Над почти заштилевшим морем висела, подрагивая под слабым дыханием юго-восточного ветра, завеса тумана. Едва рябящая вода, туман и полная тишина. По крайней мере, так казалось до тех пор, пока из белой пелены не стал доноситься медленно приближающийся скрип снастей.

Два трёхмачтовых боевых корабля со спущенными парусами медленно дрейфовали, как видно, без какой-либо конкретной цели. Первый из них – с одной закрытой батарейной палубой и пушками на опердеке, с высокой кормой и тяжеловатыми обводами; второй – полегче: гораздо ниже корпусом и без закрытой палубы, вооружённый лишь считанными стволами на баке и юте.

Капитан, носивший пристёгнутым к поясу лёгкий длинный меч, прогуливался туда-сюда вдоль левого борта, явно скучая и непроизвольно подслушивая ленивые разговоры матросов.

– Ты когда-нибудь видел Императора? – спрашивал один.

– Нет, – мотал головой другой. – Я и в столице никогда не был, хотя моряк.

– А если бы мог, то поехал бы?

– Зачем это?

– Посмотреть, как живут в большом городе… – отвечал первый, поглаживая бороду.

Второй сплюнул:

– Вот мне на эти «большие города»! Я и в Элдсмуте дышать не могу!

В это время с марса грот-мачты раздался крик:

– Сигналят о неизвестном корабле на западе. Нужно сблизиться, чтобы установить принадлежность.

Капитан посмотрел в сторону головного корабля, идущего впереди уступом влево – там действительно сигналили факелом и ставили паруса.

– Свистать тревогу! Фок, грот, кливера! – скомандовал капитан, увидев прямо по курсу отрисовывающийся в тумане силуэт. – Повторять манёвры флагмана!

Он быстро прошагал на бак, откуда увидел большой корабль, который, казалось, стоял неподвижно с убранными парусами. Он был повёрнут бортом к приближающимся судам, нос его смотрел на север. С флагмана стали сигналить в сторону неизвестного, призывая назвать себя. Оттуда, сколько можно было судить, вглядываясь в туман, не отвечали.

– Зарядить орудия! – крикнул капитан, видя, что на головном корабле открывают пушечные порты.

По мере того, как были поставлены паруса, и корабль набрал ход, туман становился будто бы всё плотнее, так что даже флагман был едва виден, несмотря на близость к нему. Доносились только обрывки речи: кричали, обращаясь к неизвестному и приказывая ему назвать себя, угрожая иначе принудить к этому силой. Ответа не было. Прозвучал, ударив громом в такой тишине, предупредительный выстрел – ядро плюхнулось перед носом таинственного судна. Вдруг воздух огласил какой-то короткий, очень низкий и глубокий звук, похожий то ли на гудение рога, то ли на отзвук от удара в огромный туго обтянутый барабан. Звук этот, однако, едва ли был громче продолжавших раздаваться криков – в более беспокойную погоду он мог быть принят за вой ветра в снастях, а во время боя и вовсе не был бы замечен.

Тем временем, повторив – по-прежнему безответно, – предупредительный выстрел, флагман круто заложил вправо, поворачиваясь бортом к необъяснимо молчащему в молоке тумана кораблю.

– Не поворачивать! Построимся за кормой или обойдём тот корабль!

На флагмане отдавали команды нарочно громко, был чётко слышен почти срывающийся крик:

– Левый борт, товсь!

Однако, вместо раската бортового залпа по нарушителю, раздался почти немой удар и сразу за ним – оглушительный треск: мачты флагмана повалились одна за другой, ломаясь под хруст разлетающейся в щепки обшивки. Не случилось ни стрельбы, ни взрыва, просто целое судно будто попало под удар гигантского и очень тупого топора из-под воды; корма отвалилась, словно оторванная чем-то, и корабль стал быстро погружаться, опрокидываясь через левый борт, под безумные вопли прыгающих в воду людей.

Капитан онемел, продолжая смотреть расширенными глазами, не понимая, что произошло, но тут его пробудил от оцепенения залп с неизвестного корабля, оказавшегося вдруг опасно близко, – большая часть снарядов упала в воду, но некоторые попали: одно ядро сломало фальшборт у бушприта, где стоял капитан.

