Крах тирана

Глава 17

В гарем Надир-шаха принесли подарки, присланные Мухаммад-шахом. Дары были взяты из ларцов с украшениями его жен, потому что государственная казна принадлежала теперь другому владыке. Каждое украшение было помещено в особый футляр. Их, по особому списку и под неусыпным надзором Лала-баши, раздавал гаремный евнух-казначей. Счастливые дамы разбежались по своим комнатам, к зеркалам, чтобы полюбоваться на новые драгоценности. Только одна девушка так и осталась стоять у окна, не притронувшись к подарку и печально глядя куда-то вдаль. Эта красавица оказалась в гареме недавно. Ее прислал в подарок шаху его брат Ибрагим-хан, оставленный управлять на Кавказе. Лала-баши не стал настаивать и сунул предназначенный ей футляр с изумрудными четками за свой широкий пояс.

Строптивый нрав этой дикарки был хорошо известен главному евнуху. И у него давно были наготове проверенные способы, делавшие любых упрямиц мягче шелка. К тому же перед тем, как удостоиться ложа повелителя, ей предстояло многое узнать. Для этого имелся целый штат наставниц, которые бы растолковали ей, что такое гаремный этикет, и научили, как надлежит одеваться, говорить, петь и танцевать, как выбирать украшения, какие употреблять ароматы и благовония. Эти и другие тайны гаремной науки были необходимы наложницам, как воздух.

Но претендентки на сердце шаха пускали в ход не только свои познания и обольстительные чары. Подкуп евнухов, избавление от соперниц, яды, отравления, магия – арсенал обитательниц гарема был богат и постоянно пополнялся. Чтобы привлечь внимание господина, все средства были хороши, потому что победа в гаремных войнах могла принести не только законного наследника престола, но и возвышение бесправной наложницы в ранг любимой жены и даже шахини.

У Лала-баши чесались руки, чтобы вышколить гордячку, не желавшую понимать, какое счастье ей улыбнулось. Но отчего-то Надир не велел ее наказывать. Однажды увидев ее в саду, когда ему представляли только что поступивших в гарем девушек, Надир прочел в глазах гордой красавицы презрение. Для других это означало бы верную гибель, мешок с ядром и дно реки. Но эту Надир пощадил. Когда евнух осторожно спросил его о причине столь необычайного великодушия, Надир ответил ему:

– О Лала-баши, такова судьба правителя, что его или боятся, или ненавидят. А я хочу, чтобы меня полюбили. Пусть эта прекрасная газель сама придет к роднику милости.

О новом проступке девушки Лала-баши поспешил сообщить повелителю. Но Надир-шах только улыбнулся. Насчет прекрасной пленницы у него были свои мысли.

Надимы – приближенные государя – успели осмотреть город и рассказали Надир-шаху обо всем, что достойно его внимания. Главной достопримечательностью была сочтена великолепная мечеть Кувватуль-Ислам – Могущество ислама, построенная более пяти веков назад в честь победы над войсками индуистского правителя и утверждения Делийского султаната. Рядом с ней в знак наступившего исламского правления был возведен высочайший на свете, восхитительно украшенный пятиярусный минарет Кутб Минар – Башня победы.

Из других достопримечательностей называли еще несколько прекрасных мечетей, одну из которых украшали три золотых купола, колоссальные Ворота ислама, мавзолеи прежних мусульманских правителей и почитаемых святых. Поразила надимов и обсерватория с удивительными инструментами, позволявшими наблюдать даже обычно не различимые небесные светила.

Среди прочего приближенные шаха упомянули о необыкновенной железной колонне, стоявшей неподалеку от минарета Кутб Минар. Колонне, как говорили, было уже несколько тысяч лет, но при этом на ней не было и следа ржавчины. Самое же удивительное заключалось в другом – колонна исполняла заветные желания. Стоило лишь обхватить ее руками так, чтобы сошлись пальцы рук, и все должно исполниться. Надир-шаха это позабавило, но потом он решил узнать, так ли это на самом деле.

Для начала он отправил Сен-Жермена выяснить, что это за необыкновенная колонна. Тот вернулся в недоумении.

