Buch lesen: «Ревизор: возвращение в СССР 8»

Глава 1

Август 1971 г., г. Святославль

– Как это? – ошарашенно спросил Славка, подскочив к Инне. – Она очнулась? Или нет?

– Нет ещё. Но появились движения век, спонтанные движения телом, реакция на раздражители. Появилась позитивная динамика.

– Это хорошо? – всё ещё ошарашенно спрашивал Славка.

– Не то что хорошо, а очень хорошо! Её состояние сдвинулось с мёртвой точки.

– И что дальше? – спросил Славка. – Когда к ней уже можно будет?

– Потерпи ещё чуть-чуть, – с сочувствием сказала Инна. – Не спеши. Дай ей, хотя бы, проснуться. Тем более, неизвестно еще, каково ее состояние. Как очнется, первые дни тесты проводить будут разные, анализы делать. И не пустит тебя никто в реанимацию. Никого не пускают.

– Когда она уже очнётся? – в сердцах крикнул Славка. Он вдруг не выдержал, у него сдали нервы.

– Может, за ночь и очнётся, – успокаивала его Инна. – Приду завтра на работу, первым делом к ней зайду.

– Я с тобой, – безапелляционно заявил он ей.

– У нас экзамен завтра, – неуверенно возразил ему молчавший до этого Мишка.

– Плевать! – отмахнулся от него друг. – Я завтра в больницу.

Инна с Мишкой озабоченно переглянулись.

– Слав, тебя всё равно к ней не пустят, – попыталась вразумить его Инна.

– Пустят, – отрезал он и упрямо сжал губы.

– Ладно, утро вечера мудренее, – не стала спорить Инна, видя, что парень не в себе сейчас. Пытаться убеждать его в чем-то бессмысленно.

Она понимала, что сейчас наступает решительный момент, сейчас станет понятно, насколько пострадал мозг девочки. И Славка это понимал. Ему не надо было ничего объяснять. Он столько раз за эти месяцы слышал о неутешительных прогнозах докторов, что сейчас держался на одной юношеской наивной любви и вере в чудо.

Он так и не заснул в эту ночь. Даже не пытался. Ходил по кухне взад-вперёд или сидел прямо за столом в позе Роденовского «Мыслителя» и пялился в одну точку за окном, поставив ноги на табурет.

Инна просыпалась несколько раз. Молодая мать спала чутко и реагировала даже на шорохи из кухни. Ей было очень жаль парня, но помочь ему она ничем не могла. Сама переживала не меньше. Утром Инна несколько раз настойчиво попыталась образумить его, но Славка слышать ничего не хотел и упрямо собирался ехать с ней в больницу. В подавленном настроении Мишка поехал на экзамен один. А Инне ничего не оставалось, как ехать на работу в компании Славки, вцепившегося в неё, как клещ. Она понимала, что он жертвует своим поступлением, и уже ругала себя за то, что сказала ему до экзамена, а не после. И очень жалела, что рядом нет Пашки – тот бы точно что-то придумал, чтобы вразумить Славку.

Оставив Славку в вестибюле, Инна переоделась в своей ординаторской и побежала узнать, как дела у Эммы. Возле той собрался целый консилиум из докторов. Она радостно выдохнула, увидев, что пациентка вышла из комы. Девочка очнулась, смотрела на всех испуганным, немного затравленным взглядом.

Дождавшись, когда все уйдут, Инна подошла к лечащему доктору Эммы и узнала последние новости о её состоянии. Посидела немного возле девочки. Та не узнала её. Но это нормально после комы. Первое время нормально.

Вернувшись к Славке, Инна рассказала ему новости и хотела отправить на экзамен в институт, может, ещё не поздно. Но услышав, что Эмма очнулась, Славка решил во что бы то ни стало попасть к ней. И слушать ничего не хотел про экзамен. Инна побежала к главврачу, объяснила ситуацию. Но тот решил, что не стоит рисковать:

– Пусть пациентка сначала придет в себя. Мы же не знаем точно, что там у них были за отношения. Нам такой фактор риска ни к чему.

