Часть первая
Из переписки с форума «Киноманы»:
Ugly: Ты единственный мой друг.
Sfrend: Не сомневаюсь. На форуме два зарегистрированных пользователя. Догадайся с семи попыток, кто?
Ugly: Это роли не играет. Тебе и только тебе я могу доверить первую читку моего киноромана…
Ugly: Ты где? Ау…
Ugly: Куда провалился? Откликнись…
Ugly: Ты чем там занимаешься? А ещё назывался моим единственным другом…
Sfrend: Извини-извини. Я здесь.
Ugly: Уже три часа прошло, как я тебе отослала свой шедевр. Не нравится?
Sfrend: Так-так-так. Нравится. Очень! Удивляешь! Сама написала?
Ugly: Естес-но, сама. Я могу в месяц штук десять таких накатать. Даже больше. Это совсем не сложно. Самое трудное – определить жанр написанного. Поможешь?
Sfrend: Непременно. Судя по первой странице, это полицейский детектив.
Глава 1
Ева Мария Фитцджеральд
Следователь вошёл в комнату для допросов и плюхнулся в кресло. Он смотрел на меня в упор, слегка обозначив кривую ухмылку. Начинается. Как это бывает в фильмах, сейчас посыплются предложения взять на себя все висяки местной полиции за последние пятнадцать лет. Взамен мне будет обещан минимальный срок. Это называется досудебным соглашением. Очень удобная лазейка в американской юриспруденции, максимально облегчающая жизнь следователей, адвокатов и судей. Но предложений не последовало. Он почесал подбородок и обратился ко мне неожиданно красивым мягким тенором:
– А теперь, Ева Мария, расскажи, как ты попала в Голливуд. С какой целью и что ты там делала?
Я ничего не поняла. Правда, правда. Поэтому переспросила:
– В какой Голливуд?
– Три дня ты играла в молчанку, а теперь дуру из себя строишь?
– Почему вы со мной так разговариваете?
– Как ещё с тобой разговаривать?
– Вы сексист?
– С чего ты взяла?
– Орёте на меня, тыкаете, обзываете.
Коп вскочил, нервно дёрнулся, укусил себя за нижнюю губу и снова плюхнулся в кресло.
– Она ещё меня обвиняет, – это было сказано куда-то в пространство. – Тут любой запсихует! Четвёртый день с ней вожусь, хотя у меня других дел по горло. Ты будешь говорить?
– Разве я не говорю? Вы не слышите, что я с вами разговариваю? Вы глухой сексист?
Глаза следователя налились кровью. Впрочем, не только глаза, морда тоже побагровела от бешенства. Он привстал в кресле, поставил руки на стол, вытянулся насколько мог в мою сторону и прошипел:
– Ты мне расскажешь! Ты всё мне расскажешь.
Я тоже приподнялась в кресле, поставила руки на стол, вытянулась в его сторону и неожиданно для него лилейно пропела:
– Я девочка. Вы обижаете меня своим обращением. Я буду жаловаться. Вас покажут по телевизору, как злостного сексиста.
Он целую минуту смотрел мне прямо в глаза. Не моргая и не отводя взгляд. Я тоже. Затем он устал от игры в гляделки и плюхнулся на место.
– Хорошо, Ева Мария. Если я буду обращаться к тебе уважительно, ты мне скажешь, как ты оказалась в Голливуде?
– Скажу. Почему, нет? Но я не пойму, о каком «Голливуде» вы всё время талдычите?
Он молча шмыгнул носом, потом набрал через него полные лёгкие воздуха и с шумом выпустил его через рот.
– Так, Доминик, спокойно. Ещё спокойней, – погладив голову, он закончил аутотренинг и снова обратился ко мне: – Тебя пятого дня сняли с крыши трёхэтажного здания кинокомпании «Уолт Дисней». Это не меня сняли. Это тебя сняли! Поэтому, не ты меня спрашиваешь, а я тебя спрашиваю: как ты оказалась на территории киностудии? – он всё время форсировал голос, повышая децибелы и высоту его звучания. – Что ты там делала?
Я выдержала паузу, пожала плечами, откинулась в кресле и спокойно произнесла:
– Я, правда, не понимаю, о чём вы меня спрашиваете.
– Ы-ы-ы!!! Тебя служба спасения сняла с крыши здания – это ты помнишь?
– Нет.
– Как такое может быть? Психиатры сказали, что ты здорова. Эксперты установили, что у тебя в крови не было ни капли наркотиков или алкоголя. Не инопланетяне же тебя там высадили?
– Не знаю.
– Кто знает, кто?
– Может, инопланетяне, я не помню.
– Тогда что ты помнишь?
– Всё. Спрашивайте!
– Ы-ы-ы!!!
Он, этот противный пожилой полицейский с тоненькими усиками под красным здоровенным носом и с холодным взглядом серых глаз, вскочил, схватил папку, хлопнул ею по столу, сел, снова вскочил, схватил папку и выбежал из комнаты.
Не прошло и пяти минут, как в команде копов произошла замена: на поле появился более молодой, более симпатичный и более человечный игрок в «вопросы-ответы». Он чем-то походил на итальянца – возможно, кудрявой головой или модным костюмом от Dolce & Gabbana. Новичок спокойно сел, посмотрел на меня и улыбнулся:
– Никогда не видел Доминика в таком бешенстве. Надо обладать особым даром, чтобы довести его до такого состояния.
Всё понятно: старая игра в доброго и злого полицейского.
– Ты, на самом деле, не помнишь, как оказалась на крыше киностудии?
– Да.
Это была сущая правда. Вернее, не так. Я помнила. Помнила всё. Такое не забывается. Такое нельзя забыть. Мне с этим придётся жить до конца своих дней. Просто я не знала, что Джонатан высадил меня на крышу киностудии. Откуда я могла знать, что это студия Уолта Диснея? Сверху все крыши одинаковы. На них нет указателей.
– Но хоть что-то ты помнишь?
– Что-то? Что-то помню.
Меня напрягало одно обстоятельство, которое не позволяло мне болтать лишнего. Я никогда не слышала, чтобы чудаков, залезших на чужую крышу, допрашивали с таким пристрастием и так обстоятельно. Если они работают на Муленбергов, то мне лучше умолчать о многом. Я, конечно, после всего, что с нами произошло, готова поставить на кон многое, но расставаться с жизнью мне пока рановато. С другой стороны, если эти копы не связаны порукой с делами этих ублюдков, следовало бы их послать в тот отель, в подвалах которого мы провели столь жуткое время. Но торопиться всё равно не стоит. Можно и потерпеть. Если я расскажу им всю историю, и при этом мои опасения окажутся реальными, тогда исполнится худший сценарий – я навлеку беду не только на себя, но и на своих друзей. Вернее, на друга. Судя по всему, он у меня остался в единственном числе. И то, не уверена. Терпи, Ева, терпи! Ты умеешь терпеть. Или рискнуть? Чёрт с вами! Нельзя, чтобы это чудовищное изобретение попало в руки какого-нибудь очередного маньяка. Надо прервать эту череду злодеяний, ведущих мир к катастрофе. Пусть даже ставя под угрозу свою жизнь. Мысли мелькали в голове, как в калейдоскопе, моментально выворачивая наизнанку любые расклады. Эх, я ещё так молода! Может, и не стоит рисковать. Даже наоборот – надо быть осторожной. Будь осторожна, Ева! Будь осторожна! Вообще-то, чтобы решиться на риск, неплохо было бы выудить какую-нибудь фундаментальную информацию – что им известно и чего они хотят. Чтобы не позволять языку болтнуть лишнего, я решила плести паутину неизвестности, которая, глядишь, да и поймает в свои сети нужную мне инфу. Если не информацию, то хотя бы намёки, эмоции, говорящие о сути этого допроса. Правильное решение, Ева, совершенно правильное! Сделав мордашку кирпичом, я спросила:
– Вот вы меня заваливаете странными, непонятными вопросами. Но в чём меня конкретно обвиняют? Я гражданка США и требую к себе уважительного отношения, основанного на главенстве закона и презумпции невиновности.
Коп только улыбнулся в ответ. Он выдержал паузу, а затем парировал:
– Никто тебя ни в чём не обвиняет. Просто мы должны выяснить все обстоятельства этого дела.
– Какого дела?
– Дела о том, как ты попала на крышу киностудии.
– Если реальных обвинений нет, тогда на основании чего меня держат в камере? Отпустите меня. В домашней обстановке мне будет легче вспомнить обстоятельства того, каким образом я попала на эту проклятую крышу, про которую вы мне все уши прожужжали.
– Мы этого не можем сделать.
– Чего не можете сделать?
– Отпустить тебя.
– Почему? Значит, вы удерживаете меня незаконно. Я требую адвоката.
Итальянец помолчал, весёлый блеск в его глазах слегка потух, но он всё же немного раскрыл карты:
– Мы не можем тебя отпустить по одной простой причине. Здесь замешано ФБР. Оно готово забрать тебя к себе. Ты хочешь этого?
Хочу ли я этого? Он думает, что не хочу. И пытается запугать меня этим. Напрасно. Я этого хочу. Очень хочу. На мой взгляд, у меня будет гораздо больше шансов остаться в живых, если меня заберут из лосанджелесской полиции в ФБР. Возможно, Муленберги не успели пустить свои щупальца в федеральную службу так далеко, как в местную полицию. Но я ничем не показала, что такой вариант развития событий меня вполне устраивает. Надо оставлять их в неведении до тех пор, пока они не согласятся передать меня в ФБР. Эта мысль показалась вполне резонной. Пусть он и дальше думает, что напротив него сидит дурочка, которую запросто можно запугать, запутать и взять в оборот.
– С чего это моей скромной персоной заинтересовалось ФБР?
Кудрявый модник ещё сильнее сдулся, пытаясь умно вывернуться из щекотливого положения, в которое его поставил мой вопрос. Мужик, конечно, интересный, симпатичный, вполне доброжелательный, но он что-то знает. А может даже замешан во всём этом кошмаре. Значит, точно, я ему ничего не скажу. Вот это правильно, Ева! Совершенно правильно!
Коп помолчал, что-то прикидывая в уме, и выдал порцию нужной мне информации:
– Одновременно с твоей высадкой на крыше, произошла целая цепь важных событий. Настолько важных, что ими заинтересовались на федеральном уровне.
Угу. Это уже хоть что-то. Так, что дальше? Молчи, Ева, молчи! Чем меньше ты сболтнёшь, тем дольше проживёшь. Попробую действовать от обороны, предоставив право хода сопернику. Пусть он болтает, а я буду слушать и анализировать.
Пару минут он молча изучал моё искреннее, доверчивое, почти детское лицо. В конце концов не выдержал:
– Та-ак! Ты будешь рассказывать?
Не на ту напал!
– Да или нет?
– Нет. Я не знаю, что рассказывать.
– Почему? Не могу понять, почему ты так упорно отказываешься сотрудничать? Это же в твоих интересах.
Калейдоскоп в голове вновь поменял узор и я, как дура, соблазнилась пойти ва-банк:
– Может, вы потому так плохо соображаете, что у вас пилюля в голове?
Жаль, но моя карта оказалась не козырной. Он не раскрылся и не выдал своих тузов в рукаве.
– Какая «пилюля»?
Я так и не поняла: его удивление было деланным или искренним. Видимо, зря ты, Ева, ляпнула про пилюлю.
– Пилюля? Ой, я, конечно, имела в виду пулю.
– «Пулю»?
– Естественно, пулю. Есть такое образное выражение.
– Никогда о нём не слышал.
– Это молодёжный сленг. Если чел не втыкает, то говорят: «У тебя пуля в башке?»
– Хорошо. У меня в голове чисто. Но ты расскажи нам хоть что-нибудь.
Поздно. Раковина закрылась. Теперь вам её не открыть.
– Я ничего не буду рассказывать без моего адвоката.
– У тебя есть свой адвокат? – неподдельно удивился коп.
– Нет. Но без него я не скажу ни слова. Согласно пятой поправки Конституции, арестованный имеет право хранить молчание, всё, что он скажет, может и будет использовано против него в суде. Адвокат, если подследственный на этом настаивает, должен присутствовать при допросе. Если обвиняемый не в состоянии оплатить услуги адвоката, его ему предоставит государство. Я правильно понимаю свои права?
– Более чем, – усмехнулся следователь. – Ева, ты поражаешь меня знаниями различных правовых нюансов. Учишься на юриста?
Ой, удивился. Чему тут удивляться? Эта фраза звучит в каждом втором голливудском фильме. Порой даже по несколько раз. Кто-то из девчонок моего возраста фанатеет от музыки. Другие до умопомрачения подсели на модный шопинг. А я обыкновенный киноман. Вернее, не «обыкновенный», а совершенно сдвинутый на этом по фазе. Сколько себя помню, у меня никогда не было ни друзей, ни врагов. Мне никогда не хотелось играть на улице вместе с другими детьми. Всю жизнь я непрерывно смотрю фильмы. Это сумасшествие не зависит от меня. Так повелось с самого рождения. Мама рассказывала: если я плакала, достаточно было включить кассету с фильмом про любовь. Это меня тут же успокаивало. В дальнейшем моя зависимость от прослушивания и просмотра романтических фильмов только непрерывно возрастала. Поэтому к десяти годам я несколько перебрала с просмотром любовных историй и переключилась на остальные жанры. Родители неоднократно предпринимали попытки вылечить меня от киномании. Водили к психологам, гипнотизёрам и колдунам, старались увлечь меня чем-то другим. Но всё бесполезно. Как только на мои глаза попадался телевизор, компьютер или айфон, я тут же, словно мышь в пасть удава, ползла на киносеанс. Фильмы рождали в душе мечты, что однажды в моей жизни встретится обалденно красивый, очумело богатый, прекрасно образованный и необыкновенно галантный принц на белом коне. Он увезёт меня в сказочную страну, которая непременно существует не только по ту сторону экрана. Но принцы не появлялись ни в кинотеатре, ни в школе, ни у нас дома. Больше мне их встретить было негде. По эту же сторону экрана всё выглядело совсем уныло и обыденно. Предки непрерывно грызлись между собой. Они готовы были удавиться из-за каждого доллара, пытаясь победить банковского спрута, плотно взявшего их за горло своими кредитными щупальцами. Родители очень обрадовались, когда я заявила, что после окончания школы не буду учиться дальше, а пойду работать. Не уверена, что они выдержали бы ещё одну долговую нагрузку. Обучение в университете стоит просто бешеных денег. Да и куда мне идти? В школе я входила в число самых отстающих. Нет не потому, что мои мозги хуже, чем у других. Просто некогда было учиться. Кино я смотрела прямо посреди уроков и вместо домашнего задания. Борьба учителей с моим увлечением постоянно разбивалась о стремительное развитие электронной промышленности. Они забирали у меня планшет, я вытаскивала из потаённого места айфон. Реквизировали айфон – в моих руках появлялся смартфон или айпод. Я никогда не считала, что поступаю неправильно. Моим учителем стал Голливуд. Единственным и самым авторитетным. Зачем учить законы физики, если фильмы наглядно показывают, что вывалившегося из самолёта человека легко догонит его друг с парашютом. Во время взрыва ядерной бомбы лучше всего спрятаться под водой. Пуля никогда не пробивает перевёрнутый обеденный стол, а взрывная волна является аттракционом бесплатного путешествия по воздуху. Я твёрдо усвоила, что самые крутые врачи – это микробиологи, которые непрерывно спасают мир от страшных эпидемий, в том числе от распространения зомби. А всё остальное способны вылечить психологи. Они с успехом исцеляют даже бессловесных животных. Я давно усвоила, что киллеры обычно бывают ранимыми людьми, с тонкой душевной организацией, а деньгами лучше всего разжиться, ограбив банк. Я знаю всех актёров вплоть до статистов. Прекрасно разбираюсь в истории кино и в его жанрах. Перед вами великий эксперт Голливуда. Не сомневаюсь, что из меня получился бы прекрасный режиссёр, продюсер или, на худой конец, сценарист. Актриса? Нет. Только не это. Моя самооценка собственных актёрских данных немногим выше нуля. А своим суждениям о киноискусстве я доверяю, так как, поверьте уж, разбираюсь в этом досконально. Поэтому я никогда не лелеяла надежду стать артисткой. К другим же мечтам, связанным с миром кино, я относилась спокойно, без лишних соплей и фантазий. Вот скажите, как простой девчонке из Сан-Хосе попасть в Голливуд? Как??? Да ни как! Ладно, считайте, что моя самокритика проехалась по моим киногрёзам междугородним автобусом. Но романтическая мечта встретить принца от этого не испарилась. Мне уже почти двадцать лет, а я до сих пор даже ни разу не целовалась. Кошмар, Ева, кошмар! Но когда-то ведь надо начинать. И я решилась. Героинями романтических фильмов обычно являются либо бизнес-леди, либо работницы шоу-бизнеса. В крайнем случае – писательницы. Сами понимаете, что здесь я проигрываю в конкуренции, так как не имею таких тузов в своей колоде лирических раскладов. Поэтому ничего не оставалось, как взяться за роль «дурнушки». Основательно взяться… Стоп, Ева! Стоп! Может, и не надо было «браться за роль» дурнушечки! Может, ты она и есть? Может, в этом причина отсутствия принцев? Нет, конечно, нет. Являясь по сути своей скептически настроенной натурой, на окружающий мир я привыкла смотреть реальным взглядом. Это относится и к моему отражению в зеркале. Я открываю глаза и вижу то, что вижу. А глаза у меня, кстати, такие же большие, как у Пенелопы Круз, чуть припухшие губы, как у Энн Хэтэуэй, аккуратненький носик очень похож на нос Эмми Россум, брови вычерчены точь-в-точь, как у Киры Найтли, а грудь, как у Памелы Андерсон. Насчёт последнего шучу. Грудь у меня среднестатистическая: не большая, но и не маленькая. Нормальная грудь – то, что надо. А всё остальное, про губы и прочее – истина. Но особенно, что мне самой в себе нравится – это фигура. Спасибо родителям. Они очень постарались. За фигуру не стыдно. Совсем не стыдно. Но вернёмся к образу дурнушки. Дурнушки, как известно, в фильмах всегда выглядят одинаково: дурацкие очки, ещё более нелепая шляпка, мешковатая одежда и отсутствие макияжа. И, о господи! Когда она прёт огромный ворох очень важных бумаг по коридору учреждения, на неё непременно неожиданно налетает принц. Это всегда так. Практически, закон физики. Документы листопадом стелются по полу, а дурнушка и принц бросаются их собирать и обязательно при этом сталкиваются лбами. Искры, летящие из глаз, заставляют героев взглянуть друг на друга предельно пристально. Из этих искр воспламеняется пожар любви. Они закрывают глаза и сливаются в страстном поцелуе. И далее следует очумительный хеппи-энд. Примерно так я представляла свою судьбу, когда пришла в образе киношной дурнушки устраиваться на работу. Целый год я шлялась по коридорам с кипой никому не нужных бумаг, практически специально то и дело провоцируя столкновения. Но, то ли принцы не попадались, то ли мой таран был просто опасен для окружающих. Все истерично скачками отпрыгивали в стороны или размазывались по стенке. В конце концов терпение руководства лопнуло и меня уволили. Я достала заранее заготовленную огромную коробку, точно такую же, как в кино, с которыми уходят все уволенные героини Голливуда. Одиноко положила на дно ноутбук – работа не была помехой моему киноманству, и пошла на выход. Других вещей созданная мной «дурнушка» на работе не имела. До сих пор не понимаю, что кладут в эту коробку героини фильмов? Чем они на работе занимались? Вязали? Сооружали макет Статуи Свободы? Играли в любимую «железную дорогу»? Что за личные предметы заполняли их рабочий стол в таком количестве? Шахматы? Дартс? Книги? Не знаю. Я особо не размышляла над этим. Но моим ожиданиям романтической встречи с принцем суждено было сбыться. По крайней мере – частично. Магия кино взмахнула палочкой, и.… Свершилось волшебство! Он налетел на меня прямо у входных дверей конторы. Не просто налетел – сшиб. Ноутбук загремел по каменному полу, мигая на прощание лампочками и издавая предсмертный заклинивший гудок: ы-ы-ы-ы. Сама я шлёпнулась прямо на колени. Было очень обидно и больно. Привычные для фильмов ругательства едва не сорвались с моих губ. Едва-едва! Но в это время я вспомнила о принце и посмотрела в лицо того, кто совершил на меня опасный наезд без разрешительного сигнала светофора. Нет, это был не принц. Наезд совершил Уилл, мой одноклассник. Он никогда не страдал киноманством, поэтому воспринимался мной совершенно безлико и равнодушно. Какими-либо достоинствами принца он тоже не обладал. К тому же Уилл был полностью больным на голову геймером. Естественно, геймер и киноманка априори не могут быть друзьями, поэтому я никогда не обращала на него никакого внимания. На него вообще никто никогда не обращал никакого внимания. Худущий, кудрявый, прыщавый. Да ещё в очках с толстенными линзами. Скажите, вы обратили бы на такого «принца» хоть чуточку своего внимания? Можете не отвечать. Если бы не это столкновение я бы через пару лет даже не вспомнила, что училась с ним в одном классе. Но волею судьбы мы встретились. Встретились лбами. Не знаю, что уж там возгорелось в наших сердцах от искр этого столкновения, но с тех пор общаться мы стали довольно часто. Практически ежедневно. Из-за этого я даже стала смотреть на два фильма меньше, чем обычно. Уилл тоже научился отрываться от любимого монитора не только по жизненным необходимостям и функциональным потребностям, а просто для того, чтобы прийти ко мне в гости и потрепаться на разные темы.
В тот памятный день, когда я от нечего делать просматривала уже одиннадцатый фильм подряд, Уилл заявился ко мне с флешкой. На ней был ромком – романтическая комедия про школьников выпускного класса.
– Стэн сказал, что это ржачная киношка.
– Кто такой Стэн?
– Это мой двоюродный брат. Он на год старше меня.
– Сейчас узнаем, что собой представляет внутренний мир твоего кузена.
– Как?
– Уже по первым кадрам я скажу какого уровня юмор этого фильма. До пояса – или ещё ниже.
Мы залезли с ногами на диван и приступили к просмотру. В прологе симпатичный парень и столь же неотразимая девушка целовались на заднем сидении шикарного автомобиля.
– Уилл, почему они так громко причмокивают во время поцелуев?
– Не знаю. В кино всегда так целуются. Впрочем, эту фразу должна была сказать ты.
– Почему я?
– Ты же у нас эксперт по Голливуду.
– Да, эксперт. Но как эксперт я только могу подтвердить, что экранные герои всегда так чавкают. Но в самом процессе поцелуйчиков, приходится признать, я профан. До сих пор ни с кем не целовалась.
– Может, попробуем? – неуверенно предложил парень.
Я бы с радостью. Но не с Уиллом. Как друг, он меня очень даже устраивал. Но его многочисленные угри как-то не побуждали меня к близости поцелуя.
– Уилл, ответь мне на один вопрос. Только честно. Ты не голубой?
Он не особо на это среагировал. Только переспросил:
– Почему ты спрашиваешь?
– Лучшие и самые верные друзья девушек – гомосексуалисты.
– С чего ты взяла?
– В кино всегда так. Они такие душки. Практически, как ты.
– Хм, за «душку» и «друга» спасибо. Интересно, но лучшие друзья парней – это их матери. Может, поэтому так много «душек» развелось в наше время?
– О! Ты цитируешь? Класс! Это же «Психо» Хичкока. Если не ошибаюсь – фильм 1960 года. Но ты не ответил.
– Откуда я знаю? Может, и голубой. У меня ещё никого не было. Но я думаю, что я лесбиян.
– В каком смысле?
– Девушки мне нравятся – а парни практически все придурки.
– Я тебе нравлюсь?
– Пока не знаю. Мне Ёко Литтнер всегда нравилась. Ты на неё не очень похожа.
– Ты зависал на аниме?
– Наверно, как все. Многим парням в наше время нравятся японки.
– Ладно. Спасибо за честность. Я согласна.
– Согласна?
– Тупица. Иди сюда. Поцелуемся.
Он снял очки и неуверенно повалил меня на диван, после чего стал громко и страстно целовать в губы, явно подражая экранным героям. Мне стало противно.
– Фу! Нет, мне это не нравится. Неужели в настоящей жизни актёры тоже так целуются? Словно два придурка сосут один и тот же леденец.
Уилл сел на своё место, деланно зевнул и взлохматил свою причёску.
– И какие твои прогнозы по фильму? Стэн сказал, что «Красавец и простушка» – это самый продвинутый ромком этого года. Потешная комедия. Оригинальный сценарий.
– Оригинальный? Ты прикалываешься? В выпускном классе появляется новенькая. Местная тусня смеётся над её прикидом и скромностью. Два парня поспорили, что один из них переспит с «гадким утёнком» уже через три дня. Ты правда называешь это оригинальным ходом?
– По-моему, вполне.
– Потом предки главного героя уезжают, и он организовывает в огромном семейном доме грандиозную вечеринку, где все гуляют с бокалами вина или бутылками пива вокруг бассейна. В спальне родителей сильно озабоченная парочка мнёт постельное бельё. На унитазе спит упившийся толстяк. А группка приближённых тусовщиков дымит на кухне родительской марихуаной. Затем бывшая нашего героя рассказывает дурнушке о пари. Всё рушится, секс обламывается. Возвращаются родители, у которых вываливаются глаза при виде разгромленного родового гнезда. Но главный герой уже ни на что не обращает внимание. Он влюбился и делает всё, чтобы героиня простила его и пошла с ним на выпускной бал. Такой сценарий у твоего оригинального ромкома?
– Как ты догадалась? А ты Ева Мария не такая уж и простая.
– А ты сложный, как сценарий молодёжной комедии.
– Это не такой уж плохой фильм.
В это время с экрана слышится фраза: «Извини детка, мне надо отлить».
– Совсем не «плохой», – ухмыльнулась я. – Видимо, на этом месте в кинозале должен разразиться гомерический хохот. Не сомневаюсь, что здесь много подобных «смешных» моментов. Предположу, что парни подбросят в школьную кабинку новенькой ученицы какую-нибудь крысу. Главный герой в момент разоблачения получит от неё тортом в морду. В общем – совершенно оригинальный сценарий. Наверняка, сюжет этой ржачной комедии будет долго обсасывать многочисленные подлянки, которые устраивают для главной героини признанные красавицы. Да, чуть не забыла, обязательно в течение фильма кто-то выпустит газы, наступит в собачье дерьмо или будет помечен голубем.
Уилл, будучи по природе убийственно спокойным парнем, только тихонько покачал головой.
– Ты очень злая! Мне кажется, что все молодёжные комедии такие. Разве нет?
– Конечно, нет! Если ты будешь и дальше со мной дружить, я познакомлю тебя с совершенно другим кино.
– Я поражаюсь твоим знаниям. Ты никогда не задумывалась связать свою судьбу с «Фабрикой грёз»?
– Да если бы и задумывалась! Для этого нужны стартовые условия. Хотя бы деньги на поездку в Лос-Анджелес.
Вот тогда я впервые увидела, что угрюмый Уилл может проявлять активные эмоции. Он вскочил на ноги и потряс ладонями перед моей ничего не понимающей физиономией:
– Ну, конечно, же! Какой я тупица! Послезавтра мы едем в Голливуд! Ты увидишь, что у тебя есть настоящий друг! Я всё устрою!