155. Из сна бессмысленного вырвалось Сознание.
Всё здесь приводится в движенье неодушевленной волей.
И Землю несознательную, падшую, инертную, тупую,
В дремоту погруженную, бездушную творить заставила
160. Страстно желающая память подсознания, которая осталась от счастья,
Умершего задолго до рождения Её, -
Чужого чуда на Её бесчувственной груди.
Болото это приютить должно и розу с орхидеей;
Из вещества его слепого и безвольного должна возникнуть красота,
165. Которая принадлежит лишь сферам более счастливым.
В этом заключена судьба, завещанная Ей,
Как если бы убитый бог оставил золотой кредит
Душе плененной и незрячей силе.
Подверженные смерти части божества бессмертного
170. Ей нужно из потерянных фрагментов воссоздать
И заменить, согласно документу, хранящемуся где-то,
Неясный титул свой на Имя божье.
Всё, что осталось от её единоличного наследства, -
Всё сущее несет она в своих бесформенных пылинках.
175. Гигантскую энергию свою, приложенную к формам ограниченным
При пробном, медленном движении силы,
Которая использует лишь хрупкий притупленный инструмент,
Она сочла приемлемой для исполнения запроса своей природы
И для работы огромной важности, возложенной на человека -
180. Труда, который невозможен для богов.
Любая жизнь, которая с трудом на поле смерти существует,
Определенно требует и для себя доли бессмертья;
Животное полусознательное тело служит средством
Разума, который должен возродить утраченное знание,
185. Хранящееся Несознаньем мира в каменных тисках,
И носит оно его, пока дух связанный бесчисленными узами Закона,
Не станет полностью царем Природы.
Могучее родство – источник этого бесстрашия.
Все мы в несовершенном этом мире пытаемся
190. Взглянуть вперед или назад, понятие о Времени отбросив,
На чистую идею и прочный неизмененный образ
В искусстве абсолютном безупречном всякого творения.
Увидеть Абсолют внутри всех бренных форм,
Запечатлеть прикосновенье вечности во всём, что время сотворило -
195. Это и есть закон всесовершенства на земле.
Один фрагмент божественного замысла был здесь осмыслен;
Иначе не смогли б мы никогда надеяться на жизнь бо́льшую,
И не могло бы быть ни райского блаженства, ни восторга.
Ведь, даже в малости земного бытия, подверженного смерти,
200. В этом узилище для внешней формы
Уже проложен через стены нечувствительные нервов и рассудка
Сверкающий проход для безошибочного Пламени,
Уже Величье Бога давит или Сила прорывается,
И, вот, тупой земной барьер на время удален,
205. Завеса несознания из наших глаз исчезла -
Теперь нас наполняет творческая мощь Небес.
Энтузиазм божественного действа пропитывает нашу жизнь,
Мы чувствуем мистический толчок души,
Страданья радость вызывает трепет в наших членах;
210. Мечта о красоте кружится в сердце,
Любая мысль из Разума извечного пододвигается вплотную к нам,
Намеки, брошенные нам Незримым,
Который пробудился от Бесконечья сна, нисходят к людям,
Как символы того, что никогда никто еще не совершал.
215. Но если плоть инертная не откликается совсем,
Тогда ослабевает сакральный всплеск блаженства,
Кипенье страсти и прилив энергии
От нас уходят, и, хотя на удивительной земле и остается
Форма яркая, воображаемая высочайшей,
220. Совсем немного из того, что значимо, здесь след какой-то оставляет.
Глаза Земли лишь вполовину видят, а её силы вполовину созидают;
Её редчайшие работы – лишь копии небесного искусства.
Сияние золотой искусственности,
Шедевр правил и приёмов ловких -
225. Земные формы то в себе скрывают, что приютили;
Они – лишь имитация упущенного чуда саморождающихся форм,
Которые живут извечно под пристальным вниманием Вечности.
Здесь, в этом сложном, наполовину завершенном мире
Осуществляется Сил подсознательных труд медленный тяжелый;
230. Здесь есть не знающий, но прорицающий ум человека,
Его рожденный на неосознающей почве гений.