– Право на борт! – приказал он, убегая на ют. – Все паруса! Уходим!

– Сэр, а как же?.. – спросил рулевой, немым движением мелко дрожащей руки указывая в сторону тонущих обломков.

– Помогать некому, – отрезал капитан. – Мы только сами погибнем, – тон его был теперь совсем не твёрдым. – Важнее сообщить, что на нас что-то напало…

– Сэр, этот корабль ставит паруса! – прокричали с марс-площадки.

– На них есть герб?

– Кажется, да, сэр!

– Какой?!

– Не видно…

– Да провались оно всё! – капитан с размаху хлопнул ладонью по фальшборту возле кормового фонаря. – Мы должны увидеть герб… Или они будут преследовать?..

Несколькими годами ранее

558 год в. а.

I

1

Широкая полоса покрытой утрамбованным серо-коричневым гравием, мощёной по центру дороги тянулась через цветущую яркой, почти кислотной зеленью равнину. Поля, местами чуть поднимающиеся отлогими и длинными холмами, аккуратно прорезанные дорогами и изгородями, молча и неподвижно дышали ещё свежей после утренней росы бархатной щёткой хлебов и кормовых. В одной стороне пастух вяло и беззвучно щёлкал хлыстом, погоняя жадное до хрустящего травяного сока стадо, в другой стояла, в окружении нескольких домов и плодового сада, мельница с застывшими лопастями, обгорающая на солнце.

На большой дороге жило движение: крестьянские повозки, запряжённые где волами, а где и лошадьми – как сравнительно тощими, так и весьма тучными – жались к обочинам, пропуская по центру кареты и спешащих всадников, бивших лошадей по бокам ногами в сапогах с отсвечивающими шпорами. В одном месте рабочие чинили дорогу, поправляя покрытие, которое страдало как от быстрой езды, так и от тяжести крестьянских повозок. Конечно, дороги, входившие в сеть Вечных Шоссе, были построены основательно, но всё-таки и их обочины требовали ремонта, часто касавшегося таких повреждений, которые бы и не были заметны ненамётанному глазу. Однако, потому и важно было чинить вовремя малейшие поломки, угрожавшие, иначе, усугубиться. Так вот даже этим бесценным в своём труде рабочим приходилось бросаться в сторону, когда мимо пролетал на курьерской скорости очередной некто, чья блестящая потом лошадь выбивала копытами искры гравия из покрытия (не ехать же, в самом деле, по мощёному, стирая подковы!).

Однако, не все из тех, кто мог позволить себе скакать по центру шоссе, были в то утро так бешены и нетерпеливы. Шагом – даже как будто излишне неторопливым – ехал не слишком большой, но впечатляюще выделяющийся караван карет и крытых фургонов с всадниками во главе, по бокам и в хвосте. Впереди всех на беспокойном вороном коне с богатой сбруей – сравнительно молодой черноволосый аристократ весь в белых одеждах с длинным плащом, застёгнутым пряжкой в виде золотой пятиконечной звезды, кстати, перевёрнутой, с наконечниками копий, торчавшими из её внутренних углов. Он держался в седле прямо, чуть расслабленно, мягковато; неторопливо оглядывался по сторонам, едва-едва поворачивая гордо поднятую голову и чему-то еле-еле улыбаясь почти одними только глазами. Одежды его – даже сапоги! – были настолько белыми, что практически нельзя было поверить в их реальность: либо он то и дело чистился и переодевался, либо всё то – мираж.

Кортеж всюду сопровождали взгляды, источавшие то восторг, то – чаще – смущённое смирение, а иначе – смесь того и другого. Всадник в белом иногда кивал в ответ кланяющимся и машущим беретами людям, свита же его, кажется, была безучастна. Вдруг он остановился и, глядя куда-то вдаль, поднял руку.

– Стоять! Сеньор Мольтанни приказал остановиться! – пронеслось вдоль процессии; лошади вразнобой цокнули подковами и стали.

