Buch lesen: «Карелия»

Предисловие.

Давайте договоримся вот о чем – я рифмовал не все стихи. Я итак работал над сборником больше года, собирал своих любимчиков по четверостишиям, что-то переписывал раз 100! И катаясь по Петрозаводску и его окрестностям, я понял, что это не имеет никакого смысла. Я не стану популярным, меня не напечатают в местной газете, и даже не упомянут в местных новостных телеграм-каналах. Я решил плюнуть на условности, и сказал себе: "Ты не Набоков, ты можешь делать все, что тебе придет в голову".

В сборник вошли стихи о Карелии, стихи о себе, и стихи, якобы написанные мне от третьих лиц. Где-то просто заметки в троллейбусе. Знаете, это как приехать в Петрозаводск, сесть на любую маршрутку, и просто ехать без карт, планов, и прочей хуйни, которые вытворяют туристы. "О, надо сфоткаться на набережной со статуей рыбаков". Или: "Заселимся в "Космос", и прогуляемся по Ленина".

Нет! Со мной вы будете спать на улицах, есть в "Беккере", и стрелять сигареты у местных городских сумасшедших.

Петрозаводск.

Я с детства помню дымовые трубы,

Которые похожи на сигары.

Ветра холодные здесь грубы,

Чистилищем казались мне пожары.

Я с детства помню берег

В онежской глади застревали баржи.

Свидетель волн твоих истерик

Но ты всегда мудрей и старше

Я знаю – внемлешь моим мольбам,

И улыбаешься своими площадями.

Ты радуешь меня своим прогнозом,

Жарой с прохладными тенями.

С тобой по вечерам не хочется домой,

И твой уют моих любимых парков,

Мне слезы вытрет как рукой.

Не всякий город так со мною ласков.

Уставший, в свитере из крупной вязки,

Сосновыми борами охраняешь мой покой -

Суровый Бог из скандинавских сказок

Мой город с трехсотлетней щетиной!

Ты укрываешь курткой от невзгод,

В кармане слышу стук шунгитового сердца

И колыбельную споет твой теплоход,

Баюкая немого иноверца.

Светофор.

Окраина района "Ключевая"

Славится не только мрачностью панелек,

И тем, что на выезде скучает плечевая.

Там, на заброшенной железной ветке,

По которой поезда не колесили с давних пор -

Стоит забытый одноглазый светофор.

Он светит изумрудом до сих пор,

И смотрит, как от сырости родные рельсы,

Обрастают ржавчиной. Как светофор,

Скучающий по пассажирским рейсам.

Я боюсь, что разберут железную дорогу скоро.

Растащат рельсы, и распилят в лом.

Надеюсь, эта порча не коснется светофора,

Чтоб мог я навещать его тайком.

Ведь он как символ одиноких, и всех тех,

Кто долго ждет свою пропавшую любовь.

Зеленым и надеждой светит он для всех,

И хочет поезду из темноты сигналить вновь.

Кинотеатр “Сампо”.

В кинотеатре "Сампо" места больше нет,

А на кассе не купить билет.

Сняли полотно, и заколочен вход -

Плачет "Сампо" глядя на восход.

Догрызая пленку, в подпол юркнет крыса,

И на пленке скажет мертвая актриса:

"Сударь, мне не все равно на то,

Что зритель не успеет на кино".

В проекторе на веки черно-белый кадр,

А завтра больше не придут в кинотеатр.

Сударь, мне по прежнему не все равно,

Что с землей сравняют мой "Сампо".

На пересечении Невского

И улицы Калинина,

Когда-то радовал людей кинотеатр.

Давно он был построен,

И быстро уничтожен.

И если ночью прикоснуться к новостройке,

То можно в голове услышать "Помни".

Я всегда с тобой.

Проведи немного времени со мной.

Икарус.

На вокзале голуби и ночь.

Зеленое табло считает, что пора уехать,

На "Икарусе" отсюда прочь,

В поисках туманного успеха.

Деньги еще есть. Я покупаю пирожок,

И выхожу под дождь в раздумьях покурить.

И намокает рваный свитерок,

Тем самым намекая уходить.

Обратно на вокзал и покупать билет.

Садиться на автобус, и в салоне греться.

И где-то на дороге погибает интернет,

Не написать, не позвонить. И никуда не деться.