Его искусство здесь – копировать земные копии.
Ибо когда он устремляется к тому, что превосходит что-либо земное,
Слишком незрело его знание, а инструменты для работы слишком грубы,
235. И очень тяжело, с сердечной болью он постигает
Мысль божественную в доме преходящем собственном,
Свой образ, как прибежище во Времени для самого Всевечного.
Всё наше существо трепещет от воспоминаний тех немыслимо далеких,
Оно бы низвело сюда их вековечный смысл,
240. Но чудеса извечные, божественные слишком для замысла земной Природы,
Сверкают словно солнца вне досягаемости нашей.
Они там пребывают – совершенные и не рожденные, и неизменные,
И безупречные в лишенной смерти атмосфере Духа,
Бессмертные в том мире, неподвластном Времени,
245. И в неизменном самосозерцании глубокого пространства.
Лишь только в тот момент, когда мы превзойдем самих себя,
Нить Трансцендентного тотчас пересечет нашу дорогу
И накрепко соединит нас с истиной и с безвременьем;
Она несет нам слово неизбежное
250. И действие подобное богам, и мысль, что не умрет вовеки.
Волна блаженства, света охватывает мозг,
И путешествуя маршрутом исчезающим мгновения
Фигуры вечности к нему теперь приходят.
Как гости сердца и ума, фигуры те поддерживают
255. Живучесть нашу бренную лишь на короткий миг,
Иль иногда с каким-то редким избавляющим намеком
Отлавливает их тонкая догадка нашего предвиденья.
Намеки эти, как истоки, как первые попытки,
Указывают нам на тайну нашего рожденья
260. И чудо скрытое судьбы людской.
Всё, чем являемся мы там, и всё, чем здесь мы станем,
Отражено в прикосновении и в зове.
Пока земли несовершенство – наше поле,
Природы зеркало не проявляет нашу истинную сущность;
265. Грядущее величие претерпевает ещё внутри хранимым.
Наследие человечества скрывает неясное людское будущее:
Далекий ныне Свет здесь вскоре станет нам родным,
А Сила, навещающая нас, могущественным другом станет;
Невыразимое найдет здесь тайный глас,
270. Нетленное проявится как пламя из-за Материи завесы,
При этом облаченьем божества делая тело смертное.
Величье Духа – непреходящий наш источник,
Оно станет людским венцом во Времени бескрайнем.
Внутри нас и вокруг нас – Неведомого ширь;
275. Всё сущее охвачено в Едином динамичном, цельном,
Связь тонкая союза этого всю нашу жизнь соединяет.
Поэтому всё сотворенное есть цепь одна:
Нас не оставили без посторонней помощи в закрытой схеме
Между движением Силы несознательной
280. И некоммуникабельным, непостижимым Абсолютом.
Жизнь человека – некий небольшой отрог кряжа души вечного горного,
А наше существо стремит свой взор к тому, что позади стен разума,
И связь поддерживает с более великими мирами;
Есть земли, небеса обширнее, светлее наших.
285. Есть царствия, в которых Существо взрастает в собственных глубинах;
Оно в своей безмерной динамичной сердцевине ощущает
Как не рождённые и форм лишенные могущества
Взывают к выражению в бесформенном Пространстве:
Невыразимые, вне смерти и Невежества,
290. Подобия непреходящей истины
Глядят из полости его души, собою поглощенной:
Как будто бы свидетельскому внутреннему взору
Дух выставляет своё собственное «я» и все свои дела,
Силу и страсть извечного пылающего сердца,
295. Предметы своего аморфного экстаза,
Образчики величия обширного могущества его.
Субстанция мистическая наших душ как раз оттуда,
И именно оттуда она приходит в чудо рождения людской природы.
Там высочайший уровень того, чем мы являемся,
300. И там – источник вековечный всего, чем мы стремимся быть.
На каждом плане Сила всех религий,
Которая посвящена в невыразимые словами истины,
Мечтает там на языке своем вписать
И сделать частью жизни собственной своей
305. Какую-то черту Грядущего всесовершенства,
Какое-то предвиденье всеведущего Света,
Какой-то Глас далекий бессмертного творца рапсодий,
Какой-то пламенный восторг творящего Блаженства,
Какой-то план и образ Красоты невыразимой.