Едва только это произошло, и всадник в белом развернул коня к головной карете, как открылась её левая дверца, и оттуда с криками и какими-то полупристойно-неуместными движениями выскочила девочка.

– Там птицы! Там птицы! – закричала она, бегом устремляясь к обочине.

– Альмитта! Ну-ка стой! – всадник в белом подскакал и перегородил ей дорогу. – Какие птицы?

– А! Мне не видно! – продолжала она кричать, подпрыгивая и обегая лошадь.

Всадник безнадёжно выдохнул и соскочил с коня, придержав девочку за плечи:

– Альмитта, если я приказал остановиться, это не значит, что нужно сразу бросаться вон из кареты. Что за птицы?

Девочка показала рукой в сторону поля слева от дороги, над которым кружилась стайка каких-то птичек, то и дело снижавшихся, но тут же смешно и нелепо шарахавшихся в стороны от костлявых метёлок одетых в лохмотья пугал.

– Какие они… дурацкие, правда, брат? – сказала девочка то ли по адресу птиц, то ли по адресу пугал и, завидев, как вышеописанное действо повторилось в очередной раз, звонко рассмеялась.

– Я возьму её к себе в седло! – крикнул молодой человек кому-то в карете и, помогая взобраться Альмитте и поднимаясь сам, добавил: – Ты не в ту сторону смотришь. Туда надо смотреть, – договорил он, заворачивая лошадь и кивая перед собой.

– Ах!.. – округлила глаза девочка.

– Вези её осторожно, Альциано, – раздался из глубины экипажа усталый женский голос.

Всадник улыбнулся, поехал вперёд, придерживая свою пассажирку, и процессия тронулась вслед за ним.

– Как тебе? Нравится? – спрашивал он у девочки.

– А… Это что, столица? – переспрашивала она, изумлённо оборачиваясь.

Альциано смеялся:

– Нет уж! Столица стоит на берегу моря, нам ещё долго до неё ползти, – потрепал Альмитту по голове, – Но здесь мы остановимся на день или два. Это всего лишь Хайспаунт.

– Пятиконечный Узел… – пробормотала девочка.

– Да… – с нотками чуть пренебрежительного безразличия ответил он. – Так этот город называют.

Картинка, открывавшаяся глазу по ходу дороги и несколько вправо, а дальше уходящая уже и в горизонт, была в самом деле впечатляющей. Зелёная равнина вдруг вырастала огромным городом. Сначала шли, куда можно было достать глазом, пригороды, в которые процессия уже фактически въезжала (хотя как можно было тут понять, где уже город, а где – ещё нет?); дальше – сам Хайспаунт, называемый Пятиконечным Узлом за то, что здесь сходилось пять дорог системы Вечных Шоссе: одна шла из Маунрура и, ещё дальше, Фейрэнда, что на западе; другая вела на север, в Холодную Страну; третья – на восток, вплоть до Дельта; четвёртая шла к столице и была единственной, мощёной во всю ширину; а по пятой, соединявшей южную часть Западных Равнин с Хайспаунтом, ехали сейчас наши герои.

Поля быстро, буквально в щелчок пальца исчезли, превратившись в скопления – более-менее организованные – каких-то амбаров, лавочек торговцев вдоль большой дороги, дешёвых и неказисто выглядящих таверн и, собственно, жилых домов, которыми, как казалось, пригород был застроен довольно хаотично. Альмитта, однако, осматривалась с чрезвычайной заинтересованностью, то и дело оборачиваясь и вытягивая шею так, что Альциано то и дело придерживал её в седле, заставляя – иногда весьма раздражённо – выпрямиться и не ёрзать. Но как тут было не ёрзать? Серые, приземистые и часто совсем не опрятные домики, лепившиеся друг к другу как попало, люди, снующие внизу туда-сюда, иногда снимающие шапки, кланяющиеся или приветствующие процессию ещё как-нибудь. Вывески, бедненькие карнизы и крыши, наконец – запахи явно сытного, но очень грубого варева, словно бы видимой дымкой струившиеся из на скорую руку сколоченных дверей харчевен!..

