Buch lesen: «Брать живьем! 1919-й»
ГЛАВА 1
Неторопливая слежка около полудня переместилась на Первомайскую. Объект, засунув руки в карманы брюк, беспечно зашагал вниз по улице, насвистывая песенку герцога из оперы «Риголетто» про сердце красавицы, склонное к измене. Сентябрьский денек выдался погожим, солнечным, захотелось и мне сложить губы трубочкой, чтобы присвистнуть нечто жизнеутверждающее. Нельзя! Не положено! Аккуратно обходя прохожих и избегая соприкосновения с припаркованными машинами, я вспомнил памятку, висевшую на моем офисном компе: «Агент, выполняющий слежку, должен иметь отличное зрение, прекрасный слух, выносливость, быструю реакцию, стальную выдержку, незаметный внешний вид и осторожность. Помни, лучше потерять объект слежки, чем быть обнаруженным!»
Заняться частными расследованиями предложил мне мой давний друг, Олег Свешников, работавший в одном из правовых центров. Я был журналистом, получать информацию даже от тех, кто ею не хотел делиться, умел неплохо, поэтому доводы его пали на благодатную почву. Вообще, начитавшись в детстве и юности всякой детективной всячины, я подумывал стать инспектором уголовного розыска, принялся вырабатывать в себе наблюдательность, самообладание, каждый день пропадал в тире, научился метать ножи, даже получил третий юношеский разряд в самбо, но верх взяло увлечение журналистикой. Отец, отмечу, был за первый вариант, мать с младшим братом – за журналистику. И вот крутой поворот в судьбе!
Пройдя спецобучение, мы с Олегом заимели удостоверения частных сыщиков, сняли офис на Первомайской в бывшем доме купчихи Сидоровой и назвали наше новоиспеченное агенство «Поиск». Первые заказы поступали со скрипом. Ежу понятно, кто пойдет к каким-то зеленым юнцам, только что организовавшим свое дело? Но потихоньку все наладилось. Да и не могло быть иначе! Не получая удовлетворения в полиции, загруженной под завязку, люди, почесав репу, направляли свои стопы к нам, Свече и Нечаю, под такими прозвищами мы были известны среди друзей и знакомых. И с какими проблемами только не обращались! Просили пробить номер телефона, найти пропавших, должников, мошенников. Был случай, один бизнесмен кинул другого на пару лимонов. Мы нашли его в другом городе, под чужим именем. Кто-то подменил расчетный счет, кому-то вздумалось обокрасть офис. Жены пробовали нанимать нас для слежки за мужьями, те – за женами. Мы в этих случаях открещивались, ссылались на занятость. Не лежит у нас к этому сердце, и все тут!
А следить, вообще-то, приходится с ухищрениями. Частный детектив не может пасти человека, предварительно не уведомив его об этом и не получив от него письменного согласия! А? Как вам это? Однажды подметил меня за работой глазастый блюститель порядка. Вы, мол, молодой человек, нарушаете, осуществляете незаконное слежение. Что вы, говорю, зачем мне это, просто иду своей дорогой.
С ребятами из органов, надо отметить, у нас поначалу не складывались отношения, но однажды им в одном щекотливом деле потребовался продвинутый парень, не отягощенный погонами. Я и вызвался помочь. С тех пор опера перестали посматривать на нас с Олегом свысока и разговаривать через губу. Я запросто заходил к ним в контору, если того требовали обстоятельства. И наша дверь для них всегда была открыта.
Объект (он якобы должен был скрытно передать кому-то секретную деловую информацию), прошел мимо нашего офиса, свернул на Фрунзе, дошел до угла крайнего дома и пошел по Советской. Я не отставал. За книжным магазином он, бросив свистеть, резко свернул вправо. Мне оставалось только ускориться. Не обнаружив его за углом здания, в коем в прежние времена размещалась закусочная, я забежал во двор. Свистуна нигде не было видно! Негромкий скрип двери заставил меня посмотреть вправо. Она вела в подвал дома, фасадом выходившего на Советскую. Через пару секунд я приоткрыл ее, нырнул внутрь и тихо притворил. Затаив дыхание, навострил уши. Доносился гул проезжавших машин, где-то внизу размеренно капала вода: кап, кап, кап. В полумраке ступил на первую ступеньку, на вторую. В глубине подвала послышался негромкий разговор. От меня не уйдешь! Под землей достану! Тут же вспомнились слова заказчика: «Делайте, что хотите, но запечатлейте встречу паршивца с тем, кому он сливает информацию!» Я мог бы, не напрягаясь, просто дождаться их выхода из подвала, но в голове засела мысль, что и расходиться они будут поодиночке. Держа смартфон наготове, ступил на третью ступеньку. Четвертая была для меня последней – моя подошва легла на что-то скользкое, я резко взмахнул руками и, не удержав равновесия, нырнул вниз…
Бесчувствие, на мой взгляд, длилось считанные секунды. Лежа пластом на полу подвала, я провел рукой по голове и понял, что она разбита. Побаливало немного левое плечо. Никакого разговора уже не было слышно. Те, за которыми я охотился, видимо, сразу же свалили отсюда. Странно, но звук капающей воды также прекратился, как, впрочем, и гул машин. Я поискал глазами смартфон – он валялся рядом. Я взял его в руку, чтобы позвонить Олегу, и нажал кнопку. Тщетно! Нажал еще раз: ни в какую, экран так и не засветился. Изделие модели Honor вышло из строя!.. Так, хватит торчать в потемках, пора выходить наружу!
Я нашел бейсболку, выбрался из подвала и осторожно покрутил головой – сотрясения, вроде бы, не наблюдалось. Слава Богу! Хоть в этом повезло. В противном случае все бросай, тащись к врачу, готовься к больничке!
На выходе со двора замедлил шаг и сдвинул брови. Волной накатило ощущение, что что-то не так. Я осмотрелся. Нет, место было то же. Но дома… Они почему-то выглядели не так, как прежде. Здание книжного магазина, например. Оно поменяло цвет и… этажность. Третьего этажа как не бывало! И откуда, черт возьми, взялся этот домик рядом с книжным?! Я бросил взгляд площадь Революции и обомлел! Она выглядела как на открытках начала 20 века! А прохожие… Все как один в одежде тех времен! Обалдеть! Да что же тут творится? Кино снимают, что ли? У будки возле ручья, прозванного Канавой, торчит красноармеец с винтовкой, на углу – афишная тумба, сплошь заклеенная обрывками плакатов и объявлениями.
Я в замешательстве направился к ней. На одном плакате рабочий, крестьянин и красноармеец пламенно взывали: «Грудью встанем на защиту Петродара!» На другом широкоплечий человек с квадратным подбородком, одетый в кожанку, мрачно целился из нагана в крадущихся вдоль забора подозрительных субъектов: «Вырвем бандитизм с корнем!» Рядом болтались короткие объявления, написанные от руки: Общество «Красного Креста» 28 авг. проводит лекцию «Оказание первой помощи», лектор Перелет.»; «Общество «Знание» 29 авг. в 13:00 проводит лекцию «Пчелы – наши друзья, лектор Перелыг.»; «Настрою пианино, обращаться в дом Терпугова на Воронежской, спросить Вальковского»; «Перетяну мебель, обращаться в дом Богданова на Базарной, спросить Талдыкина». Тут же виднелось машинописное постановление Петродарского Отдела городского хозяйства о том, что «расклейка афиш по заборам, стенам зданий, телефонным и телеграфным столбам воспрещается». Грозный приказ ЧК при Петродарском Совдепе по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией гласил:
1) Все бывшие помещики, царские чиновники и прочие тунеядцы, до сих пор проживающие в уезде, вне пределов Петродара, обязаны в трое суток со дня получения в селах настоящего приказа выселиться из уезда и поселиться в городе.
2) Все нетрудовые элементы города, живущие в уезде, обязаны в тот же срок выехать и поселиться в Петродаре.
3) Лица, поименованные в предыдущих пунктах, уклоняющиеся от исполнения настоящего приказа, должны арестовываться и препровождаться в Петродарскую Чрезвычайную Комиссию.
ПРИМЕЧАНИЕ: ходатайства за указанных в приказе лиц Комиссией приниматься НЕ БУДУТ!
Председатель Петродарской Чрезвычайной Комиссии Я.Ф. Яркин.