310. Там есть миры, ближайшие к тем абсолютным царствам,
Где отклик характерный на Истину незамедлителен и твёрд,
А дух телесными ограниченьями не связан,
Где разногласья острые сердца не раздирают и не обуревают,
Где обитает лишь блаженство и восторг,
315. А нежность и любовь являются законом жизни.
Божественность там воплощает тончайшую субстанцию
В той искусной форме, о которой может лишь мечтать земля;
Сила её достаточно быстра, чтоб овладеть восторгом;
Воздвигнутые Временем барьеры без страха преодолевая,
320. Быстрая сеть интуитивного объятия
Берет в плен счастье беглое, которого мы так хотим.
Природа, воодушевленная возвышенным дыханием,
Пластичная, послушная преобразующему мир Огню,
Дает ответ случайному касанию воспламеняющего Божества:
325. Невосприимчивая к вялости ответных чувств,
Она внимает слову, к которому наши сердца глухи,
Усваивает истинное виденье бессмертных глаз
И, путешествуя дорогами предначертаний,
Стремится отыскать дом духа красоты.
330. Таким путем мы приближаемся к Чудесному-Всесущему,
Как знаку и как руководству, следуя Его восторгу в земном окружье;
Ведь, красота есть отпечаток, показывающий нам, где он прошел,
Любовь – Его сердечный ритм в груди у смертных,
А счастие – Его улыбка на обожаемом лице.
335. Существ духовных общность
И гениальность Имманентности творящей
Делает всё творение глубоким, сокровенным:
При этом измерение четвертое чувств восприятия,
Где всё в нас существует, а сами мы – во всём,
340. Преобразует наши души до широты вселенской.
Воспламеняющий экстаз соединяет видимое с видящим;
Мастер и мастерство, взращённые Единым внутренне,
Всесовершенства достигают с помощью магической вибрации
И взрыва страсти их тесной идентичности.
345. Всё то, что формируем мы неспешно из собранных частей
Иль, спотыкаясь, развиваем, трудясь усердно,
По праву своему извечному непроизвольно возникает там.
Гореть в нас также может интуиции Огонь;
Он, как носитель Света, клубком свернулся в наших замкнутых сердцах.
350. Располагается его жилище на уровнях небесных:
Те небеса, спускаясь, он может принести на землю.
Но редко и совсем недолго горит Огонь тот;
Восторг, который призывает он, с божественных высот тех
Короткие прекрасные воспоминания приносит
355. И озарения высокие и яркие интерпретирующей мысли,
Но ви́дения полного в них нет,
Вуаль ещё не сброшена, ещё сокрыто что-то,
Чтоб наши души не забыли стремиться к Высочайшему,
Пленившись красотой и радостью мгновения.
360. В чудесном тонком царстве том, что позади нас существует,
Физические боги являются царями, а форма – это всё.
Свет вдохновения играет там в границах тонких,
Природы милость являет нам безукоризненную красоту;
Залогом совершенства там является свобода:
365. Но в нём отсутствуют экстаз духовный сущий
И Образ абсолютный, и Слово воплощённое -
Всё есть лишь чудо симметричных чар,
Фантазия о принципе и путеводной нити.
Там каждый чувствует себя довольным, цельным,
370. Ограниченье создаёт богатство полноты,
Чудо бытует в ничтожно малом,
Восторг замысловатый бушует в очень небольшом пространстве:
Ритм каждый с окружением своим в сродстве,
Черта любая – совершенна, неизбежна,
375. Объект любой построен безупречно, чтобы пленять и пользу приносить.
Всё очаровано своим же собственным восторгом.
Живет мир этот невредимо с верой, что совершенен он,
Что подарило небо ему готовый иммунитет;
Довольный бытием своим, он больше не нуждается ни в чём.
380. Здесь не было сердец разбитых из-за пустых усилий:
Освобожденный от проверок и суровых испытаний,
Не знающий сопротивления и боли,
Это тот мир, в котором ни страдать, ни опасаться невозможно.
