Buch lesen: «Обсидиан и чёрный диорит. Книга третья. Пятьдесят девять и один.»

Пролог

Амата – хитрый зверь. Недаром столько времени прожито в дикой природе.

На остров она попала ещё несмышлёным котёнком, жалобно попискивающим и доверчиво тыкающимся мордочкой во все предметы и углы. В памяти не сохранились ни щедрость материнских сосков, ни копошение бесконечно толкающих её соседних пушистых комочков. Не помнила кошка своё первое путешествие, знакомство с большим домом, огромную лужу опасной солёной воды, простор которой не могло охватить маленькое сознание. Зато рыжая мурёна накрепко запомнила Большого Человека.

Человек был добрым. У него всегда были для Аматы аккуратные и приятные поглаживания, ласковые слова и вкусный корм. Подросшая кошка могла ходить по острову, где ей вздумается, и делать то, что нравится. А нравилось ей тогда всё. Быть свободной, но возвращаться к Большому Человеку. Сидеть рядом с ним часами, слушая его тихие рассказы неизвестно о чём. Смотреть, как ловко он подсекает на крючок маленьких пёстрых рыбёшек, очень вкусных, и всегда её угощает. Остров был для Аматы спокойным и полным радостей кошачьим раем.

Большой Человек обычно ходил в тяжёлых сапогах и просторной куртке даже в жару. От него чудесно пахло свежей рыбой и морем. Когда рыба почему-то перестала ловиться, кошка не слишком опечалилась: она стала взрослой и научилась самостоятельно добывать себе пищу, а предлагаемый корм из баночек и пакетиков подъедала больше из вежливости, чтобы не огорчать хозяина. Теперь тот подолгу глядел не на полоску воды перед странной зеленоватой стеной, а в другую сторону, куда-то поверх холма. Амата по-прежнему садилась рядом, и они проводили вместе тихие вечера. Человек стал часто морщиться и держаться за грудь. Звериное чутьё подсказывало, что он испытывает боль; горячее рыжее тело приходило на помощь, убирая на время неприятные ощущения.

Однажды Амата, возвращаясь с дальней прогулки, увидела, что Большой Человек не сидит, как обычно, на своём стуле, а лежит неподвижно у самой кромки воды. Кошка подошла ближе и громко мяукнула, потом ещё раз. Так она делала очень редко, если требовала внимания, и хозяин всегда откликался. Но не в этот раз. Тогда рыжая любимица, осторожно ступая, приблизилась вплотную и ткнулась шелковистым чувствительным носом. Лицо человека было пугающе холодным. Амата поняла, что потеряла друга.

Вскоре появились другие люди. Они не заметили кошку. Взрослая охотница умела ловко прятаться, ждать и наблюдать. Существа разделились. Одни унесли тело Большого Человека вглубь острова, за Тёмное озеро. Амата догадывалась – куда. Туда, где рыхлая земля и самая буйная трава. Из оставшихся троих двое выглядели автоматами, двигавшимися не по собственной воле. Того, у которого были самые длинные волосы, оставили в доме, а двое пошли к Запретному Храму.

Амата была очень любопытна и умудрялась найти маленькие лазеечки. Побывала уже и на насосной станции, и там, где страшновато гудели электрические генераторы. Хоть и не нашла внутри ничего интересного для себя, но всё же – проскользнула! Но Запретный Храм до сих пор не поддавался.

Двое, молодой и пожилой, вошли туда и оставили дверь приоткрытой. Конечно, Амата, подкрадываясь так осторожно, словно хотела поймать самую вкусную и редкую птичку, двинулась следом. Пахло землёй и чуть-чуть – сыростью, не страшно. Любопытство заставило спуститься по ступенькам и узнать, что же там такое.

Кошка почти не запомнила окружающую обстановку. Люди двигались, и внимание пришлось сосредоточить на них. Сначала с противным скрежетом сдвинулась с места одна из многих тяжёлых каменных плит. Так обнажилась неглубокая чёрная дыра с чем-то длинным в глубине. Старый человек залез в дыру и улёгся на это «что-то». У него в руке была бутылочка, он выпил жидкость из неё. Молодой со смуглым лицом вдруг стряхнул оцепенение, сделал несколько движений, и массивная плита сама собой поехала на прежнее место, закрывая дыру и погребая под собой добровольно замурованного старика. Смуглый юноша положил рядом на постамент узорчатую палку и собрался на выход. Тогда кошка бесшумно выскочила из Запретного Храма. Она узнала достаточно, чтобы больше туда не стремиться.

Существо с длинными волосами осталось жить на острове. Амата никогда раньше не встречала девушек, и высокий, звонкий голос отпугивал её. Новые люди коварны, им не хотелось доверять.

Первая девушка прожила недолго, но потом появилась другая. Кошка не собиралась привечать и её, да случилась беда. Амата удачно подкралась к добыче и сделала красивый прыжок. Но острая боль вдруг пронзила бок.

Конечно, кровоточащая рана была зализана по всем кошачьим правилам. Но воспаления избежать не удалось. Тогда Амату уже почти умирающей на пороге дома нашла новая хозяйка, Вероника.

Дружба с ней получилась совсем не такая, как с Большим Человеком, но крепкая. Амата умела быть благодарной и преданной. Случилось так, что долгая свобода обернулась для неё тоской по ласке и общению. Новая хозяйка оказалась ласковой. Кошка готова была ради неё стерпеть всё. У Вероники могло быть мрачное настроение, от неё часто резко и неприятно пахло, как от мерзких стеклянных бутылок, которые плодились повсюду и скоро заполонили дом. Но она никогда, ни в каком состоянии, не обижала Амату.

Ещё одной причиной для крепкой связи с хозяйкой оказался Кораблик. Неизвестно зачем Вероника держала его в спальне. Он был иным. Он был враждебным, и при первом знакомстве, когда немного оправившаяся от раны новая любимица была ещё слаба, вся рыжая шерсть на кошачьей спинке стала дыбом. Амата видела загадочное сияние, исходящее от парусника, ей слышались неясно бубнящие многочисленные голоса, словно целая толпа миниатюрных матросов обитала на его борту.

Хозяйка явно такого не замечала. Она часами смотрела на бригантину пустым равнодушным взглядом и спокойно засыпала под аккомпанемент разноязыкого бормотания. Ночами кошка охраняла сон спасительницы, погружаясь в дрёму лишь иногда, когда голоса стихали. Требовалось всеми силами защищать и спасать Веронику от неведомой угрозы, ответить добром на добро.

В какой-то момент угроза ослабла. А потом и вовсе в жизни Аматы произошли крутые перемены: она узнала, что мир не ограничивается островом с зеленоватой стеной вокруг, и количество существ на двух ногах неисчислимо велико. Кошка относилась к ним совершенно равнодушно – она хранила верность только Веронике.

Новые странные занятия хозяйки, ради которых она усаживала Амату в корзину и пела чуть хрипловатым голосом, привели к ужасной сегодняшней встрече. Голоса появились вновь; они зазвучали сверху и были куда более отчётливыми, чем раньше. Потом Вероника подошла совсем близко к бригантине.

Теперь Амата окончательно определила источник. И неземное сияние, и гулкое бормотание исходили от миниатюрных корабельных песочных часов. Их можно попытаться выбить из стойки ловким движением лапы, тогда они, вероятно, разобьются и перестанут быть страшным и непонятным врагом. Кошка тщательно измерила расстояние, до миллиметра рассчитав прыжок и траекторию удара. Триумф не случился. Ей помешали, она промахнулась.

Пока вокруг люди, они не дадут своей защитнице свершить задуманное! И Амата мгновенно решилась. Никто не успел заметить, как на первом этаже выставочного зала гибкое тело с разбегу вклинилось в узкую щель на подставке для одного из уже проданных парусников. Убежище очень неудобное, в нём нельзя развернуться. Но Амата потерпит.

Напрасно все звали кошку, а Вероника просто пребывала в отчаянии и панике. Хозяйку жаль, но Амата должна её спасти. Спасти вообще всех от противоестественной угрозы.

Теперь всё стихло. Душно, жарко и неудобно. Пора выбираться. Амата изловчилась и задним ходом вытащила своё тело наружу, понюхала воздух, напряжённо вгляделась в полумрак медовыми глазами. Нужно не бояться и двигаться вверх. Она сможет. Сияние видно издалека, и голоса не просто бубнят, а издевательски смеются. Кошка подкралась на полусогнутых лапах, как привыкла делать на острове. Она – хитрый зверь. Ловкий и умелый.

На этот раз прыжок удался на славу. В полёте тело изогнулось вбок, и правая передняя лапа нанесла удар по косой и единственно правильной траектории. Сверкнула в воздухе зеленоватая молния от падающих песочных часов, несколько раз перевернувшихся в стремительном пике и с размаху ударившихся о твёрдую поверхность.

Амата поняла, что сделала что-то не то. Но ведь она не должна была ошибиться. Часы нужно было разбить, уничтожить – они олицетворяли само зло. Тогда наступили бы в её кошачьей душе мир и покой, новое благостное ощущение гармонии и рая. А вместо этого…

Из разбитых часов поднялось клубящееся зелёное облако, быстро растущее в размерах. Кошка не стала досматривать, что получится, горестно взвыла и бросилась назад, в своё недавнее убежище. Теперь она вылезет лишь тогда, когда откроют двери, ведущие наружу, где земля, трава и деревья не осквернены могильным холодом…

Глава 1. Зеленомордые

Великобритания, Ричмонд, июнь 2003 года

Облако разделилось. Одна из частей вытянулась вдоль стены и зацепила почти весь свод. Вторая, быстро вращаясь, начала выбрасывать из себя фрагменты, трансформирующиеся в подобие полупрозрачных человеческих тел. По завершении десятки призраков заполонили верхний этаж. Многие из них тут же организовались и расселись прямо на полу в два кружка, поджав ноги по-восточному. Вблизи макета бригантины, сильно утратившей своё очарование, расположились остальные. Их было тринадцать.

Они долго молчали, рассматривали друг друга, пытаясь сообразить, что произошло. Наконец один из призраков, в старинном камзоле, ботфортах и при шпаге, громогласно заявил:

– Разрази меня гром! Даже после попойки с лучшим ромом, взятым с голландского купца, я не мог представить, что окажусь в компании стольких зеленомордых уродов!

– Сам ты зеленомордый, – тут же ответил другой, тоже сжимающий в руке шпагу. Он выглядел молодым, и его щёгольские усики и бородка давали ощущение чёрного цвета, но общая монохромность мешала установить это точно. – За такое оскорбление можно и на дуэль вызвать.

– Так вызывай, нечего тянуть, – сказал первый, приготовив своё оружие. – Командор Шарль Фоше никогда не отказывался от хорошей драки. Только сейчас, боюсь, её не получится. Кто тебя учил оружие держать, сосунок?

Молодой должен бы был побледнеть, но цветовая гамма не позволила. Он бросился на обидчика, и они скрестили шпаги. Кто-то рядом успел крикнуть: «Господа, а как же этикет и секунданты?». Через несколько мгновений тот, кто назвался Шарлем, сделал эффектный выпад и проткнул соперника насквозь. Никаких последствий внешне убийственное действие не вызвало, и дуэлянты мигом остановились.

– Дело-то дрянь, похоже, – сам себе сказал несостоявшийся победитель. – Мы все бесплотные и не можем причинить вред друг другу. Выходит, мы призраки? Но какого чёрта? Не припомню, чтобы я когда-либо умирал. Кажется, лишь вчера закопал золотые бочонки на своём острове. Но это не остров и не мой корабль. Однако… вот чёрт!

Шарль с нескрываемым ужасом воззрился на обнаруженную им модель бригантины.

– Вот же мой корабль! – завопил он. – Но какая дьявольская сила его так уменьшила? Я никогда не верил ни в бога, ни в сатану, но теперь готов поверить в кого угодно! Куда делись мои матросы?

– Это не твой корабль, – ответил сутулящийся юноша в простой одежде подмастерья. – Я сделал когда-то его маленькую точную копию, и людей на её борту никогда не было. Твоё судно давно сгнило или затонуло.

Пират повернулся и смерил мастера презрительным взглядом:

– Англичанин? Довелось мне вдоволь пощипать вашего брата. Пришлось и язык ваш кислый по ходу дела выучить. Непонятно мне, зачем ты затеял гнусную шутку над моей славной «Птицей», но я ещё с тобой разберусь! Что вы на меня уставились, зеленомордые? Вижу, тут у нас в компании даже баба есть! А чего она там пшекает?

– Она не пшекает, – поспешно вмешался тот, кто возмущался насчёт секундантов, – не нужно так говорить. Она полька, и я тоже польский дворянин, Тадеуш Кошонски. Мою прекрасную спутницу зовут Агнетта Малецка, она замечательная музыкантша и учительница. Господа, я предлагаю не устраивать здесь драк и глупых оскорблений, а для начала представиться, выяснить, кто каким языком владеет и постараться понять, что мы вообще здесь делаем.

– Весьма разумное предложение, – тут же одобрил седовласый благородного вида джентльмен в деловом костюме, изящных туфлях и с тростью в руке. – Я британский дипломат Сэм Олдбрук и по роду профессии владею несколькими языками, в том числе французским, английским, немецким и даже русским.

– Про русский слыхом не слыхивал, что такой существует, – заявил детина с плёткой в руке и высоких сапогах. – К счастью, с остальными мало-мальски знаком, а ещё знаю португальский и голландский. Меня зовут Мишель Авилье, плантатор из Бразилии.

– Португальский – это здорово! – восхитился высокий мужчина, действительно смахивающий насыщенностью тона своего лица и особенно аккуратно подстриженной бороды на представителя южной европейской нации. – Будет о чём поговорить почти с земляком, хоть и довелось мне поселиться куда как дальше к северу. – Я Жао Пинту, фермер из Северной Каролины.

– Значит, есть среди нас американцы! – обрадовался подвижный толстяк в кургузом пиджаке и котелке. Живчик крутил в пальцах очень вонючую даже на вид сигару. – Коннор Ơ Фаррелл, к вашим услугам. Смею надеяться, очень известный букмекер. В Каролине, правда, не бывал, зато моё имя хорошо знают в Иллинойсе и Виржинии, и даже за океаном, в Бирмингеме. Мой родной язык – английский, и ничем больше похвастать не могу, кроме языка ставок на конных забегах.

– У меня тоже многое связано с Бирмингемом, – гордо выпятил грудь джентльмен с круглым добродушным и лишённым растительности лицом. – Имею честь быть постоянным поставщиком Бирмингемского ювелирного квартала, знаменитого на всю Европу. Меня зовут Джеральд Уокер. Могу похвастать, что разговариваю на нескольких наречиях африканских племён, но, похоже, здесь придётся обходиться обыкновенным английским.

Представились и остальные. Проигравший дуэль незадачливый фехтовальщик оказался французским графом по имени Луи де Леранж. Мужчина в плаще со сверкающими на руках кольцами крайне удивился, когда выяснилось, что никто из присутствующих не знает знаменитого итальянского барда Серджио Пезотто. Постоянно отирающийся возле Агнетты невысокий солидный мужчина с брюшком и в сверкающем пенсне сразу никому не запомнился, так как фамилия Брунстерхайер грешила неудобоваримостью. А потому этого швейцарского банкира в дальнейшем все стали называть только по имени – Отто. Тот, кто по его же признанию, построил модель пиратской бригантины, нехотя поведал, что он британский инженер Томас Бейкер. Последним назвался голландский художник Стиф ван Вегберг.

Церемония заняла некоторое время, ибо языковые барьеры в общении всё же обнаружились. Английский и французский преобладали, и в итоге стало ясно, что, опираясь друг на друга, можно добиться полного взаимопонимания.

Тогда Шарль Фоше, помалкивающий, пока шло знакомство, обратил внимание на толпу сидящих на полу мужчин.

– Эй, любезные! – крикнул он, одновременно приближаясь к внешнему кругу бородатых призраков, наряженных в богатого вида длинные восточные халаты. – Не думаю, что мне придётся запоминать все ваши собачьи клички, но хотелось бы понять – кто вы такие и какого чёрта тут расселись? По-моему, здесь и без вас тесновато!

Призраки очнулись от сонного оцепенения, что-то невнятно забормотали, переговариваясь между собой. Наконец один из них, с самой длинной бородой, видимо, с привилегией говорить за всех, с достоинством произнёс звучным голосом:

– Мы полагаем, что мы – купцы и лавочники, почтенные граждане, исправно вносящие в казну все налоги и пошлины. Но мы не знаем этого точно, как и имён своих. Мы – безымянные.

– У вас что, память отшибло, придурки? – заорал пират. – Может, мне кого-нибудь шпагой подбодрить? Как так – безымянные? Вы что, не знаете, из каких вы краёв, какой нации?

– Не знаем, – подтвердил представитель, а все остальные согласно кивали головами. – Безымянные мы.

– Этак мы многого не добьёмся, – проворчал Шарль. – Я смотрю, тут собрались всякие достойные, а то и благородные то ли люди, то ли призраки, без всякой цели, как попало одетые и мало соображающие. Будь здесь моя команда – я бы всех вас ограбил и выпустил кишки наружу. А раз такое не получается – пожалуй, лучше мне убраться отсюда да пойти разузнать, где сейчас может быть мой корабль.

Он резко развернулся, прищёлкнув каблуками, и впрямь решил начать спускаться по лестнице, как вдруг сверху раздался громовой голос:

– Не смей уходить! Не гневи судьбу!

Всё сборище повернулось к куполу. Обнаружилось, что он заполнен чудовищным зелёным лицом юноши с крупным крючковатым носом и злобно поблескивающими глазами. Только теперь стало понятно, что вдоль одной из стен идут ноги колосса, уже почти под потолком переходящие в туловище, завёрнутое в подобие рваного плаща. Тело гиганта было неудобно скрючено – иначе бы он не смог разместиться в относительно тесном пространстве. Выпрямиться же во весь рост было просто нереально. Пока этот призрак молчал, никто не догадывался об его присутствии.

– Ну и дубина! – поразился остановившийся Шарль. – Славное дополнение к бесподобной компании! Ты зачем так вымахал, парень?

– Потому что я ваш прародитель.

Наступило молчание.

– Да, я ваш прародитель, Дестан. Вы все – это на самом деле я, только в разное время. Выслушав вас сейчас, я понял, что произошло. Мой Хранитель попал в плен песочных часов на модели бригантины. Я сумел сохраниться, я не погиб окончательно. Но моё тело, моё последнее тело похищено, оно принадлежит теперь другому!

– Хватит тут завывать, – перебил гиганта флибустьер. – Мы призраки, потому что тело похищено – так, что ли?

– Наверное, так. Но вдобавок моя сущность расщепилась, развалилась на разные жизни, что я когда-то прожил, изображая вас. Всех, кто сейчас здесь присутствует. Если бы жив был Большой Хранитель – этого бы не произошло. А Малый, видимо, сыграл такую шутку. Если я правильно помню, у меня было сначала моё собственное тело, а потом ещё… да, ещё пятьдесят восемь, если не считать похищенного. Давайте посчитаем, сколько нас здесь! Тех, кто назвались, я учёл – тринадцать! А остальные?

– Те болваны вообще ничего не соображают, – презрительно выпятил губу Шарль. – Нам придётся пройтись по их глупым головам, чтобы выяснить количество.

– Неправда, – послышался ответ. – Считать мы как раз умеем хорошо. Нас сорок пять.

– Вот, я прав! – обрадовался Дестан. – Сорок пять и тринадцать – как раз пятьдесят восемь. Со мной – пятьдесят девять.

– Нам это что-то даёт? – спросил призрак-джентльмен, известный теперь как Сэм Олдбрук.

– Конечно, – убеждённо сказал колосс. – Раз мы все в наличии, то очень может быть, что вернув похищенное тело, я стану целым и перестану быть призраком, испытаю новое рождение.

– По мне – так не самая хорошая идея, – фыркнул Шарль. – Лично я не понимаю, зачем мне становиться кем-то, если я могу быть сам по себе, подобрать новый корабль, команду, и славно порезвиться на морских просторах!

– Он прав, – поддержал букмекер. – Где здесь ближайший ипподром?

– А меня мой табак заждался. – В голосе землевладельца Мишеля промелькнули тоскующие нотки. – Без хозяйского глаза на плантации такого натворить могут…

– Возможно, я покажусь несколько грубым, – тоже решил вставить своё слово Тадеуш, – но мне совсем не хочется выглядеть таким, простите, носатым.

– Не смейте расходиться! – заорал Дестан. – Вы что, не соображаете? Вы все бестелесные, неживые ходячие изображения самих себя, давным-давно почивших! Какой ипподром, какая плантация? Что вы там собираетесь делать?

– А здесь что мне делать? – возразил Авилье. – Там хотя бы простор, привычная обстановка…

– Кстати, о просторе, – неугомонный Шарль решительно шагнул к внешней стене и благополучно протянул руку сквозь преграду до самого плеча. Тогда он высунулся всерьёз, и в выставочном зале остались лишь его зад и ноги. Затем пират вернулся с довольным видом. – Уже рассвет, но людей там я не видел. Какой-то большой роскошный парк, подобного ещё не встречал.

– Получается, мы можем проходить сквозь стены и другие препятствия, – заметил инженер Бейкер. – Хотя это противоречит законам физики и, в частности, механики. Постойте! А почему тогда наш носатый прародитель не может выпрямиться?

Все с любопытством посмотрели на скрюченную фигуру Дестана. Тот, похоже, сам был несколько смущён, но его больше волновало явное желание ряда призраков немедленно покинуть здание.

– Послушайте! – прогремел он, но не грозно, а пытаясь придать своим словам наибольшую убедительность. – Наши судьбы настолько неразрывно связаны, что вы не можете меня предать. Представьте хотя бы, что я решу каким-либо образом покончить с собой – например, возьму и упокоюсь. Вы ведь тогда просто исчезнете.

Пират с букмекером уже устремились вниз, но снова остановились в нерешительности. Коннор всё разминал в пальцах сигару, обнаруживая явное желание закурить. Шарль потеребил эфес своей шпаги, а затем оглушительно расхохотался:

– Ты блефуешь, приятель! Как ты можешь упокоиться, если здесь, увы, не кладбище, а ты, судя по всему, даже не можешь сдвинуться с места! Где же ты возьмёшь прах или что-нибудь похожее, чтобы, как ты грозишь, «упокоиться»? Лично я ухожу! Не знаю, что такое «ипподром», но наверняка это более весёлое местечко, чем здесь, так что можно и туда прогуляться для начала.

– Веселей места не найдёшь, – подтвердил букмекер.

– Тогда идём! Эй, плантатор, ты с нами?

Не успел Дестан что-нибудь ещё крикнуть им вслед, как призраки сначала скорее ощутили, а потом явственно услышали нарастающий свист. Безымянные прижали ладони к ушам и скорчились, как от боли. Возможно, им досталось больше всех, потому что остальные лишь застыли на время в томительном ожидании. Свист исчез так же внезапно, как появился, и Дестан с торжествующе просиявшим лицом сделал громогласное объявление:

– Слушать всем! Ко мне сейчас обратился Голос, представляющий высшие силы! Он явился сам, без моей просьбы или мольбы, чтобы помочь и определиться с нашей общей целью. Нам полагается пройти испытание, в случае успеха будет щедрая награда. Я стал уникальным полупризраком, который вроде и бесплотен, но не может проходить сквозь преграды. Такая кара мне назначена за непомерную гордыню и честолюбие; насмешка за желание увековечить своё «я», оборудовав склеп на острове.

– Вообще-то это я его построил, – возразил плантатор. – Хотя кости пирата самые старые и тоже дают ему право считаться основателем. Не пытайся присвоить чужие заслуги.

– О, кретины! – возопил гигант. – Поймите, наконец, что всеми вами двигали мои мысли, мои чувства и мои страсти! Поэтому именно я наказан. Не нужно было делать памятник себе таким большим. Но на вас тоже наложено заклятие. Если вы покинете меня, не принеся присягу на верность, кара постигнет уже вас – вы просто исчезнете, испаритесь!

– Чтобы я, капитан и командор, кому-либо присягал – не бывать такому! – тут же заартачился пират. – Если бы кто-нибудь предложил мне корсарскую грамоту – я тут же отправил бы его на корм рыбам!

– Служение необходимо, – продолжал Дестан, – нравится вам оно или нет. Голос поведал, что вы можете на короткое время обращаться в живое состояние – один из вас сможет действовать, как обычный человек, пользоваться предметами и всё такое.

– А вот это уже интересно…

Фразу произнесло сразу несколько голосов. Теперь прародителя слушали очень внимательно, подойдя ближе к нависающему лицу. Пани Агнетта вдруг пожалела его обладателя:

– Мне так неловко, что из-за нас вам приходится испытывать такие неудобства, сударь…

– Ничего, – прохрипел Дестан. – Дело вполне привычное, напоминание о родной хижине, где я вырос. Там тоже можно было только так стоять. Но тогда держать тело в три погибели было трудно и даже болезненно, а сейчас я ничего не чувствую. Могу так простоять хоть до конца времён.

– Да не отвлекайте вы его, – сердито шикнул плантатор. – Продолжайте, прародитель!

– Вы должны быть все вместе. Понимаете – до единого! Нельзя расходиться, разбредаться в разные стороны. Нужно встать всем в одну точку, объединить тела в пространстве – и одновременно выкрикнуть имя того, кто должен на время стать живым действующим лицом. Но время ограничено – одно превращение будет длиться полчаса, а потом надо ждать ещё три с половиной, чтобы делать новое. Мне сказано, что правило связано с корабельными песочными часами.

– Всё верно, – задумчиво протянул Шарль, снова поигрывая шпагой. – На бригантине мои часы были рассчитаны на тридцать минут. А полчаса и три с половиной – четыре в сумме – стандартная вахта. Когда вахта закончена, следующий матрос может начать своё дежурство. Тут логика, по крайней мере, прослеживается!

– Какая логика? – возмутилась прекрасная пани Агнетта. – Я не желаю объединять своё тело с грубыми мужланами. Брр, не представляю, как можно прикоснуться к смердящему пирату и мерзкому толстяку с его вонючими сигарами!

– Полегче, крошка! – осадил её пират. – С какого якоря ты взяла, что я – смердящий? Я ведь тебе не простой парень с полубака, а уважающий себя капитан! Вряд ли ты делаешь больше притираний, надушиваний и напомаживаний, чем я, когда собираюсь сойти на берег и нанести визит очередному губернатору. Да и в обычные дни вполне за собой слежу…

– Господа! И вы, пани, простите! Сколько можно препираться! – призвал к порядку польский дворянин в военном мундире. – Давайте, в конце концов, дослушаем до конца!

Лицо колосса было мрачным, когда он изрёк посреди установившейся тишины:

– Хотите – верьте, хотите – нет, но условия Голос поставил донельзя жёсткие. Не примете сегодня присягу – исчезнете. Не будет в течение суток ни одного обращения в кого-либо из вас – тоже исчезнете. Вы должны быть вместе и следовать поставленной цели – вернуть недостающее тело.

– Неслыханный шантаж! – возмутился британский дипломат. – А почему не провести переговоры, спросить наше мнение…

Но его никто не слушал. Стоял гул голосов, сложно было что-то разобрать. Под шумок букмекер увлёк пирата и плантатора в сторону и возбуждённо шептал им на ухо, а те согласно кивали. Эта троица явно испытывала симпатии друг к другу и уже образовала небольшую коалицию. Сплочённая масса неизвестных жила своей жизнью, но они всё время помалкивали. Вокруг Агнетты крутились швейцарский банкир, явно увлечённый ею, и польский дворянин, хотя пани посматривала в его сторону с недоверием или высокомерно. Прочие пока не определились и присматривались друг к другу, сохраняя дистанцию.

– Эй, прародитель! – крикнул Шарль. – Считай, что ты нас уговорил. Что там за присяга?

Демарш наиболее радикальной части толпы резко повлиял на общее настроение. Теперь все выразили согласие дать клятву верности носатому гиганту.

– Сначала повторите про себя, а потом говорите хором: «Клянёмся в неживых послужить для живого, чтобы возродиться!» Хором, поняли? Смотрите на меня – я хочу видеть ваши лица. Переведите тем, кто не понял – для клятвы годится любой язык!

Снова повис разноголосый гул, потом масса вроде бы организовалась и слаженно произнесла нужные слова.

– Что-то не так, – уверенно сказал Дестан, прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. – Кто-то один не поклялся. Кто?

Безымянные переглянулись, потом их главарь сказал:

– Похоже, один из нас. Он, видите ли, глуховат. Наверное, не расслышал, что от него требуется.

– Нам ещё, оказывается, с глухим тут возиться! – возмутился букмекер. – Прародитель, откуда вообще взялись безымянные остолопы?

– Это его вина, – сразу ответил тот же звучный голос из круга. – Мы были его жизнями, все достойные лавочники, купцы и менялы. Но он потом посчитал, что наши жизни скучны, никчёмны и прожиты зря, и предпочёл полностью стереть нас из своей памяти. Вот почему мы не знаем точно, кто мы, откуда, как нас звали. Это очень печально и несправедливо. Потом прародитель спохватился и устроил для нас имитацию погребений в своём склепе памяти. У нас даже нет предметов, напоминающих о том, что было при жизни. Хорошо ещё, что мы не предстали перед остальными в первозданном голом бесстыдстве, а сохранили свои любимые одежды.

– Кстати, о предметах, – спохватился Шарль. – Этот говорун намекнул: мы имеем то, что связано со склепом. Что конкретно? Одежда, в которой нас похоронили? А ещё? У меня есть шпага и кошель с дублонами. Так и должно быть? Стоп! У меня же нет порошка!

– Конечно, – подтвердил Дестан. – Не ищите понапрасну, никто из вас не мог быть погребён или просто оставлен с запасами песка. Что до дублонов, то их было гораздо больше, но одна наглая девица совершила кражу. Она же унесла из склепа модель бригантины, что принадлежала Томасу.

– Большое ей спасибо, – промолвил инженер. – Бессмысленно всюду таскаться с этой штуковиной. Однако получается, что у меня вообще нет инвентаря!

Пришлось остальным тоже прокомментировать своё имущество. У красавицы Агнетты не нашлось ничего, кроме любимого жемчужного ожерелья. Бард Серджио показал три кольца и попытался ещё рассказать, за какие заслуги их получил, но слушать его не стали. Мишель Авилье, кроме плётки, обнаружил пару кубиков для игры в кости, чем привёл в восторг пирата. Польский дворянин Тадеуш демонстрировал всем желающим военный орден, полученный за неведомые заслуги. У фермера из Северной Каролины вместо чего-нибудь сельскохозяйственного в карманах нашлись золотые самородки, и Жао был вынужден признаться, что он уделял добыче драгоценного металла куда больше времени, чем ковырянию в земле. Зато Бирмингемский поставщик вполне закономерно мог похвастать шкатулкой, скромной на вид, но наполненной различными драгоценными камнями премиум-класса.

– Всего лишь три сигары, – грустно поведал букмекер. – Благодарю за щедрость, отец-прародитель. Мне их и на вечер не хватит.

– Дрянь табачок тебе подсунули, приятель, – прокомментировал Мишель. – Лист явно передержанный, никакого приятного аромата, и вкус должен быть отвратный. Вот будешь у меня на плантации, я тебе такие сорта покажу, других не захочешь!

– Поищи в карманах как следует, – посоветовал Дестан. – Вечно ты об аккуратности забываешь.

Коннор порылся в кургузом пиджаке и выудил оттуда блокнот и огрызок карандаша.

– Это же моя любимая книжечка для записей ставок! Только она почему-то пуста…