С фальшивой родиной я с радостью прощаюсь.

Клянусь я богом – больше не вернусь.

Я будто бы по новому рождаюсь,

И больше ночью не боюсь.

На остановке в Вознесенье – на паром,

Чтоб переплыть могучее течение реки.

Забываюсь я в автобусе прекрасным сном,

В котором лето долгое, а зимы коротки.

По городу.

А мы будем кататься по городу?

Музыканты по секрету мне сказали,

Что слезы, хранимые с молоду,

Высохнут на магистрали.

А знаешь, что они еще сказали?

Что карелы даже в бурю не спешат.

Они меня к неспешности призвали:

"Скоро ты узреешь результат".

Поэтому не жми на газ.

Хочу не торопиться к ночи.

Мой любимый город – синеглаз!

Из озера хочу воды глоточек.

Следующая остановка – берег.

Ты только посмотри на эти волны!

Давай подкинем музыкантам денег,

Чехлы от их гитар не полны.

Следующая остановка – площадь Кирова.

Это церковь, или музыкальный театр?

Чертовы ветра меня сведут с ума.

Но я переминаюсь в остановках,

В одиноких конечных, где тьма.

Машины сигналят в издевках…

Следующая остановка – Чална.

И как мы здесь оказались?

Мы видели как отражались,

Огни городские на глади воды.

На Чертов стул поднимались;

Говорят, что эти места не чисты́.

В машине… В машине согреются руки,

А сердце – от вида "Комет".

У берега плещутся щуки.

Звенит из шунгита браслет.

Архипова 2.

Это ни к чему, и не стоит говорить,

Но сидя в еденице, я схожу пред Чапаевским кольцом,

И иду через лесок к многоэтажке,

Чтоб увидеться с отцом.

Его квартира на самом верхнем этаже,

И когда-то здесь на подоконнике цвели герани.

Сейчас от старости поблекла вся отделка,

Обнажая в стенах трещины, как раны.

А вот его любимый на балконе стул.

Помню, он курил, разглядывая город.

Я помню запах папирос и с леса гул,

А так-же грязный ворот.

Мне нравилась его рубашка,

Ее полы мне мелкому прятали коленки,

В кармане справа зажигалка, спички,

Слева от зарплаты деньги.

Споет ли мама колыбельную?

Споет ли, прежде чем уйти?

Начать ли жизнь отдельную,

Чтоб себя быстрей найти?

Найдет меня отец,

Пока я раз за разом умираю,

В поисках его души.

Тени от меня его следы скрывают,

И город, кажется живет во сне,

И счастьем тех, кто грустным спать ложится.

Я сочиняю песни о весне,

И так боюсь влюбиться.

Не очень хорошо быть рядом с тобой,

Мне запрещают делать то, что я хочу.

Но для разбоя мальчик в доску свой,

Меня спросили – я молчу.

Ну и где же мой отец?

В высотке на Архипова пьянчуги незнакомцы,

Пьют на лавке, ждут конец,

По улицам, по тротуарам скользким.

21й год.

Я слушал песни жаркой ночью,

И возвращался из К&Б со смены.

Вниз по Невскому домой,

Июнь, ты слышишь? Мне было хорошо.

Музыка у берега казалась мне родной.

Мой друг – свидетель солнцем выжженных волос.

Кэмэл сотка с кнопкой, вкус дюшеса,

Я энергетиком сменил вино,

Вину на жажду жизни. Я – повеса,

А не малец, спустившийся на дно.

В июне 21го, я помню -

Ночь была как золотистое руно.

Что тогда произошло, в конце июня?

Что именно не знаю, но я помню аромат духов,

Которыми душил свои рубашки,

И запах сигарет своих друзей.

В наушниках Земфира и ее "Ромашки",

Мак-комбо на троих, чтоб было веселей.

Один из нас – фальшив и лжив,

Но месяцы спустя его,

Мы превратили в шутку.

Он потерял двоих друзей – дурак,

И как стыдливый пес забрался в будку,

Глупый мопс, "кутак" -

Лови в Башкирию попутку.

Беккер.

Вкусная выпечка. Ало-рубиновый морс.

Уютное кафе, где пахнет свежим хлебом.

Тут можно спрятаться от гроз,

Пока природа устрашает неспокойным небом.

Это – место встречи. Изменить нельзя.