Он права на ошибку и на пораженье не имел,
385. В нём места не было для промаха и для потери силы.
Из некой массы самоблаженства вылавливал он сразу
Свой образ неких открытий безмолвной Мысли
И чудо ритма этих мыслей и их деяний,
И нужную там технику по кругу нерушимо шествующих жизней,
390. И предков добрых неодушевленных форм,
И торжество дышащих тел, подобных нашим.
Восторгом чувств своих охваченный, сраженный Ашвапати
В божественном, но всё же родственном пространстве шел
И восхищался формами чудесными, что были подобны нашим,
395. Но совершенны, как игрушки бога,
И с точки зренья смертного бессмертны.
Силы верховные царили неизменно там в пределах ограниченных
По самовластным, узким, исключительным понятиям;
Мир этот не мечтает никогда о том, что может вдруг случится;
400. Власть абсолютная его очерчена его границами.
В том верховенстве, ограниченном программой собственной,
Где нет ни широты, поскольку всё доведено до совершенства,
Ни места для намеков слабых неизмеримого,
Для удивления любого, не предсказуемого здесь,
405. Плененное своею красотой, своим восторгом исступлённым,
Могущество, опутанное чарами, трудилось в круге зачарованном.
Дух отступил, отброшенный своим сооружением.
Прельщенный яркой завершенностью своих границ,
Небесный горизонт стал для души барьером;
410. В условиях понятных развивалась мысль -
Поверхностный подход снижал серьезно глубину её развития:
Жизнь засиделась в границах этих, вполне себе
Довольная ничтожным счастьем действий тела.
Быть предназначенная Силой кусочка несвободного Души,
415. Привязанная к малой безопасной своей обители,
Жизнь не спеша свои дела осуществляла, спала, играла
И о великом незавершенном деле всё не помышляла.
Она забыла о своих обширных яростных желаниях,
Она забыла о высотах, на которые всходила,
420. Её маршрут определялся ярко освещенной колеей.
Тело души прекрасное весьма непринужденно
Качалось, как ребенок, в колыбели золотой своей,
Смеясь от радости в залитых солнцем рощах.
Зов космоса не достигал жилища зачарованного жизни,
425. Она не обладала крыльями для сопряженного с опасностью полета,
Она не подвергалась риску от встречи с небом или бездной,
Она не знала перспектив высоких, не ведала мечтаний сильных,
Стремлений к безграничности своей утраченной.
Картина совершенная в такой же совершенной раме -
430. Хоть и волшебным было мастерство, оно не задержало желание Ашвапати:
Лишь ненадолго облегчение пришло к нему;
Час беззаботный этот был потрачен с незначительным блаженством.
Наш дух теряет интерес к поверхностному существованию,
Он превзошел блеск и величье формы;
435. Он к скрытым силам, к состояньям выше, глубже обращается.
Поэтому высматривал свет бо́льший Ашвапати в запредельном.
Движение его души к вершинам оставляло позади
Двор светлый мира тонкого – Обители поры прекрасной,
И этот материальный утонченный Рай покинул он.
440. Вела его судьба в Пространство более великое.
Конец Песни второй
Песнь третья
ВЕЛИЧИЕ И ПАДЕНИЕ ЖИЗНИ
Широким и негладким был путь, влекущий к восхождению.
Внимая зову беспокойному возвышенной Природы,
Он пересек границы Духа, воплощенного в телесное обличие,
И на поля вступил обширные и смутные,
5. Где было все изменчиво, сомнительно и не бесспорно,
Вступил в мир поиска и тяжкого труда без передышки.
Как тот, кто Неизвестное встречает лицом к лицу,
Как вопрошающий, ответ которому дать некому,
Как привлеченный к той проблеме, которая никем не решена,
10. Всегда с неясной верой в ту дорогу, которая пред ним лежала,
Всегда влекомый к некой неустойчивой, непостоянной цели,
Он двигался по миру, населенному сомненьями,
В изменчивых пределах основы нестабильной.
Перед собою видел он никем не достижимую границу,
15. И с каждым шагом, приближаясь к ней, ему казалось,
Что, подобно миражу, граница эта отдалялась на такой же шаг.