Раз сам главврач отказал, то, естественно, его не пустили. Но он выяснил, где она лежит и взял в осаду реанимацию. Сел прямо возле дверей и вскакивал каждый раз, когда двери открывались, пытаясь заглянуть вовнутрь. Он проторчал там до обеда. Когда Инна в свой перерыв прибежала проведать Эмму и наткнулась на Славку, то в очередной раз подумала, что ничего страшного не случилось бы, если бы парень повидался со своей любимой.

– Ну что он там, сидит? – спросила её дежурная медсестра.

– Сидит, – подтвердила Инна. – Он и не уйдёт. Я его знаю.

– Вот иди и скажи ему, что нечего тут сидеть, – резко ответил лечащий врач Эммы, сам пришедший её проверить. – Она не помнит никого.

– А что такого страшного случится, если они увидятся? – возразила ему Инна. – Может, она его увидит, и всё сразу вспомнит!

Доктор промолчал. Медперсонал реанимации уставился на него в ожидании решения.

– Что? – рявкнул он на них. – Не даст это ничего…

– Не попробуем – не узнаем, – упрямо возразила Инна.

Говорить ему, что она уже была у главврача, и тот отказал, она не стала – а вдруг удастся убедить. Если скажет, то точно ничего не выйдет.

– Да пустите паренька, у них любовь, жалко его! – пробурчала пожилая медсестра.

– Ладно, – сдался доктор под множеством женских осуждающих взглядов. – Пусть пройдёт. Всё под моим контролем! Не больше пары минут. И оденьте его…

Обрадованная Инна отвела Славку к себе в ординаторскую, нашла ему халат и колпак, сменную обувь. И сделала звонок маме на работу, сообщила, что Эмма очнулась. Когда Инна привела Славку в реанимацию, он внешне ничем не отличался от лечащего доктора Эммы.

Инна подвела Славку к кровати Эммы. Медперсонал отделения, представленный, в основном, женщинами, потянулся за ними. Лечащий врач встал у изголовья, сложив руки за спиной, как охранник.

Эмма была очень слаба, с трудом могла хоть что-то говорить, не понимала, где она находится, не узнавала никого, была страшно напугана и подавлена. Вдобавок, правая сторона тела плохо слушалась.

Славка кинулся к ней, а она испуганно уставилась на него, не узнала. Он и сам дар речи потерял, молча смотрел на подругу, с ужасом сжимая её руку.

Инна объяснила ей, что Слава её сосед и близкий друг. Эмма выслушала, кивнула головой, что поняла. Славка с мокрыми глазами сидел молча рядом и гладил ей руку. А через две минуты Эмма, глядя на него, опять спросила с трудом, растягивая слова: кто это? Инна опять объяснила, Эмма всё поняла и через минуту забыла опять.

Славка с отчаянием взглянул на Инну. Ну а что она могла сделать? Объяснила ему, что это, возможно, пройдёт при должном лечении, но нужно время. Время и терпение. Память будет восстанавливаться, но постепенно. Как и когда это произойдёт, сейчас не скажет никто. Что-то она может вообще никогда не вспомнить. С ней будут заниматься врачи, назначат лечение, массажи, лечебную физкультуру. Ей надо будет много заниматься с логопедом, развивать мелкую моторику, играть в развивающие игры, чтобы восстановить работу мозга.

Как минимум месяц Эмма пролежит ещё в больнице. Потом её выпишут домой и ей нужна будет помощь с реабилитацией.

Славка слушал, мрачно и решительно кивая головой. Потом взял стул и придвинул его к кровати Эммы, намереваясь остаться здесь. Но Инна остановила его, подталкивая к выходу.

– Это же реанимация, тебе и так здесь быть не положено, – сказала ему она.

– Переведём её в общую палату, тогда и приходи, и сиди сколько захочешь, – сказал доктор. – А сейчас пока, сам видишь, ты ей помочь ничем не можешь.

– Когда переведёте? – тут же спросил Славка.

– Кто же тебе сейчас это скажет? – развёл руками доктор. – Всё, иди. Дисциплины в отделении из-за тебя никакой!

Доктор строго взглянул на медсестёр, застывших рядом и с интересом ловивших каждый звук. Они тут же засуетились и разошлись.

Славку уже начали выгонять из отделения, как вдруг Эмма, следившая, как его оттесняют к двери, чётко произнесла, протянув к нему руку:

– Саава!..

Она вспомнила его и расплакалась. Только его вспомнила, больше никого и ничего.

Пораженный таким прогрессом доктор в итоге разрешил ему остаться, сказав, что для первого дня это очень неплохо.

– Суток ещё не прошло. А у неё уже память начала восстанавливаться, – сказал он перед уходом. – Процесс восстановления памяти может растянуться, а может лавинообразно начаться и она разом вспомнит всё. Её надо подготовить к этому. Рассказывай ей о её жизни, о родных, друзьях, о ваших планах. Что-то забудет, что-то запомнит. И делай ей всё время массаж ладоней, пальцев, особенно кончиков пальцев. Ты удивительно хорошо на нее влияешь!

Инна зашла вечером за Славкой и чуть ли не силой утащила его домой поесть и поспать. На следующее утро Славка приехал с Инной на работу и заступил на дежурство у кровати Эммы до самого вечера. Так потянулись дни за днями. Инна взяла над Славкой шефство, водила на обед в столовую, представляла его коллегам, и вскоре все стали воспринимать его присутствие рядом с Эммой как должное.

Тем временем Мишка успешно сдал экзамены в БИТМ. Все свободное время от экзаменов он проводил на бетонных работах. Прямо выскакивал из аудитории и бежал на ближайший поезд или автобус.

* * *

После работы возвращался с хлебозавода без задних ног с одной мыслью: добраться до койки. Сегодня главный инженер, между собой мы его звали теперь не иначе, как Винни Пух, ходил вдоль свежего бетона и линейкой замерял высоту бетонного слоя. Он оказался очень скользким типом, я как чувствовал, когда в первый раз его увидел, что будут с ним проблемы.

Директор тоже приходил, но он совсем по-другому себя вёл. Спрашивал, всё ли у нас есть для работы, всем ли нас обеспечили? Если бы не он, не видать бы нам шланга, как своих ушей. Таскали бы сейчас воду вёдрами. А так набрали бочку воды и не паримся.

Весь в своих мыслях вошёл в дом и застал у нас целое собрание.

– Что тут такое?! – резко спросил я от неожиданности. – Что случилось?

Я оглядывал присутствующих, и по лицам бабушки, Никифоровны, мамы и Клары Васильевны не мог определить, произошло что-то хорошее или наоборот.

– Паша, Эмма очнулась! – сквозь слёзы проговорила Клара Васильевна.

– О, как! А плачете чего?

– Инна звонила, – пояснила мама. – она не узнает никого и ничего не помнит.

– Но она говорит? – уточнил я.

– Вроде, да.

– Всё нормально, – постарался успокоить я женщин. – То, что она чего-то забыла, это не страшно. Главное, что она не овощ! Что-то вспомнит, с чем-то и кем-то заново познакомится. Это всё уже не важно. Главное, она в сознании. Руки-ноги двигаются?

– Инна не сказала… – растерянно ответила мама. – Но она завтра ещё обещала позвонить.

– Интересно, как там Славка? – озабоченно спросил я. – Как бы он поступление не сорвал с такими новостями…

Зная друга, предположил, что он будет пробиваться к Эмке любыми путями.

Даже аппетит пропал. Бабушка вопросительно посмотрела на меня и подвинула ко мне ближе миску с молочной вермишелью. Заставил себя поужинать.

В хате повисло напряжённое молчание, но расходиться никто не спешил. Даже мама не уходила. Ахмад там, что ли, сейчас один Аришку нянчит?

– Ну, что у вас тут за траур? – недоумённо спросил я. – Всё же хорошо! Эмма очнулась! Разговаривает… Это же великолепно! Инна говорила мне, что с каждым днем шансы, что она очнётся, снижаются. Чувствуете разницу с тем, что могло быть? Вот! А со всем остальным можно справиться и можно жить.

Клара Васильевна улыбнулась, шмыгнув носом. Слишком долгое напряжение и состояние неопределённости не отпускало. И информации было слишком мало.

– Надо дождаться завтрашнего звонка Инны, – сказал я. – Мам, расспроси её подробнее о состоянии Эммы. А то, скажи, мы тут не понимаем, радоваться нам или плакать. И спроси, можно ли её навещать? И про Славку спроси, пожалуйста, как он там экзамены сдаёт? Ладно?

