Buch lesen: «Армен»

ДВА СЛОВА
Вместо предисловия

Время от времени у каждого человека возникает необходимость навести порядок в своем доме. Та же рука, которая создавала хаос, разбрасывая все вокруг, – та же самая рука теперь бережно протирает и раскладывает вещи по местам. Вот так и я однажды решил навести порядок в собственной жизни: настежь открыл окна памяти, чтобы проветрить каждый ее уголок, распахнул пространство любви и тоски, выбросил прочь ветошь ненависти и злобы, стер толстый слой пыли со своих чаяний и надежд и поставил на стол настоящего прозрачную вазу былого, из которой пьют яркие цветы будущего.

И когда устало присел, чтобы немного перевести дух, почувствовал вдруг, как разливается в душе неуловимый аромат вечности, – и незаметно задремал. А очнувшись, увидел свое отражение в зеркале пережитого, висящем напротив, на стене суровой реальности, – и улыбнулся: рядом со мной на столе лежала эта книга – почти сплошь жизнь и чуточку литература.

Автор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Глава первая

1

Добравшись до тихой и безопасной поляны, молодой человек по имени Армен остановился и прислушался, тяжело дыша и внимательно глядя по сторонам. Сюда не доносилось ни звука. Вытянувшиеся деревья самозабвенно пили тишину заката, точно старались не уронить ни капли льющегося с неба драгоценного света, который, тем не менее, ускользал от них, падал на землю и рассыпался в траве. Казалось, лес трепещет и содрогается каждым листком. «Как я…» – мелькнуло у него в голове, и внезапно он почувствовал лютый голод. Хотел положить рюкзак на землю, но безотчетно рванулся вперед и на ходу дрожащей рукой вытащил из рюкзака небольшой прозрачный пакет с круглыми пирожками величиной с грецкий орех. Он купил их при входе в село у сидевшей на обочине дороги старухи, при этом ему бросилось в глаза сходство между ее маленькой круглой фигурой и испеченными ею пирожками. Сейчас, вспомнив изучающе-подозрительный взгляд старухи, когда она протянула ему пакет, молодой человек пожалел о своем неуместном великодушии и подумал, что, не остановись он возле нее и не потеряй время на покупку, он не встретил бы тех троих, что хотели его убить.

Дело в том, что в этом небольшом селе, приютившемся в уголке лесистой долины, при невыясненных обстоятельствах погиб двенадцатилетний мальчик, сын старосты села, его тело нашли недалеко от ветхого и уже покинутого жилища, в котором жил какой-то чужеземец; все решили, что именно он убил ребенка – убил и скрылся. Молодой человек случайно забрел сюда в поисках работы и узнал об этом от местного мальчугана, когда попросил его указать дом старосты, но тот, сбивчиво рассказав о случившемся, испуганно повернулся и удрал. В тот же миг молодой человек почуял, что в пустынности этого укрывшегося в лесу маленького села таится засада, и решил было вернуться, но в это время, преградив ему путь, из-за деревьев вышли три свирепых типа и угрожающе двинулись на него. То, что последовало за этим: шум, крики, брань, удары, обрушившиеся на него со всех сторон, – было каким-то кошмаром, от которого в памяти остались смутные, бессвязные обрывки. Отчетливо помнил он лишь то, что во время всей этой неразберихи его не покидало чувство глубокого, непостижимого стыда и страх перед тем, что он может упасть и это будет конец. А потом в какой-то момент драки его ослепил блеск узкого лезвия, и он яростно набросился на того, кто был с ножом, заломил ему руку, заставил выпустить оружие из его обмякших потных пальцев и, не обращая внимания на двух остальных, продолжавших осыпать его ударами, подобрал нож и забросил его в гущу деревьев. Один из нападавших тут же рванулся за ножом, двое оставшихся опешили, не зная, что делать, и он, воспользовавшись заминкой, подхватил упавший на землю рюкзак и скрылся…

Молодой человек поднес пирожок ко рту, но ему почудился звук шагов за спиной. Он тревожно оглянулся, однако на тропинке никого не было, и только жужжание нескольких кропотливых вечерних жуков на поляне нарушало тишину леса. Внезапная мысль о том, что недавнее происшествие – вовсе не недоразумение, а как бы неизбежное возмездие, вызвала в нем смутное и гнетущее чувство, точно именно он стал причиной гибели ребенка. Он вспомнил, как его уверения в невиновности наталкивались на удручающее непонимание: те трое поначалу только орали и угрожали, к действиям они перешли после того, как его собственные объяснения неожиданно для него самого стали звучать неубедительно и он, подавленный, невольно опустил голову: в ту минуту ему показалось, что он в самом деле убил ребенка…

– Им было ясно только одно: ребенка убил чужак… – прошептал молодой человек и с удивлением почувствовал, что это, как ни странно, правда – независимо от того, что произошло в действительности.

Вот, оказывается, что имеют в виду говоря «чужбина»: это обреченность, причем неважно, виновен ты или нет.

Он сел на траву, не представляя, что делать дальше. Впервые в жизни он со всей остротой осознал безвыходность своего положения. Медленным взглядом обвел окрестность: лес равнодушно молчал, погрузившись в себя и словно чего-то ожидая… Чего?.. Того, что уже бывало сотни, тысячи, бессчетное множество раз! Но это жизнь леса, не имеющая к нему никакого отношения. И трава, на которой он сейчас сидит, не имеет к нему отношения. Так же, как и ничтожный муравей, который запутался в волосках его запястья и мечется, ища выход. Глаза молодого человека увлажнились…

Он родился в Армении, в затерянном среди высоких гор маленьком селе Сар, где разбросанные дома почти сливаются с утесами и валунами. Дом, в котором он появился на свет и вырос – единственным ребенком своих родителей, рухнул в одночасье в темную, ненастную осеннюю ночь от неожиданного и страшного подземного толчка. И сейчас, когда он вспомнил заплаканное лицо матери и невыразимое отчаяние отца, молча и потерянно стоявших над руинами, сердце его разрывалось на части. Показалось, что причина их горя – только он и его беспомощность. И горькое чувство, не покидавшее его с того дня, как он попал в эту чужую и далекую страну, вспыхнуло в нем с новой силой: он точно упал с непостижимой высоты и приземлился здесь, в этом месте, представляющем огромную ухабистую равнину, некое безымянное пространство, как бы убегающее из-под ног одновременно во все стороны. Он, всегда живший рядом с небом, выше облаков, чуть ли не в обнимку с солнцем, слышавший ночной шепот звезд, хватавший стремительный ветер за гриву, растворявшийся в молчании бездонных пропастей, оказавшись здесь, в этой стране, чувствует, что его четвертуют четыре стороны света, что он расщепляется, рассеивается в непроглядных туманах далеких горизонтов. И тогда заплакал молодой человек по имени Армен, сидя на глиняном полу этой страны, понимая, что это его судьба и с нею – хочешь не хочешь – надо смириться. Так нашел он способ не ропща переносить ее капризы в чужом краю, и так было до сегодняшнего дня, до инцидента в этом богом забытом селе, где ему открылось истинное лицо чужбины, и он содрогнулся так, словно впервые заглянул в глаза смерти…

Он отправил в рот и попробовал разжевать пирожок, но тот, несмотря на аппетитный вид, оказался на удивление черствым и твердым, как орех. От боли в деснах он чуть не взвыл. Потом сиротливо съежился и лишь теперь почувствовал, что все тело у него ноет от жестоких побоев.

Особенно сильно болел нос. Он осторожно ощупал его: нос распух и был словно сдвинут в сторону. Ладонью вытер губы – увидел кровь. Кровь была и на пирожке. Он ощутил во рту вкус крови. И тут до него дошел истинный смысл того, что произошло. Будто кто-то неведомый пытался его унизить…

– Не выйдет! – глухо прошептал он, сплюнув красную слюну и сжав губы.

Волна безудержного гнева поднималась в груди и наполняла его какой-то непривычной силой. То была сила жизни. Сила его жизни. Его сила. И никто не может отнять у него эту силу…

Он еще немного посидел, потом легко вскочил на ноги и решительной походкой продолжил путь.