Колонна существовала, ржавчины не было, зато было чистейшее железо, какого он до сих пор не видывал. Сен-Жермен даже успел измерить ее высоту – вышло четыре человеческих роста и еще длина его сабли. Надпись на санскрите подтверждала древность колонны, и никто не сомневался в ее чудесной способности исполнять желания.

– Почему же Мухаммад-шах не обхватил ее, чтобы сберечь свою власть? – усмехнулся Надир-шах.

– Вероятно, руки оказались коротки, ваше императорское величество, – с поклоном ответил Сен-Жермен.

– А ты сам пробовал? – спросил его Надир-шах.

– Да, ваше величество, и вполне успешно, – все так же с поклоном отвечал французский чародей.

– Каково же было твое желание?

– Найти лучший в мире бриллиант, чтобы исполнить волю вашего величества, – льстиво сообщил Сен-Жермен.

Надир-шах милостиво кивнул умному французу, а загадочную колонну решил испытать самолично. Тем более что было у него и заветное желание.

Глава 18

На следующий день в сопровождении свиты и охраны Надир-шах отправился к колонне. Впереди и вокруг шли две тысячи стрелков – джазаирчи, держа наперевес большие мушкеты.

Когда все вокруг было очищено от простого люда, Надир-шах спешился и вошел во двор мечети, где и стояла та самая колонна. Она немного сужалась кверху, была увенчана пышным, выступавшим, как небольшой купол, орнаментом, а на вершине колонны виднелся небольшой железный орел.

Сначала Надир-шах полюбовался на высочайший минарет. Он был построен из красных и белых кирпичей, а окружность его состояла из чередующихся колонн и острых углов. Каждый ярус был отмечен пышной капителью. А верхушку уже было не разглядеть. Воздав похвалы величественному минарету, шах вернулся к колонне, которая интересовала его куда больше.

Колонна была тщательно отмыта, у подножия ее были выложены ковры из разноцветных, источавших дивные ароматы цветочных лепестков.

Надир-шах приблизился к колонне, сбросил с плеч халат и обнял колонну руками.

– Пусть эта горянка меня полюбит, – прошептал Надир-шах. – Тогда мне покорится весь мир.

И вдруг он понял, что пальцы его не сходятся на другой стороне колонны. Он водил руками, надеясь нащупать одной ладонью другую, но ничего не выходило. Надир-шах помрачнел, опустил руки, снял с себя мешавшее делу оружие и снова обхватил колонну, будто стараясь задушить неподатливое железо. Пальцы и на этот раз не сошлись. Тогда он выдохнул из себя весь воздух и попытался еще раз, но колонна не поддавалась.

Сын шаха попробовал помочь отцу, зайдя с другой стороны и пытаясь свети его пальцы, между которыми оставалось совсем немного свободного места.

– Прочь! – прохрипел Надир-шах.

Владыка побагровел от ярости, а свита затрепетала от ужаса, зная, что ярость шаха может стоить им голов.

Тут вмешался находчивый Сен-Жермен.

– Ваше императорское величество, – сказал он с поклоном. – Человеческое тело устроено таким образом, что вы сможете достичь желаемого, если обхватите колонну, повернувшись к ней спиной.

Этот совет еще больше вывел Надир-шаха из себя.

– Я не привык поворачиваться спиной к судьбе! – взревел шах. – И я научу этот столб повиноваться!

Надир-шах решил, что все равно обхватит этот столб, хотя бы и с другого конца. Он обернулся к свите и велел:

– Вырвите ее из земли!

В ту же минуту запел муэдзин, и Надир-шах направился в мечеть на полуденную молитву. Приближенные последовали за шахом. А остальные, помолившись во дворе, принялись за дело.

На колонну набросили арканы, и сотни человек попытались ее свалить. Но она даже не шелохнулась. Тогда пустили в ход коней. Они топтались на месте, а веревки рвались. Настала очередь слонов. Колонну спеленали широкими ремнями, подвели самых больших слонов, но и они ничего не смогли сделать с упрямым железом.

Опасаясь страшной расплаты за неисполнение шахского повеления, десятки людей принялись выкорчевывать плиты вокруг колонны и копать вглубь, чтобы попросту вытащить колонну из земли. Но оказалось, что колонна стоит не просто в земле, а в каменном основании, разрушить которое было нелегко. И чем глубже они пробивались, тем шире становилась колонна, и конца ее не было видно. Тогда пустили в ход других слонов, привыкших валить и перетаскивать большие деревья, однако и они лишь напрасно обхватывали колонну хоботами, сердито ревели, но справиться с ней не могли.

После молитвы, обозрев происходящее, Надир-шах помрачнел. Он велел своему насакчи – палачу отрубить головы нерадивым слугам, включая землекопов, и удалился. Свита сочла это особой шахской милостью, иначе бы с несчастных содрали кожу, а мясо скормили собакам.

Слух о надругательстве над святыней и жестокости шаха облетел город, и люди провожали кортеж завоевателя с плохо скрываемым негодованием.

Но Надир этого не видел, он был поглощен мыслями о странной колонне, не пожелавшей исполнить его желание.

– Вырву и увезу с собой, – грозил Надир-шах. – Пусть все увидят, что для меня нет невозможного.

Но про себя Надир полагал, что и без того оказал много чести какому-то железному столбу, приблизив его к своей священной особе.

Глава 19

Жизнь в гареме Надир-шаха текла своим чередом. Жены бдительно следили, чтобы их подарки не оказались хуже тех, что получали другие. У каждой из них была при дворе своя партия, и все они боролись за влияние на венценосного господина. Наложницы и невольницы любовались доставшимися им украшениями, умащивали и холили свои роскошные тела чудодейственными средствами, украшали ладони узорами из хны, сурьмили брови и ресницы, веселили себя песнями и танцами рабынь, играли в нарды, сплетничали, наслаждались ароматными винами и заглушали свои печали кальянами с дурманящим чарсом из индийской конопли. И каждая втайне мечтала об особом внимании господина и своем последующем возвышении. Ревность и соперничество составляли душную атмосферу гарема, который на неискушенный взгляд мог показаться прохладным, тенистым раем. Но в этом серале никогда не прекращались изощренные войны.

Только одна невольница не радовалась подаркам, не участвовала в скрытых гаремных баталиях и ничего для себя не просила. Там, где даже дурнушку могли превратить в ослепительную прелестницу, природная красота горянки блекла день ото дня.

Несмотря на запрет Надир-шаха наказывать упрямую невольницу, у Лала-баши было множество других способов отравить жизнь своей подопечной. Опытный евнух знал: чтобы сломить невольницу, нужно для начала заставить ее забыть прошлую жизнь, к которой все равно не будет возврата. Имя горянки было Фируза. Здесь ей дали другое – Азра, как звали легендарную красавицу, возлюбленную Вамика. Преданиями об их необыкновенной любви веками вдохновлялись поэты, слагая все новые стихи.

Но Фируза не откликалась на новое имя, отвергала дары, избегала участия в гаремных утехах. Ее дивные голубые глаза туманились печалью, она не вплетала в свои черные косы жемчужные нити, не наряжалась в бесстыдные прозрачные одеяния, а куталась в шали, будто замерзала в знойной Индии.

Фируза тосковала по родине и своему любимому. На обитательниц гарема дождем сыпались редкостные украшения, а она плакала ночами о подаренном ей Мусой-Гаджи простеньком кольце, которое сорвали с ее руки безжалостные вояки Надир-шаха.

Тогда Лала-баши, служивший еще прежнему шаху и перевидавший на своем веку многих невольниц, принялся за дело с другой стороны. Он дал понять женам шаха, что эта новенькая тронула сердце их господина, а это несло угрозу их благополучию. Жены тут же сплотились, чтобы любым способом извести соперницу, а таких умений им было не занимать. В ход пошли наговоры, намеки на то, что эта дикарка мечтает погубить великого шаха, что обещала хорошо заплатить, если ей достанут яда. Когда шах учинил расследование и ничто не подтвердилось, возникли слухи, что она с интересом поглядывает из своего окна на садовников. Их тут же казнили, а невольницу переселили в комнату с видом на реку. Она сделалась затворницей и только вышивала на тканях горы и долины родного Джара. Тогда в напитки, подававшиеся Азре, Лала-баши велел подмешивать опиум. Это было надежное средство, примирившее с новой участью немало упрямиц. Но кто-то пожалел Фирузу и шепнул ей об опасной затее коварного Лала-баши. Устав бороться с гордой невольницей, главный евнух решил положиться на время, которому подвластно все.

Фирузе было трудно в окружении изощренных соперниц и страшного Лала-баши. Она боялась, что долго не выдержит. Фируза догадывалась, что свидания с шахом ей не избежать, и решила скорее покончить с собой, чем смириться. Но затем поняла, что ее смерть ничего не изменит, и замыслила то, в чем ее и пытались обвинить – перед смертью отомстить за свою семью и свою родину. Оставалось лишь найти кинжал, а им она владела не хуже, чем иголкой и ниткой. А до той поры, чтобы придать себе решимости, Фируза снова и снова вспоминала все, что ей довелось пережить.

Сколько она себя помнила, в родном Джаре было беспокойно. Независимые горцы не желали терпеть какого-либо владычества. Они то сами восставали против посягавших на их свободу персидских правителей, то шли на помощь своим соседям – азербайджанцам, рутульцам, лезгинам, цахурам и даже грузинам. Не раз поддерживали они и храброго Сурхай-хана, который бился с войсками персов в Ширване. А с тех пор, как в Персии возвысился Надир, начались тяжелые времена.

Джарцы, как и их соседи, не желали подчиняться, а войск у Надира становилось все больше.

Отец Фирузы, оружейник Мухаммад-Гази, сам уже не справлялся – оружия требовалось как никогда много. Но почти все его ученики и помощники, не успев выучиться оружейному ремеслу, гибли в нескончаемых битвах. Пришлось повоевать и Мусе-Гаджи, который приезжал к отцу учиться. Джар и другие села не раз были разрушены и сожжены, не раз Фируза с матерью убегала в горы, чтобы укрыться от кровавых нашествий. Но каждый раз они возвращались и все начинали заново. Отец ковал оружие, Фируза ему помогала, мать умоляла перебраться в ее родное село Ахты или в Согратль, на родину отца, где было безопаснее всего.

И однажды, когда Джар снова был обращен в пепел, они бежали в Ахты, до которого было намного ближе, чем до Согратля. Вскоре туда же пришел и уцелевший в битвах отец. Казалось, теперь наступит покой. Но, возвращаясь из Кази-Кумуха, проклятый Надир подступил и к Ахтам. Ахтынцы не дрогнули и отчаянно дрались с врагами, но слишком силен оказался Надир-шах, неисчислимо было его войско. Он безжалостно разрушил Ахты, разорил восставшие общества Самурской долины, убил множество людей и увел пленных.

Когда Надир объявил себя шахом, а Кавказ отдал под власть своего брата Ибрагим-хана, в Азербайджане и Джаре вспыхнуло новое восстание. И отец Фирузы снова вернулся туда, где был нужен больше всего. На помощь восставшим пришли люди из многих дагестанских аулов, и некоторое время им сопутствовал успех. Затем все как будто успокоилось, и Джар начал восставать из руин. Снова приехал Муса-Гаджи, помог построить новый дом и подарил Фирузе, которая уже годилась в невесты, то самое колечко. Условившись с Мухаммадом-Гази, когда присылать сватов, Муса-Гаджи уехал. И больше Фируза его не видела.

Когда Ибрагим-хан решил окончательно искоренить всякое неповиновение в своем наместничестве, на Джар накатилась новая беда. Отец Фирузы встал на защиту рубежей Джара, а семью отправил в Дагестан. Но, мучимая дурными предчувствиями, мать не утерпела и вернулась, а следом отправилась и Фируза. Она почти догнала мать неподалеку от их горящего села. Тут их и окружили каджары.

Мать Фирузы, яростно защищавшую дочь, они убили. А Фирузу, успевшую своим маленьким кинжалом сразить одного и ранить другого врага, схватили и связали. Пока сарбазы спорили, кому достанется девушка, появился их сотник – юзбаши и отобрал девушку, слишком красивую для простых вояк. В их руках осталось лишь серебряное кольцо Фирузы, грубо сорванное с ее руки.

Когда всех пленных собрали в лагере каджаров, Фирузу приметил уже тысячник, который решил подарить ее Ибрагим-хану Как ни сопротивлялась горянка, ее притащили в шатер наместника и бросили к его ногам.

Ибрагим-хан был зол на упорных джарцев и поначалу хотел было надругаться над пленницей, затем выжечь на ней свое клеймо и отправить обратно, чтобы унизить своих заклятых врагов. Но затем рассудил, что и без того причинил джарцам тяжкий урон и обесчещенных девушек оставил там немало. А эта была так хороша, что ее стоило присовокупить к письму, которое он отправит Надир-шаху, брату своему, сообщая о первой победе над мятежниками.

Приграничные джарцы еще продолжали биться в полной уверенности, что семьи их в безопасности. А в Персию уже потянулись караваны невольников, и вдоль дорог стояли пирамиды из отрубленных голов.

И таяли вдали родные горы, застилаемые дымом пожарищ.

Невольниц было много. Их, разделив по возрасту, везли на арбах, укрыв от посторонних глаз занавесками. Вооруженная до зубов охрана следила за тем, чтобы к ним никто не приближался и чтобы невольницы не сбежали.

Фируза оказалась среди дюжины самых красивых девушек. Одни ее спутницы плакали, уткнувшись в колени, другие молились, третьи, окаменев от страха, только горестно вздыхали. Фируза тоже поначалу плакала, потом исступленно просила всевышнего послать ей смерть или кинжал, чтобы покончить с собой.

Старый возница сладострастно поглядывал на пленниц, завистливо вздыхал и цокал языком, обещая им райскую жизнь в гареме падишаха.

В городах караван останавливался на площадях, где живую добычу уже поджидали купцы и перекупщики. Хозяева каравана привычно принимались за дело, назначая цену и яростно торгуясь за каждую невольницу.

Для начала предлагались совсем маленькие девочки, которым не было и десяти лет. Опытные купцы умели разглядеть в них будущую красоту, но предпочитали все ощупать собственными руками. Осматривали девочек, как скот, проверяли зубы, мяли в руках косы, определяли цвет глаз и нежность кожи, заставляли сделать несколько шагов, вслушивались в их голос… Купцы старались не прогадать.

Тех, кто не был продан за хорошую цену, скупали по дешевке владельцы особых заведений, где маленьких невольниц учили разным профессиям, потребным в гаремах. Из таких рабынь делали певиц, музыкантш, прислужниц в банях – хамамах или просто горничных. Если будущие одалиски не превращались со временем в красавиц, их продавали в соответствии с их умениями, и это все равно многократно превышало расходы хозяев на покупку и обучение невольниц.

За невольниц постарше купцы торговались особенно упорно. Хозяева невольниц предпочитали поручать такие сделки ловким посредникам. Те выводили девушек на возвышение посреди рынка и выкрикивали цену, а затем принимались восхвалять прелести невольниц в самых соблазнительных выражениях. В ход шли сравнения с луной и солнцем, дыхание их объявлялось сладостно-благоуханным, глаза затмевали сияние звезд, безукоризненный стан спорил с кипарисами. Заканчивали посредники чудом из чудес и пределами блистающей красоты.

Торговля шла бойко, цены росли, пока не оставалось соперничающих покупателей. Тому, кто давал самую большую цену, посредник говорил:

– Получай свою красавицу! Да будет она для тебя удачей.

Писцы тут же составляли купчую, которую подписывали совершившие сделку и два свидетеля. Затем новый хозяин вдевал в ухо рыдающей невольницы серьгу с жемчужиной и своим клеймом и уводил ее с рынка.

И несчастные девушки, еще недавно певшие звонкие песни в родных домах и мечтавшие о красавцах-джигитах, становились собственностью алчных купцов, думавших лишь о том, как перепродать их еще дороже.

Эти душераздирающие сцены повторялись почти каждый день, и каждый раз сердце Фирузы сжималось от страха, что вот-вот настанет и ее черед.

