Выползина

Об авторе

«Пойду, поймаю образ на перо…», 1979 г.

Сергей Е.ДИНОВ,

автор сценариев анимационных, документальных, художественных фильмов и телевизионных сериалов, романов «СВЕРЧОК ДЛЯ ДЕВОЧКИ» (в редакции издательства ЭКСМО: «ЛОХ И БАНДИТЫ», «ЛОХ – ДРУГ БАНДИТОВ», «МЕШОК БАКСОВ И НЕМНОГО РУБЛЕЙ», «ГОП СО СМЫКОМ»), романа «БАРЫШНЯ С ПЕТЛЕЙ НА ШЕЕ» (журнал АСД), «ПАСТАЕЛЬ ДЛЯ ГАЛАТЕИ», «ОБНАЖЁННАЯ НАТУРА ПРОДАСТ ХУДОЖНИКОВ», «ШУТИХА», «ЗВЕЗДА САДДАМА»,«МИР ВАНТЫ ХУ», «ПЕПЛЯ», «СЁМА ФЫМЫШУТ», сборников рассказов «ДАЛЬНЕЕ НЕБО», «ЛУТКОВА ИЗБУШКА» и др.

« Выползина – шкурка насекомого или гада, из которой животное выползло, покинув ее, как делают гусенички, змеи».

В. Даль. «Толковый словарь, 1909 г.

Предисловие

История эта случилась задолго до публичного скандала и уголовного дела по кражам из Государственного музея Эрмитаж в 2004 – 2005 годах.

В объёме покетбука¹ рукопись получила вялые рецензии одного из крупных московских издательств и не пошла в печать.

В этом же издательстве четырежды переиздавали роман со скромным, авторским, рабочим названием «Сверчок для девочки». Причём, роман отлеживался в издательстве год. Автору поясняли и успокаивали: его приключенческое произведение пока не подходит под единственную рубрику издательства – «Чёрная кошка». Через месяц позвонили, поздравили с подготовкой романа к изданию в новой, едва ли ни специально под этот роман открытой рубрикой, – «Русские разборки».

Сначала было издание в двух книгах в твердой обложке под «коммерческими» названиями издательства «Лох и бандиты», «Лох – друг бандитов. Затем было переиздание в формате покетбука в мягких обложках с подобными же названиями «Лох и бандиты», «Лох и снайпер», «Лох – друг бандитов», «Лох и кидалы». Ещё раз переиздавали роман в покетбуках в мягких обложках, но уже в рубрике «Черная кошка».

Наконец, без ведома автора, буквально, за месяц до окончания контракта с издательством, «лохиндиада» вышла в четвёртый раз, в двух книгах, в твёрдой обложке, с невероятными названиями «Мешок баксов и немного рублей» и «Гоп со смыком».

Никогда бы автор не узнал о дополнительном издании, если бы ни одноклассники, разъехавшиеся по всему миру. Друзья прислали книги из… Канады, с возвратом, для автографов. Выяснилось, что издательство распространяет книги не только в Европе и Азии, но в Америке и Канаде. Причём, официальный тираж романа, по самым скромным оценкам, зашкалил за 750 тысяч экземпляров.

Роман «Выползина» издательство отвергло.

Похоже, автор провинился лишь тем, что регулярно спорил с одним из редакторов и отстаивал свою авторскую позицию на текст, на образы интеллигентных гангстеров из бывших спортсменов, а не жестоких беспредельщиков с примитивным, бандитским сленгом. Роман о «Сверчке», о скромном компьютерщике, в силу обстоятельств, поневоле втянутым в затяжное приключение, был основан на реальных событиях. Автору хотелось сохранить схожесть персонажей с реальными людьми, с кем он был знаком лично. Хотелось, по возможности, обойтись без смакования грязи человеческих отношений, подробных описательств жестокости бандитских 90-х годов. Хотелось человеческих отношений между персонажами даже в таком жанре, как криминальный, приключенческий роман.

Рекомендации начинающим авторам. Никогда не спорьте с редакторами! Тем более, если они родственники, жёны, сестры, племянницы дирекции издательства. Задушите авторское самолюбие, отмолчитесь, хотя бы до десятого издания, когда перейдёте в статус «избранных», и для повышении тиража на вас начнет трудиться назначенные литературные «подмастерья»². Назовем это так!

Чтобы периодичность выпуска покетбуков под вашим псевдонимом или фамилией достигла двух позиций в месяц. Это, заметьте, при четырёхстах стандартных печатных листах. Ну-ка, написатели, кто способен на такую работоспособность?! Двести страниц в месяц («Word», размер шрифта – 12) и год без продыха!

После первых «разрушительных» правок автор новоявленной «Лохиндиады» обратился к главному редактору издательства:

– Зачем вы назначили для меня редактором женщину, а не мужчину?! Никогда по жизни у меня не складывались нормальные деловые отношения с женщинами!

Главный редактор удивился, откуда автор мог узнать, что редактор – женщина.

– По первой же исправленной строчке! – пояснил автор. – В тексте было: «он уселся за руль и запустил двигатель». Редактор исправила: «он сел за руль и завёл мотор»! «Завёл мотор» – могла написать только женщина.

Главный редактор добродушно посмеялся и оставил на первых двух частях романа редактором женщину.

Автор не сдавался, упорно отстаивал свои, оригинальные, как ему казалось, метафоры. Ведь удачные метафоры в тексте даже окололитературного произведения придают ему особый шарм и неподражаемый авторский взгляд на суровую окружающую среду… Или четверг… Или пятницу. Тут уж как напишется…

К примеру, в одном из эпизодов «лохиндиады» описывалась… напряжённая тишина в подвале, где притаились от врагов главные герои романа. «С отопительных труб капала вода, будто вечером на пруду чмокали караси…» и тому подобное. Редактор возмутилась: «Какие караси? Почему чмокают?!» Категорически отвергла объяснения автора, заядлого подводного охотника, что ему самому не раз доводилось слышать подобные чмоканья, когда рыба ловит ртом крохотных насекомых, летающих вечером над водой. Караси были жирные, меднобокие. Поджаренные бабушкой в сметанке, на сковороднике да в русской печи являли собой неповторимое, вкуснейшее блюдо под ледяную водочку да в хорошей компании с друзьями – охотниками.

Подобные метафоры и описания беспощадно вычёркивались, сокращались до своего простенького редакторского варианта, типа: «В подвале повисла гнетущая тишина».

Когда автор понял, что споры с редакторами бесполезны и себе дороже, то предложил издательству ироничный «Обновлённый справочник литературных штампов». С примечанием: «Редакторам нового поколения». Где, например, предлагал вместо «замыленного» штампа, типа, «повисла гнетущая тишина», использовать обновлённый штамп: «В подвале так накурили, было где повиснуть гнетущей тишине».

В итоге, редакторы и рецензенты в отместку не поверили в правдивость истории о «Выползине». Написали смешные рецензии, типа, «перебор с эротизмом», «такого в реальности не могло быть» и прочую чепуху. В издании романа автору было отказано.

Жизнь продолжалась. Прототипы некоторых персонажей благоденствуют до сих пор. И готовы подтвердить письменно почти всё происходящее в романе.

История о «Выползине» не стала менее актуальной, хотя события в романе разворачиваются в начале 90-х годов прошлого столетия. Наоборот, история имела криминальное продолжение ещё с десяток лет.

Однако, во избежание возможных недоразумений, с ныне здравствующими, следует предупредить читателя, что все события данного повествования, разумеется, вымышлены. Совпадения с реальными личностями совершенно случайны.

Спальное место

Времена были непростые, сложные, жуткие, страшные. Девяностые.

Номиналы денежных купюр перевалили за десятки тысяч. В моде у «новых русских» были малиновые пиджаки, кожаные куртки и бритые виски и затылки. Свободная торговля начиналась с рекета³, убийств и толпы «челноков» с клетчатыми сумками на вокзалах. Литва первой откололась от соцкоммуналки, вывесила у входа ВДНХ в Москве национальный флаг самостоятельного государства. Скромные рядовые жители страны разных Советов притихли в своих коммуналках и «хрущёвках», затаились перед грядущими катастрофическими переменами, не ожидая от правительства ничего хорошего. Компартия трещала по швам и разваливалась. Рядовые члены, прозрев от семидесяти лет беспросветной веры в светлое будущее, сжигали партбилеты в печках – буржуйках⁴. Воровали всё, что могли. Тянули по-крупному и по мелочи. Усиленными темпами шло становление начального капитала новых буржуа. Гражданам бывшего Советского Союза предстояло очередное выживание, на этот раз с грандиозным разгулом бандитского капитализма.

Скромный менеджер⁵ по продажам компьютерного оборудования Фёдор Ипатьев возвращался из командировки.

Новомодное слово «менеджер», полтора высших образования обязывало вести себя с достоинством представителя бурно развивающейся фирмы. Но зарплата в 270 американских «рублей» не позволяла приодеться соответствующим, фирменным образом. Портфельчик с колёсиками шифрозамков и тот был приобретён на вьетнамском рынке. Клеёнчатая, клетчатая сумка для «челноков» куплена в киоске на площади «Трёх вокзалов» за час до отправления поезда исключительно под сувениры для многочисленной ленинградско-петербургской родни. Одни родственники Фёдора Ипатьева в советское время именовали себя петербуржцами, другие – упорно назывались ленинградцами. Если к блокадникам и участникам войны не было вопросов. То брат деда Фёдора, в юности жандармский пристав, в зрелости мелкий партийный работник категорично не принимал переименования города «революционной славы» обратно в Санкт-Петербург. С внучатым племянником у деда по этому поводу разгорались горячие споры. Но сошлись на том, что город можно было бы переименовать в Петроград. Но оставим исторические экзерсисы для потомков.

Поезд «Москва – Санкт-Петербург» отправлялся через двадцать минут.

В тишине спального вагона, уставшему от недели выставочной беготни, командированному холостяку, Фёдору Ипатьеву хотелось одного и одному: выспаться под мерное постукивание колес и покачивание огромной люльки «мягкого» вагона. Утром, сразу с платформы Ленинградского вокзала, не заходя домой, надо было бежать на работу, готовить отчёт по выставке. На второе спальное место разоряться не захотелось. Перед отправлением поезда Фёдор напряжённо ожидал, кто же займёт свободное место с ним в купе. От этого зависело, насколько спокойной окажется ночь пути к родному городу.

В прошлом, специалист по звёздам, нынче скромный консультант компьютерной фирмы. По совместительству, торговый агент, с красивым названием должности – «менеджер», Фёдор Ипатьев, при условии оплаты проезда в командировке только в купейном, раскошелился на билет в СВ. Расстроенная неудачами на коммерческом фронте, нервная система неудачника не вынесла бы в эту ночь любой компании в купе на четырёх человек, ни женской, ни мужской. Одного несносного попутчика всегда легче перенести, чем троих.

В переездах долгой командировочной жизни Фёдору (более десяти лет!) не везло категорически. В купе обязательно попадались пьющие или храпящие соседи, если попутчики-мужики. Если дамы, то, в основном, беспардонные, толстенные, рыночные торговки, бухгалтера, завотделами дефицитных товаров или мясных и колбасных секций универмагов. Сопящие, скандальные, болтливые, визгливые… зануды-сплетницы!

Минут за десять до отправления поезда Фёдор воспринял с болезненной тревогой и досадой появление в купе жгучей молоденькой брюнетки с хищным взглядом рыси и таким же оскалом искусственных зубов.

«В землянку, с оплывшими глиняными стенками, с бревенчатым потолком в два наката из неотёсанных стволов берёз, грязную, вонючую берлогу, пропахшую кислыми портянками и потом давно не мытых солдатских тел, в облаке запаха новенькой шинели и начищенных хромовых⁶ сапог вползла чистенькая связисточка из штаба фронта» – пришла на ум Фёдору замысловатая строка из фронтового романа советских времен любимого маминого литературного журнала «Роман-газета».

Современная «связистка» была молода, хороша собой, в дорогущей песцовой шубке, коротенькой юбчонке и лаковых сапожках под самое колено. Весь коридор вагона наполнился вязким запахом дорогих духов, возможно, той же «Шанели», в чём Фёдор слабо разбирался.

Пялиться, лёжа на полке, из-под столика на женские прелести соседки по купе и мучительно ворочаться в бессоннице всю дорогу до Петербурга уставшему консультанту как раз только и не хватало. Тем более, перед грядущим напряжённым рабочим днём на грани увольнения.

Эдакая юная Шэрон Стоун, местного разлива, пожаловала в его холостяцкий отсек. Девица, явно вольного поведения, нервным движением плеч сбросила на постель песцовый накид, фыркнула, оглядела с презрением «спортивный» «прикид» попутчика – «адидасовский» костюм китайского пошива, домашние шлёпанцы на дерматиновой подошве, – недовольная и раздражённая, тут же вернулась в коридор вагона. Фёдор терпеливо ожидал решения злодейки – судьбы.

– Аллё, проводник, места свободные найдутся в этом вагоне?! – раздраженно крикнула брюнетка.

– Местов нету! Вы сами-то, гражданка, с билетом будете?! – гаркнули в ответ хриплым женским голосом довольно близко в коридоре, но с недовольством, мол, кричать-то вовсе и не следует.

– Да, я – гражданка с билетом! – отвечала на повышенных тонах брюнетка. – Вы же только что проверяли!

– Тада займите своё место!

– Надо помещать женщин к женщинам! – возмутилась брюнетка. – А не к сомнительным типам!

– Воинствующая лесбиянка! – злобно пробурчал Фёдор. – Нда. Мне жутко повезло!..

– Алле, гражданка, здесь вам не Кресты⁷, – откликнулась задорная проводница. – Там помещают! У нас раз – мещают! Разница, наверно есть?

– Разница есть… она не может не есть, – проворчал Фёдор.

– Не хватало, чтобы всю ночью меня насиловал какой-то червяк в очках! – продолжала злобствовать брюнетка и орать на весь вагон. После отправления поезда добрая часть зевак и сплетниц, под предлогом сходить в туалет, наверняка, потянется посмотреть на червяка в очках и горластую скандалистку.

– Размечталась! – пропыхтел обиженный интеллигент Фёдор, демонстративно улёгся поверх одеяла, прикрылся журналом «Компьютерное обеспечение». Очки научному работнику нужны были только для чтения при слабом освещении. До этого момента Фёдор полагал, что очки придают ему как раз интеллигентный вид. Не прокатило.

На его несчастье, проводником оказалась щекастая деваха лет тридцати пяти с лишним… весом, с прищуром пройдохи и мелкой спекулянтки. Такая дама, из принципа, сделает скромному компьютерщику хуже, тем более, из женской солидарности. По слегка совпадающему внешнему облику роль проводницы можно было бы предложить актрисе Ирине Муравьёвой… Хотя нет, для обаятельной и привлекательной Муравьёвой это было бы слишком унизительным предложением. Пусть достанется эта роль безвестной провинциальной артистке.

Заглянув в купе, Щекастая злорадно оскалила лошадиные зубы, раскрыла бесцветные зенки размером с мутные донца стаканов, с удовольствием заподозрила в Фёдоре скромного, начинающего семьянина, решила продолжить эксперимент по возможному совращению знойной брюнеткой этого скромняги и заорала на весь вагон, словно брюнетка не рядом стояла, а курила в тамбуре:

– А чо, приличный пассажир! Займите своё место, гражданка, и не выступайте тут! Никто насиловать вас не станет! У нас поездная бригада милиции⁸ работает для этого.

– Для этого?! – громко переспросил Фёдор. – Тогда сразу вызывайте наряд. Моя попутчица так просто не успокоится!

Проводница фыркнула от смеха, оценила грубый мужской юмор, более приветливо улыбнулась.

– Чайку не желаете? – обратилась она к юморному пассажиру.

– Желаю, – благосклонно отозвался Фёдор. – С лимоном.

– С лимоном нету, – отрезала проводница.

– А с чем есть?!

– Чай можно есть с колбасой, – совершенно серьёзно ответила проводница. – Имеется нарезка копчёнки.

– Чай, – сказал Фёдор.

Недовольная скромным заказом и скромным клиентом, проводница удалилась, картинно качнув мощными бедрами в узкой форменной юбке.

Сдохшим аэрозольным баллончиком, брюнетистая попутчица зашипела от бессильного возмущения, вкатила в купе розовый чемодан на колесиках, сунула под столик нелёгкую свою клеёнчатую сумку, точно такую же, как и у Фёдора, размером с бухгалтерский портфель с документацией.

В подобных, напомним, первооткрыватели свободной торговли – «челноки» в «перестройку» растаскивали по стране товары из Китая и ближнего зарубежья.

Демонстративно, раскованно и вольготно брюнетка уселась напротив Фёдора, закинула ногу на ногу, чтобы попутчик смог разглядеть под короткой юбчонкой кружевные трусики в завеси чёрных колготок.

– Ладно! Ночь покажет! – смирилась она пред неизбежностью. – Давай, студент, будем знакомиться! Станешь вешать девушке лапшу на уши про звёзды или сразу завалишь в постель? – с вызовом довершила она свою наглую тираду.

– Почему про звёзды? – прошипел бывший «звездочет» Федор с удивлением от прозорливости брюнетки.

– Потому! У вас, козлов… – она сделала значительную театральную паузу, – один примитив на уме: запудрить мозг девушке лунной пылью, чтобы не платить за любовь! – заявила она, призадумалась, казалось, смирилась с присутствием неказистого, нереспектабельного попутчика.

– У меня другая фамилия! – пошутил Фёдор, пытаясь, снизить накал неудачного знакомства.

– Какая фамилия?!

– Не Козлов!

– Некозлов?! Баранов, что ли?! – остывала от первой вспышки ярости брюнетка и тоже снизошла на серию шуток. – Или Ослов?!

– Достоевский!

– С романом «Дебил энд компани» который? – проявила неожиданное и сложное чувство юмора попутчица.

– Энд!

– Ладно. Перейдём от ля-ля к делу. Сто баксов! И обещаю: ночь станет бурной и незабываемой!

– Ого?! – шутливо испугался Фёдор. – Ставишь вопрос бедром?!

– Ставлю. И бедром тоже… Ну, хорошо! Хорошо! Не делай такую кислую физию! – воскликнула брюнетка на перекошенное от возмущения лицо попутчика. – Для вечных студентов сезонные скидки – полтос… Нет?! Даже тридцатничка девушке не кинешь? Понятно! Перед нами вшивый интель в мягких тапочках, жмот, скряга и трус!

Сдержанный и терпеливый, воспитанный и культурный, петербуржец в третьем поколении, Фёдор никогда не числился в робких «мальчиках на побегушках» или подкаблучниках, хотя перед напористыми, наглыми женщинами частенько пасовал, но мог ответить на оскорбления и грязные остроты с достоинством, с юмором, но тут растерялся.

Он, действительно, был из культурной, интеллигентной, петербургской семьи, и на «вшивого», разумеется, обиделся. Подобных откровенных… шлюх, как эта, расписная и злобная «брюня» (как он прозвал брюнетку с первого взгляда), избегал всю свою сознательную жизнь. А тут столкнулся в одном узком ящике купе. В кои веки, рядом со скромным компьютерщиком на всю ночь оказалась симпатичная, ухоженная девица, гладкая, ладная, с гадкой улыбочкой уверенной в себе «жрицы любви». Радуйся, блистай юмором, знакомься и занимайся… Купе до потолка наполнил одурманивающий аромат дорогущих иноземных духов. Но лишь ощущение мерзости и липкой грязи неприятно щекотало все естество Фёдора. Он брезгливо передёрнулся.

Значит, кому-то предстоит умереть первым… морально, разумеется. Фёдор отважился на словесную атаку и блеф:

– Сейчас, Брюня, ты замолкнешь! Отвернёшься к стеночке и до самого Питера не станешь больше ни единым звуком тревожить товарища капитана!

– Какая Брюня?! – взвилась брюнетка, но тут же осеклась и сдулась.

В желтоватом сумраке купе, продолжая блеф, Фёдор предъявил попутчице в развёрнутом виде… читательский билет ленинской библиотеки, что оформили ему московские друзья для доступа к закрытым фондам по самым невероятным астрономическим наблюдениям советского времени. Красные корочки документа подействовали магическим образом и осадили буйную брюнетку.

Надо напомнить и пояснить, по первой специальности Фёдор – инженер по спектральным приборам. После института профессия была им давным – давно позабыта, позаброшена. Но в глубине пытливой души он оставил юношескую увлечённость астрономией и лелеял надежду открыть свою «счастливую» звёзду или хотя бы обнаружить захудалую комету, залетевшую в нашу солнечную систему. В будущем, в самом крайнем случае неизбежного, серого, унылого пенсионерства, Фёдор хотел посвятить остаток жизни наблюдениям за звёздами, подглядыванию в Бесконечность в зеркальный телескоп, купленный на барахолке и засунутый в коробке на антресоль на долгие годы ожидания. Что может быть увлекательнее изучения бесконечности? Все конечные цели приводят в уныние, особенно при их достижении.

Годам… к шестидесяти пяти, по достижению пенсионного возраста, Фёдору мечталось, наконец, засесть за компьютер и найти объяснение научной гипотезе о «расширении» Вселенной. Выдвинуть, к примеру, свою теорию, что же конкретно находится за пределами этого «расширения». Великая пустота? Или Великая наполненность? Тогда наполненность чем?!

Неунывающий романтик Фёдор Ипатьев заранее накапливал архив для возможных пенсионных развлечений – коллекционировал информацию. Когда цель бесконечна, можно идти к ней, вдохновляясь новыми и новыми идеями, открытиями современной науки, так и не замечая собственной безжалостной старости, так и не заметив наступления смерти. Сама жизнь от этого кажется более… оптимистичной.

После блестящего, по некоторым предметам, окончания технического института, тайком от родителей, Фёдор, следуя мечте об искусстве, поступил в театральный вуз на режиссерский факультет. Года черед два разочаровался в собственных способностях к творчеству. Оказалось, рулить начинающими, строптивыми, буйными, актёрствующими студентами при постановках учебных этюдов и спектаклей – душевредно, невыносимо, утомительно и скучно уже со второй репетиции. Гораздо интереснее, затаиться вечером за пишущей машинкой, сочинять реплики персонажей и само драматургическое действо, сопереживать героям, рождённым на бумаге, страдать и радоваться вместе с ними, чем пытаться ставить неказистые свои пьесы на сцене. Результат получался скучным, нелепым, чудовищным, разрушительным по отношению к первоначальному замыслу, приводил к разочарованию, равнодушию, депрессии. Драма обращалась в капустник или студенческую примитивную буффонаду, трагикомедия становилась глупым кривлянием и грустной клоунадой. Желание записывать, вести заметки осталось, но попытки выносить на подмостки или экран даже малую толику своих переживаний, страданий, размышлений Фёдор отложил на неопределённое время.

Он вернулся в аспирантуру технического вуза, протянул лишь два семестра, один учебный год, когда понял окончательно и бесповоротно: увядающему Советскому Союзу ни учёные, ни инженеры в ближайшем будущем не понадобятся. Они вымрут, как динозавры, на несколько следующих грядущих поколений.

Так оно и случилось.

Сообразительный от природы, вопреки навязчивой родительской опеке, «маменькин сынок» Фёдор Ипатьев занялся коммерцией раньше других одноклассников. Чем только он не занимался с самыми доверенными друзьями! Разумеется, спекуляцией в Апраксином дворе⁹, продажей и перепродажей валюты, иноземных шмоток и «левой» парфюмерии. Даже частную мануфактуру в подвале Сенной открыли: шили холщовые сумки, лепили трафареты с портретами «Beatles», «Rolling Stones», «Deep Purple»¹⁰. Поднаторев в торговле, Фёдор занялся любимым и полезным делом – комплектацией первых игровых приставок и настольных компьютеров.

Успел купить новенькую «пятерку» – ВАЗ-2105 с галогеновыми фарами и крохотную однокомнатную квартирку, которая затем ушла за долги апраксинским бандитам, «крышевавшим» подвальную коммерцию. Неудачливый коммерсант постоянно, как доверчивый лох, колебался относительно исходного материального, так себе (!) среднего уровня: зарабатывал и терял, вновь зарабатывал и вновь терял всё, до копейки. Пока не пришёл в нынешнее устойчивое положение среднего заработка и унылого прозябания командированного скитальца.

Но вернёмся в купе спального вагона, где не собирались ложиться спать. Ложиться собирались, но не спать. В интимной полутьме светильников у изголовья лежанок брюнетка посверкивала влажными сливами глаз и напряжённо молчала. Она была потрясена ладной, суровой фразой, что не стоит «тревожить товарища капитана», сказанной спокойно и внушительно. Развёрнутая «ксива»¹¹ с красными корочками, фотография, схожая с владельцем документа, добила попутчицу окончательно. Брюнетка насупилась, затаилась в обиде и тревоге минут на десять, затем решилась на переговоры о перемирии, не теряя при этом чувства собственного достоинства и наглости профессиональной проститутки:

– Извини, мент, за грубости.

– Продолжай в том же духе.

– Хочешь, за знакомство сделаю что-нибудь эдакое приятное? Откровенное и бесплатное. По долгу унижения и уважения к внутренним органам.

– К своим?!

– Что «к своим»?! – не понимала затяжного юмора брюнетка.

– К своим органам?! – уже явно издевался Фёдор.

– К органам правопорядка! – возмущённо повысила голос попутчица. – Прикалываешься?!

– Эк тебя корежит, свободная девушка? Отвернись к окну и тихонько похнычь про тяжёлую житуху, как обыкновенная российская баба, пока добрый дядя не заснёт.

– Окэ! – воскликнула брюнетка, переняв производную от английского «окей!» – Похныкать – можно! Посочувствуешь?!

– Нет!

– Почему?!

– А помолчать?! – разозлился Фёдор.

– Вот тут – извини. Я такая распалённая нынче! Такая разгорячённая беготней, переездами, перелётами! Нервы звенят! И замолчать?! На всю ночь?! Это выше моих сил! – призналась брюнетка.

– Не повезло, – тяжко вздохнул Фёдор.

– Эт точно! – весело откликнулась попутчица. – Но так что?

– Что? Дыши ровно, говори сдержанно, без возгласов и воплей, чтобы дядюшка смог задремать.

– Для мента у тебя слишком здоровое чувство юмора, – примирительно заметила брюнетка.

– Астронавты любят открытый космос, а не чёрные дыры. И не лезут, куда попало… без скафандра, потому и здоровое чувство до сих пор.

– Окэ! У нас с собой было! – задорно хмыкнула брюнетка, ловко выхватила из дамской сумочки прозрачный квадратик с кружком красного презерватива.

Фёдор не удержался, фыркнул от смеха и спросил серьезно:

– Водительское удостоверение имеешь?

– Имею, – с готовностью ответила брюнетка.

– Купила?

– Ну, почему же купила? Подарили.

– И машину водишь?

– А как же?! – расслабилась попутчица завязке дружеского разговора.

– И ПаДэДэ знаешь?

– Что?!

– Не знаешь, – заявил Фёдор.

– Что не знаю?! – не сдавалась брюнетка.

– Правила дорожного движения не знаешь.

– А-а-а, – брюнетка снисходительно улыбнулась. – Приколы продолжались.

Забавный предмет, положенный попутчицей на столик, напоминал миниатюрный макет дорожного знака из учебного пособия к «Правилам дорожного движения».

– Так вот же знак! – он ткнул пальцем в столешницу близ презерватива. – Движение в твою сторону запрещено! – по-детски обрадовался Фёдор смешным символам и совпадениям. – Я же сказал, с детства люблю космос, а не канализацию.

Смуглая от загара, как цыганка, брюнетка вспыхнула шоколадным румянцем от оскорбления, но сдержалась в ответной дерзости, видимо, решив удавить попутчика этой же ночью шнурком от его кроссовок или отравить клофелином.

Что может быть прелестней румянца на щеках симпатичной смуглой, словно крепкий кофе с молоком, молодой женщины? Только нежный прозрачный румянец на щеках белокожей блондинки с голубыми глазами.

Брюнеток Фёдор терпеть не мог и опасался с времен начальной школы, когда его, первоклассника, напугала цыганка в тёмном подъезде, нагадав дальнюю дорогу в казённый дом и вагон неприятностей на всю оставшуюся жизнь от двух черноволосых женщин. Цыганка, как выяснилось позже вечером, представилась соцработником и обворовала соседку родителей Фёдора по этажу – доверчивую, одинокую пенсионерку тётю Серафиму.

С тех пор Фёдору казалось, что во всех брюнетках живёт чёрное, ведьмовское, коварное начало. При всём том, что блондинки бывают тоже – не подарок, но нежности в их образе гораздо больше. Надо признаться, предсказание цыганкой долгой дороги Фёдору нравилось, если трактовать его, конечно, с оптимизмом, а вот из черноволосых женщин на его жизненном пути встретилась так близко эта первая, других он избегал.

По вагону объявили об отправлении поезда. Состав плавно и незаметно тронулся, будто не вагоны покатились в сторону Петербурга, а платформа с провожающими стала медленно отъезжать к Москве.

Чувствуя некоторую собственную вину, что поддержал разговор и направил в грязное русло похоти и разврата, Фёдор попытался обострить ситуацию и вырулить беседу на хорошую ссору, чтобы болтливая соседка обиделась и замолчала до самого Петербурга:

– Укладывайся, тётя, и похнычь в подушку. Молча. Как поняли?! Приём! Я – тыщща девятьсот девяносто третий!..

Пока попутчица туго соображала, причём тут цифра грядущего года, Фёдор успел пролистнуть странички журнала с новыми зарубежными новинками и достижениями компьютерного рынка.

– Ах, тварь ментовская! – зашипела брюнетистая тварь зловеще.

Фёдора приподняло с койки для возможной самообороны.

– Оскорблять?! – воскликнула попутчица.

– Здравствуйте ж-ж-ж… желания под Новый год! – всё ещё смело иронизировал Фёдор. – Причём тут премия «Оскар»?

Брюнетка загорелась всеми кровеносными сосудами напомаженного личика, вряд ли оценила сложную шутку, на удивление, сдержалась от резких высказываний, наоборот, расслабилась, принялась расстёгивать на груди полупрозрачную блузку.

– Ладно, ехать вместе всю ночь. Давай мириться. И поговорим по душам, – предложила она интимным шёпотом. – Где у тебя душа, мент? Может, их у тебя две, как у женщин, – в каждой груди или одна, как у настоящих мужиков, – под мочевым пузырём?

Очень вовремя в дверном проёме возникла грудастая проводница. В форменной пилоточке, прицепленной заколками к копне выгоревших до желтизны волос, – она напоминала бравого солдата Швейка в женском обличье. Проводница поставила на столик перед Фёдором стакан мутного чая в почерневшем мельхиоровом подстаканнике, глянула на блузку брюнетки, расстёгнутую до чёрного кружевного лифчика, хмыкнула, мало сказать, презрительно, – свирепо и заявила:

– Гонору-то!.. гонору было, девочка! А уж, гляньте, расстегается до пупа! Платите за постель, граждане, и можете начинать!

– Вылететь с работы, гражданка, прям по ходу поезда, не желаете? – грозно спросил Фёдор. – Например, на станции Лихославль?!

– Осторожней! Он – мент! – запоздало предупредила попутчица, тоже из женской солидарности.

Проводница посерела лицом, но извиняться не стала.

– У нас тут своих целая бригада ходит по вагонам, – напомнила она и более радушно предложила:

– К чаю чего желаете? Имеются печеньки «Столичные». Десять тыщ¹², – неловко пошутила она. – Ещё плавленые сырки имеются. «Дружба».

– «Дружба», – годится. Принеси, пожалуйста, простоквашу для моей попутчицы. Пусть остынет и сделает кислую маску лица.

– Молочных продуктов не держим, – пояснила проводница.

– Тогда попроси у бригадира косячка дёрнуть, но не говори, что для оперуполномоченного по особо важным, я – на секретном задании!

– Запрещённого не держим, – заныла проводница, полагая, что пассажир провоцирует на криминал.