Однако, как скоро убедилась девочка, всё это были только ягодки, а настоящий город лежал впереди, там, куда с ровной уверенностью превосходства смотрел Альциано. Кавалькада подъехала к широкому и длинному мосту, на пиках при въезде на который развевались белые знамёна с перевёрнутыми золотыми пятиконечными звёздами; от каждой вершины звезды к её центру шли изгибающиеся несколько раз линии, а из углов торчали наконечники копий. Солдаты отсалютовали мушкетами, и фыркающий конь въехал на мост.

– Это и есть тот гигантский ров, брат? – спросила девочка.

– Да, дурочка ты! – ответил всадник в белом.

Дело было в том, что Хайспаунт – та часть, что считалась, в противоположность пригородам, городом – располагался на искусственно созданном острове. В какой-то момент вокруг разрастающегося города прорыли огромной ширины канал, через который перекинули, соответственно количеству дорог, пять мостов. На каждом из мостов стояли башенки с цепями и подъёмным механизмом, позволявшие разводить переправу в двух местах по длине моста. Ширина канала, как говорили, выбиралась так, чтобы осадные орудия с противоположного берега не могли достать до стен. Конечно, это были новые стены Хайспаунта – старые, возведённые ещё очень давно, когда город был совсем мал, прятались теперь где-то внутри него, частично срытые, да и старый ров был засыпан.

Альциано, окидывавший, пока они пересекали мост, крепость оценивающим взглядом, вдруг подозрительно сощурился: на городских стенах помимо уже неоднократно упомянутых золотых звёзд на белом фоне колыхались и совсем другие флаги, не то что более мрачные, но по крайней мере пробуждающие эмоции. Новый флаг был полотнищем благородно голубого цвета с изображённым на нём огромным и очень детально прорисованным красным драконом с широко расправленными крыльями. Дракон смотрел влево, а в лапах держал какой-то чёрный рог – то ли «музыкальный» инструмент, то ли сосуд для питья.

Альмитта указала пальцем на такое знамя над воротами:

– Кроваво-красный дракон!

– Герб Ариенкранцов, – подтвердил её брат. – Кто-то из Императорской семьи здесь…

Они въезжали в ворота, где снова был салют, а Альмитта чуть не подпрыгивала в седле, хлопая в ладоши:

– Ах да! Надеюсь, принцесса Джелла здесь! Я так хочу с ней познакомиться!

– Если она и здесь, она явно приехала не одна.

За воротами была построена городская стража: пикинёры и мушкетёры в несколько рядов. Вышедший вперёд офицер салютовал мечом спустившемуся с лошади Альциано:

– Сеньор Альциано, город Хайспаунт радостно приветствует вас и вашу семью, – офицер поклонился: – Сеньор Горбек Вилеккьо к вашим услугам! Коменд…

Альциано сделал беспокойный жест рукой:

– Да, да, сэр Горбек, мы знаем, кто вы, не нужно лишних представлений. Вы вышли, чтобы проводить нас в покои? Прекрасно! Я поеду, сопровождайте меня, сеньор Вилеккьо, – он поднялся снова в седло.

– С удовольствием, сеньор!

Горбек Вилеккьо не был атлетически сложен и не выделялся богатырским ростом. Он бы, возможно, вообще ничем не выделялся, если бы не шрам на подбородке, полученный им однажды при тёмных обстоятельствах и спускавшийся даже к горлу практически до кадыка. Когда сеньор Вилеккьо говорил, немного преклонив голову, нельзя было понять, делает ли он это из учтивости или для того, чтобы меньше обращали внимания на его отметину. Носил он богатый, шитый золотом костюм офицера городской стражи с плащом, на котором была вышита всё та же золотая звезда. На голове его был берет с пером, который он снимал, чтобы откланяться, но потом тут же надел снова, точно опасаясь за причёску или избегая возможности получить молниеносный солнечный удар.

– Горбек! – окликнул всадник. – А скажите мне, почему я до сих пор не услышал, что делают императорские знамёна на стенах Хайспаунта? