Buch lesen: «Арктическая академия. Гроза Севера»
Глава 1. Чудеса типографии
Выйдя от Гронского, я направился в гостиный зал, где собрались ребята. Учебный год официально завершился, делать было особо нечего, поэтому сегодня здесь было людно.
– Сеня! Прыгай к нам! – помахал рукой Родион, приглашая за столик, где помимо самого Серафимова сидели его двоюродная сестра, Валик, Кеша, Никита Кирсанов и Яна Дорофеева.
– Слышали? – Родион удобнее устроился на стуле и обвёл нас взглядом. – Никитскому дали три года ссылки за то, что тот знал о планах Кислова, но не сообщил куда следует. Кучерову влепили двенадцать лет за соучастие, а у Кислова там целый букет.
– Ну-ка, подробнее! – заинтересовался Кирсанов.
– Покушение на жизнь граждан империи, содействие беглым каторжникам, подготовка массового убийства, попытка дискредитации государственной организации и сотрудничество с иностранной разведкой.
– Интересно, сколько ему дали? – задумался Валик.
– Пожизненная каторга. Заметьте, даже не ссылка, как у остальных, а именно каторга.
– Да, набедокурил Платоха, – произнес Никита. – В какой-то степени мне его даже жаль.
– А мне жаль только Никитского, – признался я. – Учитывая, что Кисловы причастны к гибели моей семьи, я не испытываю чувства жалости, а приговором доволен.
– Прости, я не знал, – осёкся Кирсанов и потупил взгляд.
– Ладно, давайте о хорошем… – я попытался сменить тему, но в этот момент в зал вошёл Платонов.
– Вот вы где! – обрадовался Георгий Максимович. – Отлично. Ну-ка, дамы и господа студенты, отрываем свои мягкие места от стульев и выходим на прогулку по городу. Свежим воздухом дышать полезно. Тем более что на улице конец мая.
– Георгий Максимович, что мы там не видели? – заканючил Родион.
– Это приказ, господин Серафимов, если вы не поняли. А чтобы совместить приятное с полезным, во время прогулки вы должны срывать и уничтожать все вот такие листовки. Все, которые удастся найти.
Платонов протянул листовку, на которой я увидел знакомый символ в виде осьминога, в точности такой же, как мы обнаружили на острове Буйвола во время ознакомительной экспедиции в начале курса. Ниже картинки располагался текст:
«Гроза Севера выходит на охоту. Беспощадный монстр топит все корабли, которые осмеливаются выйти в море. Только за последний месяц им были потоплены двенадцать кораблей»
Далее шло перечисление кораблей с датами их гибели.
– Кто-то неслабо заморочился, – протянул Кеша, рассматривая листовку.
– Это не ваша забота, – отмахнулся Платонов. – Можете быть уверены, этими шутниками займутся хранители порядка, а вы должны убрать эту дрянь с улиц, чтобы не пугать жителей. Не хватало, чтобы моряки отказались выходить в море из-за этих клочков бумаги.
– Мне кажется, моряки – народ не из пугливых. Одними бумажками их не запугать, а двенадцать потопленных судов – это не так уж и много. В одном только Мурманске сейчас находятся полтора десятка кораблей, я уже не говорю о яхтах и катерах, – заметил Гаранин.
– Моряков, может, и не запугать, а что на счёт остального населения? Всё, хватит терять время. У вас три минуты на сборы, – отрезал Платонов и вышел из зала.
Чтобы добраться до тренировочной площадки, пришлось поторопиться. Что любопытно, Платонову также хватило трёх минут. Некоторые студенты специально пытались поймать его на опоздании, но отставной генерал пришёл на десять секунд раньше конца объявленного срока.
– Итак, сейчас я распределю районы для каждого. Заранее подумайте с кем хотите прогуливаться по городу, потому как эта экскурсия может растянуться часов на пять, а то и дольше. Я хочу, чтобы ни одна листовка не попала на глаза прохожим.
Мне, Родиону, Валику и Кеше достался район к северу от озера Семёновское. Честно говоря, я до последнего недооценивал масштаб проблемы, но стоило выбраться в город, чтобы своими глазами увидеть происходящее и сделать выводы.
– Попали! – одним словом озвучил наше положение Валик, рассматривая обклеенные листовками двери подъездов, афиши, остановки, а местами даже стены. За первые полчаса мы собрали больше сотни листовок, но работа почти не двигалась с мёртвого места.
