Buch lesen: «Любовь Ивана Ильича, или Сны сбываются с четверга на пятницу. Сборник психологических рассказов»

ЛЮБОВЬ ИВАНА ИЛЬИЧА ИЛИ СНЫ СБЫВАЮТСЯ С ЧЕТВЕРГА НА ПЯТНИЦУ.

Любовь – это все.

И это все, что мы знаем о ней.

Эмили Дикинсон

Небольшой амфитеатр лекционного зала медицинской академии был переполнен. Студенты разных факультетов приходили на лекции профессора Либермана Михаила Львовича, известного психотерапевта, эрудита и замечательного докладчика. Слушать его лекции было одно удовольствие. Он никогда не пользовался лекторской кафедрой, никогда не читал тексты по бумажке и даже длинные цитаты произносил наизусть практически без запинки.

Большинство лекторов из профессорско-преподавательского состава появлялись в наглаженных белых халатах с папками и написанными текстами. Они тщательно, буквально по слогам читали свои лекции, чтобы студенты могли как можно точнее записать излагаемый ими материал.

Михаил Львович Либерман был им полной противоположность. Он всегда был разный как внешне, так и интеллектуально, и эмоционально. Эксцентричный, ироничный, сдержанно-серьезный. Иногда в шикарном классическом костюме, иногда пуловере или твидовом пиджаке с галстуком-бабочкой, а иногда в потертых джинсах, жатой рубашке и сандалиях на босу ногу. Суровая администрация медицинской академии сквозь пальцы смотрела на некоторую экстравагантность любимого студентами педагога. А некоторые преподаватели, когда появлялась возможность, сами посещали лекции Либермана.

Тема очередной лекции профессора Либермана вызвала аншлаг как в студенческой, так и в преподавательской среде. Все места, проходы, ступеньки были заняты. На огромном экране проектор красными буквами на нежно-голубом фоне высвечивал название лекции: «Любовь и любовные зависимости».

Гул в лекционном зале стих, когда перед аудиторией появился профессор Либерман. Классический серый костюм и белая рубашка, расстёгнутая на несколько пуговиц, а также красная гвоздика, вставленная в петлицу на лацкане пиджака, создавали некий романтический образ.

Аудитория зааплодировала. Либерман улыбаясь, театрально поклонился. Затем, потирая руки он с довольным видом оглядел лекционный зал и начал:

– Друзья мои, коллеги. Давайте сегодня поговорим о любви. В зале вновь послышались аплодисменты, крики ура, а на задних рядах кто-то развернул плакат, на котором по-английски было написано «Love forever».

Михаил Львович, увидев написанное хлопнул несколько раз в ладоши, и вытянув правую руку в сторону плаката, сжатую в кулак и с поднятым вверх большим пальцем произнес:

– Все верно. Молодцы. Love forever – Любовь навсегда.

–Ну а если серьезно, – продолжал он:

– Тема безграничная и актуальная. В чем-то противоречивая, но безусловно интересная. Исследователи проблемы любви разных специальностей по-разному подходят к этому удивительному феномену – Любовь!!! Нейрофизиолог станет описывать мозговые доминанты, рефлексы и импульсы влюбленного человека, зоны возбуждения и торможения, биохимик – действие гормонов и медиаторов, их действие на рецепторы, а психолог будет говорить о личностных особенностях, характере, темпераменте, привлекательной внешности, взаимопонимании. Совсем другое – творческий человек – поэт, художник, скульптор – они будут передавать свое ненаучное, сугубо субъективное восприятие через доступные им средства и образы.

Феномен любви многогранен и нет никаких предпосылок считать какое-либо объяснение полным и истинным. Точнее будет сказать, что разные подходы могут дополнять друг друга.

Аудитория с интересом слушала очевидные вещи, но с особым настроем на то, что дальше будет какая-то «изюминка», какой-то неожиданный поворот, которые так любил профессор Либерман.

Но Михаил Львович не торопил события. В запасе у него было еще полтора часа лекционного времени, и он смаковал предвкушение неоднозначных ожиданий студентов и коллег от своего выступления.

– Итак, мои друзья, чтобы объяснить феномен любви во всей его многогранности, необходимо попытаться интегрировать различные подходы, дополняющие друг друга и создающие целостную картину. Как говорил Сэр Хэлфорд Джон Мак-Киндер: «Знание одно. Его деление на дисциплины есть уступка человеческой слабости».

Сделав многозначительную паузу, профессор продолжал:

– А с каких позиций должны рассматривать любовь мы, медицинские работники, врачи. В первую очередь, конечно, психиатры и психотерапевты. Или вы думаете, что это не наша тема.

По аудитории прошелся легкий смешок.

– Зря улыбаетесь и смеетесь уважаемые коллеги. Это наша проблема. Еще как наша.

– Или кто-то не согласен – Михаил Львович обратился к аудитории, которая притихла, не желая вступать в дискуссию с профессором.

–Хорошо, продолжим, – нюхая цветок на лацкане пиджака поговорил Либерман. Он еще раз медленно осмотрел аудиторию и сделав два шага вперед,вплотную приблизился к слушателям. Глаза его блестели. Дыхание стало чаще, голос был немного приглушен. Конечно, Либерман немного играл. Как хороший психотерапевт он умел создавать нужную психоэмоциональную атмосферу для своих внушений и воздействий. И здесь, в этом небольшом, но уютном лекционном зале сидели готовые воспринимать его мысли, чувства и переживания слушатели, будущие носители его идей.

– Истинная любовь, – воодушевленно говорил Михаил Львович Либерман, – это божий дар света, радости, счастья, это состояние безотчетного влечения одного человека к другому. Это гамма позитива в мыслях, чувствах, переживаниях, ощущениях. И испытав это состояние влюбленности, человек стремится удержать его. Однако степень выраженности этого состояния бывает различной и существует категория людей, у которых чувства к объекту влюбленности достигают значительных масштабов, превышая все допустимые границы здравого смысла.

– Кто мне скажет, что такое нормальная любовь? – Либерман обратился к аудитории. Он развел руки в стороны и его выражение лица стало вопросительным:

– Ну, смелее…

Ответа из аудитории не последовало.

– Да, безусловно, это очень трудный вопрос, на который даже я, наверное, не смогу ответить, – грустно констатировал профессор.

– Однако если немного отвлечься и порассуждать, то конечно, можно говорить о том, что есть нормальная любовь. А если есть любовь нормальная, значит есть любовь и не нормальная.

Аудитория затихла. Она не ожидала такого поворота.

Как лектор Либерман был неподражаем. Он виртуозно владел аудиторией завораживая слушателей своим голосом и своими идеями.

– А теперь внимание!

– Нормальная любовь! Нормальная любовь? – интонируя эти фразы дважды произнес профессор.

– Нормальная любовь. Кто осмелится сказать, где начинаются ее границы и где они заканчиваются, где начинается патология, болезненная страсть к другому человеку, перешагнувшая все допустимые, культурально-обусловленные нормы, превращаясь в агрессивную, навязчивую, анормальную любовную зависимость?

Тишина в лекционном зале была такая, что было слышно, как перелистываются страницы тетрадей и блокнотов. Либерман остановился и осмотрел аудиторию. Он видел, как слушатели быстро пытаются конспектировать сказанное им и это его радовало.

– К сожалению, не я это установил и лавры принадлежат не мне, – В этом месте Михаил Львович улыбнулся. Слушатели улыбнулись в ответ. Небольшая пауза ему была необходима для того, чтобы плавно перейти к важной теме патологии в любви.

Профессор Либерман продолжал:

– Мысль о том, что любовные отношения также как и сексуально-эротические привязанности могут носить аддиктивный, то есть зависимый характер, была высказана более сорока лет назад в книге Стентона Пила и Арчи Бродски «Любовь и зависимость».

Уже в то время авторы провели смелые параллели между патологической любовно-эротической страстью и зависимостью от наркотических веществ. Через пять лет после исследований Пила и Бродски, Дэвид Саймон подтвердит существовании любовной аддикции.

– Запишите. Запишите и запомните, – Либерман повернулся лицом к экрану, на котором было написано, что ЛЮБОВНАЯ ЗАВИСИМОСТЬ есть в полной мере аддикция, то есть жесткая зависимость от любовных отношений с фиксацией внимания, чувств и мыслей на другом человеке (объекте обожания).

Профессор повернулся к аудитории:

– Коллеги. Патологическая, то есть болезненная привязанность к объекту влюбленности и обожания – одна из форм нехимических аддикций. Эта губительная навязчивая страсть, лишающая зависимого субъекта способности объективно оценивать реальную ситуацию и трезво смотреть на себя и свое поведение. Любовная зависимость уничтожает внутреннюю гармонию, лишает душевного равновесия, награждает болью, страданиями, постоянной тревогой и депрессией. Однако страдает не только зависимый, но и во многом его объект влюбленности и обожания (которому может угрожать реальная опасность), а также многие окружающие их люди.

Зал взорвался овацией. Либерман стоял немного смущенный и улыбался. Через некоторое время он поднял руку как бы останавливая поток благодарности и со словами «спасибо, спасибо» продолжил свою лекцию.

– Терапия подобного рода состояний всегда сложна и энергозатратна, сопряжена с большими сложностями и временными издержками. В большинстве случаев при любовной зависимости профессиональная психотерапия бывает достаточно эффективна. Но бывают и более тяжелые формы любовных аддикций, когда психотерапия даже в комплексе с мощной психофармакологической поддержкой оказываются бессильны перед всепоглощающей силой любовной страсти. В данном случае не имеются ввиду бредовые расстройства, т.е. состояния психотического уровня.

Полтора часа лекционного времени пролетели незаметно. Раскланиваясь перед благодарной аудиторией, профессор Либерман отметил, что несмотря на все сложности и опасности любовных отношений, главное не провалиться в любовный омут.

– А вообще любовь как чувство, как состояние души – это прекрасно. Любите, искренне любите друг друга и будет вам счастье, – закончил свою лекцию Михаил Львович Либерман под бурные аплодисменты и выкрики браво.

*****

При выходе из лекционного зала профессора Либермана остановил молодой человек лет двадцати.

– Михаил Львович, извините, – обратился к профессору юноша, явно сильно смущаясь, краснея и немного дергая левым плечом. Извините пожалуйста, что я вас отвлекаю, но мне больше не к кому обратиться. Профессор приостановился, быстро посмотрел на часы, затем на молодого человека с его смущением и какой-то тоской в глазах. До консультативного приема оставалась еще сорок минут. Немного времени было.

– Я слушаю вас молодой человек. Вы мой студент? Что-то я вас не помню?

Юноша еще больше засмущался и слегка заикаясь произнес:

Да, я студент, но вы меня не знаете. Я учусь на другом потоке. Вы у нас не преподаете.

Хорошо. В чем ваш вопрос? Я весь внимание – и взяв под руку молодого человека повел в сторону небольшой рекреации, где в это время как правило никого не бывает и можно немного спокойно поговорить. Обращения студентов университета к профессору с разного рода просьбами были не редкость. Либерман никому не отказывал, считая это одним из элементов корпоративной этики. Многие знали об этой особенности Михаила Львовича и пользовались возможностью получить квалифицированную консультацию.

Как и предполагал профессор в рекреации никого не было. Небольшое помещение с огромной ухоженной пальмой в углу и портретами медицинских светил в массивных золоченых рамах создавало ощущение некоторой торжественности и значимости, нежели предполагало к отдыху. Однако маленький диванчик, обитый коричневым дермантином и громоздкое неудобное кресло были свободны. Либерман предложил присесть.

Молодой человек, опустившись на краешек дивана и желая сэкономить профессору время, начал быстро излагать суть проблемы.

– Вы знаете, со мной все в порядке. Но у моего дедушки очень большая проблема. Все говорят, что у него “крыша поехала”. Вы извините меня за жаргонные словечки. Я знаю, что вы это не любите…

Несколько помедлив, он продолжал: “ Но других слов я тоже подобрать не могу… Дед с бабушкой прожили больше 40 лет. Сейчас ему семьдесят три. Влюбился в немолодую женщину. С бабушкой хочет развестись. Уже подал заявление”.

– Ну и в чем проблема? Любви все возрасты покорны, полушутя – полусерьезно произнес Либерман.

– Да. Но у него инфаркт был, операцию на сердце какую-то делали. Такое ощущение, что он с ума сходит. И с той женщиной толком не живет и от бабушки не уходит. Мечется. Какие-то странные вещи говорит.

Либерман на секунду задумавшись, произнес:

Вы знаете, молодой человек. На ходу такие вопросы не решаются. Вот моя визитка с контактным номером телефона. И Михаил Львович протянул юноше свою визитную карточку.

– Если ваш дедушка решит воспользоваться моими услугами, пусть он мне позвонит. Я назначу ему встречу.

Молодой человек с благодарной улыбкой взял визитку и со словами: «спасибо, огромное спасибо», – быстро ретировался.

******

Любви все возрасты покорны.

А.С. Пушкин. Евгений Онегин.

Встреча профессора Либермана и дедушки молодого человека, которого звали Иван Ильич, состоялась через неделю.

В кабинет Михаила Львовича Либермана вошел статный, крепкого сложения мужчина. Бывший бригадир на стройке выглядел достаточно импозантно. Его седые густые волосы были аккуратно подстрижены. Не было и намека на лысину. На безымянном пальце правой руки золотом блестел огромный перстень с черной вставкой. От него исходил аромат средней руки парфюма. Сев в предложенное кресло, Иван Ильич представился и замолчал, смотря в пол.

Было видно, что его попытки собраться с мыслями ни к чему не приводят.

Свой вопрос: «Что вас привело к психотерапевту?» – Либерман уже задал и ждал ответа. Прошло еще некоторое время. Иван Ильич поднял голову. На глазах были слезы. Врач предложил ему бумажную салфетку, от которой пожилой мужчина отказался, вытерев слезы тыльной стороной руки.

– Стыдно как-то мне, – произнес Иван Ильич.

Такого начала Михаил Львович не ожидал и вопросительно поднял брови.

– Стыдно-то как. Не думал, что такое со мной произойдет. Старый, а влюбился как мальчишка. Даже по молодости такого не было. Он пристально посмотрел на профессора.

– Елена ее зовут, овдовела чуть больше года назад.

Либерман продолжал молчать, настраиваясь на исповедь измученного чувствами человека.

Иван Ильич продолжал:

– А ведь у меня жена, дети, внуки. Как дальше жить не знаю. Чего уж я не делал, как только не пытался забыть ее. И в церковь ходил, и батюшке исповедался. Он говорит грех, да я и сам знаю, что грех, а сделать ничего не могу. Тянет меня к Елене и все.

Затем немного помолчав, начал свой рассказ о пребывании в санатории и своей любви. Он говорил много и долго о том, как сильно привязался к Елене Андреевне, что не может без нее жить и ему тоскливо и плохо без нее.

Исповедь Ивана Ильича была искренняя, эмоциональная. Иногда он улыбался, рассказывая о приятных моментах, проведенных с Еленой, а иногда слезы сами текли из его грустных потухших глаз. И смех, и слезы, но все через флер депрессии и безысходности.

Познакомились Иван Ильич и Елена Андреевна в местном санатории поздней осенью. На тот момент ему было семьдесят два года, ей – пятьдесят три. Почти двадцать лет разницы. Он реабилитировался после перенесенного инфаркта миокарда и последующего стентирования коронарных артерий, она лечила свой застарелый остеохондроз и порядком изношенные артрозом коленные суставы. Их роман протекал молниеносно и бурно. Иван Ильич чувствовал себя настоящим гусаром, сорил деньгами, не отказывая ни себе ни Елена Андреевна ни в шампанском Абрау-Дюрсо, которое она очень любила, ни в сексе, который любил он.

Но время скоротечно-незаметно приблизило их к окончанию срока пребывания в санатории. И закончиться бы на этом санаторно-курортному роману. Но нет. Гормонально взбудораженный и наВИАГРенный Иван Ильич сделал предложение стать его женой, вдовствующей уже десять месяцев Елене Андреевне. И вот здесь случился конфуз. Елена Андреевна отказала Ивану Ильичу, сообщив ему, что т.к. он женат, а она совсем недавно похоронила мужа, то они могут быть только друзьями (и даже не любовниками, а только друзьями). Как после этого у Ивана Ильича не случился повторный инфаркт, никто не знает, но он срочно поехал домой разводиться. Все рассказал жене, которая, простив его, всячески пыталась сохранить семью. У них даже случился секс, которого не было последние пять лет. Но Иван Ильич не внял мольбам жены и все-таки подал заявление на развод. Жена терпеливо ждала.

И именно в этот момент Иван Ильич по совету внука, студента медицинской академии, решил обратиться к психотерапевту.

Михаил Львович Либерман как опытный психотерапевт очень чутко отнесся к проблеме своего нового пациента, осторожно и бережно анализируя его сложные и неоднозначные переживания.

Первые несколько сеансов протекали преимущественно в виде монологов Ивана Ильича. Попытки профессора Либермана как-то скорректировать течение терапевтических сессий, что-то изменить в этом словесном напоре оказались неэффективными. Домашние задания пациент не выполнял и вообще не пытался что-либо поменять ни в своем поведении, ни в отношении к ситуации. Из рассказов Ивана Ильича Михаил Львович понял, что он практически ежедневно навещал Елену Андреевну. Иногда она уходила к дочери, помогая ей с воспитанием детей и тогда Иван Ильич смиренно сидел на лавочке у ее подъезда, дожидаясь, когда она придет.

В течении месяца состояние Ивана Ильича ухудшилось, появились выраженные депрессивные симптомы, нарушился сон, но суицидальных мыслей он не высказывал.

К концу второго, началу третьего месяца психотерапии Иван Ильич стал жаловаться на тягостные, неприятные ощущения в области сердца, однако кардиологи не отметили серьезных нарушений сердечной деятельности. В такой ситуации профессор Либерман счел необходимым назначить препараты антидепрессивной и седативной направленности, которые бы могли несколько облегчить состояние его пациента.