Скитание там было без места для пристанища -
То был путь беспрерывный по бесчисленным дорогам.
Того, что радовало сердце, он не нашел;
20. Блуждая неустанно, искал он и не мог остановиться.
Жизнь там есть манифест Непредсказуемого,
Движение морей неугомонных, бесстрашный
Продолжительный прыжок души в Пространство неизвестное,
Мучительный конфликт в Покое вечном,
25. Порыв и страсть безмерной Бесконечности.
Там, принимая образ всякий, что пожелает воображение её,
И избегая ограниченья определенных форм,
Она отбросила все безопасные пути, уже испытанные ею и известные.
И несмотря на страх, что неустанно во Времени присутствует,
30. И не страшась Судьбы, что неотступно следует, и скачущего Случая,
Она несчастия воспринимает, как риск обыкновенный;
Беспечная к страданию и беззаботная к падению и греху,
Она опасности встречает и бьется за открытия
В доселе неизведанных пространствах человеческой души.
35. Она лишь только кажется экспериментом долгим,
Источником опасности невежественной Силы,
Которая испытывает истины, и высшей не найдя,
Стремится дальше, результатом не довольная и не уверенная в нём.
Как видел некий сокровенный ум, так жизнь оформлена была:
40. Она прошла от мысли к мысли, от фазы к фазе, измученная
Силами своими собственными иль гордостью и благостью,
То над собой владычица, то жалкая игрушка чья-то и рабыня.
При этом алогичность беспредельная была законом её действия,
Чтоб все возможности были исчерпаны до дна,
45. А боль вместе с блаженством были забавами сердечными.
В галопе грозовых превратностей
Она неслась полями скачек Обстоятельств
Или металась меж высотами и безднами своими
Приниженная или вверх взлетевшая на колесе у Времени непостоянном.
50. Среди поползновений скучных желаний серых
Она крутилась – червь среди червей – в грязи Природы,
Затем – телосложением с Титана – присвоила себе всю землю в пищу,
Честолюбиво взяв для одеяния моря, а для короны звезды,
И с криком зашагала от пика к пику, гораздо более высокому,
55. Настойчиво истребуя миры, чтоб побеждать и править.
Затем без видимой причины, очарованная ликом Скорби,
Она – вся жизнь – ныряла в боль глубин
И, там купаясь, прилипала к страданью своему.
В общении печальном с её растраченным впустую «я»,
60. Она увековечивала счет всему, что потеряла,
Или сидела с горем, как со старинным другом.
Веселая возня неистовых восторгов вскоре истощилась,
Или замедлилась, привязанная к радости несоразмерной,
Не замечая явных поворотов своей судьбы, не замечая своей цели.
65. Сцена была затеяна для всех её бесчисленных причуд,
Где каждая могла бы стать законом и укладом жизни этой,
Но не могла ей только ни одна из них чистого счастья предложить;
Привкус трепещущий и всё, не больше, они оставили после себя
Или неистовую жажду, которая приносит смертельную усталость.
70. В ряду её причуд, сменяющих друг друга, стремительном, бессчетном
Осталось нечто неизменное вовеки, неудовлетворенное, которое
При новом рассмотрении лишь только повторяло лик прошлого,
Как каждый час часы все остальные повторял,
А измененье каждое всё то же самое волненье продлевало.
75. Дух, в ней самой и в её цели неуверенный,
Скоро устал от счастия и радости великих слишком -
Она нуждалась в шпорах наслаждения и боли
И вкусе беспокойства и страдания естественном:
Она стремилась к цели, которой никогда достигнуть не могла.
80. Испорченности привкус терзал её иссохшие от жажды губы:
Рыдала она от горя, которое по её собственному выбору пришло,
Стремилась к удовольствию, что грудь её покрыло ранами;
Так устремляясь в небо, она сворачивала в ад.
Она избрала случай и опасность партнерами своими;
85. Судьбы ужасные качели она избрала для колыбели и для трона.
Но всё же чистым, ярким было ее рождение из Вечности,
Утраченная благость мира ещё виднелась в её глазах.