2

Выйдя из лесу и проходя над мутной и хмурой рекой, отделявшей лес от степи, он на минуту остановился на мосту и осмотрелся. Далеко-далеко падающий шар солнца будто с неслышным отсюда грохотом ударился о горизонт и рассыпался, при этом его раскаленные лучи брызнули во все стороны, наполнив бескрайнюю степь равнодушной пылью вечернего безмолвия. Мир был так огромен, а путей-дорог в нем так много, что впору было отчаяться, и сердце Армена сжалось от неясной тревоги: куда он попал, как и зачем?.. В следующее мгновение он впервые ощутимо понял, что погруженная в море теней земля кругла, и душу его неожиданно переполнила радость: он открыт и для жизни, и для смерти, и для победы, и для поражения…

Дойдя до первого перекрестка, он снова немного помешкал: дороги, точно бесчисленные морщины, бороздили темнеющее лицо страны. Где-то далеко отсюда едва угадывались в наступающих сумерках поселки, села, города, напоминающие то здесь, то там случайно выросшие в этой бесплодной и бескрайней степи густые кустарники, и Армен невольно вспомнил сидевшую на обочине дороги торговку пирожками.

«Будто морщинистое лицо той старухи», – подумал он о земле, по которой шел.

Слева от него по узкой и бугристой дороге двигалось темное пятно. Непроизвольно Армен тоже повернул влево: наверняка это человек, у которого можно что-то узнать. Немного погодя навстречу ему из сумерек выплыло какое-то существо, припадавшее на одну сторону. По легкому покачиванию вытянутого тела Армен догадался, что это собака. Заметив человека, она замерла, потянула носом воздух, а затем продолжила путь. По всей вероятности, это был бродячий пес, побитый и голодный. «Какя…» – подумал Армен и, остановившись, достал из рюкзака пирожок и протянул его навстречу собаке. Та, к удивлению Армена, сделав большой крюк, обошла его и равнодушно побежала дальше; судя по всему, конечным пунктом ее маршрута был лес, где она намеревалась переночевать. Армен посмотрел ей вслед, и в следующий миг мурашки поползли у него по телу: это был вовсе не бродячий пес, а самый настоящий волк; остановившись на перекрестке, он тоже обернулся и посмотрел на Армена сверкнувшими в полумраке глазами. Некоторое время Армен и волк не сводили друг с друга взгляда. Потом волк отвернулся и медленно удалился в сторону прибрежных кустов, а Армен продолжил путь.

Солнце уже зашло, однако ало-оранжевое зарево все еще освещало горизонт, и от этого вокруг казалось еще темнее, чем было на самом деле. Армена не покидало чувство, что он месит ногами уплотняющийся сумрак. Тишина дороги поглощала звуки его шагов, которые, смешиваясь с дыханием, порождали в нем приятное чувство легкости непрерывного движения. Ноздри ему щекотала терпкая смесь запахов им же поднимаемой пыли – явный признак того, что он уверенно владеет дорогой. Он шел вперед, не глядя под ноги, искусно обходя при этом рытвины и ухабы, поскольку вырос среди скал и ущелий и здешние дороги были для его привычных ступней детской игрушкой. Внимательно глядя по сторонам, он всматривался в каждый камень и кустик, ибо знал: он здесь не один, степь незримо, но внимательно следит за каждым его движением. И это чувство взаимопочитания согревало ему душу…

Спустя немного времени слух его уловил какие-то новые звуки. Обернувшись, он уставился в темноту: глухое, мерное громыхание, словно доносившееся из-под земли, постепенно приближалось, вскоре к нему присоединился монотонно-ритмичный топот. Армен невольно затаил дыхание, когда из темноты перед ним выросло нечто огромное, фыркающее и вздыхающее, и в тот же миг он уловил знакомый запах лошади и травы. Это была обычная крестьянская телега, которую тащила лохматая лошадь. На козлах развалился дюжий сельчанин; по-видимому, он возвращался из леса. Поравнявшись с Арменом, телега остановилась. Обрадованный Армен дружески поздоровался с возницей и подчеркнуто любезно поинтересовался, может ли тот подбросить его до ближайшего населенного пункта. Возница не удостоил его ответом, он сидел молча и неподвижно, его голова четко вырисовывалась на фоне угасающего горизонта, но лица не было видно. Армен, не мешкая, сел в телегу, и та тут же покатила дальше.

– В ваших краях много волков? – начал Армен разговор, удобно устроившись на мягкой соломе. – Я только что встретил одного. Сперва мне показалось, что это собака, а пригляделся – волк… – Армен улыбнулся.

Возница никак не отреагировал. Видимо, это был угрюмый и неразговорчивый сельский мужик, не склонный к дружеским беседам.

Армен немного смутился, потом, вспомнив о пирожках, извлек из пакета несколько штук и, придвинувшись к передку телеги, благодарно протянул их вознице.

Возница не шевельнулся, не повернул головы. Армен в недоумении отдернул руку, в голове у него пронеслась мысль о том, что вот так же и волк отверг протянутый им пирожок, и его охватило странное чувство. Армен проглотил слюну и попытался получше разглядеть возницу, но кроме лохматых, не знавших гребня волос и темного силуэта ничего невозможно было разглядеть. Вскоре он забыл о вознице и поднял глаза к небу, сгущавшийся мрак которого словно стремился подчинить себе все пространство. Армен невольно сравнил его с небом над родным селом – высоким и бездонным, переливавшимся веселым и ярким фейерверком бесчисленных звезд. Убаюканный покачиванием телеги и монотонным топотом копыт, он вскоре задремал, погрузившись в мир сладких сновидений и согревающих душу воспоминаний…

Он проснулся в мучительной тревоге; приснилось, что на лицо ему наброшена невидимая металлическая сеть, от которой он не может освободиться: изо всех сил пытается оттолкнуть ее руками, но запутывается в ней еще больше. Армен откинулся на борт телеги, почувствовал острую боль в спине и окончательно пришел в себя. Была уже глубокая ночь. На непроглядном небе висела круглая, похожая на фонарь луна. Степь затопили смутные тени, сумрак и тишина, в которой скрип телеги казался каким-то потусторонним звуком, доносящимся из неведомого далека. В лицо им дул пронизывающий ветер, казалось, он идет откуда-то сверху, чуть ли не с самой луны. Возница сидел так же неподвижно, за все это время его поза совершенно не изменилась. Черная, расплывчатая глыба его фигуры выглядела еще более жутко и таинственно; скупой лунный свет удивительным образом обтекал ее, и видна была лишь огромная тень, отбрасываемая на дорогу. Внезапно тьма вокруг стала еще непроглядней, будто телега въехала под какие-то мрачные своды. С трудом повернув голову, Армен увидел слева от себя большую гору, совершенно неуместную на этой пустынной равнине. Вид у нее был странный: неестественно острая вершина и зигзагообразные очертания склонов, от которых исходил тусклый серебряный отблеск.

– Что это за гора? – повернулся Армен к вознице. – Вид у нее необычный…

Возница и на этот раз ничего не ответил. «Может быть, он глухонемой?..» – подумал Армен. Его охватил страх, сердце тревожно заколотилось. Ему захотелось вскочить с места и встряхнуть возницу – зачем, он и сам не смог бы объяснить, – когда телега резко свернула вправо и, немного проехав, остановилась. Армен глянул в сторону возницы, но перед ним был лишь непроницаемый мрак. Он, тем не менее, хотел спросить у возницы что-то еще, но почувствовал, что не может. Непроизвольно соскочил с телеги и подошел к нему, чтобы хотя бы попрощаться, но телега неожиданно тронулась с места. Армен замер, ему почудилось, что он видит сквозь мрак большие и сверкающие глаза возницы…

Какое-то время он ошарашенно смотрел вслед телеге, которая словно растворилась в темноте. Не было слышно ни скрипа, ни топота копыт. Армен сделал несколько шагов, но с удивлением обнаружил, что тут нет дорог, только бугристая равнина с небольшими курганами и колючим кустарником. Армен пожал плечами и вернулся. Когда он вышел на дорогу, перед ним снова возникла гора, чья смутная тень властно возвышалась на фоне беззвездного неба; она казалась недоступной и была похожа на гигантскую колонну, подпирающую небосвод. Гора непреодолимо притягивала его к себе. Он пересек дорогу, продрался через кустарник и направился к ней. Подойдя ближе, ошеломленно остановился: гора испускала тошнотворный запах, от которого у него закружилась голова. Наверняка это была мусорная свалка какого-то ближайшего города. Армена развеселила неожиданная мысль: разве невозможно разгрести эту гигантскую, зловонную кучу мусора? Конечно, возможно. Если захотят, он мог бы это сделать. Один. Без чьей-либо помощи. Он будет работать день и ночь, пока от горы не останется и следа. Ее просто не будет, она перестанет существовать, исчезнет вместе со своим смрадом. И за всю работу ему заплатят столько, что вполне хватит на ремонт отцовского дома… Эти мысли так окрылили Армена, что он погрузился в мечты: представил обновленный родительский дом – высокий, крепкий и светлый…

