Buch lesen: «Осмотрительный»
0
Из сна Макса вырвали бесцеремонно – потряся за ногу. Он заворочался, поднял голову и заспанно вопросил о причине такого к себе нелестного отношения. “Дали добро на посадку” – ответила кондукторша. Пробормотав что-то похожее на слова благодарности, он отстегнул страховку и сел на верхней полке плацкарта, за три дня надоевшей ему до чертиков.
До ощутимой тряски оставался еще час, а значит было время на сборы, хотя вещей у Макса с собой было немного – небольшой чемодан на колесиках и маленький “городской” рюкзак. В отличие от него, соседи по плацкартному купе везли с собой огромную кучу баулов, занявших не только нижние, но и верхние ящики. Порой у Максима закрадывались подозрения, что эти люди даже арендуют ячейки в грузовых отсеках, чтобы увезти с собой весь скарб.
Две дородных тетки восточной внешности, оккупировавших нижний ярус, как раз судорожно собирали пожитки и убирали со столика еду и питье. По-началу Макса ввело в ступор такое вопиющее нарушение техники безопасности – шутка ли, открытые емкости с жидкостью, а если гравитацию обрубит? Но на третий день он смирился и уже не рвался закрыть тару при первой же возможности. Третьим был сухонький поджарый старичок, занимавший полку напротив. Его Макс за глаза прозвал “рюкзачок” из-за двухсотлирового монстра, которого дед нес за спиной во время посадки. Судя по кряхтению старика и звяканью содержимого рюкзака, вез он то ли аккумуляторы, то ли металлолом.
Тетки закончили сборы минут за пять до объявления, и теперь уже Макс со стариком судорожно складывали верхние полки, весившие килограмм по сорок каждая.
“Внимание пассажирам, наше судно входит в плотные слои атмосферы, просим занять сидячие места и пристегнуться” – объявление застало Макса за проверкой натяжения шлеек. Дедок нервничал, тетки оживленно переговаривались через стол, а Максим закрыв глаза, предавался воспоминаниям о недавнем обучении в младшей офицерской академии гвардии Космофлота.
Дрожь переборки усиливалась – Макс буквально чувствовал работу старенького реактора лопатками. Сэкономив, он взял место в самом хвосте, и все путешествие жил под урчание систем охлаждения и реактора. Тихий гул скачкообразно перерос в рокот, и Максим почувствовал, что могучая сила старается оторвать его от стены и впечатать в старичка. Макс от такого в голове обматерил того, кто проводил этой посудине ТО и не заменил гравикомпенсаторы, и тут же помолился, чтобы с ремнями было все в порядке.
“Пилот, включающий реверс в верхних слоях атмосферы – либо большой виртуоз, либо такой же большой дурак” – вспомнилось Максу, и асами в такой глуши не пахло со времен Второй Великой Войны. Оставшееся время посадки он сквозь зубы ругался на пилота, но обошлось. Села посудина вполне успешно. Пропустив вперед попутчиков, Макс в числе последних покинул борт “Тюльки-421” и ступил на поверхность планеты Газли-17a.
1
Космодром впечатлял. В плохом смысле. Нет, размах постройки был нешуточным: добрый десяток малых стартовых площадок и две больших, уходящая в горизонт взлетно-посадочная полоса и даже вертикальный стартовый стол. Вот только между плитами даже на площадках пробивалась какая-то жёлтая и очень твердая трава, а вне ее на стыках росли даже одуванчики, хоть и тоже в “пустынном” варианте.
До здания космопорта под палящей желтой звездой было топать добрый час, но народ ничтоже сумняшеся тонким ручейком шел в сторону построек. Пожав плечами, Макс последовал за ними, волоча за собой подпрыгивающий на стыках плит чемодан. Он благодарил буклет об этой планетке, найденный в интернете, и совет про головной убор оттуда. Поэтому сейчас палящим лучам была подставлена не коротко стриженая макушка бывшего курсанта, а пустынного цвета панама с шлейкой на подбородок.
Газли-17a была аграрной планетой, обращающейся вокруг желтого карлика в одной из малых галактик-сателлитов Андромеды. Ближайшая из двух, земного типа, гравитация чуть меньше эталона, температура чуть выше, сутки 27 с лишком часов. Вторым в системе, если не считать всякой мелюзги, был газовый гигант с массой в два Нептуна, и тоже ледяной. Между планетами была узкая разреженная полоска астероидного пояса.
Место это было глубочайшими задворками заселенного людьми пространства. Основной статьей экспорта Газли-17a были зерновые и мясо-молочно-шерстяные изделия, основной статьей импорта – запчасти для сельхозтехники и новости из внешнего мира. Военный гарнизон здесь был номинальным, и его основу составляли солдаты Великого Эмирата – небольшой страны, основанной выходцами из Ближнего и Среднего Востока, в основном пуштунами. Численность же имперских сил здесь была до абсурда смешной: три стареньких кораблика, и максимумом этой эскадры был малый патрульный корабль – посудина на три десятка душ длиной чуть больше семидесяти метров.
Когда Максу сообщили о месте прохождения выпускной практики, он чуть не взвыл. Амбиции разбились о полную бесперспективность места назначения: захолустная планета на глубоком отшибе, находящаяся под административным управлением другого государства, не располагала к каким-либо наградам. Обжалования и просьбы не помогли, дирекция академии стояла на своем. И ладно бы Макс был троечником, но нет, хорошист, выше среднего в потоке, с упором на ведение космических боев, один из лучших в тактике борьбы с превосходящими силами врага. И тут такой облом! Целый год надо будет провести в такой дыре!
За невеселыми раздумьями он не заметил, как дошел до здания космопорта, и оно лишь закрепило ощущение безнадеги. Трехэтажная панельная постройка щеголяла выцветшим на солнце бетоном, щедро утыканным блоками вентиляторов. К пассажирскому терминалу примыкал большой грязно-серый ангар, в котором, судя по всему, в периоды урожая хранили зерно на экспорт. Матовая дверь-вертушка лениво крутилась под слабым ветерком, приглашая зайти внутрь. Оттуда вместо запаха хлорки и металла тянуло бараниной и пловом. Чертыхнувшись, Макс толкнул дверь и вошел внутрь.
В зоне досмотра было пусто, из пяти окошек работало только одно, зато из него доносились бодрые шлепки печатью и жужжание транспортера металлоискателя. Очередь туда также двигалась довольно резво, поэтому уже через десять минут Макс предстал перед взором местного пограничника. Полноватый мужик средних лет восточной (кто бы сомневался) внешности с заметными залысинами и небольшой бородой равнодушно впаял на предоставленный Максимом девственно чистый загранник печать о прилете в Эмират. Кажется, он даже не обратил внимания на тисненый на странице герб Космофлота Империи.
Вестибюль, совмещенный с залом ожидания, пестрел лавочками с сувенирами и забегаловками, из которых как раз и тянуло пойманными Максом на входе ароматами. В животе заурчало, но он, твердо помня про опасность для желудка вокзальных яств, пресек желание купить поесть на корню. А вот карту города вместе с путеводителем приобрести пришлось, потому что имперская симка тут не работала и интернет не давала.
Первым делом было решено наведаться в обменный пункт и приобрести местной валюты. Конечно, обменник был и в самом космопорте, но курсант еще не забыл жизнь до академии, и знал, какой грабительский курс здесь заломают. Поэтому Макс, взгромоздившись на одну из многочисленных железных лавочек, углубился в изучение карты-путеводителя.
В ней, кроме собственно карты города, была и короткая справка о планете на интерлингве, русском и местной смеси пушту и дари, уточняющая некоторые моменты, но не дающая картины в целом. Например, население города с гордым названием Ашхабад, являвшегося столицей планеты, по буклету составляло девятьсот тысяч душ, но входили ли в эту цифру близлежащие фермы, сказано не было. Сама карта тоже казалась неполной, хотя, скорее всего, ее делали с расчетом на туристов. Гостиницы, хостелы, парк развлечений, куча столовых и кафе, но ни слова о маршрутах транспорта. Но, на славу, были отмечены отделения банков, и здесь даже был офис Госбанка – основного банка Империи. Туда Макс и направился.