Причуды жизни – это лики Бесконечья:
Её естественное право – красота и счастье,
90. И местопребывание предвечное её – извечное Блаженство.
Всё это теперь явило свой античный лик восторга,
Страдающему сердцу явилось откровение нежданное,
Склоняющее и держаться стойко, и стремиться страстно, и надеяться.
Теперь даже в изменчивых мирах, утративших покой,
95. И в атмосфере, напоенной болью, страхом,
Когда шел Ашвапати по земле небезопасной,
Перед собою видел образ он счастливейшей страны.
В этом строении сакрального Пространства,
Которое восходит к высшим образцам творения,
100. В сияющих вершинах, выше которых ничего не существует,
Для теплого общения меж телом и душою,
Далекое, как небо, и близкое, как мысли и надежды,
Мерцало царство жизни, которое не ведало печали.
Над ним, на небосводе совсем ином,
105. Чем небеса, что созерцают смертные глаза,
Как на лепной небесной тверди самих богов,
Архипелагом огненного света, в отдалении,
В покрытом рябью небе сияли звезды.
Парящие спирали, магические кольца оттенков ярких,
110. Мерцающие сферы необычных форм неторопливо
Проплывали вдалеке, как некие мирские символы.
Не разделяющие беспокойства, к тяжкому труду,
К несчастьям безразличные, не обещающие помощи,
К страданиям глухие, к горестям, к борьбе за жизнь,
115. Ни гневом, ни унынием и ни отвращением не запятнанные,
Смотрели равнодушно свысока великие провидческие планы,
Блаженные вовеки в своей непреходящей правоте.
Своею сутью, красотой своею поглощенные,
Они существовали с верой в счастие бессмертное своё.
120. Врозь, в созерцании самоблаженства отчужденные,
Они, сверкая, плыли в некой светлой туманной дымке,
Как вечное прибежище видений света,
Как некая туманность блеска и величия богов,
Которая была сотворена из размышлений вечности.
125. Почти что отвергаемые верой человеческой,
Они с трудом воспринимались как исток всего, что существует.
Как будто на экране телевизора волшебного,
Окинутые неким внутренним сильнейшим взглядом,
Они сияли словно образы, пришедшие с далекой сцены,
130. Слишком высокие и яркие для взора смертного простого.
Но были близки и реальны для сердца страстного
И для горячих мыслей, и для чувств пылающих
Все эти царства скрытые бескрайнего блаженства.
Лежат они, купаясь вечно в счастьи и блаженстве,
135. На безопасных ярких завороженных окраинах,
По воле избегая поиска печалей и желаний,
В той недоступной сфере, которую мы всё же ощущаем,
Которая невосприимчива к тискам суровым Времени и Смерти.
Перед глазами нашими во сне и в созерцании, и в трансе,
140. Сквозь внутреннее поле ви́дения тонкого
Обширные ландшафты и обличья царства совершенного
Проходят, взору мимолётному открывшись,
И оставляют за собой сияющий след памяти.
Воображаемые виды иль вечные великие миры, пришли они во сне
145. Иль в чувствах проявились, глубинами своими волнуют наше сердце;
Как будто нереальные, они значительно реальней жизни,
Счастливей счастья и правдивее всех истин -
Если б мечтами они были или пойманными образами,
То истина мечты фальшивкой сделала б земли реалии пустые.
150. Там жили или возвращались к жаждущим глазам, когда взывали к ним,
Зависшие в мгновеньи скором вечном,
Небесные безветренные царства нетленного божественного Света
И континенты озаренные покоя, окрашенного цветом фиолета,
И океаны, и моря веселья Бога, и страны
155. Что не ведают печали под ярким багрянцем вечных солнц.
Так некогда далекая звезда идеи яркой
Или кометный хвост воображения мечты
Сейчас преобразились в близкий образ самой реальности.
Была форсирована пропасть между реальностью земли и истиной мечты,
160. Жизни чудесные миры мечтою больше не были;
Всё, что они скрывали, доступно стало его виденью:
Глаза и сердце Ашвапати соприкоснулись с жизнью и событиями там
И поразились их чистой красотою и блаженством.
