21
Воробьиной стаей вылетели мальчишки на поле, дыша неудержимой жаждой дать настоящий бой ещё не победившему сопернику. Следом за ними немного обескураженный завертевшимися вокруг него событиями двинулся Назаров, но на выходе в дверях его остановил непонятно откуда возникший Дятлов.
– Да ты, я смотрю, неуважаемый, и чтец, и жнец! – толкнул он в грудь Дмитрия Николаевича. – Слушай, ты, столичный гость, ну, что тебе здесь нужно? Что ты здесь забыл? Тебе же русским языком было сказано, не появляться рядом со школьниками. А ты снова за своё. Долго доходит или как? Или в этот раз мне уже с нарядом полиции тебя выдворять домой надо?
Назаров слегка пошатнулся, но устоял на ногах. Дятлов выглядел омерзительно: одутловатое лицо перекосилось, меж поджавшихся пухлых губ обнажились кривые клыки, в глазах пропал белок, отчего они стали выглядеть мелкими, как у грызуна. Дмитрий Николаевич во избежание возможного удара со стороны Дятлова сделал пару шагов назад.
– Олег Владимирович, не слишком ли много вы на себя взяли? Не надорвётесь? Да, вы мне определили некоторые границы: я не появляюсь в возглавляемой вами школе. Хоккей! Тогда и я поставлю свою границу: не возникайте на моём пути, особенно в тёмных коридорах, где нет свидетелей, – спонтанно выскочило у Назарова.
– Ну, не вопрос, давай поговорим как мужики! – рявкнул Дятлов, расстёгивая верхние пуговицы жёлтой рубашки, торчавшей из-под несочетающегося с ней серого пиджака. – Моё условие: ты отваливаешь от неё, я не мешаю в жизни тебе. Ты понимаешь, о ком и о чём я. Ты не такой дурак, чтобы не понимать этого.
– А если не отвалю, то что? – издевательски спросил Назаров, осознавая, что речь, конечно же, идёт о Юлии Павловне.
– То всё! – крикнул Дятлов.
– А точнее? Что всё?
– Проблемы у тебя будут, очень большие!
– Так она уходит из школы. Из-за тебя, дурака, уходит. Ты же её довёл до того состояния, когда человек готов идти куда угодно, только не под твоё талантливое руководство. Уж не собираешься ли ты, рабовладелец, её цепями к кабинету приковывать?
– Это не твоё собачье дело, тренеришка недоточенный! С Юлей я сам договорюсь, без твоих назиданий. Я прошу тебя, просто прошу: уйди с моей дороги, не становись между нами! Ты меня знаешь, я в этом городе далеко не последний человек, многое могу. Но ты же совершенно не знаешь её! Мы уже пять лет вместе…
– Это я-то не знаю её? Да это ты не знаешь того, что знаю я о ней!
– И что же ты знаешь, негодяй!? Что!?
– Я знал её двадцать лет назад. Знал её родителей. Знал её сестру. Знал мужа её сестры. Знаю, что с ними случилось. Это ты совершенно левый пассажир во всей этой длинной жизненной истории.
– Я не понял, что ты сейчас сказал. Что произошло? Скажи мне! Я должен знать.
– А кто ты такой, чтобы я тебе раскрывал семейные тайны человека, которого ты пять лет держишь в качестве игрушки? Уйди с моей дороги, Дятлов. Я по-хорошему тебя прошу. Не буди во мне зверя и дай мальчишкам нормально доиграть финал, не разбивай их мечты.
Напыщенный и яростный до этого Дятлов вдруг обмяк, опустил голову, присел на край скамейки. Пропала надменность, в уголках глаз заблестела мокрота.
– Назаров, умоляю тебя… Ну, хорошо, ты унизил меня. Растоптал. Ты победил. Хочешь, я на колени перед тобой встану, – всхлипывая, прогнусавил он. – Но оставь нас с Юлей. Я ведь с женой уже практически развёлся из-за неё. Ну, чего тебе не хватает в твоей Москве? Чего? Зачем ты припёрся сюда мучить людей, которые тебе ничего плохого не сделали? В твоей Москве собраны самые красивые женщины страны. Все красавицы едут в столицу. И учителей физики там, наверное, красивых много. Сколько в Москве школ – тысяча, две, три? Зачем ты здесь? Ну, скажи…
– Мне нечего вам сказать, Олег Владимирович. Есть вещи в жизни, которые словами не выразишь. Они находятся внутри. И не всегда требуют публичной огласки, – Дмитрий Николаевич переступил через вытянутые ноги окончательно раскисшего Дятлова и вышел на беговую дорожку стадиона.
На табло уже горели цифры 2:1 в пользу «двадцатки». Мальчишки сумели сократить счёт в матче, но по общему впечатлению от содержания игры, далеко не всё у них получалось. Слишком слаженно играл соперник, а его линия нападения порой просто сметала оборону команды Березина, и лишь мужество Никиты Белова раз за разом выручало коллектив. Впрочем, воспитанники Дмитрия Николаевича уже не выглядели откровенными мальчиками для битья, как в первом тайме, в отдельных эпизодах даже переигрывая мобильных футболистов «двадцатки». Назаров решил, что пора дать шанс Щукину. Только он с его спортивной злостью и неуплаченным моральным долгом перед командой способен что-то поменять в атаке.
– Ваня, ты размялся, готов? – спросил наставник.
– Да, Дмитрий Николаевич, готов! – бодро отозвался Щукин.
– Смотри, Ваня, как-то неубедительно выглядит сегодня Владик Петренко, устал он, а между тем против него на левом фланге обороны у «двадцатки» какой-то мелковатый и щуплый шкет играет, – Назаров кивнул на поле, показывая зону, где предстояло бороться Щукину.– Обрати внимание, он всё время пласируется и жмётся к штрафной, даёт хороший простор для прорывов и точных прострелов. Идёшь на правый фланг атаки и рви этого парня, грузи на Куксова, Власюка и Березина. Он сегодня, кажется, в ударе, но не хватает комбинационной игры. Помоги ему. Ну, и в целом, развернись так, как ты умеешь. Верю в тебя, Ваня!
Сначала Щукин не вписался игру, долго приноравливался, пытаясь в одиночку зацепиться за мяч и протащить его вдоль боковой линии. Но потом, словно прочитав замысел тренера, к флангу подтянулся Серёжа Березин, предложивший разбираться со «шкетом» при помощи комбинаций «в стенку». Разыгрывали на высокой скорости, в одно касание, просили партнёров чаще делать передачи на правый фланг атаки. Занервничал вратарь соперников, заставляя игроков обороны активнее атаковать Щукина и Березина. Но сразу же на противоположном левом фланге стали появляться свободные зоны для стремительных прорывов Куксова и Власюка. «Двадцатка» зашаталась как одинокое дерево на семи ветрах.
В это время на западной трибуне стадиона болельщики рассмотрели фигуру наставника Назарова. Он интенсивно жестикулировал, напоминая опытного дирижёра перед симфоническим оркестром. При этом каждый его жест мальчишки читали, словно ноты, послушно выполняя поступающие вводные.
– Ребята, кажется, это Дмитрий Николаевич! Да, это он! – закричала Света Крамских.– Ребята, ура! Поддержим нашего тренера! Его фамилия Назаров! Все вместе: На-за-ров!
Вся западная трибуна встала с мест и, сопровождая скандирование громкими аплодисментами, мощно загудела, засвистела, зашелестела на все тональности: «На-за-ров! На-за-ров! На-за-ров!»
Дмитрий Николаевич услышал этот шум, повернулся к трибуне и, подняв длинные руки над головой, тоже поаплодировал болельщикам. В этот момент, легко убежав на правом фланге от назойливого, но растерявшегося «шкета», Щукин ложным замахом столкнул двух защитников между собой, вышел на угол вратарской площадки и лёгким касанием передал мяч под удар Березину. Тот находился прямо напротив ворот, из которых бесшабашным, но самоотверженным прыжком в ноги уже выскочил вратарь «двадцатки». Можно было забивать, но Серёжа коварно сделал холостой шаг вперёд, обманув и безнадёжно рухнувшего на газон вратаря, и догоняющих его защитников. Мяч хитро скользнул по траве вдоль линии вратарской площадки и оказался в ногах у одиноко стоящего Дениса Куксова, которому оставалось только отправить его в пустые ворота.
Счёт сравнялся, при этом создалось ощущение, что команда Березина даже не приложила для этого сверхусилий. Психологическое преимущество перешло к ней. Концовка матча прошла в очень ожесточённой борьбе, где несколько сильнейших ударов нападающих «двадцатки» снова намертво взял бесспорный герой матча Никита Белов. Финальный свисток арбитра возвестил о том, что соперников ждёт футбольная лотерея – серия пенальти.
22
Какой-нибудь месяц назад, пожалуй, никто даже не осмеливался мечтать сыграть вничью с командой двадцатой школы. Такое достижение считалось ни практически, ни даже теоретически невозможным. Теперь же никто из подопечных Дмитрия Николаевича уже не собирался проигрывать даже в серии пенальти.
Серёжа Березин собрал основной состав вокруг себя и, поочерёдно глядя партнёрам в глаза, спросил, кто психологически чувствует в себе уверенность не промахнуться. И был удивлён, когда буквально все игроки, включая вратаря Белова, дружно вызвались бить.
– Ну, вы даёте, пацаны! – засмеялся Серёжа. – Мне из вас надо пятерых выбрать! Как прикажете поступить? Жребий бросать?
– Ничего бросать не надо, Берёза! – спустившись с трибуны и тихо подкравшись к партнёрам, с какой-то невероятно уверенной таинственностью проговорил Максим Шохин. – У «двадцатки» две подставки в команде. Им баранку надо засчитывать.
– В каком смысле, Макс? – переспросил ошеломлённый новостью Серёжа.
– Да в том, что оба нападающих у них – старшие – Егор Козлов семиклассник, а Петя Семенихин – вообще в восьмом учится, – пояснил Шохин. – Я их знаю, они за спортшколу по старшей возрастной группе уже год играют. Я бате звонил, он говорит, что надо судье протест заявлять, пусть проверяет их, вносит в протокол, а оргкомитет – шустренько собирает дисциплинарный комитет.
Дмитрий Николаевич стоял рядом, наслаждаясь пригревающим майским солнцем, и всё слушал. Когда в него недоумённо вгрызлись одиннадцать воспламенившихся пар глаз, он негромко, чтобы никто рядом не услышал, прошептал:
– Ну, да, за участие подставных игроков из других возрастных групп будет засчитано техническое поражение. Тем более, что и видеофиксация матча есть. Здесь даже гадать не нужно. Кубок, считай, наш. Только тихо, ребята! Протест подать мы и после матча можем, в зависимости от конечного результата. А не хочется вам выиграть кубок не на заседании оргкомитета, а в честной борьбе с противником?
– Так подставки же, Дмитрий Николаевич! За это наказывать надо! Обидно! Мне две банки как раз эти двое и забили! – вспылил Белов.
– Ну, и что? Да, всего лишь два игрока, и поставивший их играть представитель команды. Они нарушители – тут без вариантов. Их надо бы наказать. А остальные ребята? Они ведь такие, как и вы. И играли очень даже хорошо, есть кое-чему у них и нам поучиться. Соперника всегда надо уважать. Докажите, что вы сильнее, сделайте это для своих болельщиков – родителей, бабушек, дедушек, для своих девочек. Посмотрите, как они ждут вашего триумфа, – лукаво улыбаясь и показывая на трибуну, парировал наставник. – Вы уже и так много доказали и им, и себе, и мне. Мне особенно. Когда-то, ребята, напротив моего родительского дома существовало футбольное поле. Потом оно поросло травой и высоким бурьяном, ворота вырвали искатели металлолома. Там даже брошенное здание есть, бывшая водокачка. Когда я был такой, как вы, мы в ней переодевались, занимались с гантелями, гирями и эспандерами. Даже зимой. Стены и крыша сохранились до сих пор, надо только двери и окна поставить, сварить футбольные ворота, соорудить душевую. Хорошее было место. А какие матчи мы там проводили… К нам, тогда ещё мальчишкам, даже взрослые мужики приходили, и мы не боялись против них играть, и побеждали. Но я о другом. Я, вот, думаю, а почему бы не вернуть этому полю жизнь? Завтра иду регистрировать наш общественный футбольный клуб, ищу сварщиков, косарей, будем приводить в порядок наш новый стадион.
– Так вы никуда не уезжаете, значит? И Дятлов на новом поле вам и нам теперь не указ? – весь сияя, как начищенная медаль, спросил Березин.
– Да куда мне от тебя ехать, капитан? Мы с тобой должны ещё областной кубок взять, и столько дел сотворить. Назначай пятёрку бьющих, сегодня это твоя прерогатива, остальные ответы на поступающие вопросы – потом, – скомандовал Дмитрий Николаевич.
– Вас, понял, тренер, – Серёжа приложил к виску горизонтально вытянутую ладонь, изображая военное приветствие, развернулся к партнёрам: – В общем, так, первым бить буду я, вторым Щука, третьим Плот пусть саданёт, чтобы наверняка – первые три пенальти без промахов, четвёртым Денис Куксов… А пятым ударишь ты, Никита.
– Как я? Я же вратарь!
– Вот и отомстишь им за две банки. Главное, не дрейфь – результат у нас в кармане. Бейте так, чтобы красиво было, для видеонарезок и фотографий в стенгазете! Чтобы паутинка в верхних углах ворот рвалась! Чтобы интервью потом у вас брали!
Назначенная пятёрка уверенно подошла к центру поля, где арбитр провёл жеребьёвку, выбирая ворота, в которые будут пробиваться пенальти, и очерёдность исполняющих удары игроков. Дмитрий Николаевич со степенным интересом наблюдал со стороны за своими беспокойными мальчишками.
В этот раз он был совершенно уверен в них. В Никите Белове, который за считанные недели вырос в стабильного перспективного голкипера и, отразив три удара подряд, не поддался ни на одну искусную уловку надменного противника во время исполнения пенальти. В дерзко и уверенно положившем мяч точно в верхний угол ворот неугомонном и добром капитане Серёже Березине. В лидере атак – буйном заводиле с азиатскими взором Ване Щукине, легко и изящно обманувшем вратаря «двадцатки». В самоуверенном цепком защитнике и балагуре Юре Плотникове, который, как всегда, мощно «саданул» под верхнюю перекладину, остановив при счёте 3:0 серию пенальти и поставив жирную точку в турнире. Да и во всех остальных ребятах, неожиданно для себя из никому не известных дворовых футболистов превратившихся в сильнейшую школьную городскую команду.
Дмитрий Николаевич с восторженным ликованием наблюдал за вручением победителям турнира кубка города, который из рук мэра принял Серёжа Березин, за безудержной радостью ребят и их многочисленных болельщиков, которые тоже внесли свой вклад в общую победу. Пусть и маленькую, но такую важную и нужную. Значит, всё было не зря. И тот день, когда проходя мимо футбольного поля родной школы, не смог не остановиться и не помочь ребятам. И тот миг, когда отпустив мучительные мысли долгих лет, принял непростое решение остаться здесь для главного разговора в своей жизни. Разговора с Юлией Павловной Березиной.
Вместо эпилога
Говорят, что у арочного мостика на улице Осоавиахима есть название. Точнее было ещё во времена дедов. Его именовали мостиком Любви. Раньше, когда деревья были низкими, а заборы домовладений казались высокими, здесь встречались молодые люди, обнимались, целовались, делали предложения. Потом эта традиция куда-то исчезла, растворилась в суете стремительного бытия. Но Дмитрий Николаевич помнил. Потому и пригласил для разговора Юлия Павловну именно сюда, хотя она настаивала на праздничном ужине в честь победы сына в тиши домашнего уюта.
– Вы меня заинтриговали. Вообще вы весь такой таинственный, мне с вами даже как-то не по себе бывает. Этот мост, этот майский вечер… – с лёгким напевом кутаясь в болоньевую ветровку, проговорила Юлия Павловна
– Мне кажется, настало время снять эту завесу тайны, – с напряжением в голосе выдавил из себя Дмитрий Николаевич. – На этом самом месте, Юлия Павловна, я когда-то познакомился с вашей старшей сестрой. С человеком, которого я любил всю жизнь и, кажется, продолжаю любить до сих пор. А вы так на неё похожи…
Березина охнула и непроизвольно отшатнулась в сторону.
– Вы знали Вику? Почему же не говорили об этом?
– Да, знал… У нас с ней был роман, ещё в школе. Я учился в параллели на два года старше, а вы тогда были, полагаю, слишком малы и в меру увлечены своими детскими забавами, чтобы зря тратить время на слежку за сестринскими ухажёрами. Вика умела хранить тайны, даже, как видится мне, от родной сестры. Спросите у мамы, возможно, она что-то помнит.
– Да, обязательно поинтересуюсь. И что дальше? Что дальше? Чем закончился ваш роман?
– После школы Вика решила поступить в колледж в Москве, и я тоже вслед за ней подался в столицу…Это тяжёлое для меня воспоминание… Мы учились в разных заведениях, жили в общежитиях на разных концах города, встречались, строили какие-то планы, пытались начать совместную жизнь. Но, как часто это бывает, айсберг быта оказывается крепче обшивки любви. Я безуспешно пытался свить наше гнездо. Вика металась в исканиях. Потом она вышла замуж. Только, к сожалению, не за меня. Он ворвался в нашу жизнь стремительно – не столь красив и умён, но достаточно богат и напорист. Грудин его фамилия. Ваша сестра стала Грудиной, она выбрала его, у него это был второй брак. Так ведь? – поднял затуманившиеся глаза побледневший Дмитрий Николаевич.
– Так, всё так, – лихорадочно закивала Березина. – Странно, что я не знала о вашем существовании. Эх, Викуся…
– Ну, как вы понимаете, я остался один, занялся своей журналистской и литературной карьерой. Ждал, а вдруг у них не сложится жизнь, и она вернётся, – Назаров строго глянул в глаза Юлии Павловне, точно его былая надежда касалась её. – Но Вика, к сожалению, не вернулась, «Титаник» пошёл на дно, распятые отношения не воскресли. Она была счастлива с Грудиным, как мне казалось со стороны. Нет, нет, она определённо была с ним очень счастлива, это просто мне хотелось иного. Прекрасный заботливый муж, сын…Серёжа… Чего ещё?
– Подождите… Вы всё знаете?
– Да я знаю. Когда они погибли в автокатастрофе, Серёжу должна была забрать его московская бабушка, но она от горя скоропостижно скончалась. Бизнес Грудина растащили партнёры, да он и работал, в общем-то, под чужим началом. Потом я совершенно случайно… нет, не случайно… Через знакомых я узнал, что двухлетнего на тот момент Серёжу усыновила сестра Виктории. Я понял, что это были вы, но вы были так далеки и незнакомы мне. Вот почти и всё…
– Да, это очень тяжёлая история… Для мамы и для меня тоже. В школе никто не знает, что Серёжа приёмный сын, и Серёжа ничего не знает и не помнит, – сдавленно, пытаясь проглотить комок в горле, призналась Юлия Павловна.
– У всей этой печальной эпопеи есть некая недосказанность, – почти прохрипел Назаров, показалось, что у него пропал голос.
– Что за недосказанность?
– Дело в том, – прокашлялся и заговорил ровнее Назаров, – что когда мы с командой составляли заявку на участие в турнире кубка города, я проверил у ребят свидетельства о рождении. Серёжа родился в августе. Родился двадцать первого числа, и я это точно знаю, здоровым доношенным ребёнком, весом почти четыре килограмма. Так ведь?
– Да, в августе. Я была тогда у Вики в роддоме, крупный был карапуз, вы правы. И что? Вы снова меня мучаете, Дмитрий Николаевич, говорите скорей! – вскрикнула Юлия Павловна.
– Мы с Викторией расстались в конце января. Нет, не так, Грудин появился в её жизни в конце января. Первый раз пригласил её в ресторан – он был клиентом нотариальной конторы, в которой Вика работала. В конце января, слышите? А это значит, что ни при каких условиях он не мог быть отцом Серёжи.
– И…?
– И это значит, что отец Серёжи я…
– Но у вас нет никаких доказательств, никаких хотя бы косвенных подтверждений этому предположению, – импульсивно замахала руками Березина.
– А вы хотите, чтобы они были?
– Да, чёрт возьми! Да, хочу!
– Правда хотите или вы просто разозлились на меня за это откровение?
– За что мне на вас злиться, Дима? За что? За всё хорошее, что вы сделали для Серёжки? За то, что перевернули мою жизнь, сняли пелену с моих глаз и наконец-то дали мне образумиться, принять это чёртово решение расстаться с Дятловым? Мне хочется действительно, чтобы вы были отцом Серёжи. Именно вы! Настоящим отцом. Чтобы в его венах текла ваша кровь. Я хочу. Я очень, очень этого хочу, Дима! Ты же сам видишь, как Серёжа относится к тебе. И я хочу…дать тебе то, чего не дала моя сестра – счастье…
– Вы даже не заметили, как перешли на ты.
– Извините…Извините, если что-то не так…
– Нет, мне определённо было бы так легче с тобой общаться, – Назаров нежно и очень осторожно, словно боясь испугать, взял Березину за руку. – Я, Юля, сохранил нашу переписку с Викой ещё двенадцатилетней давности. Все сообщения хранятся в файлах моего ноутбука. Я их часто перечитывал, не мог смириться с потерей. Виктория внесла меня в чёрный список лишь в середине февраля того года, когда родился Серёжа, а до этого она не могла разобраться в своих чувствах, понять, что с ней происходит, не могла решиться, с кем ей быть. У неё только начинался роман с Грудиным. Я покажу тебе всё.
– Я верю… Хоть ты так долго обманывал меня. Мог бы сразу рассказать всю правду.
– О том, что Серёжа мой сын, я понял только накануне турнира. И лишь тогда я начал присматриваться нему с иного ракурса и другими глазами. А он ведь похож на меня. У него те же манеры игры на поле, он очень легко повторял все показываемые мной технические приёмы в то время, когда у других мальчишек на это уходило немалое время. Я, к слову, тоже был капитаном сборной школы. И, в конце концов, ты знаешь, что он сделал?
– Что?
– Когда-то давно, ещё десятиклассником, я нацарапал на двери раздевалки спортивного зала школы надпись «Дима+Вика». Последний раз, когда мы там занимались с ребятами, я увидел новую надпись. Представляешь, это надпись «Серёжа+Света». Думаю, понятно, какая Света.
– Крамских, какая же ещё. Хорошая девочка, будущая журналистка, наверное. Пусть дружат, я не против.
– Согласен. Мне будет интересно проследить за их отношениями и, может быть, когда-нибудь написать о них художественную повесть. А наш роман я уже пишу. Представляешь, роман о физике и лирике. Нет, точнее о физичке и лирике, – улыбнулся Дмитрий Николаевич, Юлия Павловна сжала кисть его руки.
Они присели на кованное ограждение мостика. А с другой его стороны, не обращая внимания на скрытых распустившимися ветками плакучей ивы взрослых, подошли Серёжа и Света. Они громко разговаривали, о чём-то весело спорили и тоже держали друг друга за руки. Родители затаили дыхание, прислушиваясь.
– …И что тебе сказала англичанка? – хохоча, спросила Света.
– Что она сидела на верхней трибуне и видела всю нашу финальную игру. И поняла, что английский – это не моё, моё – это футбол, и автоматически заочно поставила мне зачёт. Вот так, никаких долгов я теперь не имею. Должен только Дмитрию Николаевичу помочь в восстановлении нашей новой футбольной площадки.
– Смотри, Серёжка, наша яблоня почки выпустила!
– С ума сойти! Это ты оживила её!
– Ты тоже. Давай ей имя дадим?
– Какое?
– Назовём её Дуня, Дуняша. Я, когда её оживляла, я дула на неё своим тёплым дыханием.
*
…А с другой стороны мостика Юлия Павловна подумала, что не зря её преследовали предчувствия о том, что был во внезапном появлении Назарова какой-то загадочный знак судьбы. Но теперь он расшифрован.
Январь 2024 г.