Мама кивнула, засобиралась. Вскоре и Клара Васильевна ушла.

Бабушка с Никифоровной остались сидеть за столом и, чтобы чем-то себя занять, взялись перебирать гречку.

Вернулся из Брянска после устной математики Мишка и сразу прибежал ко мне доложить, что Славка всё завалил. Он сам был очень взволнован и расстроен, чувствовал свою вину в том, что не уговорил друга поступать. Не знал, чем помочь и от этого ещё больше расстраивался.

Все стойко держались все месяцы, пока Эмма была в коме, поддерживали Славку, надеялись на лучшее. А как Эмма очнулась, у всех начали сдавать нервы. И у него в первую очередь. Эх, блин, и как он планирует за Эммой ухаживать, если поступление сорвал, и теперь в армию пойдет, едва признают, что годен?

– Самое страшное позади, – все же попытался успокоить я друга. – Эмма очнулась…

– Да? – воскликнул Мишка.

Он, оказывается, не знал. Сразу после института домой в Святославль вернулся.

– Да. Инна звонила. Правда, Эмма не узнаёт никого и не помнит ничего.

Мишке сразу полегчало, и он, попрощавшись со мной, пошёл домой.

А я поднялся на второй этаж и еле дополз до своей кровати. Это бетонирование меня измотало. А ещё заливать и заливать… Сам не заметил, как провалился в глубокий сон.

Снились счастливые Славка и Эмма. Проснулся в прекрасном настроении. Всё будет хорошо.

Объявил всем на заводе новость про Эмму. В отличие от взрослых, молодежь смотрела на всё гораздо оптимистичнее и встретила моё объявление радостными криками «ура!». Естественно, кричали те, кто был в теме, но остальным быстро все объяснили.

Настроение сразу у всех поднялось, даже у тех, кто лично не знал Эмму. Трудно не радоваться самому, если рядом рады те, с кем сдружился за недели тяжелой работы. И дальнейшие жизненные перспективы для нас сразу окрасились в радужный цвет. Мы искренне радовались за Славку и надеялись, что чёрная полоса в его жизни закончилась. Конечно, всё ещё слишком неопределённо и неясно, но главное – Эмма жива и в сознании. Остальное не важно.

Рабочий день прошёл на одном дыхании. Все признали, что как будто стало легче работать. Точно, настроение хорошее помогло!

Вечером спешил домой в нетерпении, что Инна маме нового рассказала сегодня про Эмму. Узнал, что по ней прогноз положительный. А Славка, как и опасался, поступление завалил. Вот же, балбес. Хреново у него с долгосрочным планированием… Хоть бы сам это понимал и друзьям доверял, но упертый же, как баран. Может, ему и в самом деле неплохо в армию прогуляться, там таким помогают иначе на мир взглянуть.

У Эммы куча нарушений: и памяти, и двигательные, и речевые. Но есть прогресс даже за одни первые сутки. Все надеются, что у неё есть неплохие перспективы. Наверняка сейчас никто из врачей ничего не станет обещать, но доктора хорошие, лечение назначено. Теперь всё зависит от Эммы, от её желания выздороветь. Ей придётся очень много работать, учиться, тренироваться, чтобы восстановиться. Ну, тут я не беспокоюсь: сама не захочет заниматься, Славка заставит.

Просил маму спросить про деньги – Инна сказала, что ничего не надо. Но я все равно решил, что дам ей сотню на Славку. Она за ним фактически теперь ухаживает заодно. Ну хоть стимул готовить научиться хороший. Не будешь же кормить парня, который на твоих глазах самоотверженно сражается за здоровье любимой всякой подгоревшей фигней.

Ещё Инна попросила посмотреть у нас в магазинах детскую мозаику, элементы которой надо втыкать в маленькие отверстия. Сама она зашла в один магазин по дороге домой, но там не было. Если получится купить, то Инна на выходных увезёт её. Для Эммы детские развивашки сейчас самое то, мелкую моторику восстанавливать.

Ну, уже кое-что. Мозаику мы найдём, из-под земли достанем. В воскресенье Инна, по-любому, с ней уедет.