Безветренная сфера на высшем уровне притягивала взгляд его,
165. Её границы вдавались в небо «Я»
И погружались в странную эфирную основу.
Пылала квинтэссенция там высшего восторга Жизни.
На тонком уровне таинственного чуда
Лишь линия граничная преображенья высшего
170. Жизнь отделяла от Бесконечья, форм лишенного,
И укрывала Время от вечности самой.
Время чеканит образы свои из вещества без формы – из Бесконечья;
Покой Всевечности хранит в себе космическое действо:
Изменчивые образы вселенской Силы
175. Черпали силу, чтобы быть, и волю, чтобы длиться,
Из глубей океана динамичного покоя.
Та Сила пользует пластичные свободы Всеединого,
Вершину духа обращая к жизни,
Чтоб вылепить в делах мечты Её каприза.
180. Зов Его мудрости даёт опору Её шагам беспечным,
Он окружает Её танец основой прочной,
Его вневременная неизменность к тому же
Должна к определенной норме привести чудо Её творения.
Изобретая окружение вселенной этой
185. Из бессознательных энергий пустоты,
Она скрепила свои шаги Его идеей, в своих слепых поступках
Она, конечно, ощущает вспышки Его всезнающего Света.
По Её воле загадочный Сверхразум склоняется,
Чтоб эту Силу направлять – Она лишь осязает, но знать не может,
190. Дыхание энергии Его руководит Её морями беспокойными,
И жизнь послушно подчиняется Идее правящей.
По Её воле, ведомой светлым внутренним Присутствием,
Разум, производящий рискованные опыты,
Прокладывает путь свой через неясные возможности
195. Среди структур случайных несведущего мира.
Невежество людское наше стремится к Истине,
Чтобы Неведенье могло бы стать всезнающим,
А образы инстинкта превратились бы в божественные мысли,
Чтоб в мыслях поселился безошибочный бессмертный взгляд,
200. Чтобы природа поднималась к тождественности с Богом.
Миров Властитель, сам сделавший себя рабом той Силы,
Есть исполнитель Её фантазий:
Она уже распорядилась морями всемогущества,
Она же Безграничье ограничила законами своими.
205. Бессмертный сам связал себя Её делами;
Решает Он задачи, что предоставило ему Её невежество,
Укрытое накидкой нашего смертельного исхода.
Миры и формы, что создает фантазия Её богини,
Уже утратили свое начало среди высот незримых:
210. Но даже разлучённые с источником своим извечным,
Блуждающие в темноте, обезображенные, падшие и проклятые, -
Ведь, даже и в падении есть радость извращенная своя,
А Сила не упустит ничего, что служит Её восторгу -
Они все также могут вернуться к тем высотам
215. Или паденья духа, здесь осужденные, отбросить,
Вернуть божественность, отнятую у них.
Однажды уловив охват виденья вечности,
Увидел Ашвапати регионы благородные с их гордостью, величием
И те другие, что притулились в глубинах низших.
220. Вверху была монархия «я» непорочного и чистого,
Внизу – угрюмый транс пучины первозданной -
Обратный полюс с антиподами туманными.
Он видел там широкие просторы триумфа абсолютов жизни:
Смеялось всё здесь в благостном бессмертии
225. И вечном детстве души извечной до той поры,
Когда невежество пришло, и родились страдание и боль там,
Где всё могло бы осмеливаться быть самим собою и единым,
И Мудрость бы играла в святой невинности
С открытою Свободой под счастливым солнцем Истины.
230. Там были царства Её иронии ужасной и смеха,
Поля со вкусом тяжкого труда, борьбы и слез;
Там голова Её лежала на груди возлюблённой – у Смерти,
А сон ненадолго копировал покой исчезновенья – умиранье.
Свет Бога Сила эта отделила от тьмы его,
235. Чтоб испытать благоухание оголённых противоположностей.
Все краски и оттенки их, здесь перемешанные в сердце человеческом,
Сплели изменчивый рисунок – проект людского существа,
Где его личность – хаос и космос,
Где жизнь его – ручей, струящийся вперед по Времени-реке,
240. Где постоянство его природы – непреходящая изменчивость,
Его душа – картины движущейся фильм, что полон перемен.
