Buch lesen: «Звёздная Общага – 1»

1. КЛУБНИЧНЫЙ АД И ДРУГИЕ

Уборочный четверг. Лифт раскрылся, выпуская уборщиков, Восту и Авьеру Мнише, на третий этаж Общаги. У них в карманах чистилы, причудливые слизняки, сиропно текучие и отдающие бронзой. Чистилы могут что-то пропустить. Для того Воста и катил перед собой тележку с инвентарём.

12-ую квартиру занимала Губная Помада Фанаберия, тощая краснокожая сволочь. Она снялась в сверхпопулярном сериале и культовом фильме, о чём без устали напоминала всем подряд. У Губной Помады раздутое мнение о себе и сдутое о большинстве окружающих, включая Восту с Авьерой. Конечно, Воста давно мог послать её куда подальше, а Авьера “подкрасить” артистке её вишнёво-красное личико, но по Статуту уборщики обязаны вести себя с жильцами вежливо и вызвездоны их терпеть.

Всего четырнадцать квартир. Семь Восте, семь Авьере. Кому достанется дальняя половина, с Фанаберией? Воста спрятал руки за спину и переложил чистилу из ладони в ладонь.

– Дерзай, моя рыжая любовь. – Воста показал кулаки.

– Дерзаю, Востик. Правый.

– Уверена? – Воста прищурился.

– Уверена, не томи.

Перестав щуриться и вздохнув, Воста разжал левый кулак, с чистилой.

– И чистила достаётся тебе! – Авьера похлопала в ладоши. – Радуйся возможности пообщаться с величайшей кинозвездой Фанаберией! А аплодирую я себе. За то, что не угадала.

– Зато твои “любимцы” на твоей половине, Дедлон и Свинота, – тут же вернул долг Воста. – Свинота опять позовёт фильм интересный вечером смотреть. Настойчиво позовёт…

– Будь на его месте ты, тоже бы настойчиво звал меня фильм смотреть, – заметила Авьера.

– Чуть не забыл, во второй новичок, некий Делец СЕ-38.

– Из-за которого кэп поднял тебя в пять утра? Этот старый ленивый козёл мог и сам слетать. Уборочный день же. И так забот по горло.

– Вот поэтому и разбудил в кромешную рань, что забот на целый день. С утра кэп собирался к Кранкену зачем-то и этому Мурно хотел показать на Дельце, как внушать ОПП… Прикинь, Мурно капитаном станет? Не понимаю, почему Фин выбрал этого кретина?

– Пути Фингоуза Угры неисповедимы… Мурно – третья попытка Фина найти себе замену. Уже двое отчалили восвояси, так что может и не станет Мурно капитаном.

– Очень на это надеюсь, – проникновенно сказал Воста, – иначе долго капитанствовать он не будет. Я его в комок сломаю.

– Ну да, ну да, – саркастически усмехнулась Авьера. – Если уж Помаду терпишь…

– Кэп попросил, вот и терплю, – нахмурился Воста и неуклюже сменил тему: – Ты гляди, как бы новенький тоже не начал звать на вечернюю киношку.

– Да ну тебя! – хохотнула Авьера. – Как он выглядит? Не воняет хоть как Дедлон?

– Да от него смердит как от падали! Выглядит как гибрид лазаньи и освежеванного осьминога. Весит с полтонны. И назойливо предлагает подписать контракт.

– Фу! – поморщилась Авьера, тут же рассмеялась и махнула рукой. – Врёшь ведь!

Она постучалась в первую квартиру и зашла в неё, а Воста отправился на свою половину, прокатив тележку с инвентарём до середины коридора.

В 14-ой обитал Безымянный, коренастый обладатель кривоватых чернокогтистых ног и рук, обросший коричневой шерстью, самый дикий и молчаливый жилец. Рост – метр с десятиной. Завидев кого-либо, Безымянный щерил чёрные жёсткие губы, оголял клыки, вызывающие уважение, и укатывался кучерявым шаром. Исключение – Авьера. Ей Безымянный симпатизировал и её слушался. У них даже появилась игра на Зелёном Лугу: Авьера швыряется в Безымянного увесистыми банапеловыми шишками, а Безымянный уворачивается от них. Воста не понимал, как можно бросаться в жильца шишками и заставлять приносить их, но, похоже, удовольствие от игры получали оба.

Квартира Безымянного пустовала. Дрыхнет, поди, в банапеловой роще после ночной охоты, либо катается по общажным коридорам, или забился в какой-нибудь тёмный угол, сидит там, невидимый, и наблюдает за происходящим. В квартиру Безымянный заявлялся редко, предпочитая спать где угодно, но не в постели. И как по расписанию пропускал завтраки, обеды и ужины, но иногда заглядывал на кухню, где Авьера угощала его чем-нибудь вкусненьким. Не всё же пойманными в роще зверьками давиться.

В 13-ой жил Кисель, охровая медуза с волосатой спиной. Хороший постоялец, тихий, спокойный, в аквариуме плавает. По настроению доставал дурными вопросами. Например, не тяжко ли ходить, просто или в одежде? И просил раздеться догола, доказывая, что так ходить куда легче, а плавать голышом совсем легко. Кэпа он постоянно звал к себе в аквариум, благо объём позволял. Воста ухмыльнулся. Фин, плавающий в аквариуме, вызывал ухмылку.

Интересно, по какому принципу кэп отбирает жильцов? Понятно, всем требуется помощь, определённые условия, которые Общага и создаёт. А как Фин понимает, что именно Кисель должен изменить свою судьбу и, быть может, повлиять на историю, развитие своего мира, а не разумные подмышки с планеты Лендодыр? Воста спрашивал об этом Фина, но тот заявил, что по Статуту об этом могут знать только капитаны и кандидаты в капитаны после сдачи всех экзаменов.

Стукнув на прощанье «коленкой» пальца по аквариумной стенке и послушав ответное бульканье нелюдимого сегодня Киселя, Воста покинул 13-ую квартиру и с брезгливым содроганием подошёл к 12-ой.

По требованию Губной Помады Воста и Авьера стучались стуком прислуги. Восту утомляла придурь оборзевшей кинодивы, но Фин хотел, чтобы её капризы удовлетворялись по мере сил и возможностей. Именно по мере. Как-то Помада пожелала розовый кадиллак у входа в Общагу и синеасфальтную дорогу, которая “ненавязчиво петляя”, уходила бы в Банапеловую рощу на запад, а возвращалась бы уже с востока. Фингоуз как мог объяснил взбалмошной актрисе, что никто из экипажа Общаги не обучен дорожному строительству, что бесхозные кадиллаки большая редкость, а купить машину – денег нет. У Фина были деньги, но деньги, скопленные на старость, а не на подарок Фанаберии. В конце концов, кэп как обычно сослался на Статут. Высокая и тощая Помада накрыла толстенького и низкорослого Фингоуза презрительным взглядом, как сетью, отпила огуречного рассола из бокала и скрылась в спальне, закрывшись на медную защёлку.

– Доброго, Фанаберия! – дружелюбно поздоровался Воста.

Губная Помада стояла у камина, который никогда не зажигался, так как был бутафорским. Из декольте тёмно-синего платья выглядывали верха приплюснутых клубничных грудей, усыпанных комедонами, как веснушками. Волосы отливали медной зеленью. На каминной полке оливел бокал с огуречным рассолом.

Фанаберия холодно смотрела на Восту нефтяными озёрами глаз.

– Доброго, – сухо сказала она. Её тон вразрез сказанному ничего доброго не предвещал, а предвещал он нервотрёпку. – Слуга номер один, ты постучался два-три, а надо два-два.

– Два-три – стук экипажа Общаги. Вы сами говорили стучаться два-три.

– Когда говорила? – В голосе Помады зазвенела сталь. – Я спрашиваю, когда? Со вчерашнего дня два-три – стук капитана, прислужный – два-два. Я уведомила об этом капитана, он должен был передать. И я уверена, передал, – на то он и капитан – а ты, слуга номер один, попросту забыл и теперь упорствуешь, настаивая на своей иллюзорной правоте.

Воста промолчал. Ему хотелось как можно скорее убраться и выйти прочь. Он выгреб чистил из кармана и бросил их на пол. Существа моментально расползлись по комнате. Перемещались они необычайно быстро, поглощали пыль, сор, поедали пятна, а после возвращались на исходную.

Фанаберия, прихватив бокал с рассолом, ушла в спальню телевизионить.

Закончив, чистилы сползлись к ногам Восты. Он собрал слизняков и вошёл в Помадины альковы. Телеящик транслировал “Вокруг кино”, любимую передачу актрисы. Телевидение – очередная загадка Общаги. Телевизор показывал передачи, соответствующие миру жильца. Самой Губной Помады, вроде как популярной, по её же словам, актрисы, в “Вокруг кино” никогда не было. В противном случае, все бы об этом знали.

– Камин прочистил? – чванливо спросила актриса.

– Да.

Требование вычищать бутафорский камин особенно раздражало Восту. Вселившись в квартиру, Губная Помада первым делом потребовала камин. Фингоуз выдолбил в стене нишу, обклеил её панелями “под камень”, пенопластовыми кирпичами, оградил пластиковой решёткой, насыпал поролоновых дров и приставил деревянную кочергу. Для наглядности кэп извазюкал нутро сажей, но сажу съели чистилы.

Обычно общажные квартиры подстраивались под жильцов. Комнаты обрастали мебелью и разной утварью, создавая привычную для постояльца атмосферу. Но Общага решила, что Фанаберия вполне проживёт и без камина. Капитану Угры пришлось сделать камин самому, иначе настырная кинозвезда не отлипала. Даже ссылка на Статут не помогла.

Фальшивый камин выглядел очень натурально. Правда, дымоход отсутствовал. Губная Помада не могла не понимать этого, но упорно делала вид, что камин настоящий. И в уборочный день донимала «прислугу» прочисткой несуществующего дымохода. И Воста заверял, что прочистил, протерев сплошной потолок ниши мокрой тряпкой. Его так и подмывало написать на нём “Дымоход”. Воста хотел бы посмотреть, как Помада разжигает пенопластовые дрова в камине, обшитом пластиком, но камин актриса не разжигала из-за капитанского запрета. Фингоуз Угры запрещал разводить огонь в Общаге. Чиркали зажигалками, жгли спички и курили в табамике на Зелёном лугу. Так что фальшивый камин служил Фанаберии разве что символом удовлетворения её помадных капризов.

Черноокая мадам, оставив дверь в спальню открытой, вернулась в гостиную. Она облокотилась о каминную полку, завела одну свою цыплячью ногу за другую и изящно-показными движениями взболтала рассол, устремив взор на настенную картину, трёхпалубную яхту в открытом море. На палубах гулял народ, такой же краснокожий, как и Губная Помада.

– И не вздумай копаться в бельевом шкафу! – крикливо сказала кинодива. – Вообще нигде не копайся! Брось чистил и не двигайся, пока они не закончат уборку! Ты зачем почти незаметно прикрыл за собой дверь? Ты что задумал, грязный извращенец?! Немедленно открой, чтоб я видела, чем ты там занимаешься! Помни, я снялась в “Пальмовой расчёске”, в культовом фильме! В культовом! В сериале “Тела и тёлки” я тоже снималась, а это популярный сериал!

Рытьё в Фанаберином белье – сомнительное удовольствие. Воста отвёл дверь.

– Попросите кэпа, и у вас будет прибираться только Авьера.

– Какая ещё Авьера? – сварливо спросила Помада.

– Моя жена.

– А, слуга под номером два? Ну что же… – Губная Помада смочила губы рассолом. – Если не хочешь убираться у меня, то… ты убираться и будешь. Отныне и присно убираться в моей квартире будешь ты и только ты, слуга под номером один. Я обязательно поговорю об этом с капитаном.

“Вот уж верно, держи язык взаперти”, – с досадой подумал Воста. В дверь постучали. Он выглянул из спальни. Фин пожаловал? Не рановато для обхода?

– Войдите, – мрачно произнесла Помада, будто приготовилась снять мерку с незваного гостя.

Незваным гостем оказался новичок из 2-ой, Делец СЕ-38. Он совсем не вонял, весил гораздо меньше пяти центнеров и уж точно не походил на освежеванного осьминога-лазанью. Это был плюгавенький человечек в сером костюме, при галстуке, и весь какой-то замученный. Его бледная кожа болезненно отдавала сине-фиолетовым, словно человечка недавно старательно перетягивали жгутом, проверяя на живучесть. Ещё вошедший отличался пупырчатой головой, сходной размерами и формой с коробкой из-под тостера.

В руке он держал жёлтый как дынная глазурь дипломат. “Знакомиться пришёл? – подумал Воста. – Дурак. Видимо, в ОПП не врубился…”. И приготовился к худшему. Худшее не подвело.

– Моё имя Делец СЕ-38, – бодро начал сине-фиолетовый плюгач. – Отныне я ваш сосед. А вы Фанаберия, сальдо открыто!

Губная Помада окатила Дельца таким взглядом, словно чан со льдом высыпала, но тот не стушевался.

– Вижу, вы женщина пьющая, – заметил он бокал с огуречным рассолом. – Едва минул завтрак, а вы к обеду готовы! Хи-хи!

Помадно-блёсточное лицо застыло, коричнево-красные губы тонко сжались, в антрацитовых глазах опасно заголубели искры. Роковая стерва, не сводя взгляда с незваного гостя, медленно поднесла бокал ко рту, медленно отпила и медленно поставила бокал на каминную полку. А легкомысленный Делец СЕ-38 болтал без умолку:

– Молва о вашей любви к спиртному дошла и до моей планеты, представляете? И вот я здесь и принёс я вам… Ой-ой-ой, что я вам принёс, авизо, акцепты, акцизы!

Носитель пупырчатой коробки-головы положил на стол свой жёлтый дипломат, откинул крышку и вынул бутылку коньяка. Бутылкой той Делец заманчиво помахал перед Губной Помадой, как машут конфетой перед ребёнком, чтобы тот слушался.

– Великолепнейший коньяк “Луновой”! Какой аромат, какой вкус, банковская гарантия, безналичный расчёт! Ах, какой аромат и вкус! – Делец поднёс карамельное горло к губам, быстро лизнул его, прижал к ноздрям и вдохнул запах стекла. – Сорок градусов, каждый – произведение искусства, фондовая биржа! Каждый глоток – цветочный нектар, товарная биржа! Стопки у меня есть. Но сначала, – Делец вернул бутылку в дипломат и вместо неё показал тонкую пачку бланков, – подпишем контракт. Здесь, здесь, здесь, а потом и здесь, и здесь, и здесь.

Голубые искры потухли, как тухнут фары. Губная Помада оживилась и потеплела.

– Контракт на киносъёмки? – жадно спросила актриса, прижав сочно-красные руки к клубничной груди.

– Можно, – не растерялся Делец. – Вы только найдите режиссёра, который собирается снять фильм и снять вас в этом фильме, чеки, чеки, чеки!

Бездонная чернота глаз Губной Помады снова поголубела.

– Тогда какой контракт ты предлагаешь? – напряжённо поинтересовалась Фанаберия.

– На вашу субстанцию… – Делец СЕ-38 замялся, коснувшись самой пикантной части контракта, – …сущность, если угодно, сферу, концентрат.

– Воооооон!!

Делец СЕ-38 аж присел от неожиданности и просительно пролепетал:

– Здесь и здесь… подписать бы.

– Под-пи-сааать?! – задыхаясь от ярости, прохрипела Губная Помада.

Прихватив дипломат, Делец пятился к двери и жалостливо умолял:

– Я сам могу разыскать режиссёра, ничего страшного. Обозначим это дополнительным пунктом, придётся доплатить. Взаимовыгодные условия – залог здоровых рыночных отношений!

– Это режиссёры ищут меня, тупица, а не я их, дубина сине-фиолетовая! Я всем отказываю, олух! Всем, мадула гранулированная! Выметайся отсюда вместе со своим вонючим коньяком, тварина недоношенная!!

– Кажется, я что-то напутал, на грани банкротства, на грани, – быстро пробормотал Делец и проворно выскочил в коридор, вежливо прикрыв дверь.

Разъярённая Губная Помада махом допила огуречный рассол и закрыла совершенно поголубевшие глаза.

– Гнида парашная, падла казематная, – шипела она, – паскуда подлая.

Воста юркнул за штору, якобы протереть окно, и там, согнувшись в три погибели, беззвучно давился смехом.

В первой жил мустонец с непроизносимым именем. Авьера окрестила его Облаком. Ну как жил? Скорее находился. Скоплением сиреневого дыма под потолком постоянно парит. И только. Чистилам здесь поживиться нечем, разве пыли поглотать.

Авьера постучалась во вторую, к новичку. Она ощущала лёгкое любопытство, не более. На каких только чудиков не насмотрелась за полгода общажной службы. Кэп же старался не допускать появления опасных созданий в Общаге, заставляя новеньких проходить курс Основ Правильного Поведения.

На диване сидело хиленькое созданьице гуманоидного типа. Худенькое тельце, коротенькие ножки, длинные приподнятые руки. Кожа неприятная, то ли синяя, то ли фиолетовая, как у покойника. Голова-куб, усеянная пупырышками, держится на тонкой, как ужёнок, шее. Волосы серые, прилизанные, зачёсаны направо. Возле мармеладно-жёлтый дипломат.

Это тщедушное чудо вскочило с дивана, скользнуло мимо Авьеры, захлопнуло дверь и обернулось, ненавязчиво загородив выход.

– Здравствуй, Делец СЕ-38, – мирно сказала уборщица. – Меня зовут Авьера Мнише, я пришла прибраться у тебя.

– Здравствуй, здравствуй, – произнес Делец. – Я был бы не прочь кое-что с тобой сделать.

– Что? – невинно поинтересовалась Авьера.

«Вроде обычный псих, ничего ненормального», – подумала она, оглядывая комнату. Чистилам пыль слизать, и всё. Неудивительно. Этот тип только-только заселился. Авьера бросила слизняков на пол.

– Пустяки. – Делец СЕ-38 покосился на “слизней” и пояснил: – Всего-то заключим контракт. Тут подпишем, там проштампуем, ничего особенного. Коньячком сбрызнем. Накатим по стопочке, а то и по две. Сейчас всё будет!

Фразы Делец произносил быстро, отрывисто. Он деловито раскрыл дипломат и вынул тонкую пачку листов.

– Здесь всё расписано, – затараторил Делец, доставая ручку. – Ты ставь подпись. Здесь, здесь, здесь, а потом и здесь, и здесь, и здесь. Не стой просто так, не трать моё время! Я ужасно деловой. Я нарасхват! Все так и норовят заключить со мной контракты. Исподтишка стараются заключить, нахрапом, наскоком, из-за угла нападают, в упор! Но я вырос среди контрактов, питаюсь ими, я создан для них. Если угодно, я контрактное божество! Расписывайся да поживее! Ну?! Здесь, здесь, здесь и здесь, и здесь, и здесь. Можешь не читать, доверься мне. Я не новичок в этом бизнесе.

Авьера с любопытством наблюдала за Дельцом. Подписывать она, естественно, ничего не собиралась.

– Здесь любые договора не имеют никакой силы, – сказала она. – Мы же в Общаге.

Делец СЕ-38 думал ровно секунду.

– Мы составим договор, – сказал он ровно через секунду, – по которому договора, скреплённые между нами и коньяком омытые, станут действительны. Коньячок-то любишь?

– Угомонись. Чистилы почти закончили, я скоро уйду.

– Ты убираешься у меня без предварительного письменного соглашения? У меня?! – раскрыл рот Делец, выронил один лист, но тут же подхватил его. – Нельзя быть такой доверчивой! Невозможно быть такой доверчивой! Это… это невероятно, непостижимо! Непрактично! Ты не можешь ручаться за все возможные последствия уборки у меня!

– Не волнуйся, чистилы твоего не тронут.

Делец на цыпочках, прижав лапки к груди и сгорбившись, подошёл к Авьере и замер. Нервно пошевелил пальцами и задумчиво посмотрел на уборщицу снизу верх.

– А если я на тебя в суд подам? – задушевно предложил он.

«Забавный малый», – подумала развеселившаяся Авьера.

– В какой суд, ты чего? Мы в Общаге, на Зелёном лугу. Вокруг банапеловая роща. Здесь нет никакого суда. Кого судить? Банапелы? Ку-ку что ли?

– А ты представь, на мгновение представь, что я подам на тебя в суд потому, что ты плохо у меня убралась, да к тому же украла пять колец с аметистами, дорогущее колье и зубочистку.

– Дорогой, уважаемый Делец, зачем мне красть кольца с зубочисткой? И на мою уборку не жалуются. Мои чистилы в порядке. Полотенца и бельё свежие, в ванной всё есть.

– А я подам, кредиты, заёмы, ссуды! Ещё как подам! – подпрыгнул тщедушный Делец. – И отсужу у тебя все деньги! Все-все-все! Контракта-то нема, вот и подам, не сомневайся! Была бы договорённость – не подал бы. Нет договорённости – подаю. Заранее бы выплатила неустойку, сумму которой мы бы оговорили в контракте. Проще ведь без затяжного судебного разбирательства и публичных скандалов, согласись? Жмём руки? – И, потирая ручонки, быстро проговорил, как заклинание: – Здесь, здесь, здесь, и здесь, и здесь, и здесь. Не сможешь расплатиться, отдашь свой экстракт. Отдашь мне Га, отдашь мне Ал, отдашь мне Па и даже Шу.

Делец захихикал. “Да что он несёт?” – изумилась Авьера.

– Дорогой Делец СЕ-38…

– Да? – живо откликнулся он. – Ты решилась, ты согласна, задолженности, закладные, долговые расписки?

Авьера хотела сказать, что если дорогой Делец не отстанет от неё, она даст полное основание подать на неё, за избиение, в суд, который может и есть где-то в банапеловой роще, если долго идти в одном направлении. Но тут её осенило.

– Дорогой, уважаемый Делец, а я знаю, кто захочет заключить контракт с тобой.

– Кто? – навострил уши Делец.

– Двенадцатая квартира, Фанаберия. – Авьера скромно улыбнулась и потупила глаза. – Но я ничего не говорила. Пусть это будет нашей тайной.

– Разумеется, тайной! – довольно воскликнул Делец, возвращая бланки в жёлтый дипломат. – Служебная! Коммерческая! Военная! Государственная! Я не выдам твоего секрета, ты не выдашь моего! Ты мне, я тебе. Взаимовыгодные условия. Агентура, шпионаж. Торговые сети! Сейфы недорого! Продам гараж! Срочно!

Делец СЕ-38 со стремительностью форели покинул квартиру. Довольная Авьера прыснула. Она давно хотела поквитаться с Губной Помадой за её скотонравие. Делец со своей договорной одержимостью и экстрактами подвернулся весьма кстати. Натравить его на кинокозу – офигеная задумка! Молодец, умная девочка! Конечно, жестоко так поступать с бедным Дельцом, но… переживёт.

Бедолага вернулся через пару минут с таким видом, будто стоило ему ступить за порог, как перед ним разверзся клубнично-комедонный ад.

– Уже? – удивилась Авьера. – Ну как всё обернулось, дорогой Делец, успешно?

Дорогой молча прошёл в спальню. Авьера хихикнула. Больше Делец СЕ-38 к ней не приставал.

Следующая квартира Свинотки. Настоящее имя Жип Лоникюл. Раньше он хоть поднимался с кровати и ходил, а нынче зажирел, осалел и окончательно запаршивел. Больше всего на свете Свинота любил есть. Он беспрестанно жевал и плакался, что ему постоянно снятся вожделенные, нахально вкусные, соблазнительно разнообразные деликатесы. От этого он по ночам просыпался и снова жрал. Всё бы ничего, но месяца за полтора до Общаги у Свиноты, тогда ещё просто Жипы Лоникюла, склонного к полноте, появился необычный дар. Стоило ему подумать о еде, как она тут же появлялась перед ним. Так Жип Лоникюл обрёл своё трагическое счастье.

Если бы не привычка ныть, он был бы в сущности неплохим парнем весом в двести жирных кило, провонявших потом. Неприятно, конечно, но привыкнуть можно. Вот к свинскому нытью Авьера привыкнуть не могла. Ей тут же становилось тоскливо и скучно. Свинке жизненно необходимо сбросить вес, заставить себя разрабатывать мышцы и соблюдать диету, но свинострания предпочитал ныть и жрать. Насильно сажать хрюна с его поросячьим даром на диету бессмысленно. Всё зависело только от него, только он сам мог себе помочь.

Лежит грудой мешков сала, накрытых простынями, и уминает багет с шоколадным кремом.

– Привет! – добродушно поздоровался Свинорез и помахал надкусанной булкой. Полез в тумбочку, оторвал от рулона полотенце и вытер со вздутого от переедания лоснящегося лица шоколадные разводы, смешанные с потом. Потел Свинота почти всегда.

– Привет, хрюн, – приветливо сказала Авьера и открыла окно. Квартиру наполнял спёртый дух.

Женщина бессильно посмотрела на багет, зажатый в пальцах-сардельках гипертолстяка.

– Свиноляндия, ты ведь понимаешь, что тебе надо соблюдать диету, но, похоже, не осознаёшь этого.

Несмотря на нытьё и запах пота, от которого, казалось, густел воздух, Авьера искренне жалела Свиноту.

– Я пробовал садиться на диету, ты же знаешь, Ави. Но чем больше я терплю, тем больше хочу кушать. И вот…

Свинота обиженно выпятил губу, капризно посмотрел на Авьеру и откусил от багета. Авьера бы ела эту булку целый день, и не съела бы, а для Свиноты это так, лёгкий перекусон.

– Что нам с тобой делать, глупый ты хрюн? Мне, Восте, кэпу? Мы хотим, чтобы ты поправился и хоть немного похудел. Наверняка ты здесь именно поэтому.

Свинота приоткрыл рот, точно хотел что-то сказать, показывая зубы и язык в пережёванной хлебно-шоколадной массе, смоченной слюной. Да, полгода в Общаге прошли не зря. И не такое видала Авьера, закалённая уборщица. Тупо поглядев на девушку блеклыми, водянистыми глазками, Свинота откусил от багета, да с таким умиротворённым видом, будто жратва решала все его проблемы, будто чем больше съедалось булок, тем больше худелось. Авьера вздохнула.

– Ты понимаешь, что можешь умереть от ожирения, а, хрюшка?

Свинота уверенно замотал головой. Щёки его потряслись.

– Ави, ты преувеличиваешь! Я поправился, но это нормально. Все люди периодами худеют и толстеют. Ни у кого нет постоянного веса. А у меня с детства проблемы с обменом веществ. Врачи прописали таблетки, но я съел все таблетки разом. И чуть не умер. И знаешь, трудно соблюдать диету, когда можешь создавать всякие вкусные штуки.

Свинота, доев багетную жопку, как бы в подтверждение создал пластиковый контейнер с килограммом чизкейка, политого персиковым вареньем. К контейнеру прилагалась большая ложка с нарисованным счастливым лицом. Свинорез с хрустом сорвал плёнку, открыл контейнер и погрузил счастливое лицо в мороженое.

– Хочешь? – предложил он.

– Нет, спасибо.

– Я тогда сам съем, – ничуть не огорчился хрюн.

– Слушай, Свинка, ведь твой дар появился незадолго до того, как ты попал к нам?

– Угум… агам… – промычал Свинота с набитым ртом. Он оторвал от рулона бумажное полотенце и принялся обтирать лицо, лоснящееся от жира и пота. – Ну да! У нас такое происходит. Одна тётка вдруг научилась летать и стала царицей воздуха. Какой-то заунывный дедок научился рисовать клёвые картины, типа сюр, но у него опухоль мозга, и он скоро умрёт. Вот и разменивает считанные дни на картины. Как у меня появился дар, так Воста и забрал меня в Общагу… где-то через месяц. Вот же свезло! Я люблю поесть, а тут ещё получил умение создавать еду из ничего. Ешь сколько влезет! Я вообще перестал из дома выходить. А зачем? Ави, я как сюда прилетел, ходить невмоготу стало. Может, тут притяжение сильнее, как думаешь? Хорошо, Воста в кровати дырку пробил. Удобно очень.

– Хрюн, а вернуться домой ты не хочешь?

– Не-а, не хочу. А чего там делать? Думал поначалу народ бесплатно кормить, но я не люблю, когда вокруг меня народ толпится, особенно голодающий. Предпочитаю одиночество. Я, наверно, интроверт. Да и меня никто даром не кормил, работать приходилось. Если уж я могу получать еду из ниоткуда, то я один и буду её есть.

Авьера собрала чистил с пола. Ничего не оставили? Бывает, пропускают, бывает, с чем-то справиться не могут. Тогда в ход идут собственные силы и чистящие средства.

– Давай, дорогой хрюн, пошла я. И постарайся есть поменьше.

– Послушай… может… ну…

– Что «может, ну»? – мягко подбодрила Авьера.

– Придёшь после ужина? – выпалил Свин. – Телек посмотрим, поиграем. У меня гонки есть, рпг, шутеры. Стрелялки любишь? Я обожаю их!

– Хрюн, милый…

– Ави, я в курсе, что ты замужем. Просто приходи… как друг. Мне скучно.

– Вот сбросишь хотя бы двадцать кило, я буду приходить к тебе. Иногда.

В глазках Свиноты заблестели слёзы и скатились по крутым щекам. Ныть хрюн всегда начинал неожиданно.

– Это потому что я жирный? Я батут, набитый студнем, холодец под покрывалом, да? – Свинота судорожно всхлипывал, слёзы потекли ручьём. Маленькие, туповатые глазки, не мигая, пялились на Авьеру.

Женщина, подавив раздражение, села на стул у изголовья Свиноты и принялась успокаивать этого большого, глупого, очень толстого и очень больного ребёнка.

Завершив уборку в седьмой, Авьера вышла в коридор и увидела Восту.

– Признавайся, жёнушка, ты додумалась натравить Дельца на Помаду? – незамедлительно накинулся супруг.

– СЕ сам виноват. Набросился на меня со своими контрактами, как козёл на траву.

– Ты бы видела Помаду! – восхищённо воскликнул Воста. – Краснокожая верещала как припадочная! Я чуть смехом не подавился. Услышь Помада, что слуга смеётся над ней, её бы в клочья разорвало от злости. Она уверена, что Делец нарочно дразнил её.

– Помада уверена, что все нарочно дразнят её, иначе чего бы ей всех презирать?

– Ну а у тебя как? Свинорез подкатывал к тебе, а?

– Перестань, – Авьера ткнула кулаком в мужнино плечо. – Он не подкатывает. Свинке не хватает воли, чтобы похудеть. Ему хочется отвлечься, чем-то занять мозги, вот он и зовёт скоротать вечер.

– А ты?

– Что я?

– Тебе жаль его?

– Конечно, жаль. Дар его – проклятие для него. Раньше он ходить мог, а теперь с постели подняться не может. Я проведу с ним вечер, если он сбросит вес.

– Вряд ли. Хотел бы – давно похудел бы.

– Как знать, Востик, как знать, не зря ведь он здесь. И если Свинорез похудеет, то я проведу с ним вечер…

– Проводи.

– А может и несколько вечеров проведу…

– Да хоть ночей, если рехнулась. Ладно, сегодня-то вечером чем займёмся?

– Погоди-ка погоди, милый. Значит, я рехнулась, а тебе всё равно?

– Да плевать! – Воста деланно отвернулся от жены.

И зря, потому что едва не схлопотал мокрым мопом по лицу, которым Авьера вытирала пол у Мёна Жё, каменного масюканца, разбившего банку с мёдом. Увернувшись от липкой ветоши, Воста, дурачась, выкрутил швабру из рук Авьеры, отскочил назад, выкрикнул: “Хххэ!” и встал в боевую стойку: левую руку, сжатую в кулак, выставил по диагонали перед собой, а руку с орудием для мытья полов отвёл назад. В воздухе запахло мёдом.

Швабра во что-то упёрлась. Авьера хихикнула. Воста обернулся. И увидел общажного капитана Фингоуза Угры и его ученика кадета Гоку Мурно. Мокрый, смоченный в сладком моп уткнулся в капитанский живот, в пуговицу-защёлку мшистого кителя. Воста поспешно вернул швабру в тележечную стойку. На кителе зловеще темнело пятно. От капитана пахло мёдом.

– Прости, Фин, – виновато сказал Воста. – Я не знал, что ты появишься именно сейчас.

Угры сумрачно посмотрел на подчинённого и не менее сумрачно посмотрел на замаранный перед кителя.

– Ещё бы ты знал, – процедил он сквозь зубы, – что я появлюсь именно сейчас, когда ты махнёшь своей чёртовой шваброй чуть ли мне не в харю.

– Похоже, кадет, возникли сложности, – обратился он к Гоку Мурно. – Обход постояльцев отменяется. Сейчас проштудируем Статут, а вечером Воста покажет тебе, как преодолевать сложности и стирать китель. Тщательно и с любовью. Идём, кадет.

– Да, капитан, идемте, – поддакнул Гоку и неодобрительно покосился на уборщиков.

Кэп и кадет вернулись в лифт и уехали вниз, а Авьера ободряюще похлопала мужа по плечу:

– Вот тебе и занятие на вечер, Востик. Тщательно и с любовью, понял?