Когда есть чёткая цель, жить гораздо легче. Несмотря на позднее время решил зайти к Галие, попросить её заняться этим вопросом. Заодно повидаться, а то редко встречаемся из-за нашей пахоты. Заканчиваем позже, чем она с работы уходит, так что и проводить ее до дома даже не могу. Несколько раз всего она сама к заводу подходила и провожала меня до дому под завидки всего нашего коллектива. Марат с нами в этих случаях шел, а потом сам домой ее провожал.

Дверь открыл Загит и сразу потащил меня на кухню, где он до этого чаёвничал в одиночестве. К нам присоединились Галия и Оксана. Они от Марата уже узнали, что Эмма очнулась и с интересом ждали продолжения. Доложил им всё во всех подробностях, что сам знал. И выложил свою просьбу про детскую мозаику.

– Нам не обязательно новую, подойдёт и чья-нибудь, – объяснял я. – Может, у кого-то дети уже выросли, не играют.

– Кажется у Анжелкиного Саньки была… – припомнила Галия. – Надо спросить.

– А Марат-то где? – спохватился я.

– Так сегодня же четверг. У него тренировка на заводе у вас, – ответил Загит.

– О, мама родная! – воскликнул я. – Это он после хлебозавода ещё на тренировку пошёл?

– Конечно. Вторник, четверг, два раза в неделю, – как о само собой разумеющимся ответил Загит.

Похоже, Марат не делится дома, как мы там упахиваемся. Ну он даёт вообще! После такого трудодня ещё тренировку проводить! Монстр, однако!

Посидел ещё немного в гостях. Оксана удивила миролюбивым настроем. Но расслабляться с ней нельзя. Это она такая ласковая потому, что дочь из Москвы вернулась. А что будет, когда приблизится время уезжать учиться в столицу?

Глава 2

Август 1971 г. Святославль.

Потянулись однообразные дни. Дом – хлебозавод – дом. Несколько раз ездил на лекции от общества «Знания». Они представлялись уже какой-то халявой и отдыхом в сравнении с бетонированием. Уезжая на несколько часов со стройки на хлебозаводе успевал и вздремнуть по дороге, и план лекции продумать.

Съездил опять и в тот колхоз, где рассказывал про рациональное отношение к результатам собственного труда. Пал Григорыч и Иван Лексеич встретили меня как старого друга и сразу, понизив голоса, рассказали, что приглашали к себе корреспондента из Брянской газеты, жаловались на ситуацию. Решили, что и так нагоняй получат за несохранённое зерно, и так за «вынос сора из избы». Но сработало, как я и говорил. После выхода статьи им тут же выделили средства на строительство нового зернохранилища, уже бригаду нашли, кто строить будет.

– Если честно, – делился со мной председатель колхоза, – до сих пор жду, когда меня на ковёр вызовут, спросят за такую самодеятельность.

– Теперь уже не важно, вызовут-не вызовут. – возражал ему зам. – Главное – у нас новый элеватор будет. А с ним и результаты будут ого-го!

– И это правильно. – поддержал я Пал Григорыча.

Лекция была на тему «Советская пятилетка как основа успехов в экономике». Я ее очень одобрил, как узнал – кучу времени сэкономил, даже в библиотеку идти не надо, чтобы колхозникам все разъяснить. Что я, не знаю, что такое плановая экономика, и какие выгоды бывают при плановом ведении хозяйства? Да те же южные корейцы тоже с пятилетками такого прогресса добились, что уж говорить о красном Китае после начала реформ в конце семидесятых. Но, естественно, говорить что-то хорошее и про социалистический Китай сейчас нельзя было, равно как и про капиталистическую Южную Корею. С первым мы после смерти Сталина так капитально поссорились, что в этом же 1971 году китайцы что-то вроде союза с американцами против СССР замутят. А о вторых иначе чем, как о «наймитах империализма», провоцирующих войну в Азии, сейчас и вовсе не принято говорить. Значит, исходя из темы лекции, лучше вообще про них помалкивать. Тем более те же корейцы пятилетку сперли у социализма как раз в те же семидесятые, когда увидели, что КНДР их опережает. Это значит, что скорее всего, сейчас еще пятилеток у них нет.

– Толковый ты лектор. – похвалил меня Иван Лексеич, когда после клуба прошли к нему в кабинет. – Простыми словами сложные вопросы разъясняешь. Только тебя будем просить.

– Увы. Последний раз сегодня выступал. Уезжаю от вас. – развёл руками я.

– Почему? – не скрывая своего разочарования, спросил председатель.

– Учиться еду в Москву. В МГУ поступил.

– То дело! – поддержал меня Пал Григорыч – Молодец!

Мне опять насовали с собой продуктов, самогонки.

– А это тебе на память о нашем колхозе. – торжественно вручил мне председатель разделочную доску, оформленную с одной стороны выжигалкой, раскрашенную красками и полаченную.

На доске очень детально изображён был трактор, а сверху стилизованные буквы «50 лет Октября».

– Это в колхозной школе у нас такие художники учатся, – с гордостью пояснил председатель.

– Тонкая работа, – похвалил я. – Спасибо!

Выступал ещё на собрании работников коммунального хозяйства нашего города. Рассказывал о плюсах монополии государства на оказание услуг населению. Стращал народ тем, как в капиталистических странах искусственно завышают цену на коммунальные услуги для граждан. Дерут двойные и тройные цены, а то и хуже, не стесняясь. Рассказывал с чувством, поскольку были у меня друзья в двадцать первом веке из Прибалтики. Вот всю их боль, когда холодная вода стоит раз в десять дороже, чем в России, в своем выступлении и передал, как опыт жизни несчастных граждан в капстранах. Определенно получилось, какие-то сердобольные женщины даже всхлипывать начали, жалея несчастных, страдающих где-то под гнетом капитализма. Унес десятку с чувством выполненного долга. В девяностых они меня все вспомнят.

Ещё был с лекцией в нашем педучилище. Пытался донести задачи текущей пятилетки до педсостава. Он как бы был совсем не против, так что общение прошло органично. Тем более директор сидел весь напряженный, и так зыркал на каждого, кто раскрывал рот, что они даже зевать боялись, не то что вопросы мне задавать. Похоже, на одной из предыдущих лекций что-то у них там случилось, раз он такой дерганый. Даже любопытно стало, кто же там так оконфузился. Но ведь не спросишь… Работал по шефской помощи, ушел ни с чем.

Несколько раз Галия приходила после работы. Говорила, что Сатчан, несколько последних дней ходит весёлый, можно сказать, счастливый. И начал ящики своего рабочего стола разбирать и шкаф с бумагами, просматривает бумаги, что-то откладывает, что-то рвёт на мелкие куски, по две урны в день набирается изорванной в клочья бумаги.

Неужели, у него ссылка заканчивается?!

– Ты знаешь, – заговорщицким шёпотом рассказывала мне Галия. – Я его спросила, зачем он ненужные бумаги рвёт, да ещё так мелко? Можно же просто смять и выбросить. А он мне говорит: чтобы труднее было восстановить, что на них было. Меня жизнь этому научила. Вот!.. Представляешь? Что, кто-то будет в урне с мусором копаться?

– Ха!.. Ещё как будет, если на кону тёплое местечко! – усмехнулся я. – И надо конкурента убрать.

Ну, Сатчан, пройдоха… Неужто это и есть его печальный опыт вылета с теплого места из столицы в провинцию? Это что же надо было такое в урну выбросить, чтобы из Москвы в Святославль вылететь… Карикатуру на первого секретаря нарисовал, что ли, пока на совещании каком-нибудь сидел? А добрые люди достали и куда надо отнесли?

По Галие ситуация у нас неожиданно изменилась. Мой отец позвонил прямо ей домой и сказал, что в связи с недобором на первом курсе, может прямо на него ее и взять, а не на второй. Учиться дольше, но и плюсы тоже есть. Деканат будет благодарен, что ему меньше влетит за недобор, закончит она учиться в один год со мной, стипендию будет дольше получать. А раз вместе закончим учиться, то нет риска, что ее распределят куда-то в Якутию. Можно бегать между комиссиями МГУ и Горного института с документами о браке и договариваться о распределении в один город.

Я, конечно, подозревал, что батяня оценил здравомыслие Галии и капризность Дианы, и таким образом пытается обеспечить ей лучший присмотр в последний год учебы. Но Галия так загорелась этой идеей, так захотела с самого начала учиться в Горном институте по-настоящему, что я махнул рукой и согласился с предложением отца. Да и в таких делах надо быть поосторожнее – мое противодействие впоследствии могло быть ею расценено, как желание побыстрее отправить ее зарабатывать. Мол, сам буду еще комфортно учиться, а ее на завод пошлю вкалывать. Не сейчас, когда у нас конфетно-букетный период, а попозже, когда неизбежно будут и непростые моменты в отношениях.

Пришлось также у своих пацанов с бетонирования отпроситься на день, и чтобы еще одну проблему решить. Поехал с Инной в Брянск в воскресенье. Славка застрял в больнице с Эммой, а отпуск ему на заводе дали только на поступление. В понедельник уже надо выходить на работу, а он, со слов Инны, и не думает возвращаться.

Только мы приехали с сестрой в Брянский дом Клары Васильевны, как и Славка как раз вернулся из больницы.

– Привет, – буркнул он, нисколько не удивившись, увидев меня.

Знает, что сейчас мозги ему вставлять буду. Сразу в оборону превентивно встал.

– Привет, друг, – спокойно поздоровался я. – Как у Эммы дела?

– Так себе… Инна разве не рассказывала? – с подозрением уставился он на меня.

– Рассказывала, что ей рекомендовали расхаживаться, зарядку делать. – ответил я. – Вслух читать, упражнения для пальцев делать…

Славка кивнул.

– Она же уже почти всё вспомнила?

Друг опять кивнул.

– Слав, – подошёл я к нему ближе. – Инна за ней присмотрит. Тебе надо возвращаться.

– Нет! – Славка замотал головой. – Я не могу. Я ей здесь нужен.

– Ей нужен мужчина, сильное плечо, кормилец, – чеканя слова перечислял я. – Защитник. А не сиделка. Почувствуй разницу.

Славка сел за стол и смотрел на меня затравленно.

– Тебе помогли устроиться. У тебя прекрасная работа. – продолжал я. – На твоё место желающих, между прочим, очередь. Тебе отпуск дали только на поступление. А ты что делаешь? Учёбу профукал! Теперь работу хочешь профукать? Как ты собираешься Эмме и её семье помогать? На какие шиши?! Или ты взрослый мужчина, просчитывающий свои поступки на перспективу, или ты пацан, живущий одним днём. Решай!

Всё он сам прекрасно понимает. Иначе не встречал бы меня сегодня так настороженно. Ему надо помочь верное решение принять.

– Завтра возвращаемся в Святославль первым же автобусом, – решительно сказал я. – Ещё на работу успеем. И падай в ножки Ирине Викторовне, проси простить тебе опоздание из отпуска. Ты же должен был вернуться на завод сразу после того, как экзамены перестал сдавать. Тебе отпуск только на них и давали. Значит, после того, как на второй экзамен не пошел, ты уже формально прогульщик. За такое и по статье трудового кодекса могут уволить. А с такой записью в трудовой книжке потом никуда не устроишься. Думаю, она пойдет навстречу, учитывая ситуацию. Но дольше тянуть нельзя точно.

– А как же Эмма? Она же будет ждать меня завтра, – возразил Славка.

– Я объясню ей, что тебе по работе пришлось уехать, – включилась в разговор Инна. – Не волнуйся, Слав, всё будет хорошо. В следующие выходные приедешь. А через выходные, глядишь, её уже и выпишут. Будешь за ней ухаживать в Святославле.

Сестра начала выкладывать на стол привезенные от мамы пирожки и подсунула один Славке. Тот на автомате принялся жевать.

Всю ночь проворочавшись, друг послушно вернулся на следующий день со мной в Святославль и вышел на работу в бухгалтерию. Вот неужели нельзя было сразу так?! Обязательно надо было дожидаться от меня волшебного пенделя? Эх, горе-горькое!

В один из вечеров забежала Диана, она вернулась из Москвы, «сдав» все экзамены в Горном. Ещё две недели до сентября решила побыть с мамой. Пришло письмо от Веты, она поступила в пединститут. Тимур успешно прошёл все испытания и ждёт зачисления на первый курс военного училища.

К середине августа наша бригада закончила заливать полы на складе хлебозавода. Специально старались закончить к пятнице, чтобы не ждать до понедельника денег.

Мы как раз только закончили, мыли оборудование и инструменты, когда подошёл «Вини Пух» с деловым видом.

– Так-так. Молодцы! Молодцы! – не скрывая радости, повторял он. Я его прекрасно понимал, старались мы на совесть, сроки выдержали, цемент не воровали, запои не устраивали.

– Принимайте работу, – подошёл я к нему, намекая, что неплохо бы рассчитаться.

Главный инженер меня прекрасно понял. Но дальше началось что-то из совсем другой оперы.

– Так. По пятьсот рублей… Вас восемь… Четыре тысячи.

– Подождите, – нервно рассмеялся я от такой наглости. – Уговор был на пять.

– Но вас же не десять человек работало! – возразил этот клоун. Мои парни побросали дела и стали медленно подходить к нам, прислушиваясь к нашему разговору. Марат уже демонстративно и рукава начал закатывать, моментально сообразив, к чему дело идет.

– Оплата рассчитана, исходя из объёма работ, а не количества людей, – возразил я Вини Пуху.

– Ну, не знаю, не знаю… – не хотел он признавать мою правоту. – Директор думает…

Ага. Решил директором прикрыться, думает, что мы побоимся идти с начальством разбираться. Ладно.

– Ну пойдёмте спросим, что думает по этому поводу директор, – спокойно ответил я. – Пока он домой не ушёл.

И, не дожидаясь ответа, направился к лестнице на второй этаж. Жорину ничего не оставалось, как пойти за мной.

Директор, разумеется, вообще не понял логики своего главного инженера. Он-то был в курсе, что это по линии Сатчана, а тот сумел себя в нашем городе поставить о-го-го как, пользуясь своими уцелевшими связями в столице! Жорин и сам был не рад, что я привел его к Добрянскому. Что-то сумбурное мямлил в своё оправдание. Не готов был аргументировано отстаивать свою позицию, похоже, вообще не ожидал такого поворота. Что я, зеленый пацан, осмелюсь к директору вот так спокойно его повести на разборки. Тем хуже для него.

– Аркадьич! Не морочь никому голову! Придумал тоже, – рявкнул на него, в конце концов, директор. – Расплатись с парнями, как договорились! Они эти деньги честно заработали.

– Спасибо! – улыбнулся я ему и демонстративно остался в кабинете директора, ожидая, пока главный инженер со мной расплатится.

Он начал мямлить, что деньги у него в кабинете.

– Ничего. Я подожду, – ответил я, глядя ему прямо в глаза.

Ему ничего не оставалось, как принести деньги и отслюнявить мне пять тысяч полтинниками и четвертаками.

Пересчитал тут же за ним деньги, взял в левую руку. А правую подал директору, тот со словами благодарности пожал её. Повернулся к Вини Пуху и протянул руку ему тоже.

– Очень приятно было с вами работать, – демонстративно улыбаясь, сказал я. Того аж перекорёжило всего. Понял я все прекрасно, что он задумал. Небось хотел потом оформить по новой на кого-нибудь подставного работу за пять тысяч, и без ведома директора тысчонку зажать! Не дали…

Вернулся к встревоженным парням и раздал им по шестьсот двадцать пять рублей.

Парни по нескольку раз пересчитывали деньги, как будто не могли поверить, что у них столько бабла в руках. Наконец, они вышли с хлебозавода и, поглядев друг на друга, единогласно решили, что это дело надо обмыть.

Посидели душевно. Ребята поголовно не удержались и неумеренно врезали по водке. Настрадались, похоже, так, что нужно было чем-то вытолкнуть негативные эмоции. Я пил, по привычке, мало, чисто для компании. У меня стресса никакого не было, я был доволен результатом. Работал много и тяжело. Ел тоже много, в особенности мяса, чему поспособствовал и подгон из колхоза. Мышцы накачал так, что старые рубашки по швам трещали, а что уж говорить про выносливость! И деньги очень неплохие и совсем не лишние.