Секретарь М. Миньков.
1919 года, августа, 22 дня.
Я в недоумении покачал головой и отвернулся от тумбы. Буквы со старинными «ер» и «ять» так и плясали перед глазами! Проведя ладонью по лбу, снова взглянул на площадь и далее, на Соборный спуск. По нему громыхали телеги, катили шинованные пролетки, урчал одинокий автомобиль в стиле ретро. Скосил глаза на ближний тротуар. Мимо магазина, стуча каблучками, прошли две девицы в платьях с заниженной талией и крохотных шляпках, за ними волочилась старуха в выцветшей коричневой кофте, грубом темном сарафане до земли и разбитых лаптях. Барышни при виде меня округлили глаза, а старая карга, переложив клюку в другую руку, трижды перекрестилась. Из моей груди вырвался не то вздох, не то стон. Суровая реальность открывалась во всей своей наготе: я попал в другое время! Какие-то непостижимые силы перенесли меня в конец августа 1919 года, когда город жил страхами перед налетом стремительной казачьей конницы генерала Мамантова! Помню, на основе архивных данных набросал статью о послереволюционных событиях, и вот тебе на!.. И что же делать? Как поступить?
Прислонившись к тумбе спиной, обхватил голову руками. Куда идти?.. В милицию или сразу в ЧК? Так, мол, и так, я пришелец из 21 века, здравствуйте!.. Ну да, так они и поверили! Меня сразу же возьмут под белы ручки и упекут в дурдом! Причем, надолго, может, даже навсегда! Нет, надо пораскинуть мозгами, что-то придумать… А не лучше ли сослаться на потерю памяти? Да, скажу, что какие-то типы оглушили меня и сбросили в подвал. Рассечение на голове только подтвердит это! Мол, память отшибло, почти ничего не могу вспомнить. Амнезия!.. А что же наплести про свой прикид, про бейсболку, черную майку с надписью «AC/DC. BACK IN BLACK», джинсы-бананы, кроссовки? Загну, что в подвале очнулся раздетым, а рядом валялась сумка с этой странной одеждой… Ну, и что, что она мне в пору… На хрен! Пусть думают, что хотят.
Когда красноармеец у будки повернулся ко мне спиной, я выбросил в Канаву смартфон, деньги и все, что хоть как-то меня компрометировало. От смартфона, каюсь, было жалко избавляться. Купил с ноля, он мне так нравился!.. Ну, мать вашу, во, попал! Охренеть!.. А может, это сон? Что делают в подобных случаях? Щиплют себя за руку? Да тут хоть кусай!.. Нет, я влип, и влип, как следует, по полной!
Я задержал взгляд на чугунной ограде мостка с провисшими тяжелыми цепями и, отвалив от тумбы, зашагал к закусочной. Хотелось пить, да и рану на голове надо было промыть и обеззаразить. В закусочную ввалился со стороны Советской или Воронежской, как называли улицу до 1924 года. В ней стоял неумолчный гул. Посетители, главным образом, извозчики, громко стучали ложками. Кто-то уже поел и пил чай вприкуску, некоторые потягивали из стаканов яблочный компот. Я сел за самый крайний стол и принялся отыскивать глазами официантку. Сидевшие за соседними столом извозчики, заметив меня, зашушукались.
– Свояк, ты только посмотри! – сказал один. – У нас в Козлове в таких нарядах не ходят.
– Поди, иностранец. Картуз чудной, нательная рубаха с непонятной писулькой. И штаны, вишь ты, с отстрочкой. В Москве видал такие на одном.
За другим соседним столом сидели двое молодых людей в шляпах, элегантных костюмах и бабочках. Про себя я обозвал их «дворянчиками». Один, с узким лицом и носом с горбинкой, одетый в светлый клетчатый пиджак, достал из кармана плоскую фляжку и плеснул себе и своему визави чего-то, по-видимому, крепкого. Полноватый, с двойным подбородком и раскрасневшимися щеками приятель, облаченный в темно-голубой пиджак, опрокинул стакан и, закусывая, произнес:
– Идти пора, Алекс. Нас ждут у…
Он прикрыл рот пухлой ладонью и украдкой посмотрел по сторонам. Его приятель ухмыльнулся:
– Что, окосел c моего коньячка?.. Ладно, еще по одной, и вон из этой вонючей извозчичьей дыры!
В этот момент другая дверь со стороны Канавы распахнулась, и внутрь вошли двое представителей порядка. Высокий был в кожанке, галифе и блестящих хромовых сапогах, на его лице с высокими скулами и крутым подбородком светились карие проницательные глаза. Точь-в-точь милиционер с плаката! Его спутником был среднего роста коренастый матрос в бескозырке с лентами, белой рубахе с синим воротником, тельняшке, клешах и ботинках на шнуровке. У первого у бедра болталась кожаная кобура, у другого – деревянная колодка. Я склонил голову, стараясь ужаться, спрятаться за фигурами впереди сидевших извозчиков.
Житель Козлова, кивая на вошедших, вопросительно взглянул на свояка.
– Светловский и Рундук, – уведомил его тот. – Из уголовки! Частенько сюда заглядывают.
– Хе-хе, надо же, Рундук!
– Кличка такая, что-то вроде сундука на корабле.
Окинув внимательным взглядом длинное помещение, высокий остался стоять у двери, а крепыш-матрос с синими, как море, глазами в развалку прошелся по дальнему концу закусочной. Там, в основном, сидела рабочая молодежь.
– Жрать вы, парни, здоровы! – гаркнул он весело. – А работать?
– Могем, товарищ Скворцов! Вот подзаправимся и вперед!
– Ишь, едрена каракатица! Ну-ну.
Он вернулся к двери, перекинулся со своим спутником парой слов, и вместе с ним вышел наружу.
Клетчатый пиджак проводил их холодным взглядом серых глаз. Выпив коньяка, он тихо проговорил:
– Недолго осталось этим ублюдкам разгуливать по Петродару. Все, все скоро повиснут на фонарных столбах!
Его товарищ, испуганно озираясь, приложил палец к полным губам.
– Тише ты!..
Я сделал вид, что занят своими мыслями. Тут со стороны кухонного проема появилась официантка в синем платье пол белым фартуком и голубой косынке. Привстав, я помахал ей рукой.
– Чего вам, гражданин? – подойдя ко мне, спросила она и с удивлением оглядела мою одежду. Ей было за сорок, простодушное круглое лицо выглядело усталым.
– Не принесете стаканчик воды, во рту пересохло, – попросил я, сняв с головы бейсболку. – И еще рану промыть бы.
– Ох, болезный, – покачала головой женщина, увидев кровь. – Кто ж это тебя так?.. Вчера один тоже сюда заглянул, половина лица крови. Говорит, закурить у Канавы спросили… Погоди, я сейчас!
Ее не было с минуту. Вернулась она со стаканом чая, чистым полотенцем и пузырьком с какой-то темной жидкостью. Ловко орудуя руками, она тщательно протерла мокрым полотенцем мою голову и осторожно смазала рану.
– Растирка на травах настояна, дюже хороша. Но ты все ж таки к врачам сходи, мало ли что.
– Спасибо вам большое! – поблагодарил я официантку, отпивая чай из граненого стакана. – В передрягу, понимаете, попал. Не успел увернуться.
– Бандиты?.. Ох, и днем, и ночью от них в городе спасу нет! Не боятся ни уголовки, ни Чеки. Ужас, что творится в эти дни!..
– Извините, вас как зовут?
– Для тебя тетка Аксинья.
– Данила. А что ж творится-то?
– Ты что, с луны свалился? Бандюги с буржуями чуть переворот не устроили!..
– Да ну?
Я на мгновение задумался, вспоминая прочитанные в прошлом статьи. Это когда ж здесь заваруха была? В последних числах августа? Коли власть зашаталась до такой степени, то наверняка из-за рейда белоказаков Мамантова… Хм-м, ничего такого особенного вспомнить не могу. Если и читал что, то информация залегла в памяти настолько глубоко, что зацепить мне ее не удалось.
– Вот тебе и да ну!.. Данила, значит. Моего младшенького так зовут… И где ж ты себе такую одежу откопал, Данила? Это ж надо, смехота! Из бродячего балагана, что ли?
– Из него. Помощником клоуна буду.
– Оно и видно!
– Тетя Аксинья, – я перешел на шепот. – А что это за типы в шляпах сидят за соседним столом? Только не оборачивайтесь!
Последние слова мне надо было cказать в первую очередь. Не успел я договорить, как она повернулась к «дворянчикам» и, окинув их быстрым взглядом, пояснила:
– Эти-то? Да Бог их знает! Я тут недавно, впервые вижу. Здесь ломовых и легковых извозчиков полно, дворники заходят, кожевенники, каменотесы.
Я заметил, как узколицый дворянчик насквозь прошил меня своим острым взглядом исподлобья.
– Ну, ладно, Данила, выздоравливай, – сказала добрая женщина. – Больше не попадай в передряги!.. Пошла управляться дальше.
Я еще раз поблагодарил ее, отхлебнул чай из стакана и посмотрел в окно. Высокий розыскник и матрос стояли у поста и беседовали с красноармейцем. И кого хрена я прятался за спины извозчиков? Прямо сейчас встану и подойду к ним! Чего тянуть? Объяснюсь, как могу, и попрошусь на работу в Угро! Скажу, что из другого города, был газетным репортером, но с первых дней революции хотел пойти по розыскной стезе, чтобы ловить бандитов и ворюг… В том времени не срослось послужить в уголовном розыске, авось, выйдет в этом!
Только я отвернулся от окна, чтобы допить чай, как проходивший мимо дворянчик, чуть наклонясь, сунул ствол револьвера мне в ребра и прошипел прямо в ухо:
– Не тычь носа в чужое просо, стервец!
ГЛАВА 2
– Значит, эту чудную одежду нашел в подвале, – говорил Светловский, поглаживая рукой подбородок. – И что, совсем ничего не помнишь?
– Кое-что всплывает в памяти, – сказал я, хмуря брови.
– И что же? – подал голос Рундук, прищурив голубые глаза. На черной ленте бескозырки было крупно выведено: «Верный».
– Прибыл сюда на поезде, а откуда… Город знакомый. Выходит, бывал здесь раньше не раз.
– Мать, отца, родных вспоминаешь? Они из пролетариев, крестьян или, допустим, из бывших?
– Я сирота из разночинцев. Помню, звать меня Данила Нечаев.
– А чем занимался?
– Работал в газете, но где, в каком городе, не могу вспомнить.
Светловский попросил меня показать руки.
– Ухоженные, без мозолей, – хмыкнул он. – Рабочую лямку ты не тянул, факт!
Матрос поджал губы и, кивая головой, посмотрел на своего товарища.
– Знакомо мне это, Светловский. Года три назад на Балтике боцман нашего учебного парусника вот также память потерял. Грохнулся в шторм головой о поручень, а потом о переборку, и ни черта не помнит! Ни отца, ни мать, ни Божью благодать! Лежит на шконке, башку чешет, и хоть бы проблеск! Ну, думаем, кранты! И только потом начал соображать, кто он да откуда…
Рундук продолжал говорить, а мне вспомнилась семья, Cвешников, Ольга. Как воспримут они мое исчезновение? Мать будет долго горевать, это точно. Ольга? Не знаю, слишком малый срок знакомства. А я?.. Вернусь ли назад в будущее? Но если нет, то чем помогу своей стране, обливающейся кровью в Гражданской войне, которую через двадцать с лишним лет будет ждать еще более страшная беда – Великая отечественная война? Ответ вырисовывается такой: если не пером, сотрудничая в газете, то умением вести розыск и бороться с преступностью…
– Так что, такое бывает, – подвел итог матрос. – Парень, видно, говорит правду.
Мы стояли перед мостком через Канаву, у одного из двух чугунных столбов с десяти линейными фонарями. Я повернулся к дороге, чтобы разглядеть проезжающий автомобиль, и зажмурился от короткой боли в правом боку: дал знать о себе недавний тычок револьвером в ребра. Что это было в закусочной? Ничего не значащий кураж или настоящая угроза? Клетчатый пиджак просто ершился перед приятелем, или его тонкие губы озвучили давно вынашиваемую мечту? Нет, по-моему, это не пустые слова. Уж слишком злыми были его серые холодные глаза.
Я не стал тянуть и, все как было, рассказал розыскникам. Светловский с ухмылкой посмотрел на матроса.
– Вешать нас собрались, черти!.. Но кто же это мог быть? Явно, кто-то из буржуев.
– Эти сволочи смелеют на глазах, бушприт им в рыло! – кивнул Рундук. – Знают, что мамантовцы близко. У того, с револьвером, узкое лицо, нос с горбинкой и цепкий взгляд?.. Звать Алексом?.. Александр или Алексей, одно из двух… И какого хрена они зашли в закусочную, где полно извозчиков и рабочих? Обычно эта публика торчит в городской столовой на бывшей Дворянской в доме Туровской.
Светловский громко хмыкнул.
– Шли на встречу, ну, и завернули сюда по пути.
– На какую встречу? С купеческими сынками?.. Бывших торговцев в этом районе, как блох на холке Бобика!
– А не шли ли они, к примеру, к дому Николая Васильича Перелыгина, того самого, кто до апреля прошлого года владел самым роскошным магазином в городе. Вдруг его сынок, деникинский офицер, пробрался под крышу родного дома?.. Хотя, маловероятно.
– Что же стало с магазином? – спросил я.
– Его передали Союзу кооператива трудящихся. На Перелыгина Совдепом был наложен революционный налог в 5 000 рублей, но он его не заплатил. – Светловский посмотрел на меня. – Говоришь, мечтал о работе в Угро?.. Что ж, подумаем над этим. – Он потер подбородок и положил руку на плечо матроса. – Вот что, Cкворцов, тебе я верю, как себе. О сведениях Данилы не должны узнать ни в ЧК, ни в Угро! Чекисты подозревают, что в их ряды затесался перерожденец. Беспокоит меня и утечка сведений из Угро. Вспомни, организовали засаду перед складом с провизией, но налетчики в ту ночь так и не явились. Пошли брать Гвидона, а его и след простыл!.. Ясно? Cами попробуем размотать эту ниточку…
– Караул! – вдруг раздался истошный вопль. Он несся со стороны ближайшего двухэтажного здания, в котором до революции располагался магазин мануфактурных товаров купца Русинова.
– Народный музей грабят! – воскликнул Светловский, сверкнув глазами.
Выхватив оружие, он со всех ног бросился вниз по улице, увлекая за собой матроса и постового красноармейца. Я перешел на другой берег Канавы, оставаясь до определенного момента сторонним наблюдателем. Два грабителя выскочили с сумками из дверей музея и, запрыгнув в пролетку, понеслись в сторону Соборного спуска. Их на извозчике преследовал Рундук, страшно матерясь и стреляя в воздух. Светловский же с постовым, задав на ходу вопросы струхнувшей работнице музея, ворвались внутрь здания. Я продолжал стоять на месте до тех пор, пока не увидел третьего грабителя, показавшегося с сумкой в руке позади музея. Он явно хотел добраться до Первомайской (в это время улица называлась Базарной) и скрыться в ближайших дворах. Бегал я неплохо, поэтому стал дышать ему в спину буквально через несколько секунд, забыв и про рассеченную голову, и про ушибленное плечо, и про ноющие ребра.
– Охолонь, приятель! – крикнул я негромко. – Далеко тебе так и так не уйти!
Мужик, одетый в темный пиджак и полосатые брюки, обернулся, бросил сумку на землю и быстрым движением вытащил из-за голенища сапога финку. Отполированное лезвие грозно блеснуло в лучах полуденного солнца.
Мой оппонент был среднего роста, черноволосый, заросший щетиной. Через всю его правую щеку тянулся кривой шрам. Темные глаза без страха буравили мои.
– Топай ко мне, щенок, – бросил он со скрипучим смешком. – Некогда мне с тобой валандаться!
Навыки самбо не раз помогали мне в жизни. Грех было не воспользоваться ими и в этой схватке. Я сделал пару обманных движений корпусом, заставив Меченого произвести пустой выпад. Когда он собирался отпрянуть, носок моей левой ноги достал его правый кулак, и финка, описав высокую дугу, приземлилась в пяти метрах от нас. Он бросился на меня в попытке сбить на землю. Мне удалось схватить его за косоворотку и мгновенно сделать заднюю подножку. Не успел он улечься, как я завернул его правую руку за спину. К этому времени и Светловский подоспел.
– Мы с постовым в музей, на второй этаж, а этот бандюга из-под лестницы шасть к запасному выходу! – выдохнул он, вытирая пот со лба. – Молодец, Данила!.. И где же ты научился этим приемам?
– Не помню, – пожал я плечами.
– Не помнит он, – ухмыльнулся Светловский. – Здорово, черт возьми! Ты бы показал эти приемчики всем нам в Угро. Большую бы пользу принес, факт! Ну, что, Меченый, продолжаешь озоровать?.. Совсем совесть потерял, народный музей среди дня грабить! И как грабить? Прямо под носом у сотрудников Угро!
– Показали вам, тварям поганым, что вы для нас грязь под ногами! – лежа мордой вниз, прохрипел бандит. – Ничуть вас не боимся! На днях всем вам придет конец!
– Поговори мне!.. Что за дружки были с тобой, хват заблудший? Наверняка, братишку младшего, Плешивого, привлек к делу!
– Слова не скажу!
– Ничего, посидишь за решеткой в Угро, заговоришь.
Я ослабил хватку буквально на секунду. Этого оказалось достаточным, чтобы бандит вывернулся и вскочил на ноги. Он резко встряхнул правой рукой, и в ней словно по волшебству появился небольшой пистолет. Он был нацелен на Светловского, и если бы я в каком-то невероятно стремительном рывке не отбил ногой руку Меченого, то все кончилось весьма плачевно. Пуля только чиркнула по шее розыскника. Бандит попытался снова проделать тот же трюк с оружием, но не успел. Светловский навалился на него и сшиб на землю. Достав из кармана кожанки наручники, он быстро защелкнул их на запястьях Меченого и рывком поставил его на ноги.
– Твари позорные! – орал бандит. – Мусора!
Светловский с ухмылкой задрал у него рукав.
– Вишь, петля охватывает руку у локтя, а конец резинки крепится на рукояти пистолета… Не стал из него шмалять по тебе, Данила, на финку да на силушку свою положился. Не тут-то было, не на того напал!
Приложив носовой платочек к ране на шее, он сунул браунинг в карман и взглянул на меня с признательностью.
– Ты спас меня от верной смерти, Данила. Я этого не забуду.
Не зная, что сказать в ответ, я лишь пожал плечами.
Светловский присел на корточки перед сумкой, с которой бандит выскочил из музея.
– Ты смотри, статуэтки, подсвечники, бронзовые каминные часы, старинные монеты, – говорил он, разглядывая украденные предметы. – Все из отдела помещичьего быта. Неплохие деньжонки можно выручить за такое богатство на черном рынке. А, Меченый, или как там тебя, Cтепка Гаврилов?
Бандит молча смотрел в другую сторону.
– Данила, подними финку и побудь возле этого бродяги, а я верну похищенные вещи на место, – сказал мне Светловский и, взяв сумку, отправился к музею.
Едва он ушел, как бандит начал канючить:
– Отпусти, Данила! Ты, кажись, не из этих, не из легавых, чего тебе стоит!.. Их не жалко, гадов, а в тебя бы я не стал палить из пистолета.
– Ага, не стал бы… Помалкивай! Попался, ответишь по закону.
– Черт попутал, бывает!
– Да ну?
– Зуб даю!
– А что Светловскому пел?
– Дык, мусоров попугать – милое дело! Да ты пойми, Совдепии и так крышка. Ходят слухи, что казаки генерала Мамантова из захваченной Лебедяни пойдут прямо на Петродар!
Знаменитый рейд Мамантова по тылам Южного фронта навел шороху в округе. Я знал, что губернский Тамбов казачий корпус взял почти без боя, как, впрочем, Козлов, Раненбург, Лебедянь и Елец. А как же обстояло дело с Петродаром? Были ли здесь мамантовцы?.. Были, кажется, хотя… Нет, точно не помню. Тему эту в своих краеведческих изысканиях я не затрагивал. А вот текст телеграммы Троцкого, едва успевшего унести ноги из Козлова, в Совнарком Ленину, почему-то в памяти отложился: «Белая конница прорвалась в тыл Красной армии, неся с собой расстройство, панику и опустошение».
– И все же, Меченый, тебе придется ответить за налет. А, может, и не только за это. Поди, немало покуролесил?
Лицо бандита перекосила ярость. Кривой шрам на щеке стал багровым.
– Ах ты, сволочь! Тебя я первого порежу на куски и скормлю собакам!.. Попомни мои слова, сука!..
Его угрозы иссякли с подходом Светловского и Рундука.
– Ушли, бушприт им в рыло! – с сожалением произнес матрос. – Увидев, что мы их нагоняем, те двое спрыгнули с пролетки и дернули налегке через заборы. Стрелял по ним на поражение и промазал, едрена каракатица!.. Ну, ты, Данила, даешь! В одиночку справился с Меченым!
– Было дело… Бандиты, получается, оставили сумки в пролетке?
– Ценности уже в музее.
Светловский закурил папиросу, подымил немного и взглянул на меня.
– Ну, что, парень, прошвырнемся до Угро? Засадим этого черта со шрамом в камеру и поговорим по душам.
***
К зданию, где обреталось Угро, мы прошли Базарной улицей. По дороге я не переставал удивляться тому, насколько Петродар в прежние времена был зеленым городом – буквально каждое дворовое место утопало в садах и палисадниках. Дома в окрестных кварталах были, в основном, двухэтажными. С фигурными наличниками на окнах, аккуратными балкончиками и железными кровлями они выглядели вполне симпатичными и опрятными.
На подходе к углу Базарной и Усманской всем моим вниманием завладела Троицкая церковь. Недаром она считалась одной из красивейших во всей губернии. Возвышаясь на полугоре, гордо устремив в небо пять своих голубых куполов, усыпанных почти пятью сотнями звезд, это творение рук человеческих словно парило над городом. И эту красоту в 1930-х годах снесли! Камня на камне не оставили! Ну, не варварство?
Не дойдя до дома купчихи Сидоровой, в котором сто лет тому вперед мы с Олегом сняли офис, около ста метров, мы свернули налево. Уголовный розыск, как и весь подотдел милиции при отделе управления Петродарского уездного исполкома Совдепа, располагался в двухэтажном доме купчихи Овчинниковой. У входа в основательное кирпичное здание стоял красноармеец, придерживая рукой винтовку с примкнутым штыком. Перед самим зданием обретались две легкие пролетки, которые Светловский назвал «оперативными».
Кивнув часовому, мы вошли внутрь. Светловский, толкая бандита в спину, направился по длинному коридору к дежурному, чтобы оформить задержание и поместить его в камеру в цокольном этаже, а мы с Рундуком поднялись по лестнице с истертым ковром на второй этаж. Здесь также был коридор с многочисленными дверями, по которому торопливо сновали сотрудники милиции. Матрос толкнул ногой третью от лестницы дверь по левой стороне с табличкой «Уголовный розыск».
В кабинете стояли три стола с шестью стульями, табурет, железный несгораемый шкаф, шифоньер и высокий шкаф с картотекой. С потолка свисал светло-голубой плафон с большой лампочкой, одну из стен, оклеенных простенькими обоями, украшал подробный цветной план города и карта уезда.
Открыв настежь окно, Рундук уселся за второй стол, мне указал на стул рядом с дверью. Прежде чем сесть, я подошел к окну и окинул взглядом Троицкую площадь, на которой шумел торг.
– Какой сегодня день, месяц, товарищ Скворцов? – cпросил я у матроса.
– Пятница, 29 августа 1919 года. Ты и этого не помнишь?.. Беда с тобой, Данила!
– Базары вроде бы запрещены советской властью, – вспомнил я из прочитанного про этот период петродарской истории. – А тут вся площадь запружена.
– В городе тяжелая ситуация. Из-за опасности налета белоказаков уисполком ввел военное положение. Деревенским жителям позволено везти на базар излишки хлеба, а мешочникам – соль, сахар, чай и прочее. Деваться некуда! Но спекулянты так иногда достают, что с помощью красноармейцев проводим рейды по базару. Город на осадном положении, а они, понимаешь, жируют! Поневоле схватишься за наган!
Не успел матрос свернуть самокрутку, а я оглядеться, как в кабинет вошел Светловский и сел за стол, на котором стояла табличка «Помощник начальника по отделению уголовного розыска».