К ней уже не раз приценивались, предлагали хорошие деньги, но грамота Ибрагим-хана ее защищала. Тогда купцы предлагали за нее столько, что Фирузе не раз казалось: золото вот-вот окажется сильнее грамоты наместника.

Не желая отступать, купцы о чем-то шептались, спорили, пробовали сговориться с разбойниками, чтобы те напали на караван и отбили невольницу, которая пришлась им по вкусу. Но стража была сильна, и никто не решился нарушить волю Ибрагим-хана.

Караван двигался в глубь Персии, постепенно уменьшаясь, пока не осталась одна арба, в которой везли Фирузу и еще одну девушку из Шемахи. Гюльнара – так звали шемахинку – все время молчала и только однажды вечером, когда арба поднималась на крутой перевал, вдруг разговорилась. Она поведала, как ночные разбойники, промышлявшие этим ремеслом, украли ее прямо из дома, убив отца и мать. Гюльнару пытались украсть и раньше, но тогда ее спасли братья. В этот раз они были среди восставших, и ее некому было защитить, кроме старых родителей.

Фируза хотела тоже раскрыть ей душу, рассказав о своих несчастьях, но вдруг услышала:

– Прощай, сестра!

Гюльнара сделала то, что давно задумала. Дождавшись, когда арба сравняется с краем пропасти, она распахнула полог навеса и бросилась вниз.

Стража пыталась ей помешать, но было уже поздно. Несчастная исчезла в непроглядной бездне. Осознав, что произошло, Фируза решила последовать ее примеру, но ее тут же схватили и крепко привязали к арбе, а место Гюльнары занял перепуганный стражник с обнаженной саблей.

– Только попробуй, – пригрозил он девушке.

– Убей меня! – крикнула ему Фируза, пытаясь освободиться от пут.

– Эта негодница навлекла на нас гнев падишаха! – ответил стражник. – Пожалей хоть ты наши головы!

Арбу теперь окружало плотное кольцо конных стражников, освещавших путь факелами.

Когда они прибыли в Мешхед, где располагалась ставка Надир-шаха, Фирузу отвезли в шахский гарем и передали грозному евнуху Лала-баши.

Тот придирчиво оглядел невольницу, благосклонно улыбнулся, велел дать ей отдохнуть и привести в надлежащий вид, который подчеркнул бы необычайную прелесть девушки.

В серале Фирузу встретили наложницы из разных стран. Каждая из них представляла собой образец тамошней красоты. Точеные фигуры, сверкающие глаза, жемчужные зубы, изящные руки, роскошные волосы, ко всему этому – изумительные украшения, которые наложницы меняли по нескольку раз в день. У каждой наложницы была своя история, не все чувствовали себя несчастными. Но Фируза знала, что никогда не станет одной из таких – смирившихся со свой участью. Не станет, чего бы ей это ни стоило.

Гарем шаха походил на дворец, где всего было вдоволь и даже с избытком. Но Фируза не желала этой роскоши, не желала милости владыки. В ее сердце был лишь Муса-Гаджи, а перед глазами – погибшая мать.

Когда Надир-шах увидел ее в саду, сердце его учащенно забилось. Из своих походов он привозил много невольниц, но эта была какой-то особенной. Узнав ее историю, Надир решил не торопить события. Он надеялся, что эта горянка сама откроет ему сердце, когда время излечит ее душевные раны. В ее покорности он видел залог окончательного покорения Кавказа, который беспрерывно восставал против его владычества, отдаляя главную цель шаха – владычество над всем миром.

Когда шах двинулся в поход на Индию, за ним последовал и его великолепный гарем. А насаженная на пику голова начальника стражи, позволившего Гюльнаре избежать шахского гарема, еще долго торчала у городских ворот Мешхеда.

Горестные воспоминания Фирузы прервал визит шахских слуг, присланных за девушкой. Она решила, что настало время того, чего она больше всего боялась, а у нее не было ничего, чтобы защитить свою честь. Но взволнованный вид Лала-баши немного успокоил ее. Вскоре выяснилось, что Фирузу велено привезти в сокровищницу Великих Моголов.