Buch lesen: «Дорогами илархов. Книга вторая. Персидский поход»
Дорога пятая
Армия Македонии
Искандер
Исмен и Томирис под конвоем македонских всадников подъехали к опустевшему лагерю персов. Тишина и безлюдье. Ветер носился между осиротевших шатров, закручивая вихри серой пыли, трепал пологи, таскал по земле какие-то грязные тряпки.
Кругом беспорядок. Персы покидали лагерь в панике. Сперва старались захватить самое ценное, но потом и это бросали. У въезда лежала опрокинутая на бок повозка. Кувшины, сундуки – все вывалилось. Еще несколько распряженных возов, кое-как нагруженных доверху добром, сбились в кучу. Постромки на дышле перерезаны или грубо оборваны. Удиравшие персы отвязали лошадей и ускакали, побросав все.
Где раньше располагалась кухня, царил хаос. Валялись перевернутые жаровни. Темнели на земле лужи масла, посреди которых, как острова, торчали останки разбитых кувшинов. Рассыпались овощи из упавших корзин. Только мешки с зерном по-прежнему продолжали лежать ровной стопкой.
В центре лагеря, в окружении покинутых роскошных шатров военачальников остался стоять огромный желтый купол покоев правителя. Флаги с крылатым солнцем тоскливо трепетали на ветру. Неугасающий огонь еще теплился в чаше алтаря, возвышавшейся на прямоугольном постаменте из белого мрамора. Но ни надменных слуг, ни грозных охранников…
Пленников заставили слезть с коней и усадили возле шатра Дараявуша. Вскоре в лагере появились щитоносцы, вооруженные короткими копьями и круглыми гоплонами. Они заглядывали в палатки и шатры, вытаскивали женщин, прислугу, не успевших удрать или попросту брошенных своими хозяевами. Всех пленников сгоняли к загону для лошадей. Женщины выли, слуги молили о пощаде. Но щитоносцы все делали безмолвно, безразличные к слезам и мольбам.
Усталые пехотинцы входили в лагерь, неся на плечах длиннющие сариссы. Некоторые тут же валились на землю в изнеможении. Раненых приносили товарищи и осторожно укладывали на расстеленные плащи. Раненые стонали, иногда вскрикивали, когда лекари приступали к осмотру. Мимо Исмена и Томирис провели шеренгу понурых, ободранных пленных кардаков.
– Почему ты не ушла с остальными? – с упреком спросил Исмен.
– У Кольцо-Горы мы клялись умереть вместе. А ты один решил, – огрызнулась Томирис. Крикнула громко охраннику: – Эй, я пить хочу.
Македонянен зыркнул зло на нее сквозь прорези маски шлема и отвернулся. Исмен подобрал камушек, швырнула в щитоносца. Снаряд звонко стукнулся о шлем. Гоплит никак не отреагировал.
– Вот это – дрессировка! – удивилась девушка.
Напротив, расселись прямо на голую землю несколько лучников. Кувшин с водой пошел по кругу. Воины жадно пили. Вода струйками стекала из уголков рта на всклоченные бороды, бежала по жилистым грязным шеям. Тела лоснились от пота. Короткие красные туники с открытым правым плечом пестрели рыжими пятнами крови.
– Аримах где? – забеспокоился один из лучников. – Кто-нибудь его видел?
– Жив он, – безразлично ответили ему. – Погнался за персами. Сам-то чего не побежал? Пару пленных бы привел.
– Мне в колено камнем с пращи попали. – Он показал посиневшую ногу. – Пока в горячке – еще хожу. Завтра наступить невозможно будет.
– Колено, – презрительно фыркнул лучник невысокого роста с короткой шеей и небольшими, но сильными руками. – Андроника, видел? Его конем придавило. Еле вытащили. Иначе растоптали бы.
– А Сатара копьем в лицо ударили, – мрачно сообщил кто-то. – Я сам видел.
– О! Обозные крысы пришли, – с презрением воскликнул воин с разбитым коленом. – Надо вина у них попросить.
– Не дадут. Пока всю добычу не перепишут, вина не дадут, – безнадежно махнул рукой его товарищ.
Шустрые юноши, именуемые «обозными крысами», обшаривали шатры, выносили ценности, оружие, одежду. Все складывали порядком в одном месте. Несколько писцов осматривали трофеи, скрябали палочками по дощечкам, покрытых глиной. За всей работой с важным видом следил старший граммотей1.
Подъехали несколько всадников. Один из них крикнул сидевшим лучникам:
– Помогите!