Вот так великая Создательница-Сила своим таинственным касанием
Вернула пафос и энергию своей мечте о Существе,
Мистерией непостижимой сделав игру предмета страсти.
245. Миры все здешние стояли к небесам на полпути.
Не темная Стена была пред ними, но Вуаль;
В обличьях, от внимания человека далеко не ускользавших,
Наружу прорывался луч Блаженства изначального -
Страсть, интенсивность некая неоскверненной чистоты.
250. Небесное блаженство могло бы стать земным, была б земля чиста.
Сердца и чувства наши, обожествленные, могли б достигнуть
Блаженства максимального естественного счастья, достичь
Волнующих вибраций абсолютов Сверхприроды: при этом силы все
Могли б, смеясь, соревноваться на тяжелых земных дорогах
255. И никогда не ощущать Её безжалостного лезвия мучений:
Была б игра одной любви и не было б нигде стыда Природы.
Но жизнь мечты свои упрятала в конюшню во дворах Материи,
И эти двери пока закрыты для высших изменений.
Эти миры могли бы ощущать дыханье Бога на своих вершинах;
260. Там слабый проблеск Трансцендентного уже мерцал.
Сквозь вечное прозрачное безмолвие, вблизи сна вечности,
Через обширные пространства шли
Бессмертные фигуры воплощенной радости.
В тиши блаженства чистые таинственные голоса
265. У бога Вселюбви просили совершенной радости,
Зовя его своим касанием медовым разволновать миры,
Его блаженными крылами Природы ветви охватить,
Суровым, благостным могуществом слияния
Объять все существа в своих спасительных руках,
270. И проявляя жалость и к бродяге, и к разбойнику,
Их счастьем наделить, которое они отвергли.
Песнь Гименея божеству незримому,
Гимн пламенный желания чистого
Звучал в сердцах бессмертья музыкой
275. И пробуждал от сна ухо экстаза.
Там был свой дом у ярких и чистейших чувств, порывов пламенных,
Которых земное тело выдержать не в состоянии;
Там человек дышал с душою легкой, необремененной,
А сердце торопливо билось в восторге раз за разом.
280. Там голос Времени о радости Бессмертья пел;
Звенел глас вдохновенья и лирической поэзии -
Пришли мгновения с экстазом на своих крылах;
Несказанная красота плыла просторами мечты
С небесной чистотой, избавленная ото всех границ;
285. Крик птицы Феникс взывал с небес
К бессмертным жителям земли божественного Света.
В ладонях Бога забился пульс творения;
По тем дорогам бродили чудо и восторг.
Простое бытие стало блаженством высшим,
290. Жизнь стала души счастливым смехом,
А Радость стала царем с Любовью в качестве министра.
Здесь воплотилась просветленность духа.
Любимыми друзьями стали природы противоположности,
А её крайности – хребтами острыми гармонии.
295. Пришла терпимость вместе с нежной чистотой,
И на груди своей они вскормили бога:
Никто там не был слабым, поэтому ложь не могла там жить;
Невежество там было легкой тенью, которая оберегала свет,
Воображение – свободной волей Истины,
300. Простое удовольствие – искателем небесного огня;
Там Красоты поклонником был интеллект,
Рабом невозмутимого духовного закона – Сила,
Власть голову свою сложила там на грудь Блаженства.
Сияли там непостижимые вершины блаженств божественных,
305. И автономии правления самой безмолвной Мудрости,
И сферы, Её девственному солнцу подчиненные,
И теократии всевидящей души, свет проливающей,
Усаженной на трон властью луча Божественного.
Великие события мечты и виденья величий
310. Там, в солнцеликих царствах, двигались походкой величавой:
Сенаты и парламенты богов числом огромным,
Жизни властители там восседали на тронах хладной воли -
Самодержавия, высокие владычества и властные могущества,
Вооруженные, увенчанные лаврами господства.
315. Всё было там великим и прекрасным,
Все существа носили царскую печать богов.
Олигархии естества Закона властвовали там, где гордые
Неистовые головы служили одному спокойному челу монарха: