Buch lesen: «Огненная звезда и магический меч Рёнгвальда»

Глава первая

– Связать пленника, – распорядился Овсень. – Сторожить хорошенько, глаз не спускать. А бежать попытается, петлю ему на шею и к рогам лося привязать. Пусть-ка за лосем вприскок побегает. В доспехах, конечно, звону от него много будет, да ничего… Ладно… У кого конь самый быстрый? Гнать к Белуну! Что там случилось? Снимаемся все…

Лагерь засуетился. Спешно грузили на ладьи лошадей и лосей. Овсень и Большака отдавали распоряжения, подгоняя воев, хотя надобности тех подгонять не было. Просто сами сотники нервничали. Едва выйдя из серьезного боя, они не слишком рвались во второй, более серьезный, о чем предупреждали две стрелы. Тем более вои, расстреляв почти весь свой запас, не успели еще наготовить новых стрел, главное славянское оружие в этой чужой им земле, и потому были не способны на долгий дистанционный бой.

Только один юный конунг Ансгар задумчиво стоял посреди всей этой суеты, скрестив на груди руки, и мрачно смотрел в воду фьорда. И даже, кажется, про меч свой забыл, в рукоятке которого до этого постоянно черпал свою силу и уверенность.

– Что ты, конунг?.. – остановился около него Овсень. – Не пора ль проснуться…

– Я готов сдать свой меч, чтобы не мешать тебе… – спокойно и печально сказал Ансгар. – Только не пытайся обнажать его, иначе от этого же меча погибнешь… И не отдавай его норвежцам, а лучше кузнецу Даляте верни. Я не буду на тебя в обиде, потому что каждому собственные родные люди ближе чужеземных правителей или даже претендентов на правление, если говорить точнее. Тем более претендентов не слишком удачливых… Я готов, Овсень…

Сотник откровенно разозлился:

– У тебя слишком много лишнего времени, чтобы болтать ерунду? Забирайся в ладью… Огнеглаз уже ждет тебя у трапа…

– Ты хочешь сказать, что не будешь менять меня на своих? – осторожно спросил юноша, желающий знать намерения своего окружения.

Явные намерения всегда легче воспринять, чем предательство со стороны друзей и удар в спину. С явными намерениями можно смириться. А удар в спину всегда неожидан.

– Мы с тобой общее дело делаем, а колдун хочет нас разъединить. Не поддавайся на его лживое карканье. Не до того, чтобы выяснять отношения. Вон, уже посланный скачет… – услышал сотник стук копыт.

– Они скачут вдвоем, – сказал конунг, увидев, как из-за скал появился конь, несущий сразу двух всадников. – И Белуна забрал…

Овсень сам увидел и, не теряя времени, двинулся навстречу всадникам. Но конь, даже под двумя ездоками, скакал быстро, и сотнику не пришлось пределы временного лагеря покинуть.

– Что там? – сразу последовал естественный вопрос.

– Драккары… – торопливо объяснил Белун. – С полуденной стороны… Я насчитал двадцать один. Но позади еще плывут не меньше пяти. Только-только из-за скал вышли. Догоняют. А что там дальше, вообще неизвестно. Могут и еще быть.

– Двадцать шесть драккаров! Это же целое войско! Откуда ж их столько взялось! – воскликнул Овсень, ударив металлической рукавицей себе в ладонь, такой же рукавицей покрытую. От удара шелестящий звон пошел. – Свеи со всех берегов сюда собрались?

– У нас единственная возможность удержаться – это занять пролив, – спокойно предложил оказавшийся здесь же сотник Большака. – Хотя не думаю, что мы сможем держаться долго…

– Или уйти по берегу, бросив лодки… – подсказал Живан. – Конунг говорил, что берегом пройти можно…

Конунг Ансгар тоже подошел и слышал причину тревоги. Но проявил спокойствие и раздумывал с легкой блуждающей улыбкой, словно какую-то счастливую мысль просчитывал.

– Что скажешь, конунг? – спросил сотник Большака, и все взгляды были устремлены только на Ансгара.

– Мне кажется, у нас нет особых причин для волнений.

– То есть? – не понял Овсень.

– Дом Синего Ворона в лучшие времена не мог набрать такую флотилию. У него по разным морям плавает шестнадцать драккаров. Шесть потеряно сегодня, хотя я не уверен, что это были драккары только Дома Синего Ворона. Скорее, часть из них – просто его союзники, и мне показалось, что в пылу боя команды звучали на норвежском языке. Значит, это были воина Торольфа Одноглазого. Может быть, как раз те, что сожгли ваш острог. Это значит, что у Гунналуга под рукой никого не было. А сейчас половину всех сил Дома старший ярл увел в набег на закат. Нет у них стольких драккаров, и нет таких сил. И не могли они собрать их так быстро. Гунналуг послал против нас шесть драккаров – это все, что сумел наскрести, иначе он послал бы больше… Новые драккары плывут не к нам и не за нами, и потому, думаю, мы можем разойтись с ними мирно. У них своя большая забота.

– Тогда кто же это? – спросил Большака задумчиво, но и ответил сам себе: – Хотя, кажется, я тоже могу предположить…

– Ты правильно предполагаешь, сотник. Это те силы, которые я боялся настроить против себя, – сказал Ансгар. – Но так удачно все сложилось, что они собрались и выступили против Дома Синего Ворона, и сделали это вовремя. Это плывут полные жажды мести сторонники ярла Свенельда из Дома Еталандов… Это мы нечаянно возбудили и подняли их…

– А кто возбудил и поднял вот это?.. – показал Овсень на небо.

Издалека, с полуночной стороны сплошной черной стеной надвигались тяжелые тучи, и ветер уже рвал их края, растягивая в разные стороны. Казалось, все пространство между морем и тучами сокрыто мраком, потому что солнечный свет не имел достаточно сил, чтобы пробиться к воде через шторм.

– Похоже, и на этот вопрос я могу ответить, хотя вы все сами понимаете, это… – сказал конунг Ансгар, – Гунналуг стремится себя обезопасить… Влияние на погоду – это самая сильная его сторона. Шторм накроет драккары в море… Хорошо, что рукотворные штормы не могут быть длительными. На длительный шторм надо иметь слишком много сил, а у Гунналуга их, как говорит наш друг Смеян, почти не осталось.

– И не самый длительный, кстати, может бед натворить. Значит, надо позвать драккары сюда, – громогласно провозгласил Большака. – Все-таки союзники и могут сгодиться… Во фьорде переждать непогоду легче… Я пошлю за ними свою ладью… Белун, когда они подойдут к проливу?

– Скоро должны подойти. Ладья едва успеет.

– Ладья быстро бегает, если постарается…

– Надо звать… – согласился Овсень. – Только нашего пленного ярла к другим свеям не подпустите, заткните ему рот и засуньте под палубу моей ладьи. Он слышал наши разговоры. Пусть Добряна посторожит его, и, если попробует освободиться от кляпа, она перекусит ему горло…

Волкодлачка, готовая выполнить любую команду отца, тут же оказалась рядом. И посмотрела на пленника, которого уже повели к трапу. Пленник команду слышал и тоже посмотрел на волкодлачку, но с тихим ужасом. Белые молодые зубы ярко сверкали на фоне красного языка. Ярл Этельверд не боялся погибнуть от меча, он не боялся утонуть в море, он не боялся принять мучения и пытки. Но бесславно погибнуть от клыков волчицы, не имея при этом ни малейшей возможности к сопротивлению, это было действительно страшно.

– А всем остальным времени не терять… Мало ли что у свеев на уме сейчас, и мало ли что потом взбредет… Лошадей и лосей разгрузить, ладьи на берег повыше, чтобы штормом не унесло, людям встать в боевой порядок. Если что, трудно будет, но, по крайней мере, не неожиданно…

Ладья Большаки без самого сотника, но получив инструкции, вышла к проливу.

– На всякий случай, – предупредил Овсень. – Стрельцы – в засаду по кустам. Первый час не показываетесь, но всех их ярлов держать под стрелой…

* * *

С полуночной стороны стремительно и грозно приближался шторм. Потому свейские драккары заходили в пролив стремительно, один за другим, и только на воде самого фьорда поднимали весла и снижали скорость, чтобы осмотреться. И не сразу направлялись к берегу, видя там четыре славянские ладьи, одна из которых только что пригласила их в это относительно тихое убежище. Ловушки они все же опасались, хотя при таком количестве драккаров эти опасения выглядели несколько странными. И подошли только после того, как пролив миновало десять драккаров. В основном это были небольшие лодки, только передовой был мощным боевым, сорокарумным, и Ансгару показалось, что он узнал драккар, который встретился им на Нево-реке, когда тот искал лодки ярла Свенельда. Впрочем, если драккар не вывешивает свои опознавательные знаки, то неопытный мореплаватель легко спутает один с другим, а Ансгару опыта мореплавателя пока явно не хватало, в отличие от того же сотника Большаки.

Ладьи русов стояли у самого удобного и самого близкого к проливу берега. Остановившись в кратковременном дрейфе в середине фьорда, свеи долго совещались, передавая, видимо, слова от одного борта к другому и дальше, одновременно дожидаясь, когда последние лодки минуют пролив, потом двинулись к полуденному берегу фьорда, где большие песчаные косы, намытые приливами, соседствовали со скалами, обнажающимися, кажется, только во время отлива. Решили, видимо, что встать в стороне будет надежнее. И это несмотря на свое значительное, просто подавляющее численное преимущество. Но флотилия, видимо, намеревалась сберечь силы для более важных дел, чем столкновение со славянами, которое ничего не могло им принести, кроме обязательных потерь.

И только один сорокарумный драккар направился в сторону ладей, но, естественно, не для стоянки, а для переговоров. Однако и в береговой песок он вошел в значительном удалении от лагеря русов и руян. На переговоры отправились Овсень, Ансгар и Большака, которого хоть кто-то на свейских лодках должен был знать. Естественно, за конунгом увязался и Огнеглаз. При этом сами славянские воины стояли на берегу сомкнутым строем, готовые к любому повороту событий, а стрельцы, как и приказал сотник, заняли позицию в засаде.

Переговорщики остановились в стороне, давая возможность свеям спуститься на берег. Спустилось тоже трое. Один из них, должно быть, был кормчий, поскольку не носил доспехов и при ходьбе раскачивался в стороны, словно под ногами у него была не устойчивая земля, а ненадежный кормовой помост. Второй был, наверное, простым воином, и взяли его с собой только из-за устрашающего вида. Ростом свей мог бы поспорить со Снорри Великаном, но был и в плечах необыкновенно широким, и живот тоже имел необхватный. Стоило удивиться, как такого выдерживает легкая и гибкая обшивка драккара. Третий же был, несомненно, ярл, и непростого происхождения, судя по доспехам тонкой выделки и золоченому шлему, да и манерой поведения, прямой своей фигурой и высокомерным взглядом он отличался от других.

– Я знаю этого ярла… – сказал Ансгар, кажется, даже обрадовавшись. – Он бывал в нашем доме несколько раз и поддерживал добрые отношения с отцом. Кьотви хорошо о нем отзывался. Его зовут Сигтюргг Золотые Уши, и он считается знаменитым в Швеции мореплавателем и воителем. Наверное, более известного воителя в Швеции и не сыскать…

– Тем спокойнее нам будет спаться, – сказал Большака. – Советую спокойно выспаться и свеям, потому что уже завтра они высадятся в землях Дома Синего Ворона. А против колдуна воевать не всегда и не всем бывает приятно. Это мне наплевать, а им, может быть, и нет…

– Если бы не шторм, они могли бы высадиться уже сегодня ночью, – заметил юный конунг и сделал шаг вперед, одновременно приложив руку к груди.

Свеи остановились в трех шагах.

– Я рад встретить в эту трудную для нас обоих минуту старого и доброго друга моего отца, – сказал юноша и увидел, как поднялись в удивлении брови ярла Сигтюргга Золотые Уши.

Большака вполголоса переводил Овсеню разговор, который велся на свейском языке.

– Неужели я встретился с сыном конунга Кьотви? – воскликнул ярл, больше словами, чем голосом или выражением застывшего в какой-то строгой, но самодовольной маске лица показывая свою радость. – Вот уж, скажу сразу, приятная неожиданность, потому что мне уже многие рассказывали, как ты утонул после боя с каким-то драккаром Дома Синего Ворона. Но я рад видеть тебя живым и невредимым…

– Да, на реке, когда я забрал у кузнеца Даляты отцовский меч, символ своей власти, нам преградил путь большой драккар Дома Синего Ворона. Нам не оставалось ничего другого, кроме тарана. В результате прямо во время боя обе лодки пошли ко дну, а вместе с ними почти все воины. Меня вытащил из воды вот этот пес… – Ансгар погладил по большой голове Огнеглаза, стоящего у его ноги, и при этом конунгу не пришлось даже наклоняться, поскольку рост собаки позволял это. – Остальные все утонули, кроме кормчего Титмара и моего дяди ярла Фраварада, который уцепился за какой-то обломок лодки, и течение вынесло его в устье реки. Но о судьбе дяди я узнал только несколько часов назад. А сам дядя ничего о моей судьбе не знает и считает меня погибшим. Послезавтра трудный день, на послезавтра назначены выборы конунга, и дядя должен будет засвидетельствовать перед собранием бондов мою смерть…

– Да, я в курсе этих событий… – сказал ярл Сигтюргг Золотые Уши. – И даже знаю чуть больше. Я знаю имя человека, который хочет занять твое место. И могу предположить, что в случае твоего возвращения он не захочет отказаться от своих планов. Но что за странная компания тебя, мой мальчик, сопровождает?

– Я тоже думаю, что Торольф Одноглазый не пожелает смириться. И потому нанял в подкрепление своим людям русов и руян. Они опытные воины и помогут мне справиться и с Одноглазым, и с поддерживающим его Домом Синего Ворона.

– С Домом Синего Ворона справиться помогу тебе я. А на твоем месте я бы не доверял славянам. Они народ ненадежный… Особенно вон тот, «большой сотник», за которым я сам целый год охотился. Но этот руянец баловень судьбы, он всегда оказывался где-то в другой стороне…

– Кто охотится за сотником Большакой, всегда его находит, ярл… – засмеялся руянец. – Тебе следовало просто прислать мне вызов в Аркону. Там я часто бываю, как тебе известно, да и свейские лодки там не в редкость, и я обязательно узнал бы о твоем стремлении. Но ты вызов не посылал и только всюду хвастался, что скоро меня потопишь. Я приплывал, а тебя уже не было. И только сейчас судьба свела нас вместе, но опять мы оба заняты делом и не можем выяснить отношения. Ты, насколько я понимаю, идешь «ловить ворон», а мне заплатил конунг Ансгар, чтобы я помог ему занять его естественное положение в его же стране. Служба есть служба. Но мы с тобой обязательно встретимся позже, если боги не рассудят иначе. Это уже сам «большой сотник» тебе обещает…

Неподвижное и невозмутимое лицо ярла наконец-то слегка пошевелилось и показало, что это не маска, а настоящее его лицо.

– Ты знаешь, куда и зачем мы плывем? – спросил ярл с подозрительным удивлением. – Хотелось бы мне понять, откуда… Мы не оповещали полуночную сторону…

Ансгар, лучше владеющий местной обстановкой, опять решил взять разговор в свои руки:

– Нас сегодня заперли в фьорде шесть драккаров Дома Синего Ворона. Там было шестьсот воинов. Я подозреваю, что Гунналуг отправил сюда почти все свои силы. Мы драккары сожгли и воинов перебили. Но были раненые, которые попали перед смертью в плен. И они нам рассказали кое-что о моем дяде ярле Фравараде и о судьбе ярла Свенельда. Гунналуг боится вашей флотилии и приготовил вам этот шторм.

Юноша показал в полуночную сторону, где уже половина неба была закрыта тучами.

