Buch lesen: «Проходной балл», Seite 3

Приноравливаясь к податливому грунту, Глеб сделал несколько шагов по направлению к намеченному ориентиру – ближайшему каменному островку. Но тут стало происходить что-то невообразимое. В воздухе словно запели тысячи тончайших невидимых струн. Их звук стал проникать прямо в мозг, и Глебу почудилось, что каждая клеточка его тела сейчас вибрирует, пытаясь подобрать заданную этими струнами волну. Он будто сам стал некой частотно-волновой переменной. Пилот не мог уже пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой, и животный ужас стал приступами паники накатывать на его сознание. Но как только тело Глеба вошло в резонанс с внешним колебанием, то звук невидимых струн исчез, а вместе с ним ушёл и безотчётный страх.

Мир стал до головокружения чётким и резким. Это состояние длилось ничтожно малое время, но своими донельзя обострившимися чувствами Глеб смог его зафиксировать, смог удержать картинку в голове. А потом эта картинка разом распалась на мириады мельчайших треугольников. Как будто огромное стекло, через которое ты смотришь на мир, в момент треснуло от одного выверенного удара иглой, что пришёлся в самую слабую точку прозрачного полотна.

Теперь уже эти бесчисленные треугольники стали мерцать и дрожать на своих местах, как только что вибрировало тело землянина. Их колебательная активность всё нарастала и нарастала. Когда мерцание треугольников достигло пика, они стали чернеть, и Глеб вспомнил рассказы опытных звездолётчиков про то, что у глубокого чёрного цвета есть множество различаемых оттенков. Теперь он всё это видел сам.

Хоть кругом был только калейдоскоп из яркого и пёстрого мрака, Глеб отчётливо осознавал, что стоит сейчас на песчаной равнине неизвестной планеты. Но при этом он каким-то другим чувством понимал, что находится в данный момент везде – в каждой существующей точке пространства и времени. Словно вся масса и энергия мироздания снова собираются в некую сингулярность, и ждут только его, Глеба, как последний недостающий компонент. И в этот миг землянин ощутил такой восторг, с которым по силе не могло сравниться ни какое плотское, душевное или интеллектуальное наслаждение. Это было сродни постижению смысла жизни – смысла, который не нужно ни описывать, ни объяснять!

Как всегда, всё необычное имеет свойство быстро заканчиваться. Напряжение, пронизывающее окружающий мир, разом спало. Исчезли и треугольники, и их завораживающая чёрная палитра. Вернулись цвета былые: серый у неба, желтоватый у песка и бурый у скал. Вся картинка как-то потускнела и съёжилась, будто бы у глаз Глеба, как у оптического прибора, снизили в настройках разрешающую и цветопередающую способности.

Как вкопанный Глеб стоял на месте ещё какое-то время, пока у него нестерпимо не заныло под ложечкой. Пилот сел прямо на песок и, без всякого зазрения совести, совершил незапланированный перекус. Еда показалась Глебу совершенно безвкусной, зато желудок, получив заправку, успокоился и занялся своим непосредственным делом.

Мозг же землянина тщетно пытался переварить происшедшее и дать тому хоть какое-то объяснение. Конечно, в академии Глеб изучал и космологию, и астрофизику, но там при подготовке пилотов гораздо больше внимания уделялось развитию навыков управления кораблями основных типов, а также психофизиологической устойчивости курсантов. Пилот ведь совсем не физик-теоретик, создающий по новой модели мультивселенной на дню. Нет, он практик, от умелых действий которого зависят жизнь экипажа и пассажиров, правильность маршрута, сохранность груза и так далее по инструкции. Вот и сейчас память Глеба выдавала лишь шаблонные ассоциации на то, чему возможно ещё не было определения ни в одном учебнике космологии.

Каждой твари по паре

Так уж устроен человек, что когда его знания и ум никак не могут объяснить случившееся, то психика рано или поздно запустит внутренние защитные механизмы. И это приведёт к тому, что дальнейшие мысли и действия в области НЕПОНЯТОГО начнут отторгаться, вызывая лишь раздражение и усталость. А то и вовсе разум может пойти на самообман: мол, не было ничего такого, мол, всё привиделось или приснилось. Вот так и Глеб не мог уже больше думать ни о звенящих струнах, ни о мерцающих треугольниках, а хотел только добраться до подходящей пещеры, чтоб завалиться там спать.

К счастью, пещера в ближайшем скальном островке оказалась пустой и водоносной. Глеб снял шлем и растянулся на её каменном полу, подложив руки под голову. Сон почему-то не шёл, хотя ни о чём другом пилот сейчас и не помышлял. Глеб чувствовал себя каким-то наэлектризованным телом из школьного опыта по физике и терпеливо ждал, когда это малоприятное состояние пройдёт. Но усталость и темнота всё же взяли своё, и землянин уснул.

Его сон стал продолжением истории про зимний сибирский лес. В нём Глеб теперь был охотником, выслеживающим маленького пушного зверька с ценным мехом. Ему с трудом удалось загнать чудную зверушку на высохшую ель, редкая хвоя которой уже не могла спасти жертву от меткого выстрела. Глеб задержал дыхание, прицелился и… почва вдруг поползла у него из под ног! Метровые сугробы стали почему-то темнеть, наливаясь неестественной чернотой. Глеб догадался, что это снег пропитывает идущая снизу вода. Видимо, на этом участке леса в тёплое время года находилось болото. Но почему вода начала таять, когда кругом стоял трескучий мороз? И почему от неё не шёл пар? И почему не появлялась ледяная корочка на поверхности? Глеб тонул в этих вопросах и в подступающей тёмной воде, которая всё прибывала и прибывала. Он, стоя уже по горло, бросил отчаянный взгляд на мёртвое дерево и наткнулся на глазки-бусинки того зверька, что заманил охотника в гибельную ловушку. Глеб хотел было крикнуть ему напоследок что-то грозящее и обидное, но разом проснулся…

Пилот рывком сел и смахнул со лба холодную испарину. Остатки кошмара уходили, развеиваясь как утренняя туманная дымка над травой. Но ощущение чужого взгляда не покидало землянина, будто бы зверёк из сна всё ещё смотрел на него с опасливым любопытством своими чёрными глазками. Задержав дыхание уже наяву, Глеб запустил руку в ранец и бесшумно, как ему казалось, нащупал там горелку. Тусклое пламя осветило пятачок спального места и немного разредило мрак у противоположной стены. Вот из полосы этого самого мрака и раздалось отрывистое шипение, а потом неясная тень метнулась вглубь пещеры!

Глеб поднялся на ноги, перевёл пистолет в режим малой мощности и в свете горелки осторожно спустился вниз по пещерной галерее. Там у кромки воды, подогнув маленькие ноги, сидело странное создание. Одного взгляда Глебу хватило, чтобы понять, чьи останки он нашел тогда под каменным выступом. То был скелет точно такого же существа!

Ростом чужак был не больше метра, и всё его тело полностью покрывала короткая серая шерсть. Длинные руки пришельца заканчивались трёхпалыми кистями, а с боков его тощей грудины выпирали ещё небольшие выросты, так же густо поросшие шёрсткой. Ступни же создания походили на слегка вытянутые вперёд копытца. Голова – круглая как мяч – не имела ни ушных раковин, ни слуховых отверстий, лишь две дыхательные дырочки в центре, а под ними щель узкого рта. Но самым необычным и пугающим на лице незнакомца были его глаза – белёсые бельма, сросшиеся между собой на манер символа бесконечности. Глеба передёрнуло от отвращения, когда он попытался всмотреться в это подобие глаз. Но даже при непрямом взгляде Глеб в тусклом свете горелки различал, что глаза существа, пусть несильно, но меняют яркость. Пару раз землянину даже показалось, что чужак моргнул, хотя ни век, ни чего-то им подобного на заросшем шерстью лице не имелось вовсе.

Глеб повернулся вполоборота к выходу, показывая своё намерение подняться наверх, и жестом поманил незнакомца за собой. Наверху пилот подобрал рюкзак и вышел из пещеры наружу. Там он расположился в паре метров от входа и стал ждать, стараясь держать правую руку на поясном ремне поближе к пистолету.

Прошло довольно-таки много времени, пока существо не решилось явить себя на свет. Из пещеры оно выходило осторожно, опираясь на верхние конечности, точь-в-точь как напуганная обезьяна. Это вкупе с шерстью на теле и отсутствием одежды сразу привело землянина к выводу, что он имеет дело с каким-то животным. Впрочем, на данном предположении Глеб решил не акцентироваться, ведь шаблонность восприятия могла сыграть с ним плохую шутку. И действительно, если земные приматы на эволюционном пути к человеку активно избавлялись от волосяного покрова, а сам хомо сапиенс сапиенс быстро обзавёлся какой-никакой одежонкой, то это ещё не означало, что высший разум всегда и везде должен проявлять себя именно так. В конце концов, кто доказал, что одежда является обязательным признаком разумности и цивилизованности её носителя, а наличие шерсти на теле – обратным?

Толмач с пещерного на пещерный

«Глеб», – землянин, чётко выговаривая, произнёс своё имя и положил правую ладонь на сердце. Спустя пару секунд приветственный ритуал был повторён, и Глеб замер в ожидании ответной реакции. Существо дважды, тоже с секундным интервалом, приложило трехпалую кисть к тощей груди. Вот только при этом оно не издало ни звука. Глебу лишь опять показалось, что чужак как будто моргнул своими сросшимися бельмами.

«До-ре-ми-фа-соль-ля-си», – пропел землянин, а потом повторил названия нот снова, но уже с подчёркнутой артикуляцией. На что в ответ донеслось то самое отрывистое шипение, которое Глеб уже слышал в пещере. Это был звук выталкиваемого воздуха, что проходил через ротовую щель существа, при этом нижняя часть его лица оставалась совершенно неподвижной.

По всему выходило, что у шерстяного визави нет ни голосового аппарата, ни органов слуха в привычном для человека понимании. Нет, мозг чужака наверняка и принимал, и испускал некие волновые колебания, иначе как бы они общались в своей среде. Но только как землянин мог определить нужные частотные характеристики, а тем более их генерировать?

Мысль про инопланетную обезьяну снова закралась в голову Глеба, но как бы там ни было, контакт в форме приручения – это тоже контакт. Если полноценный обмен информацией с объектом имел ряд ограничений, то следовало искать общие для сторон точки, от которых потом можно будет оттолкнуться при построении диалога. Для этого как нельзя лучше подходили язык жестов, элементарная математика и основанная на ней такая же элементарная логика.

«Извини, брат, но пока я не знаю твоего настоящего имени и буду называть тебя Шептуном», – на этих словах Глеб выложил на песок перед собой два одинаковых пищевых бокса. Потом он неспешно дотронулся до каждого из них, показал Шептуну два пальца и медленно кивнул головой. В ответ чужак выковырял из песка два камушка, положил их перед собой и, так же кивая, изобразил на пальцах «галку-викторию».

Воодушевлённый успехом, Глеб доложил в ряд третий пищевой контейнер, снова показал два пальца и помотал головой из стороны в сторону. Шептун повторил это же упражнение с помощью камней, но в конце ещё добавил сверх требуемого: он полностью развернул трёхпалую кисть и сделал утвердительный кивок круглой головой.

«Сам ты животное, сам ты обезьяна», – обругал себя Глеб, впрочем злость его была напускной. Наоборот, всё складывалось очень даже неплохо. Теперь, когда у них в общем знаменателе числились и начальная арифметика, и жесты, обозначавшие «да» и «нет», можно было переходить к вопросам посложнее. Бескрайний графический планшет из песка находился в полном их распоряжении, и Глеб, не теряя времени и бдительности, начал чертить на нём пальцем…

Оказалось, что Шептуну были известны и правило золотого сечения, и число пи. Благодаря последней константе Глеб выяснил, что их цивилизация использует троичную систему счисления. Троичный ноль в ней обозначался точкой, троичный плюс – наклонной чертой снизу вверх, а троичный минус – наклонной чертой сверху вниз. По правде, Глеб не был большим специалистом в этих сферах и из истории смутно припоминал, что троичная логика имела когда-то серьёзный потенциал для создания на ней систем искусственного интеллекта и квантовых компьютеров. Но почему-то сотни лет назад на Земле окончательно и бесповоротно победил двоичный код. А сами люди за это время уже и привычную им десятичную систему стали забывать, ведь зачем считать в уме и запоминать данные, когда любые информатории и вычислители находятся в постоянном доступе.

Постепенно контактёры приближались к главному – ответам на вопросы: «кто ты», «откуда» и «как давно здесь». Глеб нарисовал на песке Солнечную систему, где третью планету от звезды обвёл квадратиком. Шептун в ответ начертил планету в системе двойной звезды. Счёт по рисункам был один-один, точнее ноль-ноль, так как к пониманию местоположения чужих миров они не приблизили ни того ни другого. Глеб не стал опускать руки и схематично изобразил Млечный Путь. Шептун рядом нарисовал его близнеца – такую же спиральную галактику. Глеб всё ещё не сдавался и написал галактические координаты Земли. Шептун взглянул на абракадабру землянина и отрицательно помотал головой.

Бодро начавшийся контакт, по всей видимости, заходил в тупик. Но тут инициативу на себя взял чужак. Он отошёл подальше и начертил на песке здоровенный круг, больше своего роста. Потом он положение этого круга отметил крестиком на одном из рукавов в рисунке своей галактики. Глеб не сразу, но понял, что речь идёт о некой звезде-сверхгиганте, видимо, самом крупном объекте в исследованных их цивилизацией секторах космоса. Идея Шептуна привязаться к очень большому ориентиру была в общем-то здравой, но вот только счёт известных землянам сверхгигантов уже шёл на сотни. И к стыду своему, Глеб не помнил в точности параметры массы и светимости даже крупнейших из этих суперзвёзд, а ударять в грязь лицом перед инопланетным коллегой не очень-то хотелось. Теперь черёд мотать головой наступил у землянина.

Глеб уже догадался, что видит перед собой пилота из ромбовидного корабля и что это схематическое изображение их биологического вида нанесено там на наглухо задраенную перегородку. И как никогда ранее, он ощутил всю беспомощность человека, когда у того нет под рукой компьютеров, голографических навигационных карт и роботов-помощников.