Те вскочили, осторожно сняли с коня воина и уложили на плащ. У раненого из плеча торчала стрела Томирис.
– Это же Неарх, – воскликнул воин с разбитым коленом.
– Неарх, – подтвердил его товарищ. – Лекаря сюда! Скорее!
Подбежал сухопарый старичок, склонился над несчастным, попробовал вынуть стрелу. Раненый взвыл.
– Александр! – прокатился по лагерю радостный крик. – Слава Александру!
Кавалькада на взмыленных лошадях неслась меж шатров, поднимая пыль. Белые плащи с золотым узором по кайме, грязные, изодранные. Из льняных доспехов топорщилась клочьями рваная материя. Небольшие куполообразные беотийские шлемы с вмятинами. Плюмажи из конских волос на макушках растрепаны. Их возглавлял невысокий коренастый юноша без шлема на высоком белом скакуне. На вид ему можно было дать лет двадцать. Молодое, гладко выбритое, волевое лицо выглядело усталым, но счастливым. Светлые кудри до плеч развивались от быстрой скачки. Всадники остановились у шатра Дараявуша. Все воины вокруг дружно кричали, сотрясая оружием:
– Александр! Победитель!
Ему помогли слезть с коня. Юноша поморщился от боли, ступая на раненую ногу. На бедре зиял глубокий порез.
– Лекаря! – крикнул один из телохранителей.
– Не надо, – остановил его юноша. – У меня пустяковая рана.
– Александр, но у тебя течет кровь, – не унимался телохранитель.
– Конечно – кровь. А ты думал белая ароматная жидкость, как у богов? – усмехнулся он.
Александр встал на колени возле одного из раненых, осмотрел разбитую голову.
– Апелекс из первой таксы, – узнал он воина.
– Да, гегемон, – слабо прохрипел раненый.
– Я помню тебя. Ты служил еще моему отцу Филиппу и сражался при Херонее. Как же тебя ранили?
– Эллинские гоплиты просочились в разомкнутый строй, когда мы преодолели реку. Меня подло ударили мечом сзади.
– Поправляйся. Ты нужен мне. Кто поведет в бой молодых, фалангистов?
Он подошел к другому лежавшему воину. Помог лекарю снять льняной панцирь с груди раненого.
– Авромах. Ты опять полез в самую гущу. Даже я с другого фланга слышал твой львиный рык, когда ты кидался на вражеские копья.
– Не хочу отставать от тебя, гегемон. Ты же не щадишь себя.
– Тебя ждет достойная награда. Только не вздумай долго хворать. Ты мне нужен.
Он осмотрел третьего воина. Но раненый находился без сознания. Лекарь обреченно пожал плечами.
– Дайте мне монету в один обол, – попросил Александр у товарищей. Ему протянули монету. Он осторожно разжал зубы несчастному и вложил медный кругляшек в рот. – Пусть Харон2 благополучно перевезет тебя на другой берег.
В это время старик лекарь все еще пытался вынуть стрелу Томирис. Его подопечный рычал, вскрикивал, изгибаясь всем телом.
– Филипп, ты мне Неарха так калекой сделаешь, – остановил его Александр.
– Прости, гегемон, – развел руками лекарь. – Я мастер готовить снадобья, вправлять кости, пускать кровь, но стрелы вынимать у меня плохо получается.
– Дай, посмотрю. – Александр растолкал всех и наклонился над раненым. – Два острых ножа и щипцы, – приказал он. – Филипп, раздвигай ножами рану. Вот так. – Раненый зарычал. – Потерпи, Неарх. Сейчас выну занозу.
Раненый громко застонал, выгнулся.
– Все! – успокоил его юноша. Он внимательно осмотрел почерневший от крови наконечник, присвистнул: – Трехгранный. Это не персидская стрела.
– Скифская, – подсказал кто-то.
В дальнем конце лагеря поднялся крик. Несколько конюхов пытались сдержать взбесившегося коня. Цырду не понравилось, что его разлучили с хозяином. Он разметал конюхов, и понесся по лагерю, грозя растоптать раненых. Щитоносцы попробовали его отогнать, но конь развернулся и саданул одному из них в грудь задними копытами. Воин, крякнув, отлетел шагов на пять и растянулся на земле. Цырд поскакал дальше, вставал на дыбы, лягался.
– Да уймите же его, – закричал Александр. – Покалечит кого-нибудь сейчас.
Один из щитоносцев замахнулся копьем.
– Не надо! – дико заорал Исмен.
Он вскочил и бросился к коню. Охранник попытался его удержать, но Исмен увернулся, проскочив между рук. Подбежал к Цырду и вцепился ему в шею.
– Стой, Цырд! Тише! Мой хороший. Это я. Успокойся, – ласково уговаривал его Исмен.
Конь постепенно присмирел, тяжело храпел и ластился к хозяину, жалуясь.
– Мальчик и конь, – задумчиво произнес Александр. – Гефестион, тебе это что-то напоминает?
– Еще бы! – воскликнул высокий красивый юноша, снимая помятый беотийский шлем с головы. – Только, мальчишка на тебя не похож, а, вот, конь – вылитый Буцефал.
– Кто он?
– Скиф, – сказал воин в черных доспехах. – У Дария есть отряд массагетов. Мальчишку схватили, когда он прикрывал отход. Представляешь, бился как лев. Из-за него пэоны упустили вражеских всадников.
– Вот этот дохлый воробей остановил пэонов? – не поверил Александр. – Сколько ему лет?
– Не успели спросить. Но этот птенчик двоих покалечил. Вот, и Неарха – тоже.
– Так это его стрела?
– Оставь ты эту стрелу. Смотри, что мальчишка носил на голове. – Он протянул гегемону шлем.
Александр очень внимательно осмотрел медный блестящий купол, погладил осторожно пальцами фигурку льва с женской головой.
– Клянусь Зевсом.., – удивленно вымолвил он. – Шлем, как у Афины Паллады?
– А ты помнишь, кто его заказал у лучшего афинского оружейника?
– Ты уверен? Это именно тот шлем?
– Абсолютно, – кивнул черный всадник. – Вот, надпись: С победой в Пеллу или с позором в землю.
– Мальчишку ко мне, – резко приказал гегемон.
Исмену позволили отвести Цырда в загон. После его повели к шатру Дария. Под пологом царило веселье. Витали пары вина, воняло потом, кровью и кожей. Македоняне, еще не сняв доспехи, праздновали победу. С удовольствием уничтожали винные запасы великого правителя Персии. На резном походном троне кшатры устроился Александр с золотым кубком в руках. Перед ним на низком столике для угощений лежал шлем Исмена и стрела с черно-красным оперением.
– Смотри, Александр, какая огромная ванна, – кричал Гефестион, пытаясь перекинуть ногу через край золотой купели.
– Не смей, свинья ты эдакая, – одернул его коренастый чернобородый воин. – Куда ты лезешь своими грязными ногами.
– Я хотел окунуться в купель Дария, – оправдывался Гефестион, все еще держа занесенную ногу над краем ванны.
– Теперь все здесь принадлежит Александру. И купель тоже – Александра. А ты без спроса суешь в нее свои вонючие конечности, – объяснил ему воин.
– Да тут столько ароматных масел! Целое состояние, – оставил он купель и принялся нюхать содержимое множества изящных керамических флакончиков, стоявших рядами на мраморном столике.
– Бери их все себе, – небрежно бросил Александр. – Теперь ты понял, что значит – быть правителем великой державы.
– А это кто прячется?
Гефестион обошел золотую купель и вытащил за шкирку пухлого маленького человека в длинной дорогой одежде. Тот прижимал к груди шкатулку черного дерева, украшенную серебром и драгоценными камнями.
– Что ты там держишь? Покажи! – приказал Гефестион.
Человек упал на колени перед Александром и протянул ему шкатулку.
– Что это? – удивился гегемон. – Говори.
– Не скажет, – взглянул на него Черный Клит. – Это евнух, мастер ароматных ванн. Обычно этим прислужникам, помимо мужского достоинства, еще отрезают языки, чтобы не болтали то, что случайно услышат. Похоже, в этой шкатулке хранится скипетр власти.
Александр отставил золотой кубок, взял из рук слуги шкатулку.
– Не открывай! – попытался остановить его Гефестион. – А вдруг, там змея.
Александр расхохотался:
– Было бы смешно: уничтожив непобедимое персидское войско, умереть от укуса гадины.
Он снял крышку. Все затихли, с удивлением заглядывая внутрь.
– Пуста, – пожал плечами Александр.
– Да как ты посмел! – замахнулся кулаком на слугу Клит.
– Не бей его! – остановил черного воина Александр. – Он же не виноват, что Дарий убежал вместе со скипетром. Подумаешь… Мне не нужна его сверкающая безделушка. Я и без скипетра покорю Персию. А шкатулка очень красивая. Отныне в ней буду хранить творение Гомера: «Илиаду», что мне переписал Аристотель.
– Слава нашим предкам, покорившим Трою! – воскликнул Гефестион, поднимая кубок.