Конечно, и это профессор прекрасно понимал, что такая терапия не решит проблемы в целом. Однако подобного рода подход даст возможность еще какое-то время психотерапевтически аккуратно, эмпатически тепло и тонко воздействовать на пожилого пациента. Либерман знал, что чем старше пациент, тем сложнее изменить его установки, возможность ему принять новую точку зрения и тем более измениться самому.

Иногда про себя Михаил Львович думал:

– Интересно. Сколько времени еще потребуется для решения проблемы Ивана Ильича? Что еще предпринять? Понятно, что конечной целью психотерапии должно стать хорошее психоэмоциональное состояние пациента. Но… Но вопрос в том, что для этого должно произойти!? Какие действия или события могут привести к нормализации состояние, обретению чувства мира и покоя в душе? Вопрос вопросов!!!

Время шло. Психотерапия продолжалась. Стабильно. Два раза в неделю. Иван Ильич очень ответственно и скрупулёзно подходил к терапевтическим сеансам. Никогда не опаздывал. Несмотря на депрессивный фон настроения всегда был чисто выбрит и аккуратно одет. Однако по заострившимся скулам и осунувшемуся лицу было видно, что он похудел.

На фоне прохождения сеансов психотерапии Иван Ильич еще в течении трех месяцев дважды делал Елене Андреевне предложение руки и сердца, но она ему опять отказала, придерживаясь дружеских отношений и не допуская интимной близости.

Психотерапия протекала ни шатко, ни валко, вследствие возраста больного, его ригидных установок и не затухающей любовно-эротической страсти. Каких-либо конкретных установок Ивану Ильичу профессор Либерман не давал и не подталкивал его к определенному решению актуальной проблемы. Пытаясь разобраться в его чувствах, долге, ответственности, любви и т.п., они ходили кругами вокруг да около.

*****

Кабинет Михаила Львовича в университетской клинике был небольшой, но уютный. Окно выходило в парк, и профессор иногда любил смотреть в него и наблюдая за происходящим. Унылая осень с тяжелыми серыми облаками, промозглыми долгими дождями, темные деревья с полуопавшими разноцветными и пожухлыми листьями навевали тоску.....А затем погода менялась. Выпадал первый снег. Он искрился на солнце и радовал глаз. Исчезали мокрые зонты и люди меняли одежду. Крепкий морозец заставлял кутаться в шарфы и меха и ускорять шаг. А затем наступала весна с зеленью распускающихся листьев и пробивающейся травы, с неспешным променадом студентов, их объятиями и поцелуями на лавочках и в беседке в дальнем конце парка, которая хорошо просматривалась из окна профессора. “Молодость – это прекрасно”, – думал Либерман, вспоминая свое студенчество как один из лучших моментов жизни.

Большую часть своего времени профессор проводил на работе, которую безумно любил и был благодарен судьбе, что она свела его с психотерапией.

Но сейчас легкое беспокойство за судьбу пожилого пациента лишало его покоя.

Сидя в своем любимом кресле около большого т-образного стола, за которым ежедневно проводились утренние пятиминутки и длительные консилиумы, Либерман смотрел на большой портрет Зигмунда Фрейда, запечатлённого в полный рост. Основатель психоанализа. Может быть не совсем ученый, но гениальный исследователь.

– Какой мудрое одухотворенное лицо, – постоянно в своих мыслях отмечал профессор, рассматривая картину, написанную одним из его пациентов. На полотне в массивной золочёной раме Фрейд стоял полубоком, с дымящейся сигарой в руке. Лицо его было повернуто, и так получилось, что доктор Либерман и доктор Фрейд смотрели друг на друга.

Ну что коллега – Тупик. Тупик с большой буквы, – но в глазах Фрейда читалось, и Либерман это знал, что в жизни тупиков не бывает. Тупики бывают только в нашем сознании. Кто это сказал, Михаил Львович этого не помнил, но усвоил на всю жизнь.

–Возможно я что-то упускаю, – думая об этом, Либерман был в некотором замешательстве.

– Может быть есть какая-то органика. Где- то что-то пропустили. Желая подстраховаться для исключения возможной сопутствующей патологии, дополнительно было проведено полное клиническое обследование с исследованием гормонов, сделана электроэнцефалограмма и компьютерная томография головного мозга. Однако, какой-либо серьезной патологии, кроме ишемической болезни сердца выявлено не было.

С одной стороны, облегчение, установленный диагноз верен, в чем, собственно, Либерман и не сомневался. А с другой стороны, что делать дальше?