Хроники Второй Гражданской Войны в США

В 3:30 утра первый эшелон двинулся в бой навстречу рассвету. Батальон занял их позиции. Мы ожидали приказа выдвигаться. Впереди спустя пару минут началась интенсивная стрельба, и хоть арт-удары достигли своей цели, нанеся противнику урон, тем не менее, те, кто остались в живых, яростно сопротивлялись. Спустя десять минут с передовой начали приносить первых раненых, сообщая, что авангардные позиции противника были довольно быстро сломлены, но на основных оборонительных сооружениях, которые артиллерия плохо обработала, ведётся ожесточённый бой.

В воздухе появились ударный вертолёты «Апач» и пара штурмовиков «Тандерболт». Спустя некоторое время с востока послышались взрывы, над полем боя взвились клубы чёрного дыма. С того самого момента десять раз пожалел, что не потребовал отправиться на передовую в самую гущу боя, оставив Наташу в войсках второго эшелона.

И так в ожидании приказа мы и провели около двух с половиной часов, собирая по крупицам показания очевидцев боя. К тому времени все оборонительные линии вокруг восточной стороны Гринсберга были взломаны. Не поддалось лишь шоссе, ведущее из Питтсбурга. Там авангарду «южан» противостояли несколько боевых машин «северян», в том числе два «Абрамса», сумевшие из засады поразить около восьми танков «конфедератов». Один из штурмовиков смог поразить один из танков, но второй экипаж, вероятно, был хорошо подготовлен. Из полученных нами данных стало понятно, что ребята – асы своего дела. Подбив ещё один танк и три машины пехоты, а также около пяти автомашин перед тем, как потерять спутника, они беспрепятственно отступили в черту города, оставив за собой полыхающее от подбитой техники шоссе и робота в качестве прикрытия. Тот до ликвидации ещё около четверти часа насиловал мозги наступающим.

Всё это времени девчонки батальона то и дело щемились по углам, вслушиваясь в каждый звук, так как иногда к нам со стороны «республиканцев» частенько прилетали снаряды, ибо к шести утра «южанам» так и не удалось подавить все артиллерийские батареи противника.

– Не робеть, это не страшно! – Подбадривала своих Рикман.

Я тем временем одним глазом выглядывал из окопа, пока Наташа буквально зарывалась в землю.

– Стоило ли оно того?! – Ухмыльнулся я.

– Я не слышу!!! – Почти срывая голос, кричала Наташа.

В ответ лишь смеялся.

– Чего ты ржёшь?! – Она уже была в ярости от моей беспечности.

– Дома надо было сидеть… – Я продолжал смеяться.

– Господи, заткнись!

Через десять минут снаряды стали прилетать в нашу сторону чаще, и уже я на пару Натальей начал, как мог, укрываться в этом неказистом окопе, осыпавшемся от каждого прилетевшего снаряда. Был бы дождь, затопило б к чёртовой матери…

– Теперь уже не так смешно? – Пренебрежённо спросила Наталья.

Этот вопрос рассмешил меня ещё сильнее. Правда, упавшие рядом снаряды, тут же вернули с небес на землю.

Спустя пятнадцать минут обстрел прекратился. Ещё минут сорок мы сидели без дела, пока в 7 утра не поступил приказ выдвигаться вперёд. За время обстрела у Рикман было всего четверо легкораненых, поэтому мы выдвинулись в полном составе по лесной поляне. Был отдан приказ: пересечь опушку леса и занять недавно освобождённую высоту, подготовив позиции для обороны в случае контратаки противника.

Лёгким бегом мы двинулись через кромку леса к высоте. Как только вышли к ней, нам открылась… Не могу эту картину назвать ужасной. Скорее она была таковой для Наташи, так как для неё это был первый военный конфликт, свидетелем коего она стала. Я же после Детройта могу назвать открывшийся мне пейзаж обыденным. На подступах к высоте лежало около сотни убитых «южан». Видимо, не сумевшие захватить точку в лоб, они ударили с фланга, обойдя высоту, прикрываясь лесом. Результатом был гордо реющий на вершине флаг Конфедерации, слегка облезлый и обожженный в правом нижнем углу. Но первое впечатление видеть такое количество убитых в одном месте всё равно гнетущее.

Взбираясь на высотку, санитары батальона разыскивали живых. Нашли только одного, чудесным образом выжившего после разрыва мины. Он потерял сознание и провалялся на земле среди убитых товарищей. Везунчик. На лице лишь царапины и маленький осколок в плече. Его перевязали на месте. Госпитализация не потребовалась, и он двинулся вперёд на розыски своих, к тому времени ушедших далеко вперёд, не желая просиживать в лазарете из-за «царапин», пока его товарищи погибают на передовой.

Вскоре мы были на вершине, осматривая погибших «северян». И хоть эти бойцы были более подготовлены, чем ополченцы Детройта, и даже имели боевой опыт, тем не менее, Наташа изумлённо разглядывала убитых, правильно отмечая, что сам бой на высоте был коротким. Среди трупов нашли одного транссексуала. Выглядел он так, будто уже давно принимал женские гормоны и готовился к операции по изменению пола. Война раз и навсегда поменяла его планы, как ему казалось, на счастливое, светлое будущее.

Наташа осмотрела его оружие, потом кинула мне, а сама принялась осматривать труп. Я же с интересом разглядывал автомат. Новенький, только с завода, кое-где ещё подтекало машинное масло. Из ствола не было сделано ни выстрела, так как даже следов пороховых газов внутри я не обнаружил. Осмотрев труп, Наталья озадаченно произнесла:

– Патронташ полон. Он не сделал ни одного выстрела… – Повернулась ко мне, – почему?

– Не успел, не захотел или просто не смог, не в силах позволить себе лишить кого-либо жизни. Тебя ещё под Детройтом не было. Там вообще они были вооружены, чем попало. Да и стрелять толком не умели.

– Ты был под Детройтом, – подбежала ко мне любопытная молодая девушка, – как там всё было?

– Мерзко, – отвечал я, отвращено глядя на трупы, – этим стоит отдать должное. Они хотя бы толково сопротивлялись…

– Занять окопы! – Скомандовала Рикман. Бойцы будто молнии расположились в траншеях, развернув дула автоматов на восток и напряжённо вглядываясь в горизонт, где уже просматривались очертания Гринсберга.

Мы же продолжали осматривать трупы. Вот, например, два тела. Один раненый, смотрел в небо, закатившимися глазами. Второй, скорее всего санитар, накладывал ему повязку, точнее верхняя половина его тела. Позади зияла воронка от снаряда.

Наташу вырвало. Я подал ей свой платок. Мать приготовила его перед отъездом в Штаты.

– Это ужасно… – Промямлила она, вытирая губы.

– На войне всё ужасно. Ещё раз говорю, лучше бы дома сидела.

– Не хочу, – протянула платок обратно, – просто не привыкла к трупному запаху.

– Через неделю вообще всё равно будет. – Поспешил её обрадовать, хоть и причин для счастья не было. – Правда, только если трупы свежие. Если мертвецы давнишние бы были, тут без противогазов невозможно было бы находиться…

– Так спокойно об этом говоришь…

Я пожал плечами:

– Говорю же, привык.

С передовой продолжали приходить сводки. Бои уже шли в черте города, правда, тот танк продолжал компостировать «конфедератам» мозги, не давая толково закрепиться на окраине. На них уже началась настоящая охота. То и дело вылетали штурмовики, в надежде поразить машину с воздуха. Только вот зенитные расчёты «северян» работали отлично. Один штурмовик «республиканцам» сбить всё-таки удалось. Из всей драмы, развернувшейся в воздухе в тот момент, мы вдали увидели лишь чёрную полоску дыма, удлиняющуюся в сторону земли. Выжил ли пилот, или нет, неизвестно.

Первые потери в авиации заставили «южан» выискивать и подавлять расчёты зенитных комплексов артиллерийскими ударами, кои в силу сложившейся обстановки не всегда были удачными. Чаще всего артиллерия била в молоко, поэтому о слаженной авиационной поддержке пришлось на время забыть, дабы избежать случайных попаданий по домам мирных жителей, мимо которых эти комплексы умело колесили. Ведь всё чаще в новостях «северян» стали мелькать сообщения о попаданиях артиллерии и авиации «конфедератов» по мирным объектам. Самый яркий случай произошёл при штурме Су-Фолкс, где после попадания бетонобойной бомбы в здание местной школы, якобы занимаемое противником, погибло около шестисот детей, заживо похороненных в руинах бомбоубежища, где те укрывались. Муру пришлось выступать со специальным заявлением, где он осуждал действия своих войск и обещал провести расследование. И, как оказалось, удар нанёс самый именитый пилот «южан» среди пилотов штурмовиков Сэм Мёрфи. Тот утверждал, что данные для бомбометания предоставили наводчики, коим он предлагал покаяться за ложные данные. Тех в свою очередь найти почему-то не удалось. Расследование застопорилось, и Мёрфи освободили и вернули в строй за отсутствием состава преступления, так как следователи не нашли ни прямого, ни косвенного умысла произошедшего, признав, что это могла быть ошибка наводчиков. Насколько известно было мне, в том здании школы действительно находились отряды «северян», но вот про детей в бомбоубежище никто не знал. Выглядит странным, что Мёрфи сбрасывал на школу именно бетонобойную бомбу, но сам он объяснял это отсутствием иных боеприпасов на своём самолёте, а, по его словам, обстановка для пехотинцев, штурмовавших школу, была крайне сложной. Промедление могло стоить жизней десятков штурмовавших школу в тот день «южан». В то же самое время странным было ещё и то, что многие пользователи интернета расценили доказательства гибели детей, как ложные, ссылаясь на инстаграм одного из подростков, где он сидел, возможно, в бутафорской крови, но явно весёлый и жизнерадостный. Чем бы ни был данный инцидент, после этого случая «конфедераты» более не сбрасывали бомбы, не удостоверившись, есть ли там мирные жители.

Зато вот обвинения в сторону «северян» лились регулярно, только те с пеной во рту визжали, что все доказательства применения боеприпасов на мирных жителей являются фейковыми. Как видите, бессмысленная и беспощадная машина пропаганды работала в обе стороны, и любой маломальский инцидент раздувался в трагедию мирового масштаба, чтобы сторонам было удобней обвинять оппонентов в геноциде населения подконтрольных им территорий.

Мы просидели на высоте до полудня, пока батальону не пришёл приказ выдвигаться на зачистку супермаркета на окраине Гринсберга с прилегающей к нему парковкой. Из бинокля район зачистки хорошо просматривался. К нему прилегала водонапорная башня. Неподалёку стояла местная радиостанция, которую было приказано зачистить другому батальону, прикрывавшему нас с севера. На юге наш фланг также был прикрыт от контратак противника, так что нам не грозило окружение, и батальон достаточно беспечно, что отчасти самоубийственно в условиях боя, выдвинулся на зачистку супермаркета.

То и дело по дороге нам попадались тела убитых с той и другой стороны. Если мне, напомню, видеть подобную вакханалию было не впервой, то Наташу апофеоз войны буквально сводил с ума. Отправляясь сюда жизнерадостной и весёлой девушкой, она помрачнела буквально на глазах, с унынием на лице, но отвращением в глазах глядя на происходящую вокруг картину. Казалось, ещё чуть-чуть и её хватит нервный срыв, что на войне не редкость. Наталья старалась держаться, постоянно глотая слюну (видимо, подавляя рвотный рефлекс). И как ей объяснить, что дальше будет только хуже?

Дойдя до супермаркета, мы оказались на парковке. Большинство машин было сожжено и разбито. Между рядами то и дело попадались трупы убитых в ходе атаки «южан». Они погибли от пулемёта, что выглядывал из импровизированной амбразуры супермаркета. Полагаю, «северяне» не рассчитывали на прорыв, поэтому оборонительные позиции в здании были подготовлены абы как. Вместо мешков с песком из окон выглядывали бумажные пакеты с удобрениями и цементом. И если последний был способен замедлить и остановить пулю, то удобрения или грунт явно были плохой защитой. Увиденное мной здесь больше напоминало «Мглу» Френка Дарабонта по Стивену Кингу. Будто бы защитники пытались обороняться не от «южан», а от жутких тварей из параллельных измерений или вселенных. Самой удачной из их идей, было расставить между рядами машин коробки с бутылками с жидкостью для розжига. Попадание нескольких зажигательных пуль вызывало мощный взрыв, выжегший передовые ряды атакующих. Плюс к тому им пришло в голову засунуть в коробки скрепки и гвозди, как поражающие элементы. Даже боюсь представить, через что прошёл полк, шедший перед нами, прежде чем смог занять этот треклятый супермаркет.

– Всем быть внимательными! – Приказала Рикман. Вы вошли внутрь здания.

Везде валялись гильзы от патронов, что свидетельствовало о той ярости, с которой оборонялись «северяне». Сотни, если не тысячи гильз! Далее мне ещё раз довелось убедиться в их изобретательности. Они расставили в дальних секциях прожектора и включили их, когда бойцы Новой Конфедерации ворвались в супермаркет, ослепив атакующих. Тем сначала пришлось отстреливать прожектора, а затем идти в атаку, перебираясь через трупы убитых товарищей и врагов. Всё это смотрелось угнетающе. Хотелось выпрыгнуть из собственного тела, чтобы твою душу и разум, повидавшие такое, забрали марсиане. И пусть проводят свои жуткие опыты! Только бы не видеть всего этого ужаса, страданий миллионов людей. Заодно будет возможность раз и навсегда покинуть эту обречённую на вечную боль планету.

Зашли в складское помещение, но его… Не было. Попадание осколочно-фугасной бомбы смело всю комнату, оставив лишь куски обожженных кирпичей, оплавившейся арматуры и пол. Местами. А по центру зияла огромная воронка несколько метров в диаметре. Тут «северяне» держали боеприпасы. Говорят, мины и гранаты детонировали ещё пару часов, прежде чем всё прекратилось.

Вышли на парковку, где останавливались грузовики, прежде чем разгрузить товары. Слева от нас возвышалась водонапорная башня. К нам подбежала командир роты, что шла в авангарде:

– Сэр! – Обратилась она к Рикман, – район зачищен, живых, раненых противников или раненых наших нет!

– Отлично, капитан! Занимайте круговую оборону!

Вдруг со стороны водонапорной башни прозвучал выстрел. Рикман залило кровью капитана. Наташа завизжала от ужаса. Я схватил её за пояс и оттащил в укрытие.

– Тише, тише!

– Господи!!! – Продолжала она орать в невменяемом состоянии.

В ту же секунду Рикман скомандовала:

– Занять оборону, огонь по башне!

Все, кто видел в районе супермаркета ту вышку, открыли по ней и по прилегающим кустам массированный огонь.

– Тащите гранатомёт! – орала одна из бойцов батальона.

Тут же из укрытия выбежала автоматчица, и в этот момент снайпер её подстрелил метким выстрелом в ногу. Огонь затих. Никто не высовывался из укрытий. Рикман явно была в замешательстве.

Подстреленная девушка корчилась от боли, стиснув зубы. Потом, собрав силы, выдавила из себя жалобным голоском:

– Помогите…

Если вы смотрели фильмы, где снайпер подстреливал кого-либо из героев, то наверняка понимаете, что никто не осмелился приблизиться к ней даже на метр. Прикрывать огнём тоже было бессмысленно: не было достоверно известно, сидит ли снайпер на башне, или же засел в зелёнке за ней, учитывая то, что даже массированный огонь из всех стволов не помог выкурить стрелка со своей позиции.

Рикман то и дело выглядывала из-за полуразрушенной кирпичной кладки, чтобы понять, откуда стреляет стрелок. Связалась со снайперами батальона:

– Вы обнаружили стрелка?

– Нет, сэр!

– Какие предположения?

– Если бы стрелок был в зелёнке, то он не смог бы выжить после боя. Наверняка наши простреляли кусты. Скорее всего, он на башне.

– Где именно?

– Полагаю на перилах под резервуаром. Мы заметили там мешки с песком.

– Вы уверены?

– Не совсем, сэр!

Рикман в ярости отбросила от себя рацию. Подстреленная женщина слабела на глазах. Пуля пробила бедренную артерию, и она вся уже лежала в луже крови, продолжавшей слегка фонтанировать из пулевого отверстия. Ей нужна была срочная медицинская помощь.

– Клэр, помоги, прошу! – капитан говорила одной из женщин, сидевших за укрытием, уже совсем побледневшая.

– Сейчас мы выкурим снайпера, только погоди. Всё будет хорошо! – Подбадривала её Клэр. В таких случаях в фильмах обычно говорят с раненым, но её подруге, видимо, ничего на ум больше не приходило, и она только взволнованно вертелась за укрытием как уж на сковороде, явно желая бросить всё и ринуться к ней на помощь. Рикман же растерянно смотрела по сторонам, думая, что делать. Подбежала гранатомётчик. Мэри после обратила внимание на меня:

– Эй!

Я не обратил внимания, пока обнимал Наташу, что заливаясь слезами, глядела на умиравшую девушку.

– Эй, репортёр! – Крикнула Рикман сильнее.

Я обернулся в её сторону.

– Кинь мне свой фотоаппарат! Быстро!

Тут меня будто заклинило. С одной стороны я понимал, что погибающей девушке нужна помощь. Для меня было очевидным, что Рикман хотела ослепить стрелка фотовспышкой. С другой же я боялся, что она не успеет, и подстрелят её, испортив фотоаппарат, или же не докину его до капитана. А что ещё хуже, погибну сам.

– Скорее! – Смотрела она на меня умоляющим взглядом. Я сдался и, цокнув, кинул фотоаппарат в её сторону. Не знаю, играла ли она в бейсбол когда-нибудь, но поймала его без проблем, как заправский кэтчер. Потом подготовила вспышку, выдохнула и выглянула из укрытия, тут же нажав на кнопку. Потом крикнула гранатомётчику:

– Стреляй в лестницу под башней!!!

Боец сделала выстрел. Взрыв. После с вышки полетело тело стрелка.

Клэр подбежала к раненой, предварительно подготовив свой ремень для жгута, но было уже поздно. Девушка скончалась.

– Господи… Господи! Господи!!! – Всё яростней орала Клэр, не в силах сдержать слёз. Наташа побежала к ней и крепко обняла сзади. А я стоял с приоткрытым от ужаса ртом. Первая за всё время встреча со снайпером. И такая трагедия. Ожидаемо, конечно, было. Но я искренне проникся с жалостью к погибшей девушке.

Рикман вернула мне фотоаппарат:

– Не помедли бы ты, капитан Хендриксон осталась бы жива… Но и на том спасибо! – Пошла к погибшей, плюнув на землю, то и дело оборачивалась и смотрела на меня с презрением.

Признаюсь, был поражён подобным поведением. С чего я, военный корреспондент стороны, не участвовавшей в конфликте, должен был им помогать?! Это они были обязаны защищать нас с Наташей, а не мы их вытаскивать из помойной ямы, в коей они оказались! Что за абсурд?! Ещё и смотрела на меня так, будто её мать родную застрелил…

Женские слёзы плохо влияют на мужчин. Уже не мог смотреть на это, и пошёл осмотреть тело снайпера. То был юноша латинос. Лет 16-18. Он явно не проходил снайперскую подготовку, ибо толковому стрелку хватило бы ума занять ту позицию, с которой он в случае чего сможет быстро сбежать, чтобы не попасть под ответный огонь. Но стрелял удивительно метко. Обратил внимание на кепку. На неё был прицеплен значок с изображением Че Гевары. Жаль, что он мёртв. Было интересно спросить, что он думает про убийство, возможно, чей-то матери собственными руками. Той, что сама ему по возрасту в мамочки годилась. Понятное дело, что война всё-таки. Просто посмотреть на его реакцию. Увидеть реальные чувства, эмоции, переживания, что не сможет передать ни один актёр в мире. И узнать, что он скажет в ответ.

Рикман прокричала:

– Убрать тела, занять круговую оборону!

Тем, кто ещё недавно оплакивал убитую, пришлось подчиниться. С трудом, еле стоя на ногах от горя, они выполнили приказ, установив по периметру пулемётные точки, а на парковке расчёты батальонных миномётов.

Всё это время, пока находились в супермаркете, не переставал ловить на себе презрительный взгляд Мэри. Я не понимал, стоит ли подходить к ней и объяснять, что я не обязан был им помогать. Пожалуй, вызвал бы только ещё большую ненависть к своей персоне. Да и слова утешения бы не сработали, ведь кому здесь вообще интересны мои соболезнования… Они не вернут погибшую. Теперь я однозначно был здесь нежелательной персоной. Правда, только для Рикман. Остальные подходили ко мне и благодарили за оказанную помощь, уточняя, что я имел право и не помогать. Но Мэри всё было пусто. Даже минимальная вероятность выживания капитана Хендриксон, учитывая количество потерянной ею крови, вызывала вопросы. Но, повторю, Рикман теперь было всё равно. Для неё я был виноват в смерти её бойца, потому что вовремя не среагировал на приказ. Теперь виноват. Даже не представляю, как будут складываться наши дальнейшие с ней отношения…

Мы с Наташей сидели внутри супермаркета, рассматривая сделанные нами фотографии. Снимки получились великолепные. Хоть каждый выставляй в галерее! Последним как раз было фото водонапорной башни, где сидел стрелок, смазанное и кривое. Да и всё равно! Тоже выложу, ведь история его создания, думаю, будет читателям крайне интересна.

Подошла Клэр:

– Мистер репортёр. – Молвила она осипшим голосом, – спасибо за помощь. Хендрикс была моей лучшей подругой. В учебке помогали друг другу. Я стала сержантом, а её сделали капитаном. Не представляете, как я была за неё рада. До сих пор не могу поверить, что всё так вышло. Знаешь… Да, Элис умерла, но благодаря вам у неё хотя бы появился шанс выжить…

Я покивал в ответ.

– И вам спасибо, мисс. – Улыбнулась, – ваша поддержка в тот момент дорогого стоила. Я говорю без всякого лукавства, потому что действительно благодарна! Если вам будет нужна помощь, то скажите. Я не откажу вам.

– Не за что меня благодарить. – Отвечала Наталья, – но и вам спасибо.

Клэр ушла. Мимо, как тень, прошмыгнула Рикман, в очередной раз наградив меня презрительным взглядом, будто тысяча ядовитых стрел пронзила моё тело. Наташа это заметила.

– Чего это она? – Спросила недоумённо.

– Думает, что я виноват в гибели капитана Хендрикс. – Спокойно ответил я, засовывая фотоаппарат в сумку.

– С чего это вдруг?

– Ну… Считает, что если бы я не помедлил, кинув ей свою камеру, то Элис сейчас была бы жива. – Взгляну на Наталью, прямо в глаза, – надеюсь, ты хоть так не считаешь?!

Она замялась. Потом вполголоса промолвила:

– Ты не был им чем-то обязан…

– Я надеюсь.

Потом Наташа приблизилась губами к моим ушам и тихонько прошептала:

– Говорят, мужа Рикман убили, когда он репортёров прикрывал… Слышала от девушек.

Я был немного удивлён. Не уж-то она винит тех журналистов в смерти своего любимого? А теперь спроецировала свою ненависть и горе на нас, убедившись, что мы, корреспонденты поголовные трусливые подонки? Глупо, она ведь могла от нас отказаться. Может надеялась, что история не повторится?

К шести часам вечера мы, просидевшие всё это время в районе супермаркета без дела, получили радостную новость. Центр города освобождён. Последние очаги сопротивления ещё сопротивляются на окраине, но в целом Гринсберг теперь находится под контролем «конфедератов». Радостная она потому, что этот день закончился, и мы остались в живых.

В восемь вечера батальон передислоцировали на восточные окраины Гринсберга, где «южане» только-только подавили последние очаги сопротивления. Мы шли по бывшим уютными до войны улочкам, фотографируя то, что видели. Подбитые танки, автомашины, заполненные убитыми дороги и тротуары, разрушенные двухэтажные домики, догоравшие после обстрела зажигательными снарядами. И мирных жителей. Им бы или радоваться, или проклинать нас, но они стояли безмолвно, устало и тихо, словно истуканы, безразлично пустыми глазами осматривая проходящих солдат и проезжавшую технику. Для них эта битва тоже завершилась. Вернулся мир. Надолго ли?

Дойдя до восточной окраины, мы заняли телецентр и прилегающие к нему окопы. «Северяне» обороняли его с отчаянием смертников, не отдавая без ожесточённого боя ни пяди земли. В конце концов, окружённые и забитые, без боеприпасов и поддержки, последние выжившие защитники Гринсберга сдались победителям.

Там, как обустроились, нам поступили первые сообщения о потерях. Подсчёт погибших «республиканцев» ещё продолжался, но уже перевалил за десять тысяч. «Южане» по самым скромным подсчётам потеряли до восьми, и ещё столько же ранеными. Гринсберг – небольшой городок с маленьким населением был взят почти за сутки, хотя должен был пасть максимум через восемь-десять часов. Потери, в общем, были впечатляющими. Если так пойдёт и дальше, боюсь, «конфедераты» по пути в Нью-Йорк и Вашингтон угробят все оставшиеся резервы, и противостоять Баргасу уже будет нечем. Но то проблемы армии Новой Конфедерации. Кстати тех танковых асов, наделавших «южанам» проблем, уничтожить так и не удалось. Экипаж увёл свою машину до того, как остатки гарнизона Гринсберга были окончательно окружены. Везучие же ребята. Если отступили, значит, ещё были нужны своим. И мы с ними ещё встретимся.

Мы с Наташей же радовались концу дня, беззаботно смакуя свои сухие пайки. Теперь я отдавал ей всё своё кофе, она же давала мне своё какао, что попадались нам в наборах. Так как я не был фанатом этого «напитка богов», то с радостью согласился менять кофе на какао. Заодно договорились меняться и едой, если что-то из меню кого-то не устроит.

К счастью вечером Наташа успокоилась после суток жуткого стресса на фоне открывшейся ей правды войны. Даже и представить не могу, какой себе войну представляют девушки. И фильмы не способны передать того, что чувствуешь в бою. А что могут дамы навыдумывать, вообще боюсь представить. Потребовав от неё писать свой репортаж, я отвлёк её разум от увиденного сегодня. Она, думаю, оценила мои потуги, и сама, втянувшись в работу, вскоре стала больше улыбаться, а не смотреть на всё вокруг растерянными, боязливыми глазами. Я понимал, что это временно, но вроде как она начала понемногу привыкать, что не могло не радовать. Ещё один Наташин псих, и я вынужден был бы отправить её в тыл, ибо в таких условиях и сам спокойно и продуктивно бы работать не смог…

Дописал статью и дневник. Ложусь спать. На передовой тихо.

18. 23 апреля 2018 года. Дорога на Джонстаун.

Поспали всего три часа! Ночью противник атаковал Гринсберг силами до двух-трёх полков при поддержке танков. Конкретно на нашем направлении наступало до восьми боевых машин и две роты пехоты.

У них отсутствовали приборы ночного видения, поэтому противник понёс большие потери и отступил, оставив на поле боя до сотни погибших и пять сгоревших танков. Наши же потери составили до восьмидесяти погибших и раненых. В частности Клэр разорвало взрывом фугаса. Утром только её руку смогли найти. Определили по часам, что подарила ей дочка перед отправкой на фронт. Клэр была довольно привлекательна, и, знаете: впервые на этой войне мне стало действительно хоть кого-то искренне жаль. Даже моё негодование гибелью Хендриксон не было таким эмоциональным. А терять такую красотку, как Клэр, было, как ножом по горлу. А ведь в чём состоит весь ужас войны? Да в том, что она уничтожает всё самое прекрасное, и это ужасно.

Все снова уснули, а я не смог, встречая рассвет, и раздумывая о том, почему они не пошли в атаку под прикрытием солнца с рассветом? Блики от лучей не позволили бы (я так думаю) расчётам «Джавелинов» поразить «коробочки» «северян». С чего они решили, что атаковать ночью – это хорошая идея? Скорее всего, их подгоняли. Дали приказ отбить Гринсберг обратно как можно скорее, а дальше справляйтесь, как хотите. А думал то, что время бездарных командиров для «северян» ушло вместе с падением Детройта. Порою удивляюсь, как преувеличиваю способности командования Свободных Штатов к ведению войны.

В полдень пришло пополнение. Три дивизии, штурмовавшие Гринсберг, заметно поредели, а уже был дан новый приказ: выдвигаться на восток к городу Джонстаун. Логичней было бы дать бойцам отдохнуть, а в бой пустить резервы, но «южане» старались их беречь, видимо, опасаясь контрударов, коими прославился молодой, но чуткий и отважный генерал Рассел, кстати говоря, умело командовавший армией. Это не только наш участок поддался с таким трудом. На других направлениях «конфедераты» вообще оставляли за собой только погибших, если побеждая, то исключительно шапкозакидательством. И хоть потери «северян» были заметно больше, «южане» не могли допустить такого количества погибших, так что их наступление не заглохло, но заметно замедлилось. Дивизия Харриса по плану вообще к вечеру этого дня должна была быть на окраинах Джонстауна, а в действительности к полудню мы, ожидая резервы и боеприпасы, так и не сдвинулись с места.

Для многих из девушек, служивших в батальоне, прошедший бой был первым серьёзным столкновением с противником. Если бы не потери, их бы расквартировали в центре Гринсберга, но не в силах заткнуть дыры во фронте первым эшелоном, пришлось выставлять на передовую второй. Справились на отлично. Потери, были минимальны, даже учитывая отсутствие на нашем участке танков для поддержки. К счастью, удачно сработала артиллерия, заставившая «северян» быстренько показать противнику хвост.

До полудня подсчитывали потери и трофеи. От противника нам досталось пара тысяч автоматических винтовок, несколько десятков пулемётов и миномётов разного калибра, и целый склад боеприпасов, к счастью не попавший под огонь артиллерии и авиации. Так что в целом штурм Гринсберга был признан командованием удачным.

Перегруппировавшись и пополнившись, дивизия выдвинулась к Джонстауну к часу дня. Город находился у подножия гор Аппалачи, что я ещё с детства мечтал увидеть воочию, читав про эту горную систему лишь в книгах. Укреплён был хорошо. Во-первых, у «северян» было время, чтобы подготовить оборону, учитывая предыдущие ошибки. Во-вторых, естественный горный рельеф мешал массовому танковому удару, разумеется, облегчая оборону, что делало переход через Аппалачи сложно выполнимой затеей наподобие той, с которой пришлось столкнуться карфагенскому полководцу Ганнибалу перед вторжением в Италию во время Второй Пунической войны. В-третьих, (правда это и к «конфедератам» относилось) с американских баз на родину возвращались войска, некоторые уже с боевым опытом. Мирно разойдясь там, здесь они тут же были готовы вступить в бой, обладая отличным вооружением и подготовкой, вцепиться своим идейным врагам в глотку. Всё это делало бросок до Вашингтона, Филадельфии, Балтимора и Нью-Йорка со стороны почти невыполнимым. Но, как минимум, особенности рельефа «южанами» были учтены. Для штурма горных перевалов был подготовлены горно-стрелковые части, что внушало командованию Новой Конфедерации оптимизма на скорую победу.

Итак, мы шли, изредка встречая сопротивление отколовшихся от отступавших отрядов противника, постоянно совершавших на нас засады. Перестрелки были короткими и всегда в нашу пользу. Правда, и без потерь не обходилось. По пути подобные стычки негативно влияли на солдат, что уже были готовы видеть противника в каждом кусту. Не ровен час, всех одолеет «вьетнамский синдром».