– Слава Александру, потомку Ахилла! – подхватили все и выпили до дна.
Входили усталые воины, обнимались с товарищами, поздравляли друг друга с победой.
– Много пленных, Филота? – спросил Александр у статного воина, примерно его лет.
– Много, Александр. Даже не знаю, что с ними делать, – ответил тот.
– А сколько из них предателей-эллинов?
– Эллинов несколько человек, и те – раненые. Наемники Дария смогли пробиться к горам и ушли, – виновато развел он руками.
– Жаль! – металлическим голосом сказал Александр.
– Гегемон, – вошел старший из обозников. – Один из пленных рассказал, что Дарий оставил казну в Дамаске.
– Филота, найди Пармениона, – тут же распорядился Александр. – Пусть он с двумя илами фиссалийцев скачет в Дамаск и захватит золото.
– Позволь мне возглавить экспедицию. Отец вымотался в сражении. Годы его уже…
– Он воин, прежде всего, – холодно прервал его Александр. – Я требую, чтобы Парменион отправлялся в Дамаск.
– Слушаюсь.
Филота вышел из шатра.
Гегемон наконец заметил Исмена, до сей поры стоявшего у входа, и попросил всю веселую компанию притихнуть. Стражник толкнул Исмена вперед. Александр внимательно и долго изучал пленника.
– Ты знаешь, кто перед тобой? – наконец спросил он.
– Нет, – честно ответил Исмен. – Тебя называют Александром.
– Перед тобой сын Громовержца, повелитель Македонии и Азии, – гневно вскричал Гефестион.
– А ты из Великой Степи? Массагет? – поинтересовался гегемон.
– Я с гор Кавказа.
Пробежался удивленный ропот.
– Сколот?
– Сирак. Но воспитываюсь в племени аорсов.
– Каллисфен, – окликнул гегемон высоколобого человека, явно – не воина. – Что там у Геродота про сираков и аорсов написано?
– Есть такие в перечислении племен, живущих по берегам Танаиса, – сообщил ученый.
– Вот, откуда тебя занесло. – Гегемон повертел в руках кубок, любуясь искрящимися изумрудами на ободке. – И зачем ты служил Дарию, этому трусливому псу? Племена с берегов Танаиса не подчиняются Персии, насколько мне известно. Ты жаждал получить за свою кровь много золота? Он щедро оплачивает наемников?
– Меня золото не интересует, – ответил Исмен.
– Что же тогда? – взгляд гегемона загорелся любопытством. Исмен заметил: глаза гегемона были разного цвета. Хоть в шатре царил полумрак, но все равно заметно: один глаз светлее другого.
– Я хотел стать настоящим воином – ксаем.
– Интересно! – гегемон уселся поудобнее. – И что такого героического в этих ксаях?
– Они защищают слабых, справедливо судят споры, охраняют покой кочевников и землепашцев.
– Ты хотел защищать слабых и вершить суды? – В разноцветных глазах гегемона затеплилось уважение. – Но откуда у тебя этот шлем?
– Мне подарил его вождь сколотов.
– Надо же! – задумчиво произнес Александр. – Я встречаю в Персии мальчишку в шлеме Филиппа, который он потерял в походе на Истре – на другом краю ойкумены3.
– Это – знак, – твердо сказал черный всадник.
– Это – знак, – закивали все.
– Аристандр, наш великий прорицатель, растолкуй мне, – потребовал гегемон.
Седобородый старик в белой гиматии подошел ближе, взглянул на мальчика, потом на шлем и уверенно сказал:
– Хороший знак! Филипп из страны Аида4 шлет тебе поздравление с великой победой. Ты же прочитал его послание, что выбито на шлеме: «С победой в Пеллу или с позором в землю».
– За победу! За Александра! – тут же закричали все, поднимая кубки.
– Послушай, скиф, – обратился к Исмену гегемон. – Сколько ты хочешь за этот шлем и за коня?
– Я же – пленник. Ты можешь все у меня отобрать, – удивился Исмен.
– Не могу, – покачал головой гегемон. – Если Аристандр решил, что ты посланник моего отца, ни один волос не должен упасть с твоей головы. Говори: сколько хочешь. Плачу золотом.
– Я не разбираюсь в золоте, – пожал плечами Исмен. – Если тебе нужен шлем, – забирай даром.
Все вокруг одобрительно зашумели.
– Коня мне тоже отдашь? Конь у тебя отменный, но дикий. Я люблю таких.
– Прости, но коня отдать не могу.
– Не дерзи повелителю! – пригрозил Клит.
– Коня не отдам! – твердо повторил Исмен.
– Почему? – потребовал объяснения гегемон.
– Цырд – мой боевой товарищ. Нас может разлучить только смерть.
– Он говорит, как истинный фиссалиец, – восхищенно произнес один из воинов в фиолетовом плаще. – Скажи, там, откуда ты родом, поклоняются божеству – Покровителю коней?
– Кони – дети бога Фагимасада, как люди – дети Папайя. Мы имеем равные права на земле и должны уважать друг друга. Этот конь – мой брат.
– Каллисфен, о каких богах он говорит? – вновь обратился к ученому Александр.
– Папай – это Зевс. Фагимасад, я полагаю, – Посейдон. Во всяком случае, так их классифицирует Геродот.
Вошел юный воин. Он опустил низко голов, стараясь скрыть исцарапанное лицо. Но его тут же заметили и принялись подтрунивать.
– Агенор, что с тобой? Пока мы бились с персами, ты с кошкой сражался? – пошутил гегемон.
– Зря смеешься, – обиженно прогундосил юноша.
– Да кто же тебя так?
– Вон, его подруга, – указал юноша на Исмена.
– О чем ты говоришь? Какая подруга? – не понял гегемон.
– Амазонка. Как прыгнет на меня. Вцепилась в лицо. Пальцы у нее, что крючья железные.
– Клит, он бредит? – обернулся Александр к черному воину. – Какая амазонка? Откуда? Амазонки – выдумки Геродота. Аристотель так говорил.
– Настоящая амазонка, – пожал плечами черный всадник. – Именно, как у Геродота: двойной топор, боевой пояс, анаксириды, перевязь кожаная через правую грудь. Да это же она Неарха подстрелила. Ее стрела с трехгранным наконечником.
– А что ты молчал?! – возмутился гегемон. – Надеюсь, вы ее не пришибли?
– Нет.
– Ведите ее сюда! Немедленно!
В шатер втолкнули Томирис. Все забыли о вине, уставились на тонкую девушку в кожаной куртке. Разинув рты, разглядывали ее широкий боевой пояс с медными бляхами и кожаный ремень, стягивающий правую грудь.
– Похожа на амазонку, – наконец выдавил изумленный Каллисфен. – Но она же – совсем ребенок.
– Ты амазонка? – спросил гегемон.
– Не знаю, о ком ты говоришь. Я из племени албан, – гордо ответила Томирис, дерзко глядя прямо в разноцветные глаза гегемона.
– Зачем служила Дарию?
– Кому хочу, – тому и служу, – бросила бесстрашно она.
Все недовольно загудели.
– Ты знаешь, что перед тобой сын Громовержца? – зло спросил Клит.
– Из богов я признаю только Аргинпасу.
– Кто такая? – вновь спросил гегемон у Каллисфена.
– По всей видимости, Артемида, – ответил тот.
– Я смотрю, ты ничего не боишься, служительница Артемиды, – холодно произнес гегемон.
– Только – разгневать свою богиню.
– А смерть тебе не страшна?
– Нет! – дерзко ответила Томирис, слишком дерзко.
– Убей ее! – приказал гегемон Гефестиону.
Исмена тут же схватили сзади двое стражников, чтобы он не смог кинуться на помощь к Томирис.
– О, Александр, перед тобой ребенок, – испуганно взмолился Каллисфен.
– Ребенок? Скажи это Неарху, который валяется с пробитым плечом. Гефестион, убей ее! – требовал гегемон.
Тот безжалостно занес меч над головой Томирис и рубанул. Клит в самый последний миг перехватил его руку. Но Томирис даже не вздрогнула. Все с уважением загалдели, удивляясь стойкости хрупкой девчонки.
Гегемон все это время не отрывал взгляда от холодных глаз Томирис, пытаясь разглядеть в них страх, но так и не узрел, ни капли. Удивленно покачал головой.
Исмена отпустили. Он подбежал к Томирис и взял девушку за руку. Ледяная влажная ладошка дрожала. Тонкие пальцы больно, мертвой хваткой вцепились в его руку.
Гегемон долго молчал. Все ждали, какова будет его воля. Наконец он приказал:
– Верните им оружие и коней. Они – свободны.
Исмен подумал, что ослышался. Но стражники отступили от них. Томирис чуть ослабила хватку.
Гегемон обратился к нему:
– Послушай, скиф, ты хотел стать воином. Но, служа у такго труса, как Дарий и кучке его разнеженных вельмож, ты только научишься удирать с поля боя. А не желаешь послужить самому сыну Громовержца?
– Я…, – Исмен не сразу сообразил, что от него хотят. – Я свободен? Я могу идти? – пробормотал он.
– Можешь, – подтвердил Александр. – Отправляйся обратно на Кавказ… Хочешь, догоняй Дария. Но я бы тебе не советовал. Зачем служить трусу? А лучше… Запиши их в соматофилаки5, – приказал Александр Гефестиону.
– Но, гегемон, а если кто из них двоих всадит кинжал тебе в спину? – предположил старший телохранитель.
– А, вот это – твоя забота.
В шатер заглянул охранник.
– Гегемон, к тебе сын Листрипа, изготовителя осадных машин.
– Что надо ему? – недовольно спросил Александр.
– Говорит, по очень срочному делу.
– Пусти.
Ввалился Софит. Лицо бледное, испуганное. Глаза лихорадочно бегали.
– Дозволь, гегемон…
– Дозволяю, только говори кратко. Я очень устал.
– Вот! – показал он Александру кожаный мешочек, в котором звякали монеты.
– Хочешь заплатить за выпивку с нами? – удивился Гефестион. – Мы так тебе нальем.
– Это все мои сбережения. Но, если мало, я найду еще, обязательно найду, – сбивчиво объяснил Софит.
– Молодец. Бережливый. Только зачем ты нам показываешь свое богатство? – не понял Клит. – Решил похвастаться?
– Нет. Я хочу их выкупить, – указал он на Исмена и Томирис. – Если не хватит, я еще у отца займу…
– Откуда ты их знаешь? – подозрительно взглянул на него гегемон.
– Я… Там… Под Галикарнасом, – побледнел Софит.
– Так, ты шпионил на Мемнона? – схватил его за шиворот Гефестион.
– Нет. Я…, – он начал заикаться.
– Это мы его в плен взяли во время вылазки, – вступилась за юношу Томирис. – Потом отпустили.
– Надо же, у амазонки, оказывается, есть преданные друзья среди эллинов, готовые отдать последнее, – усмехнулся гегемон. – Сколько ты хочешь за нее заплатить?
– У меня здесь сто драхм золотом, – потряс мешочком Софит. – Если мало – я займу у отца.
– За такую цену можешь купить трех, нет – четырех персиянок: танцовщиц или музыкантш, – предложил Гефестион.
– Мне не нужны танцовщицы. Дозволь выкупить этих пленников. Если не хватит, я еще достану…
– Но какая же из амазонки невольница? – засмеялся Гефестион. – Посмотри, как глаза ее дико сверкают. Ты посадишь ее на цепь? Она все равно тебе горло перекусит ночью.
– Я не хочу никого сажать на цепь. Я хотел выкупить и отпустить…
– Мину золотом даю за амазонку! – в шутку выкрикнул кто-то из толпы собравшихся.
– Я даю за нее две мины золотом, – поддержал шутника Гефестион.
– Даю пять! – воскликнул кто-то еще.
– Пять мин и двух коней, – посыпались предложения.
– Десять мин! – перекрыл их Гефестион. – Десять мин за амазонку!
Софит побледнел. Бедный парень чуть не плакал от досады.
– Гефестион, не издевайся над юношей, чье сердце пронзил Эрот6. Спрячь монеты, – сказал Клит. – Амазонка и ее брат – свободны. Мало того, они записаны в соматофилаки гегемона. Лучше отведи их к кашеварам, пусть накормят. И скажи стражникам, чтобы вернули оружие – приказ гегемона.
В шатер влетел воин в рваном белом плаще, чуть не сбил с ног Софита, громко закричал:
– Александр! Александр!
Все тут же схватились за оружие.
– Чего ты нас пугаешь, Леоннат? – осадил его Клит.
– Там. Я в одном шатре…
– Говори нормально, – потребовал гегемон.
– Я преследовал персов и нашел на дороге белую колесницу Дария, и плащ его. Этот трус переоделся в простого воина. Удрал вместе с бактрийскими всадниками.
– Пусть удирает. Воин, в сердце которого поселился страх – обречен на смерть, – произнес гегемон. – Где его колесница?
– Я приказал пригнать колесницу в лагерь. Но колесница – это ерунда. Тут такое произошло!
– Да, говори ты толком, не тяни, – начал злиться Гефестион.
– Когда катили колесницу мимо одного из шатров, оттуда вышли женщины, упали на колени и завыли, словно волчицы. Я спросил у евнуха: кто они? Слуга ответил, что это мать кшатры, великая Сисигамба, а рядом с ней жена правителя и две его дочери.
Александр вскочил с трона.
– Веди нас к ним! Немедленно! – воскликнул Гефестион. – Нет, почему это мы должны идти к ним? Тащи их сюда.
– Не сметь! – прикрикнул Александр. – Никто не должен видеть женщин. Никто не должен к ним прикасаться. Поставь охрану у шатра. Если они в чем нуждаются, предоставь слуг, еду и питье.
– Но, Александр, – удивился Гефестион. – Ты даже не желаешь осмотреть драгоценный трофей? Говорят, жена Дария – первая красавица Персии…
– Прекрати! – прервал его гегемон и вновь опустился на трон. – Она – хоть и женщина, но не бежала с поля боя, посему остается правительницей. Я нанесу ей визит завтра. Не могу же я появиться перед владычицей Персии грязный, нечесаный, в крови… И передай, Леоннат, пусть не горюют о Дарии. Он жив.
– Да позовите кто-нибудь лекаря, – крикнул возмущенно Гефестион. – Александр, с тебя натекла уже целая лужа крови.
Но гегемон его не слышал. Кубок выпал из руки, расплескивая вино по дорогому ковру. Голова завалилась набок. Александр потерял сознание.
* * *
Теплый вечер укрывал землю мягкими сумерками. Лагерь затихал. Где-то вдалеке светилось зарево от похоронных костров. Исмен и Томирис устроились в кругу бородатых воинов. Одни ели, другие приводили в порядок оружие и потрепанные латы. Спать воины не ложились: им скоро заступать в караул. Софит принес вареного мяса, овощей, рыбу, от которой Томирис сморщила носик. Но глаза ее вспыхнули, когда увидела небольшой медный кратер с фруктами, варенными в виноградном соке.
– Можно с вами посидеть? – Лекарь Филипп устало опустился на землю, прикрыл воспаленные глаза. – Притомился. Столько раненых… Никогда еще так много не было.
– Хочешь мяса или рыбы, – предложил ему Исмен.
– Нет, – покачал он головой. – Крови насмотрелся, меня мутит. Я сейчас чуть отдохну и продолжу осмотр. А Александру вы понравились, – улыбнулся он. – Он очень тонко чувствует людей. Не каждого приблизит к себе.
– Но мы же – враги, – возразила Томирис. – Как он может нам доверять? И откуда он знаеть, что у нас в мыслях?
– Александр прекрасно разбирается в людях, может заглянуть в каждый закоулок твоей души, выведать все твои тайные замыслы. Не верите? Я вам расскажу одну историю. Когда армия входила в город Тарс, как раз за месяц перед битвой, на пути попалась горная река. Конь Александра поскользнулся, и упал вместе с всадником в холодный поток. К вечеру у Александра открылся сильный жар. Армейские лекари умеют вынимать стрелы и прижигать раны, но они понятия не имеют, как лечить восполненное дыхание. Меня срочно вызвали из Сард. Я мчался без отдыха. Прибыл. Тут же приготовил ему лекарство. Представляете, он принял у меня чашу с лечебным питьем, а взамен протянул лист пергамента. Он пьет мое зелье, а я читаю донос его первого советника. В доносе Парменион обвиняет меня в предательстве. Якобы меня, лекаря Филиппа, за золото подкупил Дарий, чтобы отравить Александра. Я дочитал донос, а он спокойно допил лекарство. «Ты поверил Пармениону?» – в отчаянии воскликнул я. «Видишь, выпил твой яд, – ответил спокойно он. – Но и Пармениону я не имею права не верить. Он честно служил моему отцу, теперь так же честно продолжает служить мне». «Он лжет!» – закричал я. «Парменион не может лгать! – твердо поправил меня гегемон. – Парменион может ошибаться». «Почему же ты доверился мне?» И тогда гегемон ответил: «Лучше пасть жертвой заговора, чем умереть от страха и недоверия». Ох, ну, вроде бы отдохнул. Пойду, займусь ранеными.
Вслед за лекарем поднялись воины и отправились сменить своих товарищей, стоявших в карауле. У костра остались только Томирис, Исмен и Софит. Томирис толкнула локтем Исмена:
– Оружие при нас, – хлопнула она ладонью по своему акинаку. – Коней выведем потихоньку из загона.
– Вы хотите сбежать? – упавшим голосом спросил Софит.
– Хотим, – утвердительно ответила Томирис. – И ты нам в этом поможешь, – не попросила, потребовала девушка.