– Ага… Так это проделки темнолицего колдуна… – сказал Сигтюргг Золотые Уши. – Ему и это зачтется… Но я сам немного колдун и собственными заклинаниями смогу отбить его атаки. И шторма его не боюсь, поскольку на своем веку штормов пережил немало…

– У нас тоже к нему личные счеты… – сказал сотник Овсень. – Переведи, Большака… Гунналуг вместе с Торольфом напал на Бьярмию и захватил в плен многих наших родных. Мы хотим отбить их…

– Это моя ограниченная плата за услуги русов, – добавил конунг. – Я разрешу им рассчитаться с ярлом, чтобы впредь ни у кого не возникало желания посягать на мой титул. Мы со славянами преследуем одну цель.

– Значит, мы союзники… – сделал вывод свейский ярл. – И даже «большого сотника» я, как это ни странно звучит, вынужден считать союзником. И мы можем спокойно провести ночь, не ожидая нападения друг от друга…

– Вполне… – согласился Ансгар.

– Я высадился на берег специально для того, чтобы услышать такие слова.

Большака сделал шаг вперед и показал рукой.

– Ваша флотилия выбрала плохой берег… Наш берег прикрыт скалами, а ваш свободен для ветра. Шторм, пройдя через фьорд, может зацепить вас… Может быть, лучше… У нас места на всех хватит. Я предложил бы вам поставить свои драккары рядом с нашими ладьями.

Шведский флотоводец словно не слышал «большого сотника» и ответил не ему.

– Ансгар, я слишком много плавал, чтобы бояться шторма… И даже, как сказал уже, готов защититься от проказ Гунналуга своими заклинаниями, – чуть высокомерно произнес ярл, приложил руку к груди и слегка склонил голову, вежливо показывая, что разговор закончен и он прощается.

Вместо лица у него была прежняя маска самодовольства.

То же самое движение повторил и юный конунг, но изображать маску он еще не научился. Славяне в знак прощания просто и без замысловатостей кивнули…

* * *

Сотник Овсень все же доверия к бесчестным, какими он их считал, скандинавам не испытывал и потому выставил по берегу скрытые посты, приказав постовым укрыться от приближающейся бури среди крупных камней, которые ветер не своротит. А сотник Большака, как опытный мореход, долго смотрел на небо, потом послал воев спешно оттаскивать ладьи поглубже на берег. Для этого даже пришлось бегом отправить группу в лес, чтобы срубили и принесли куски стволов, по которым можно было укатить ладьи как можно дальше от воды. Мачты снимать не стали, но фалы, которые держали реи, опустили и сами реи вместе с парусами укрыли под корпусом ладей. В дополнение, чтобы создать жесткость, пришлось прикатить побольше крупных камней от ближайших скал и обложить борта, чтобы ладьи не перевернуло ветром уже на берегу.

– Гунналуг постарался, – с усмешкой оценил Большака работу колдуна. – Шторм получится всем на загляденье. Это будет, думаю, даже не шторм, а настоящий ураган. Интересно, что сможет сделать колдун Сигтюргг против колдуна Гунналуга? Хоть одним глазком посмотреть бы, как они соревнуются…

– Оставь право смотреть одним глазом Торольфу Одноглазому, – заметил Овсень. – А сам в два глаза смотри, как нам лучше укрепить ладьи…

– Мы добро их укрепили, – ответил Большака. – А вот соседи…

Из лагеря было хорошо видно, что свеи такой заботой о драккарах пренебрегли, тем не менее выбрали свои меры, привычные для них, наверное, в большей степени – вывели свои драккары ближе к середине фьорда и положили мачты вместе с парусами в лодки. Свеи предпочитали переждать шторм на воде, оставив на борту половину экипажа, чтобы маневрировать с веслами и избегать попадания под волну. Где-то в открытом море, далеко от берегов, тактика снятых мачт и парусов, наверное, была бы правильной, но сотник Большака, плавающий чаще всего в небольшом удалении от берега, считал, что здесь так вести себя опасно.

– Сигтюргг считается в Швеции лучшим мореплавателем, – вступился Ансгар за человека, которого уважал. – И знает, наверное, что делает…

– Не одобряю действия великих мореплавателей… – проворчал Большака. – На тучи посмотри – куда бегут. А свеи прямо по курсу ветра стоят. Нас за скалами лишь чуть-чуть заденет, а их начнет швырять и кувыркать со всей силы…

– Они сами свое выбрали, – сказал Овсень. – Если их лодки разобьет, пойдут пешком… Хаствит говорил, что здесь недалеко…

– Да, за день-полтора можно добраться… – согласился Ансгар.

Тем временем шторм подступал вплотную, и его мощную силу уже можно было ощутить по поднявшемуся ветру.

– Сколько живу на свете, такого еще не видел, – сказал Большака. – Туда смотрите… Горизонт на полуночь уже чист… Вот почему великие мореплаватели так спокойны… Считают, что весь шторм закончится первым шквалом, против которого можно бороться с помощью весел… Один порыв, против которого они начнут грести, и все кончится. Наверное, Сигтюргг прав, несмотря на свои «золотые уши». На такое сопротивление у гребцов может хватить сил. Они по небу понимают, что это будет только шквал, а не шторм…

Все повернулись к ветру лицом. В самом деле, недавно еще полностью затянутый тучами горизонт уже приобрел светлую полосу, и эта полоса постоянно расширялась. А само небо в ограниченном районе шторма, еще недавно грязно-пятнистое, было полностью черным и каким-то клубящимся, завихривающимся и невероятно густым. И небо это колобродило уже почти над головами мореплавателей, приближаясь к ним с ужасающей быстротой, навешивая над фьордом клочья рваных туч.

– Зажгите мне костер… – криком, чтобы за ветром его услышали, попросил Смеян. – Быстрее… Костер…

– Зачем? – не понял Овсень. – Сейчас шторм ударит. Костер сразу унесет…

– За ладьей зажгите… Там не сразу унесет… Камлать буду…

– В шторм?

– Рукотворный шторм. Гунналуг все силы в него вложил, он ведет его, в голове держит, и в этом момент открыт будет. Для меня открыт, для всех ведающих открыт… Его можно будет «запечь» без сил… Я сделаю его безопасным для нас… Я хочу попробовать… Тогда он уже никакую молнию не создаст, никакой дом поджечь не сможет. Самое время камлать… Я помню печати… Всеведа показывала, как делать… Костер только… Быстрее…

Не дожидаясь воинов, Овсень сам бросился складывать уже подготовленные дрова и хворост. Юный конунг подсунул под хворост бересту с сухой травой, и Большака тут же стал стучать над этой травой кремнем по кресалу, высекая искры. Руки у сотника оказались очень подходящими для такого дела, и костер вспыхнул быстро. Языки пламени заиграли неровно, но сразу старались захватить побольше питательных для себя сухих веток. Еще несколько мгновений прошло, и то ли небо совсем перед штормом почернело, то ли сам костер разгорелся ярче, а у того, кто в яркое пламя смотрит, вокруг все темным кажется.

Ансгар, поторапливая события, подсунул бересту еще в нескольких местах. И пламя пошло вширь. Костер сразу зачался костром, а не костерком. И тут же ударил бубен… Смеян, уже взведенный одним своим желанием, уже слегка потрясывающийся от ожидания, отстраненно глядя перед собой, начал свою пляску в задумчивости, но задумчивость с каждым ударом бубна и с каждым ритмичным шагом переходила в какое-то иное качество, отдаляя и отдаляя шамана от окружающего его мира и уводя в другой мир, обычным людям неведомый и таинственный…

Бубен гремел и гремел, и где-то в стороне, поддерживая его, раздались раскаты грома. Шторм шел вместе с грозой и уже начал швырять молнии…

* * *

Черный и мутный, шторм не шел, он летел…

И был он как раз таким, какой плохо переносят лодки, находясь на воде. Когда ветер бывает предельно сильным, но более равномерным или хотя бы равнонаправленным, бороться с ним еще можно, можно лавировать и по ветру, и против ветра, можно ловить задний скат волны, и на этом скате долго держаться, не опасаясь, что следующая волна тебя накроет. А этот налетал озверевшими ледяными порывами, рвал и отпускал, рвал и отпускал, но каждый раз налетал под разными углами, заворачиваясь, ощупывая со всех, казалось, сторон, выискивая слабое место, создавая вихри и водовороты и образуя такие волны, что оседлать их был бы не в состоянии самый опытный кормчий, потому что, оказавшись на скате такой волны, обязательно закрутишься и нырнешь носом или кормой под воду, и тогда уже ничто лодку не спасет, никакая сила и быстрота реакции гребцов не сможет развернуть ни драккар, ни ладью, и вообще никакое судно.

Шаман Смеян завершил свой танец в самом начале шторма и упал, обессиленный телом, но с высвободившимся из тела духом, ушедшим в другие, верхние миры, и потому, как думал сотник Овсень, не видел, что творилось вокруг. Дрожала обшивка вытащенных на берег ладей, пели мачты и ванты, разрезая налетающие порывы на лохмотья, каждый из которых заворачивался с новой силой.

– Прикройте Смеяна. Смотрите, чтобы на него ничего не свалилось, – приказал сотник. – Только тело не трогайте. Не шевелите его.

Трое воев встали между шаманом и лежащей на боку ладьей. Ладья защищала от всего, кроме закрученных порывов ветра, но этот ветер умудрился приподнять и унести, разметать во все стороны даже костер, превращая летящие искры и горящие еще уголья в молнии без грома, прочерчивающие воздух прямо над землей, как молнии настоящие прочерчивают небо. Причем скорость летящих углей была такая же, как у молнии, а разнонаправленность ветра бросала огоньки из стороны в сторону, создавая эффект настоящих угловатых линий молнии.

Смеян правильно выбрал себе место для камланья. Корпус ладьи, обложенной камнями, стонал и трещал под ветром, но не шевелился и прикрывал от шторма лежащего на земле шамана. А вокруг, по неприкрытым местам, чего только не несло… Целые кусты вырывало с корнем и тащило по камням и песку, переворачивало, подкидывало, бросало и тащило дальше. Грохоча при ударе о камни, прокатился чей-то оставленный на земле шлем. И вой не погнался за ним, понимая, что это не просто бесполезно, но и опасно. И почти ночной непроглядный сумрак лег на землю. Но свет все же шел, и шел он как раз оттуда, откуда шторм пожаловал, с полуночной стороны. Вслед за черным массивом туч, казалось, двигалось, толкая тучи, ясное, хотя и не светлое, вечернее небо, очищенное даже от малейшего облачка, хотя представить себе, как небо движется, трудно. Но все облака в округе были согнаны в один массив, и ничего не осталось в запасе. Значит, потерпеть осталось недолго.

Гроза грохотала рядом, поливала ливнем фьорд, но на ладейщиков посылала только брызги, словно ливень шел единой целенаправленной полосой. Низкие приземленные молнии стремительно пронизывали небольшое пространство между тучами и водой. И даже то место берега, где совсем недавно стояли ладьи, пересекло сразу несколько молний. Не будь руянский сотник Большака таким предусмотрительным, ладьи обязательно сожгло бы.

Овсень и сидящий с ним рядом под ладьей Ансгар, прижимающий к себе Огнеглаза, пытались всмотреться в фьорд – что там на соседнем берегу творится? Но видно ничего не было, кроме бушующей стихии, тем более не было ничего слышно, кроме ветра, грома и треска молний. Сотник с конунгом друг друга-то слышать могли с трудом, но даже разговаривать старались меньше, потому что ветер, закручиваясь, и под борт ладьи залетал, и бил в лицо сильно, принося при этом и пыль, и грязь, и ошметки травы, и при разговоре рвал дыхание и забивался в грудь. И даже пес грозы и шторма боялся, прижимался к конунгу всем своим большим сильным телом и тихо то подскуливал, то подлаивал. Сомневаться не приходилось: свеи с их глупым гордым упрямством посчитали себя слишком опытными мореплавателями. Слишком опытными для того, чтобы плавать, а плавать им, скорее всего, будет уже не на чем. Нет на свете лодки, которая удержалась бы в такой шторм на месте, и никакие весла не смогли бы спасти команду. Драккары наверняка выбросило на каменистый и скалистый берег, куда одна за другой били и били молнии. И вообще, шторм не против славянских ладей был нацелен. Гунналуг, кажется, умышленно берег их, хотя и трудно было догадаться, по какой такой причине. Но вот шведской флотилии, как колдун и мыслил, должно было достаться по полной программе.