– Вуаля! – Родион держал листовку на ладони, а затем активировал талант, и бумага мгновенно вспыхнула, превратившись в горстку пепла, которую подхватил ветер и унёс прочь.
Поначалу мы воспринимали это как забаву, но с каждой сотней уничтоженных листовок наше настроение падало.
– Кто-нибудь считал, сколько мы собрали за сегодня?
– Я сотни три уже сорвал, – признался Кеша.
– Аналогично! – пробормотал Валик, уничтожая очередную листовку.
– Найти бы того, кто это всё налепил, я бы ему руки оторвал! – пригрозил Серафимов.
– Родь, у тебя есть такой шанс, – я кивнул в сторону пацана лет десяти на вид, который старательно мазал клеем дверь очередного подъезда. В заплечной сумке у него торчало десятка три свеженьких листовок.
– Ну, сейчас я ему! – Родион помчался к пацану, попутно кроя его отборными ругательствами. Парнишка повернулся на шум, мгновенно понял, что ничего хорошего ему не светит, а потому засверкал пятками. Пусть мы и были лучше подготовлены и старше беглеца, догнать его не вышло – добежав до середины улицы, парень нырнул в дыру в заборе и скрылся. Не помогли даже вихри, которые призывал Серафимов, чтобы замедлить парня. Отпускать ценного свидетеля я не хотел, поэтому активировал талант.
***
На этот раз я не стал заранее делиться с друзьями своими наблюдениями, а отдал эту возможность Кеше. Сам в это время пытался обойти парня с другой стороны.
– Смотрите! Этот пацан клеит листовки! – возмутился артефактор. – Значит, мы их срываем, а он новые лепит!
Я сразу замедлил время и помчался наперерез пареньку, который устремился к спасительной дыре в заборе. Оказался у цели первым и успел схватить парня за воротник. Поначалу он брыкался и пытался высвободиться, но затем смирился со своей судьбой и безвольно повис в воздухе.
– Молодец, Сень! – похвалил меня Серафимов. – С твоей скоростью можно на охоту борзых не брать, сам зайца схватишь! Потащили этого мелкого гадёныша к Платонову!
Через полчаса пацан сидел в кабинете Георгия Максимовича, хлюпал носом и выкладывал всё, что знал. Увы, знал он поразительно мало. Оказалось, какой-то человек вручил ему сотню листовок и пообещал тысячу рублей, если он расклеит их в срок. Если справится быстро и на совесть, сможет получить заказ снова.
Это была уже пятая ходка у парня, а оплата за предыдущие лежала на столе смятыми купюрами, как вещественное доказательство. Судя по всему, таинственный заказчик особо не скрывался, а действовал нагло и открыто. Правда, через подставных лиц.
В моём мире такие случаи тоже имели место, когда собирали толпу бестолковых малолеток, готовых за деньги участвовать в чём угодно, и использовали их для своих целей. Именно поэтому я совершенно не удивился такому ходу. Чего ожидать от подлецов, которые пытаются запугать мирных жителей?
– Неплохой заработок! – покачал головой Серафимов. – Некоторые два дня за такую сумму горбатятся, а тут за утро заработал.
– Но заработал нечестным путём! – заметил Платонов. – От меня вам личная благодарность, парни, но участок нужно очистить от этой макулатуры. Возвращайтесь к работе!
На борьбу с листовками ушло четыре с четвертью часа, зато Платонов был доволен. Уставшие мы вернулись домой и завалились спать, а на следующий день отправились в академию. До последнего мне казалось, что в гостиную заявится Георгий Максимович с очередным безумным заданием, но на сегодня обошлось.
– Копчёный палтус! Знать бы что за мерзавец такое организовал, я бы пожал ему горло!
– Сень, ты куда? – поинтересовался Родион, когда я поднялся с места и направился к выходу.
– Хочу увидеться с глазу на глаз с одним человеком.
Я направился прямиком в лаборатории, где работали артефакторы. Несмотря на конец учебного года, несколько человек всё равно находились здесь и возились возле столов, стараясь не мешать друг другу. Пришлось немного прогуляться по лаборатории, чтобы найти нужного мне человека.
– Чижов? Чего тебе? – Ванёк Кораблёв бросил на меня безразличный взгляд и вернулся к работе.
– Да вот, решил заглянуть к мастеру и оставить отзыв о его работе, – достал из внутреннего кармана фальшивый выпуск газеты и швырнул на стол перед Иваном. – Хорошая работа. Вот только не думаю, что следователи оценят.
– Не понимаю о чём ты, – спокойно ответил Кораблёв.
– Разве? А я очень хорошо понимаю, что у тебя проблемы.
Вынул из внутреннего кармана одну из сорванных листовок и положил на стол.
– Видишь, Ваня, как оно бывает? Всё начинается с малого. Сначала ты подделываешь газету и подсовываешь её Серафимову, зная, что он непременно расскажет мне. Затем масштабы растут, и ты начинаешь портить жизнь не конкретному человеку, а всей академии и городу в том числе.
– Листовки не мои! Краска, которой они напечатаны, не используется в моей печатной машине.
– Вот! То есть, ты уже не отрицаешь, что газетёнку состряпал ты. Может, сейчас дойдём и до листовок?
– Не мели ерунду! Очевидно, что их печатал не я. Если следствие решит разобраться…
– Вот именно! Если следствие решит! Ты представляешь, что сейчас творится на верхах? Все на ушах стоят из-за этих бумажек. Думаешь, кто-то будет разбираться? Виновного нужно было найти ещё вчера, а это значит, что ты пойдёшь под суд, и светит тебе лет десять каторги. Будешь развивать свои навыки артефакторики где-нибудь на рудниках.
– Какие десять? Подделка документов и распространение ложной информации по закону до пяти лет, – набычился Кораблёв.
– А ты, как я погляжу, вообще не каешься. Тебе пяти лет мало? Учти, из-за такого резонанса дадут по всей строгости.
– Да не делал я эти листовки! – едва не разрыдался Иван. Фух! А я уже думал, что не продавлю, упёртый попался.
– А газету зачем склепал?
– Чтобы ты о Мирке забыл. Думал, найдёшь себе другую, а я после академии вернусь в Москву, и у меня будет шанс. Конечно, если она не выйдет за Юзовского…
– Ну и чмошник же ты, Кораблёв! Ладно, выкладывай свои соображения на счёт того, кто это мог быть, и я сделаю вид, что ты прощён.
Иван взял в руки потрёпанную бумагу и повертел в руках.
– Листовки однозначно делали здесь, в Мурманске, или ближайших посёлках. Краска после печати ещё не высохла как следует. Печатали совсем недавно. Возможно, этой ночью или ранним утром. Кстати, на счёт краски – скорее всего, это «Оливер Инк» английского производства. У нас её редко встретишь, а после торговых санкций так и вообще не найти в продаже. Если найдешь печатный станок, на котором будут следы такой краски, с огромной вероятностью это то, что тебе нужно.
– А как определить, что это «Оливер Инк», а не другая краска?
– Смотри! – Кораблёв подвёл меня к своей печатной машине и провёл пальцами по пятну краски на вале. – Наша краска оставляет черный оттенок, а у английской отчётливо заметен тёмно-синий. Видишь? Это самый простой способ, как определить разницу, не разбираясь в тонкостях.
Ванёк потёр листовку, и одна из букв действительно поплыла, оставив на его пальцах тёмно-синий след.
– На бумаге она чернеет после высыхания, но если растереть, разница заметна.
– Спасибо тебе! Можешь считать, что ты прощён, но я всё равно за тобой слежу. В случае рецидива так просто не отделаешься.
Спрятал листовку и поддельную газету в сумку и направился на выход из лаборатории. Сегодня мне удалось решить сразу две проблемы – прояснить ситуацию с газетой, и приблизиться к поимке вредителя, засевшего в Мурманске.
Из лаборатории направился прямиком в кабинет Гронского и застал Бориса Ефимовича буквально на пороге.
– Чижов, не сейчас, я спешу! – произнёс Гронский, заметив меня.
– Есть информация на счёт того, кто мог печатать листовки! – перешёл я сразу к делу, чтобы ректор не успел отмахнуться. – Нужно искать подпольную типографию в черте Мурманска.
– Вот откуда ты такой инициативный взялся? Ладно, поехали со мной. Думаю, тебе будет интересно взглянуть.
Машина уже ждала ректора у входа, Борис Ефимович устроился на заднем сидении и пригласил меня сесть рядом. Мы направились к южной окраине города, где ютились небольшие домики. В какой-то момент мне показалось, что мы едем в сторону столба дыма, и я не ошибся. Машина свернула на улицу, и остановилась возле пожарища. Помимо нас здесь уже была машина пожарной службы и стражи порядка.
– Вот, полюбуйтесь, господин Гронский, – произнёс начальник полиции Мурманска и протянул пачку с обгоревшими с краёв листовками. – Следующей своей целью эти негодяи выбрали вашу академию, именно поэтому я и просил вас явиться сюда.
Гронский повертел в руках листы бумаги и протянул их мне. Я увидел уже знакомую эмблему осьминога, а ниже текст, который рассказывал обо всех недостатках Арктической академии. Увы, часть листа сильно обгорела, и я не мог прочесть весь текст, но там было и о купании нагишом на посвящении в студенты, и о подпольном турнире, и о нашей дуэли с Колмыкиным.
– Выходит, мы опоздали, – заметил Борис Ефимович. – Те, кто стоял за печатью этих листовок, поняли, что их раскрыли и замели следы. Другое дело, что такие мерзавцы находятся среди нас, возможно, мы видимся с ними каждый день и не понимаем что они нам враги.
Следующий день не принёс ничего нового. Занятия завершились, и даже Платонов не доставал тренировками, хоть я и ещё с полсотни однокурсников всё равно заходили на тренировочную площадку, чтобы размяться и поддержать форму. По факту сейчас в академии нас удерживало лишь ожидание окончания учебного года, которое из-за сорвавшейся экспедиции застало нас на три дня раньше.
Наконец, всех оповестили, что Гронский собирает студентов и преподавателей в актовом зале. Ректор долго собирался с мыслями, прежде чем выступить с итоговой речью и завершить учебный год. Когда он начал говорить, я понял в чём заключалась загвоздка. У Бориса Ефимовича нашлось несколько важных объявлений и сильных слов:
– Глубокоуважаемые коллеги, студенты, друзья! Первый год работы академии нельзя назвать лёгким. У нас было много сложностей, которые пришлось преодолевать. Каждый из нас допустил массу ошибок по вине недоброжелателей, но это ещё раз доказывает, что мы идём в правильном направлении. Именно поэтому нам следует быть более осмотрительными, не поддаваться на провокации и уловки врага. Надеюсь, каждый из вас усвоит этот урок, и в следующем году мы обойдёмся без происшествий.
Борис Ефимович взял небольшую паузу, чтобы перевести дух и незаметно перешёл к организационным вопросам:
– Я хочу предупредить вас об изменениях в расписании учебного года. Отныне, чтобы избежать неприятных ситуаций, которые подбрасывает нам погода, и чтобы наладить учебный процесс, экспедиции мы будем проводить в августе и июне. Это значит, что практике посвящены отдельные месяцы, а учебные семестры растянутся на четыре месяца каждый и позволят нам передать вам ещё больше знаний и навыков. Январь и июль будут для вас месяцами отдыха. О цели для следующей экспедиции для вашего курса вы узнаете по возвращении в академию.
– Это что, получается, теперь десять месяцев торчать в академии? – расстроился Родион.
– Привыкайте, господин Серафимов! – ректор остановился, чтобы обратить внимание на парня и призвать его к тишине. – После академии вас ждёт напряжённая работа, а отпуск будет вдвое короче.
Родя сник, а Гронский продолжил:
– Напоследок хочу напомнить, что даже вне академии на вас смотрят как на студентов, поэтому постарайтесь не запятнать репутацию Арктической академии во время отдыха. На этом всё, встретимся в августе.
Ректор спустился в зал и занял своё место, однако на сцену выбежал профессор Калитвинцев и замахал руками, призывая всех вернуться на места.
– Дамы и господа студенты! Прежде чем вы разойдётесь, я хочу сделать небольшое объявление! Многие из вас знают, что я веду научные исследования, которые помогут нам пролить свет на возникновение архипелагов в Арктике и особенности формирования здесь жизни. Через две недели я отправляюсь в экспедицию на Новосибирские острова, и предлагаю всем желающим принять участие. В этом учебном году летом у вас будет почти два месяца каникул, поэтому вы успеете и отдохнуть, и поработать, а ваша помощь будет полезна науке!
– Работать бесплатно ради возможности ещё раз помёрзнуть в море Лаптевых? Нет уж, спасибо! – отозвался Серафимов.
– На счёт экипировки и оплаты труда не беспокойтесь. Я получил грант от Имперского географического общества в два миллиона рублей, поэтому смогу обеспечить участников раскопок всем необходимым. Мы создадим первый студенческий отряд, который будет заниматься археологией! За подробностями прошу к моему столу.
К своему удивлению я отметил, что десятка два студентов потянулись к Калитвинцеву, когда нам позволили разойтись. Я бы и сам подошёл хотя бы полюбопытствовать, но какой в этом толк, если всё равно придётся ехать с Родионом в Москву? Не думаю, что в такой сложной ситуации Владимир Михайлович позволит мне отлучиться на пару недель.
На следующий день мы собрали вещи и отправились на вокзал. С квартиры пришлось съехать. В принципе, мы планировали заплатить на три месяца наперёд, чтобы жилье гарантированно осталось за нами, но потом отказались от этой идеи. Кто знает, что ждёт нас в начале учебного года? Учитывая, что комнатка на крыше вдалеке от порта и вокзала не особо пользовалась популярностью у местных, у нас были все шансы вернуться сюда в конце лета.
Снова собрались в нашем вагоне большой шумной компанией. Алиса также незаметно влилась в нашу компанию, как передвигалась под действием собственного таланта. Мы уже не могли представить себя без её забавных выходок.
– Арс, погоди! – опомнился Кеша перед остановкой на своей станции и полез в чемодан. Покопавшись там, он извлёк мои старые часы, которые я просил отремонтировать его ещё пару месяцев назад. – Вот, удалось починить. Механизм, конечно простенький, материал слабый, потому и дешёвые, но я заменил пару деталей и ещё добавил кое-что.
– Спасибо, дружище! Надеюсь, время они показывают правильно?
– Конечно! Но ты обрати внимание…
– Иди уже, остановку пропустишь! – поторопил его Родион. – Нет, ну что за рассеянный человек? Поражаюсь, как он вообще в артефакторы подался – там же внимание нужно. Чуть остановку не пропустил, пока языком молол.
Кеша Уваров вышел в Новгороде, Валик Зимин покинул нас в Твери, напомнив о приглашении в гости, поэтому до Москвы мы добирались вчетвером: я, Родион, Алиса и Лиза. До конечной остановки оставалось всего пару часов, но километров за сто от Москвы поезд остановился прямо в поле.
– В чем дело? – удивился Родион и выглянул в окно. – По какой причине стоим? Здесь ведь за десять вёрст ни одной самой захудалой станции нет.
– Если тебе так интересно, можешь сходить к начальнику поезда, – заметила Лиза.
Вот только идти никуда не пришлось. Минутой позже в тамбуре послышались голоса, а ещё через несколько секунд в нашу дверь постучали.
Алиса применила маскировку и устроилась на краю верхней полки, чтобы при необходимости обрушиться на головы врагам, а я покосился на окно – как бы ничего не прилетело оттуда. Родион приготовился применить талант, а Лиза по привычке отодвинулась подальше – её дело оставаться за спинами бойцов и оперативно лечить тяжёлые раны.
– Войдите! – произнёс Родион, когда стук повторился, но был уже более настойчивым.
Дверь отъехала в сторону, а в проёме появилась фигура человека в форме хранителя порядка. Второй стоял у него за спиной и переминался с ноги на ногу.
– Полиция Московской губернии! – произнёс молодой парень, года на два-три старше нас. – Согласно указу императора от двадцать пятого мая этого года все пассажиры, которые въезжают на территорию губернии, обязаны предъявить документы и назвать цель визита.
– Мы домой едем! – возмутился Родион.
– Охотно верю, но проверить всё равно придётся – таков порядок. Предъявите документы.
Процедура проверки документов не заняла много времени. Буквально через минуту хранители вежливо попрощались и ушли дальше по вагону, оставив нас в недоумении.
– Что же это за правила такие, что даже домой теперь только по документам пускают? – нахмурился Родион. Как ни странно, ответ на этот вопрос отыскался у Алисы.
– Видимо, в Москве становится неспокойно – дворянские дома выясняют отношения, а ситуация угрожает выйти из-под контроля. Скорее всего, дворяне пытаются затащить на свою сторону наёмников из других губерний, а указ мешает этому. Император всё делает правильно – не хватало ещё в столице устроить выяснение отношений с сотнями, или даже тысячами участников.
– Да, иначе я представлял себе возвращение домой, – произнёс Родион.
Хранители покинули вагон, а поезд медленно потянулся в сторону Москвы, набирая обороты. Нам оставалось ехать чуть больше часа, но теперь я ждал нашего появления в столице империи не с трепетом, а с неодолимой тревогой.