– Зачем уходить тайно? Мы и без того – свободны, – безразлично ответил Исмен. – Но куда мы направимся? – Он заглянул ей в глаза. – Опять за армией Дария? Я не хочу к персам. Они постоянно проигрывают сражения. Нас били у Граники. А помнишь, какая была огромная сильная армия. Как хвастались персы своим непобедимым оружием, своими подвигами. Потом мы оставили Галикарнас, хотя город считался неприступным: высокие стены, большой гарнизон, помощь с моря – все напрасно. Теперь потерпели поражение здесь, и тоже с огромными силами. Я не хочу сражаться под знаменами тех, кого вечно бьют. Я остаюсь здесь, в армии Македонии.
– А как же Фидар, Колобуд, Уархаг? – напомнила Томирис.
– Фидар сам говорил, что больше не желает служить Дарию. Я надеюсь, он найдет нас. Уговорю его примкнуть к Александру.
Девушка долго думала, вороша веточкой красные угли в костре, затем согласилась:
– Хорошо. Давай останемся. Посмотрим, как все будет. Во всяком случае, македоняне не относятся к нам с презрением, как персы.
– Конечно же, – обрадовался Софит. – Вы же видели Александра. Македоняне не называют его повелителем или властелином. Он – первый среди равных, – так говорят гетайры. А знаете, как в Македонии выбирают правителя?
– Власть наследуется? – предположила Томирис.
– Не совсем, – возразил Софит. – Надо еще подтвердить личными подвигами и делами, что ты достоин. Все решает воинское собрание. Отец Александра, Филипп не являлся наследником. Когда погиб Пердикка7 в битве с иллирийцами, воинское собрание призвало Филиппа возглавить страну и опекать маленького Аминту, сына Пердикки. А после того, как Филипп поднял Македонию с колен и возвысил ее над Элладой, то же воинское собрание признало окончательно в нем правителя, хотя Аминта к тому времени уже достиг зрелого возраста. После смерти Филиппа воинское собрание решало, кому отдать власть: сыну Передикке или Александру. Но за плечами у Александра были громкие победы. Отец доверял ему управление страной с шестнадцати лет. Большинством голосов избрали Александра.
– А где теперь Аминта? – поинтересовался Исмен.
Софит понизил голос.
– Александр приказал его казнить. Обвинил в заговоре против Филиппа.
– Аминта на самом деле был причастен к заговору, или Александр не желал иметь соперника? – хитро спросила Томирис.
– Разве кто-нибудь посмеет обвинить Александра в несправедливости? – пожал плечами Софит. – Да и кому это нужно? Теперь Александр не просто правитель Македонии, он – гегемон-автократ всего Коринфского союза. Аминта такого звания вряд ли добился бы. Не говоря уже о походе в Персию…
* * *
Отряд всадников в белых плащах с золотой каймой выезжал из лагеря. Воины, завидев кавалькаду, вставали и радостно кричали:
– Хайре, Александр! Хайре, победитель!
Гегемон возглавлял отряд, гордо восседая на приземистом крупном коне. Облачение его состояло из простого белого хитона. Поверх красная хламида, скрепленная на плече небольшой серебряной фибулой. Он отвечал на приветствие взмахом руки, улыбался, иногда останавливался, подзывал воинов, спрашивал их о чем-то, одобрительно хлопал по плечу.
Изображался мрачным старцем в рубище. Харон перевозит умерших по водам подземных рек, получая за это плату (навлон) в один обол (по погребальному обряду находящийся у покойников под языком). Он перевозит только тех умерших, чьи кости обрели покой в могиле. Только золотая ветвь, сорванная в роще Персефоны, открывает живому человеку путь в царство смерти. Ни при каких условиях обратно не перевозит.
Пердикка, сын царя Аминты III, взошёл на престол Македонии, убив регента Птолемея Алорита, правившего Македонией на правах опекунства. Продолжая политику своего прадеда Пердикки II, нынешний Пердикка воевал с Афинами против Олинфа, и с Амфиполем против Афин. В разраставшемся конфликте между Фивами и Афинами, Пердикка выбрал Фивы, и в Македонию возвратились некоторые из заложников, взятых, чтобы контролировать Птолемея. Склонный к наукам, Пердикка окружил себя философами и геометрами, как именовались в Греции представители точных наук.
Едва ли достигнув 30 лет, он в 359 до н. э. погиб в сражении с иллирийцами, где кроме него пало ещё 4 тысячи македонцев (Диодор: 15.71, 16.2). Пердикке наследовал его сын Аминта, но за малолетством его отодвинул от престола Филипп, брат Пердикки. Позднее Аминту казнил в начале своего правления Александр Великий как нежелательного претендента на престол.