Гунналуг старался…

Гунналуг много сил приложил, чтобы обезопасить себя и свой Дом. И собственное могущество демонстрировал наглядно…

* * *

Стало заметно светлее…

Безжалостный шторм уже почти прошел, и только остатки его пытались еще показать себя напоследок. А потом все стихло, и наступила разряженная тишина, хотя воздух на берегах фьорда стал наэлектризованным и насыщенным, каким-то тяжелым, но, несмотря на это, дышалось уже легко.

Не только сотники с Ансгаром, все вои, казалось, поднялись и смотрели в сторону свейского берега фьорда. Шторм и там уже кончался, и там стремительно светлело небо, хотя по времени уже подступал вечер, но любой вечер и даже любая ночь, самая что ни на есть непроглядная, несли меньше мрака, чем недавний шторм.

Ветер прекратился совсем, словно все запасы сил для его движения были уже истрачены. На темной глади фьорда не было видно ни одного драккара, а на берегу, куда выбросило драккары, уже бегали и суетились люди, уцелевшие после такого «подарка» колдуна. Но издали они казались муравьями, и невозможно было понять, чем свеи заняты, как невозможно понять человеку, чем занимаются муравьи в муравейнике.

– Надо бы к ним съездить, посмотреть, что творится… – сказал Ансгар.

– Зачем? – не понял Овсень.

– Как это – зачем? Они же наши союзники. Мне хотелось бы знать, на что они теперь способны. Если Гунналуг полностью разбил их до битвы, нам придется одним против него выступать…

– Поезжай… Попроси у кого-нибудь коня… Скажи, я разрешил…

– А тебе не интересно? – удивился конунг.

– Мне было бы интересно, если бы шторм всю Швецию и всех свеев уничтожил, вместе с Гунналугом и со всеми ярлами-мореплавателями.

– И Норвегию?.. – с грустным упреком спросил конунг.

Овсень посмотрел на него внимательно и ответил предельно честно:

– И против такого я возражать не стал бы. Нам бы на своей земле гораздо спокойнее жилось без таких падких на чужое соседей. И не только нам одним. Вся Европа по вам праздничную тризну устроит. Всех скандинавы уже достали своим диким геройством. Но сейчас меня больше Смеян волнует. Что он расскажет? И потому мне совсем не до участи глупых свеев, получивших только то, что они своим упрямством заслужили. Один знает, что дать им, как Сварог знает, что потребно нам… Каждому воздается по делам и заслугам… Поезжай…

Шаман как раз пошевелил одной рукой, потом второй. Медленно сжал и разжал несколько раз пальцы, словно возвращал им чувствительность, вернувшись духом в свое надолго оставленное без присмотра тело, и это возвращение было, как обычно, трудным, болезненным.

– Я тоже, пожалуй, шамана послушаю… – сказал Ансгар, садясь на камень, где сидел прежде, и прижимая к ноге только-только успокоившегося после шторма Огнеглаза.

Смеян приходил в себя долго и уже даже замутненные и не все понимающие глаза открыл, неуклюже попытался сесть, сделал несколько неудачных попыток, но это у него никак не получалось. Тогда он просто прополз на четвереньках несколько шагов, и движение вернуло ему соответствие внутреннего и внешнего тела, совсем недавно полностью разделенных. Шаман знал из опыта, как вернуться в нормальную жизнь. И он вернулся, хотя это было трудно и, наверное, очень больно. И снова, после прогулки на четвереньках, стал садиться и со второй попытки все же сел, хотя взгляд его, как показалось Овсеню, по-прежнему был где-то в другом мире и возвращался позже всего остального.