и теряют, -
И неодушевленное движенье неразумных жизней.
То был пустой излишний мир,
Чья воля породила слабый и печальный результат,
Бессмысленные муки и недовольство смутное и серое.
200. Казалось, не имеет ценности работа становленья мира этого.
Но так не рассуждал взор пробужденный духа Ашвапати.
Как некая отдельная звезда – свидетель одинокий, Света страж,
Что в отдалении сияет независимо
В течении медленном, лишенной мыслей, Ночи, -
205. Как лишь единственный мыслитель в бесцельном мире,
Который ждет рассвета, предначертанного Богом,
В деяниях Времени он видел замысел реальный.
Была видна волшебная работа без некой зримой цели,
Наполненная смыслом, божьей волей.
210. Сплетенья первые космической змеиной Силы раскручивались из
Мистического круга неживой Материи, лежащей в трансе,
Которая главу свою уже подняла в благоприятной этой атмосфере,
Но не могла ещё отбросить Ночи сон густой
Или нести в себе необычайно эффективные прослойки разума,
215. Одеть на хохолок свой драгоценный души корону
Или возвыситься в сиянии солнечного света духа.
Пока была видна лишь только её нечистота и ощущалось некое усилие,
Необъяснимое сползание сознания к свету
По плодородному дну страсти и переборкам чувства,
220. Под коркой тела, развитого божьей силой «я» -
В её потемках наблюдалась неторопливая, но жаркая работа,
Брожение мутное горячей перемены всей Природы,
Фермент творения души из черной грязи.
Божественный росток, надевший на себя личину эту серую,
225. И падшее неведенье под сенью Ночи
Трудились, чтоб исполнить неприглядную работу -
Снять маскировку с потребности у Несознания,
Чтоб проявить сиянье Бога в замесе глиняном Природы.
Взор Ашвапати – орбитами глазными духа воплощенного -
230. Проникнуть смог сквозь серый, светом брызжущий туман,
Внимательно рассматривая тайны потока жизни, что движется
И оживляет клетки тела, безмолвные, сплошные, однородные,
И мысль в себе несет, и плоти страстное стремление,
И вожделение острое, и голод его воли.
235. Прослеживал он это в потоке, что сокрыт от внешних глаз,
И видел всё, что происходит в нём, вплоть до чудесного источника.
Мистическое тайное Присутствие, которое прощупать никто не может, -
Творец игры сияния и мрака, которым управлять никто не может,
В парадоксальной жизни отчасти горькой и отчасти сладкой
240. Просил от тела знакомства близкого с душой
И, благодаря вибрации мгновенной центра нервного,
Соединял сей трепет механический со светом и любовью.
Это Присутствие зовет уснувшие воспоминания духа, лежащие
Под пеной Времени, подняться вверх из подсознательных глубин;
245. Забывшие о пламени счастливой истины,
С глазами утомлёнными, взирающими лишь с большим трудом,
Они приходят, замаскировавшись чувствами, желаньями,
Как сорная трава ненадолго восходит над поверхностью,
И утопают вскоре в сомнамбулическом потоке.
250. Хотя движенья силы Жизни пришли в упадок и нечисты,
Всё же в Её глубинах таится истина небес,
И в самых темных Её частях горит этот огонь.
Прикосновенье божьего восторга в актах творения,
Воспоминание счастия, утраченного жизнью,
255. В корнях дремотных смерти и рождения еще таятся,
А мира красота бесчувственная отражает блаженство Бога.
Улыбка этого восторга сокрыта тайной повсеместно;
Она струит в дыханье ветра и в соку деревьев,
И всё великолепие её просвечивает ярко в листьях и цветах.
260. Как только Сила Жизни пробилась сквозь полусон в растениях,
В которых ощущала и страдала, но не могла взывать и двигаться,
Она в крылатой птице, в звере и в разумном человеке
Ритм сердца музыкой своею сделала;
Ритм этот вынудил проснуться все бессознательные ткани
265. И счастья требовать, и получать мучения,
И трепетать от удовольствия и смеха при блаженстве мимолетном,
И постоянно дрожать от боли и желать экстаза.
Повелевающая, плохо понимаемая и немая, слишком далекая
От света и слишком близко расположенная к сердцу существа,
270. Странно рожденная во Времени из вечного Блаженства,
Она сжимает сердце и нерв животрепещущий;
Её острейший поиск самоё себя на части раздирает сознанье наше;
Такое жало является причиной наших страданий и удовольствий:
Интуитивное, слепое, невидящее истинную радость,
275. Желание души хватается за мимолётный случай.
Воспламеняющий порыв Природы, противиться которому нельзя,
Приходит, нарастая сквозь кровь и чувство, ставшее живым;
Причина этому – экстаз самозабвенный Бесконечья.
Он превращает в нас в конечные влечения и страсти
280. Желанье покорять и обладать, схватить и удержать,
Расширить поле и границы жизни, и удовольствий уровень,
Бороться и одолевать, и делать что-то чем-то собственным;
Он также превращает в страсть надежду разделить любую радость
С радостью других, стремление владеть и подчиняться,
285. Любить и быть любимым, и чувствовать, и жить.
Здесь Сила эта впервые испытала свою короткую попытку быть
И преходящего блаженства завершенье скорое своё,
Чей штамп провала тревожит постоянно несведущую жизнь.
Навязывая до сих пор эту привычку клеткам,
290. Фантом неблагоприятного и темного начала, как призрак,
Следует за всеми нашими мечтами и делами.
Хоть на земле и прочно утвердилась жизнь,
Рабочие привычки или здравый смысл закона,
Повтор стабильный в течении повседневном,
295. Всё ж корни воли – вечно те же самые;
Все эти страсти – вещество, нас сотворили из которого.
Таким был первый крик проснувшегося мира.
Он липнет к нам и стискивает бога в нас.
Даже когда проявлен разум, когда и в звере, и в рептилии,
300. И в человеке мыслящем душа живую форму обретает,
Крик этот остается и является источником всей жизни.
Всё это было необходимо, чтоб жизнь и прана могли существовать.
В конечном и невежественном мире дух
Должен силой освободить своё сознание скованное,
305. Что было вплетено в струенья малые трепещущих созданий
Из запечатанного бесконечья Несознания.
Он понемногу набирает вес и ищет Свет.
Природа эта живет привязанной к истоку своему,
И лапы низшей жизни еще лежат на ней;
310. Из несознательных глубин внезапно проявляются её инстинкты;
Сосед жизни самой Природы – неодушевленное Ничто.
Невежественный мир был создан именно по этому закону.
В загадочной мистерии тех сумрачных Глубин,
Где Бесконечье утеряло страсть и «я»,
315. Где всё погружено в ту Пустоту, что отрицает сущее,
Ночь Не-Существования могла бы длиться вечно,
Если б само Существование не погрузилось в эту темноту,
С собою привнося крест свой мистический тройной12.
В мир, временем объятый, призывая вневременную истину,
320. Блаженство, обращенное в страдание, и знание, создавшее неведенье,
И сила Бога, превратившаяся в детскую беспомощность,
На землю могут низвести своею жертвой божьи небеса.
Противоречие закладывает фундамент жизни:
Божественная вечная Реальность лицом к лицу
325. Столкнулась с противоположностями собственными;
Существование стало Пустотой, Сознание-Сила
Неведением и поступью слепой Энергии,
Экстаз же принял образ боли мира.
В мистическом законе божьего произволения
330. Та Мудрость, что готовит будущие завершения свои,
Всё запланировала так, чтобы начать свою неспешную игру.
Игра при сумеречном свете в прятки,
Борьба любви и ненависти, страха и надежды,
Поиск с повязкой на глазах и схватка, и неловкое объятие
335. Полуслепой Природы и спрятанной Души
Возобновляют в детской комнате ума тяжелую и трудную
Игру двух этих самопорожденных близнецов.
В конце концов, Энергия борьбы становится способной всплыть
И проявить Существование, немое прежде, в гораздо более широких сферах;
340. Там эти Двое смогут говорить и видеть, и, встретившись
Лицом к лицу в сознании бо́льшем и ярком свете,
Обняться и поспорить, и познать друг друга,
Теперь вплотную созерцая лицо партнера.
Даже в аморфном круговороте этом смог Ашвапати ощутить
345. Реакцию Материи на робкое начальное движение души.
В Природе видел он могучий скрытый Дух,
Едва заметное рождение огромной Силы наблюдал,
Отыскивал загадку нерешительного шага Божества
И слушал ритмы робкие великой нерождённой Музы13.
350. Потом пришло дыхание горячее от пробуждающейся Жизни,
И из туманной бездны сущего возникли
Образования странные от ощущенья размышляющего,
Полуприснившиеся, полуреальные и существования.
Возникла жизнь, которая там не имела никакой надежды выжить:
355. На свет явились существа, которые потом исчезли без следа,
И некие события, что были частью драмы неопределенной формы,
И действия, что направлялись волею творения слепого.
Стремящаяся к жизни Сила нашла свой путь создания формы
И построения узоров радости, любви и горя,
360. И образов, которые определяют тональность Жизни.
Комар в своём стремлении к блаженству бил крыльями и ползал,
И наслаждался трепетом воздушным в лучах от солнца,
Восторги же дракона и страдания питона
Лежали в слякоти болота, касаясь солнца лишь слегка.
365. Громадные, покрытые броней, живые горы сотрясали землю,
Гигантские могучие творения с мозгами лилипутскими