2
Уже полчаса он плелся по пыльным улицам Ашхабада. Местное солнце стояло почти в зените, поэтому дома тени не давали. Немного спасали желтые пальмы, аккуратно рассаженные вдоль улицы. Людей было мало, да и те сидели под навесами лавочек, спасаясь от палящего светила. Поляризационные очки не справлялись с потоком света, поэтому Максу приходилось щуриться, рассматривая местные грязно-бежевые выцветшие шестиэтажки. Через пару поворотов и минут десять ходьбы он таки добрался до офиса банка. Закрытого на дневной сон офиса банка.
В памяти тут же всплыла забытая до этого момента фраза из найденного в интернете буклета: “из-за большой продолжительности суток и высокой температуры на улице, местные имеют привычку уходить на послеобеденный сон, длящийся 4-5 часов”. Вот тут Макс уже не выдержал и выматерился вслух, переходя с русского на интерлингву, с нее на дойч и обратно на родной великий и могучий. Ко всему прочему, когда сиеста кончится, сказать он не мог, даже при наличии времени открытия на дверях банка – часы были настроены на стандартные сутки и синхронизированы с Гринвичем, как и на всех кораблях Флота. Отчаявшись, Максим зашел в ближайшую к банку открытую кафешку, даже не посмотрев на вывеску.
Полуподвальное помещение тускло освещалось пятью лампами в сетчатых торшерах, подвешенных под потолком. На звон колокольчика над входной дверью из подсобки за стойку выскочила девчушка лет шестнадцати и что-то спросила на пушту. Макс лишь устало вздохнул и на интерлингве спросил, понимает ли она его. Понимание было, но владела девочка международным английским через пень-колоду, поэтому разговор хромал на обе ноги. Объяснив, что местных денег у него нет, Макс едва ли не жестами попросил показать ему часы. Вбив в телефон местное время и поставив будильник на время открытия банка, он сел за дальний столик и погрузился в чтение взятого с собой небольшого космофантастического томика. Чтиво было увлекательным, поэтому время пролетело незаметно. В кафе за все время, кстати, зашла лишь пара человек, взявших себе по местному аналогу шаурмы и удалившихся в закат, получив купленное.
Банк не открывался еще пятнадцать минут после назначенного времени. Зато дом уже отбрасывал заметную тень, поэтому Максу не пришлось снова спускаться в забегаловку. Отперла дверь женщина средних лет и заспанного вида в платке до пояса. Видимо, у местных женщин покрывать голову было нормой, и, учитывая солнце, с такой традицией поспорить было сложно. К счастью, интерлингву она знала неплохо, поэтому довольно быстро обменяла десять марок на местные деньги в размере чуть больше пары сотен тенге наличностью. Довольно выгодный курс, кстати. На вопрос о проезде по адресу, написанному в рекомендательном письме, она посоветовала пойти в центральный автовокзал и разузнать там. Зато автобус туда шел от ближайшей остановки.
Поблагодарив сотрудницу банка, Макс отправился к остановке, представлявшей собой столб с табличкой на все том же пушту. Редкие машины, поднимавшие тучи пыли, не были похожи ни на автобус, ни на автомобили, видимые парнем ранее. В отличие от своих зализанных или нарочито-квадратных собратьев, местный автотранспорт отличался лаконичными рублеными формами с редкими закруглениями и общей обветшалостью. Зато по части цветов и украшений местные могли дать сто очков вперед жиголо из планолисов1.
Из-за поворота вырулил пыхтящий и дребезжащий автобус, абсолютно подходящий под местный колорит: в некогда белый корпус въелся килограмм песка и пыли, зато изнутри кабина была увешана огромным количеством безделушек. На входе в автобус не было ни камеры для считывания сетчатки, ни терминала для карт, зато водитель открыл окошко и спросил, до какой остановки едет Макс. Точнее он понял это только потому, что ничего другого водитель бы не спросил. Снова ответ на интерлингве, пара секунд размышлений со стороны местного, и вновь ломаный ответ – двадцать тенге. Макс удивился ценам, но виду не подал и спокойно, если так можно охарактеризовать сорок минут прыжков по кочкам под восточные мотивы, доехал до места назначения.
Широкое одноэтажное здание местного автовокзала встретило его прохладой и все теми же мотивами, доносящимися из громкоговорителей. В противовес космопорту, людей здесь было порядочно, и все они куда-то спешили и громко ругались. Уже потом он узнал, что так выглядит местный час-пик, но сейчас такой контраст на несколько секунд ввел его в ступор. Но, как истинный уроженец большого города, Макс быстро сбросил с себя оцепенение и ввинтился в толпу, проталкиваясь к очередям в кассы. Десять минут стояния в окошко наконец принесли свои плоды, и, к его радостному удивлению, напомаженная до ушей кассирша ответила ему на хорошей интерлингве, объяснила, куда ехать и на каком автобусе, и тут же продала билет. Кстати значительно дешевле, чем мужик в автобусе, еще и за большее расстояние.
Нужный рейсовый автобус стоял в третьем ряду, и был больше и новее той развалюхи, на которой Макс добрался до автовокзала. Билет ему пробили без проблем, и, на просьбу предупредить об остановке, водитель улыбнулся и покивал. За десять минут автобус набился целиком, а соседом бывшего курсанта стал мужчина неопределенного возраста с брюшком, сразу же уткнувшийся в телефон. Макс наконец расслабился, и теперь с интересом глядел в окно. Тронулись. В салоне стало легче дышать, а за стеклом поплыли улицы. Панельная застройка вскоре сменилась глинобитными домиками, все увеличивающиеся расстояния между которыми занимали огороды и небольшие поля.
Вскоре автобус наполовину опустел, вышел и сосед Макса. Виды за окном своей однообразностью навевали сон, но парень держался, чтобы не проспать свою остановку. И вот, наконец, больше чем через час езды, в предместьях города поменьше под именем Новый Латанбар, водитель крикнул долгожданную остановку. “Тебе как выйдешь направо” – предупредил он, за что Макс его поблагодарил и сошел на пыльный грунт. Местная звезда клонилась к закату и окрасила пейзажи в рыжеватый оттенок. Направо было на восток, поэтому парень шел, гоня перед собой длинную тень. Через несколько минут он уперся в отходящую под прямым углом дорогу, и вспомнил, что именно на нее говорила идти кассирша. Еще через пять минут ходьбы по пальмовой роще за плавным поворотом он увидел ворота с таким знакомым гербом Флота и колючкой над ними. Едва не сорвавшись на бег, Макс достиг цели своего долгого путешествия и постучал в окошко.
3
– Чего надо? – спросили Макса изнутри на пушту. Смысл он понял, опять же, из контекста.
– Старший мичман Максим Быстров для прохождения выпускной практики прибыл! – как можно бодрее ответил он на интерлингве.
– Не знаем таких, – ответили ему на лингве с сильным акцентом.
– У меня есть приказ с собой!
– Дай сюда! – из окошка высунулась пухлая рука. Макс шустро выудил из рюкзака лист пластбумаги2 и сунул в руку, тут же втянувшуюся внутрь. Несколько минут из окошка слышалось лишь тихое бормотание, после чего ему сказали “Жди здесь” и захлопнули створку. Ждать пришлось долго, минут двадцать. За это время Макс вытоптал перед входом небольшой ровный кружок. Наконец окошко открылось, и уже другой голос практически без акцента попросил Макса показать паспорт. После изучения этого документа был выдан вердикт “ну вроде сходится”, и в сторожке приглашающе открылась дверь для одного человека.
Внутри при тусклом свете его ожидали двое, один – тот самый сторож, полноватый мужчина среднего возраста восточной внешности, и второй – изможденного вида славянин в погонах младшего лейтенанта. Он-то и позвал Макса с собой, а сторож вновь занял свое место перед монитором с камерами. Общение с лейтенантом закончилось на сказанной им устало фразе “сейчас отведу тебя к командиру, всю информацию получишь у него”, так и не начавшись. Всю дорогу Максим косился на провожатого – обычно новеньких встречали с интересом, тем более в таких далеких частях, а младлей вместо расспросов с кем-то ругался по телефону.
Территория внутри забора оказалась вполне ухоженной и даже немного милой: ровные газоны, аккуратные ряды пальм вдоль дорог, даже была пара скамеек. Лейтенант вел Макса к небольшому увитому винградом двухэтажному зданию с неизменными прямоугольниками вентиляторов на фасаде, внутри они поднялись на второй этаж и направились к одной из комнат. На двери ее висела поблескивающая бронзовым напылением табличка с гравировкой “Старший лейтенант Бьянко Жерар Антуан.”. Доложившись, младший лейтенант быстрым шагом удалился.
Кабинет старшего лейтенанта в довольно странных формах сочетал в себе европейский конструктивизм, европейский же классицизм и восточный лоск, немного отдающий цыганщиной. Здесь был стол с явной претензией на классику века этак семнадцатого (еще того, до Первого Вторжения), в который был вделан рельс, и по нему скользил двойной монитор. Под столом шумел компьютер неплохой модели. Под капитан-лейтенантом было кресло. Нет, не так, Кресло – монументальная конструкция с кнопками климат-контроля на левом подлокотнике. Шкаф в противовес этой помпезности был броским в своей европейской утилитарности – скошенный раздел дверей, на одной из которых было зеркало, черная вторая створка и хромовые ножки резко контрастировали со столом. Но картину ломал богато украшенный чайник литров на восемь, подпирающий потолок и попирающий шкаф. Под казенно-белым потолком разрасталась позолоченная лепнина, а на полу лежал огромный и цветастый ковер. У стенки стоял низкий столик и пуфики.
Сам старший лейтенант был высоким и худощавым, лет было ему не больше сорока3, а лицо его совмещало французские и итальянские черты, порождая смесь, обворожительную для дам и завидную для господ. Во всем его внешнем виде чувствовалось сочетание аристократичности, залихватства и полной безынтересности в отношении службы, а манера речи подтвердила эти догадки.
– Итак, мичман Быстров, Вас направили сюда для прохождения выпускной практики?
– Так точно!
– Хм, оценки неплохие, склонность к тактике, амбициозный… И чего ж тебя сослали в эту глухомань? Провинился перед кем?
– Не могу знать, товарищ старший лейтенант!
– Да что ты как на докладе? Мы тут все-таки как офицер с офицером разговариваем, тем более оба, хе-хе, ссыльные. Ты вообще пушту знаешь?
– Нет, у меня был профиль по немецким государствам, на дойче говорю почти без акцента.
– Даже на хохдойче?
– Jawohl, Genosse Oberleutnant. Ich kenne Altdeutsch auch ein wenig, aber im Allgemeinen sind die Sprachen nicht mein Profil, im Gegensatz zur Taktik4.
Жерар захлопал в ладоши, Макс театрально поклонился, и тут у него предательски заурчал живот.
– Ой, ты ж голодный, и с дороги, поедем поедим, тут недалеко есть замечательный ресторанчик!
– Извините, но мне бы хотелось побыстрее поесть и лечь спать, я к местным суткам еще непривычный.
– Ладно, но завтра мы поедем выбирать тебе жилплощадь!
– Какую еще…
– Всё-всё-всё, есть и спать!
Он что-то набрал на голограммной клавиатуре, и из соседнего помещения вошел солдат восточной наружности. “Отведи, пожалуйста, нашего нового мичмана в столовую” – распорядился старший лейтенант, и его, видимо, адъютант вытянул Макса из кабинета за руку.
Быстрым шагом они дошли до одноэтажной панельки, из которой доносились вполне вкусные запахи. Адъютант тут же ухватился за выходящего из столовки старшину, на которого и передал своего временного подопечного. Старшина в свою очередь поймал матроса, выходящего оттуда же и наказал ему прийти за Максом через десять минут и отвести как поест к мичманам. Кормили вкусно и сытно, даже выбор был. Хотя у Максима возникли подозрения, что это связано с религиозностью местной части личного состава.
Матрос пришел как раз когда Макс относил поднос, чем заслужил от него удивленно-уважительный взгляд. Мичманы обитали в одноэтажном здании, но, в отличие от офицерских “хором”, здесь не было и намеков на виноград. Не до конца понимая, почему, бывший курсант записал это в плюс. Через минуту после стука в дверь, ее открыл парень сантиметров на пять выше Макса, выглядящий практически полной противоположностью старшего лейтенанта: славянская внешность, крупные черты лица и неплохая физическая форма, которую не скрывал, а скорее подчеркивал легкий китель, надетый в спешке, но явно по уставу.
– С чем пожаловал? – на чистом русском спросил открывший.
– Да вот новенького к вам привел, товарищ мичман, – ответил матрос.
– Новенького? Интересно, за какие заслуги… Ладно, свободен. А тебя-то как зовут?
– Максим Быстров, – подал он руку. Мичман ее пожал, рука у него была шершавой, а хватка – крепкой.
– А меня Дмитрий Лебедев, можно просто Дима. Ну ладно, пошли в дом, что ж мы через порог треплемся!
Внутри было восемь комнат по два койко-места, довольно уютных кстати, общая прихожая, некое подобие кают-компании и четыре санузла. В отличие от старлеевских хором, здесь явно придерживались концепции “утилитарного уюта”, поэтому везде стоял необходимый минимум мебели, приправленный личными вещами. Примерно также было везде, в том числе и у них в академии.
Они собрались в зале, называемой по привычке кают-компанией. Восемь человек, не считая Макса. Два старших мичмана и шесть мичманов обычных. Все они смотрели на него с сочувствием и интересом.
– Можешь приземляться в любой комнате из свободных. Домик на шестнадцать человек, а нас тут вдвое меньше, и живем мы по двое. Я Антон кстати, а тебя как звать?
– Максимом. А почему по двое? По одному разве не удобнее?
– Да мы как-то привыкли, с кем в пустоте, с тем и на грунте.
– Кстати, а ты у старлея был?
– Ага.
– И как тебе наш Жиголо?
– Этому персонажу такое погоняло подходит. Он мне еще обещал, что завтра поедем смотреть мне квартиру. А это он о чем?
– А, так ты не знаешь… – и начался невеселый рассказ о реальном положении дел в части.
Офицеров было четверо, считая старлея, но реально в части появлялись только он и тот усталый, Лазар Радич. Еще двое жили в городе, один в столице, а другой тут. Столичный был кутежником похлеще Жерара, а второй – вообще из местных, и в городе у него был какой-то свой бизнес, что-то связанное с мастерскими.
Личный состав в части тоже был разделен по этническому признаку, но уже в обратную сторону: из трех сотен душ европейцами были меньше сотни. Остальные – местные. На кораблях они не летали (да кто бы дал), зато на земле им было очень вольготно. В пустоту ходило в сумме шестьдесят человек, и дальше местного облака Оорта они не выбирались.
Кораблики вроде как были добротные, но уже порядком изношенные и нуждались в капиталке вообще всего. Командование слало какие-то средства, на них даже что-то закупалось, но ни денег, ни запчастей местные механики не видели. В мичманской среде витали подозрения, что Жиголо и местный офицер как раз спелись на продаже военных комплектующих.
На этой грустной ноте Макс попросился спать, дошел до койки и рухнул на нее, забывшись мертвым сном.
4
Утро подопечного Академии редко начиналось позже 6:00 утра, и столь же редко начиналось не с баззеров общей тревоги. Тем удивительнее было пробуждение в десять с хвостиком по местному времени. Судя по всему, проспал Макс часов двенадцать, и будить его никто не собирался. А еще его что-то беспокоило, что-то было не так.
Парень рефлекторно начал ощупывать кровать на предмет застежек страховки или кнопки открытия “саркофага”, но не нашел их. Тут же вспомнился весь предыдущий день, и он резко сел на кровати. К нему пришло понимание причины беспокойства, и он усмехнулся – его испугала тишина, от которой он отвык за четыре года жизни в пустоте. Одежда, которую он забыл снять перед сном, сейчас выглядела еще более пожеванной, чем после стирки. Видимо, новый комплект придется надевать досрочно.
В чемодане было немного вещей. Сверху комплект пластиковых столовых приборов, чуть ниже несколько герметичных пакетов с одеждой. На самом дне лежал запасной кошелек с десятком мелких купюр. В одном из пакетов с одеждой и была сменная форма. При беглом осмотре комнаты, на тумбочке у изголовья кровати обнаружились ключ-карта и записка. На ней размашистым почерком было написано предупреждение:
“Обязательно запирай на ключ дом и комнату и закрывай окна, местные тянут все, что не приколочено. Дима”
Настроение тут же просело. Макс убрал рюкзак в чемодан, а его закрыл на кодовый замок и убрал в шкаф. После чего опять достал и открыл, потому что забыл достать зубную щетку.
Через десять минут он уже шел в столовую с рюкзаком за спиной – идей получше, куда бы упрятать ключ-карту и другие мелкие вещи не нашлось. Однако поесть ему не дали – уже знакомый адъютант Жиголо схватил его за руку и потащил к воротам части, а на вопрос, в чем собственно дело, отвечал “мсье Жерар ждет Вас”. Покорившись судьбе, Макс с пустым желудком поспешил за прытким провожатым. Старлей действительно ждал их у ворот части, сидя в кремового цвета автомобиле с позолоченными бамперами и огромной длины капотом. Под ним урчал двигатель, который, судя по звуку, соответствовал скорее танковому, чем автомобильному. Из открытого окна звучала задорная смесь восточной музыки и рэпа, которая, правда, сразу же стихла, стоило адъютанту и Максу подойти.
– О, ну вот и вы! Максим, прошу, садитесь рядом, на пассажирское сиденье и поедемте скорее! Я чертовски голоден, особенно в такую рань!
– От еды бы и я не отказался, но почему бы нам не поесть в части? – ответил Макс, садясь в машину. Здесь на полу также были цветастые коврики, а на подголовниках были надеты мягкие шерстяные чехлы.
– В части кормят совсем не изысканно, и сервис там отсутствующий! Мы поедем в ресторан к моему хорошему другу Саиду, заведение одно из лучших в городе!
– В каком городе?
– В Ашхабаде, конечно! – на этих словах мотор перешел с тихого гула на завывание, и машина, заложив крутой вираж, рванула по пыльному проселку в сторону шоссе. До города доехали молча – вой двигателя и шум ветра все равно было сложно перекричать – и очень быстро, минут за двадцать. Ресторан занимал глинобитное трехэтажное здание почти в самом центре, резко контрастируя с панельками. Макс начал догадываться, что в центре глинобитное жилье означало не бедность, а достаток и приверженность традициям, тем более каркас дома явно был выполнен из каких-то более прочных материалов. Жерар эффектным движением припарковал машину прямо у дверей, но на двух швейцаров это не произвело никакого впечатления, и они сноровисто открыли двери. Один из них сел за руль и, как только гости вышли и взяли вещи, укатил во двор ресторана.
Другой швейцар открыл дверь и с легким поклоном сделал приглашающий жест рукой внутрь ресторана. Старлей поманил Макса за собой, и они вошли в здание, изнутри представлявшее собой “Мишлен-по-азиатски” – очень дорогое и помпезное убранство здесь было в каком-то непомерном количестве, при этом интерьерщик явно плевать хотел на сочетание стилей и валил в одну кучу европейские и азиатские роскошества.
К ним тут же подскочил официант и повел на третий этаж по винтовой лестнице из красного дерева, опоясывающей колонну в позднеантичном стиле. Им достался (хотя Макс подозревал, что скорее был забронирован) столик в углу на веранде под тканевым навесом. Ресторан стоял на пригорке, и застройка тут была низкой, поэтому с третьего этажа открывался прекрасный вид на город.
Со стороны лестницы прозвучал радостный крик на пушту, обращенный к Жерару, и он ответил на него практически без акцента. К ним шел полноватый мужчина среднего роста, одетый в богато украшенный кафтан, из под которого выглядывали белые шаровары и белая же свободная рубашка. Обменявшись приветствиями, они оживленно заговорили на пушту, но вдруг мужчина извинился на практически чистой интерлингве:
– Прошу меня простить, я не знал, что друг моего друга не говорит на пушту.
– Да что уж, не стоит извиняться, – смутился Макс.
– Не скажете мне Ваше имя, старший мичман?
– Максим Быстров, можно просто Максим.
– Очень приятно, мое имя Саид, и я хозяин этого скромного заведения. С приветствиями, думаю, окончено, и можно переходить к трапезе. Вы, Максим, вижу, голодны. Чего изволите?
– Вы тут всему голова, поэтому доверюсь Вашему вкусу.
– Прекрасно, молодой человек, Вы мне определенно нравитесь! – во все тридцать два зуба улыбнулся Саид и закричал что-то на пушту. Через несколько минут принесли еды. Кормили тут и правда вкусно, и Максим, хоть и не был ценителем восточных блюд, вполне понял, почему Жерар питается здесь на постоянной основе.
Прием пищи растянулся на добрый час. За едой говорили обо всем и ни о чем, Макса спрашивали, как ему планета, давали возвышенные советы, подкладывали новые куски баранины и новые плошки плова. После такого плотного обеда им принесли выпивку и кальян, но мичман отказался, сославшись на то, что следит за здоровьем, и попросил воды. Старлей на это скривился, но заставлять не стал. Когда еда в желудках улеглась, Жерар потащил Макса в машину – смотреть жилье. Осоловев от количества съеденного, он почти не сопротивлялся, и начал осознанно реагировать на происходящее только в дверях “очень хорошей и скромной квартирки”. На скромные три комнаты.
От такого Макс повторно выпал в осадок, а когда хозяин и Жиголо начали яростно торговаться, услышав цены, спросил, откуда у него возьмутся такие деньги. На это старлей махнул рукой и сказал “из бюджета части, откуда еще” и продолжил торг. В третий раз за десять минут выпавший из реальности Макс быстро сложил два и два, прикинул цену запчастей на корабли и машины Жиголо, и паззл сложился.
– Так, никакая квартира мне нахрен не нужна, я военный, и мое место в части! – перебил он спорщиков. Что у старлея, что у арендодателя от таких слов глаза приняли размеры фар Жераровского автомобиля. После этих слов Макс, печатая шаг, вышел из квартиры и захлопнул за собой дверь.
5
В часть он добрался только через четыре часа – вновь плутал по городу, торговался с водителем автобуса, ждал рейса в нужном направлении и больше часа трясся в забитом транспорте. Охранник был другой, но, увидев на Максе флотский китель, пустил без вопросов. В мичманском домике было пусто, и он, вымывшись, вновь рухнул на койку. Правда полежать ему почти не дали – пикнул кодовый замок, и в дом вошел адъютант Жерара. Поочередно проверив пустующие комнаты, он, наконец, добрался до Макса и потребовал немедленно проследовать за ним к старлею. Судя по тону рядового, выволочка предстояла знатная.
Еще на пути к офицерскому домику Максим услышал рушащий всю восточную пастораль речитатив рэпа с испанским акцентом. С приближением к зданию, в какофонию звуков довольно органично влился сербский мат – видимо Радич в моменты нервного напряжения переходил на язык своих дедов и прадедов. На наиболее эмоционально окрашенную его часть, если быть точным.