Он деловито подошел вплотную к подножию мусорной горы. Внимательно всмотрелся – постепенно свалка стала ему чем-то нравиться, даже вонь уже не казалась такой невыносимой. «Это всего лишь запах… – подумал он, – такой же, как любой другой…» Он похлопал ладонью по нескольким разбитым бочкам, наполненным грязью и какой-то маслянистой жидкостью, и те ответили глухим звуком. «Она могла быть и больше…» – решил он, скользнув взглядом от подножия до вершины горы. Из ближайшей темной щели послышался шорох крысиной возни, потом одна из крыс с отчаянным писком выскочила наружу и испуганно метнулась прочь, а вслед за нею появилась другая, более крупная, и яростно бросилась вдогонку. Первая крыса с невероятной скоростью достигла вершины горы и там исчезла; вторая же, на ходу передумав, вернулась, смело пробежала недалеко от ног Армена и влезла в какую-то черную круглую дыру. Ему сейчас нравились даже эти крысы…

Определившись в своих дальнейших планах, он хотел повернуть обратно, как вдруг ему почудились далекие человеческие голоса. Обойдя бесформенные груды металла, он вышел к противоположной стороне горы и остановился у довольно большой воронки, глубокой и темной. Ничего нельзя было разглядеть. Он хотел повернуть обратно, когда снова услышал те же звуки, но уже отчетливее. Пройдя по краю воронки, Армен обогнул ее и поднялся на окаменевший песчаный пригорок. Взору его предстал залитый лунным светом противоположный склон мусорной горы, который он не мог видеть с дороги и который, казалось, простирался до самого горизонта. Повсюду на этом пространстве – снизу и почти до вершины – копошилось множество людей. С превеликим усердием они рылись в мусорной куче и время от времени издавали радостные крики, находя что-то нужное: пустую бутылку, кусок материи, книгу, ведро или штык лопаты… Это были нищие, бездомные бродяги, пьяницы и наркоманы, убогие и увечные люди, которых Армен иногда встречал во время своих скитаний. Мужчины и женщины – молодые и старые, больные и здоровые, в грязных лохмотьях, опустившиеся, с одутловатыми лицами, с застывшим безразличием в глазах… Армен нахмурился, наблюдая эту безрадостную картину. Взгляд его остановился на пожилой женщине и мужчине среднего роста, которые одновременно нашли нечто похожее на одеяло и теперь орали друг на друга, желая завладеть находкой. Женщина, по-видимому, пыталась доказать, что она первая нашла одеяло, выкрикивая что-то хриплым голосом. Мужчина утверждал обратное и осыпал женщину проклятиями. Спор кончился тем, что к ним, хромая, подошел человек с большой головой и внушительной фигурой. В руке он держал за горлышки гроздь пустых бутылок. Человек этот что-то сказал спорящим и торжественно встал рядом с ними, сверкая глазами. Некоторое время громила выжидал, с безучастным видом поглядывая по сторонам, и вдруг схватил одеяло своей огромной ручищей и стал стремительно спускаться по склону. Мужчина бросился за ним, но споткнулся в скользкой жиже, упал и скатился в какую-то яму. Женщина с воплями поспешила ему на выручку. Она уселась рядом, положила его голову себе на колени и принялась гладить его и успокаивать. Мужчина вдруг резко вскочил и стал лихорадочно разгребать то место, на которое упал. Вскоре он вытянул из-под груды мусора кожаную безрукавку, издал ликующий крик и подпрыгнул от радости. Какое-то время женщина смотрела на безрукавку с грустной завистливой улыбкой, потом уронила голову на колени и съежилась. Мужчина немного подумал, бросил безрукавку ей на плечи и двинулся к вершине, по пути с новой энергией разгребая мусор толстой палкой, найденной неподалеку…

Армен опустил голову и уставился себе под ноги. Так было надежнее: голоса людей, их крики, плач, смех теперь словно доносились издалека. Расчистить это место, убрать гору мусора – значит лишить этих людей последней надежды…

Он спустился с пригорка и вошел в заросли кустарника. Остановившись у края дороги, бережно стряхнул с одежды пыль и приставшие колючки и, прежде чем продолжить путь, оглянулся: гора мусора незыблемо стояла между землей и небом и, казалось, ничто не в силах нарушить ее безмятежный и величественный покой…

Армен повернул голову, осторожно ощупал секретный внутренний карман на поясе: те небольшие деньги, что он заработал, очистив колодец в одном из крестьянских дворов, были на месте. Он улыбнулся и закинул рюкзак на плечо.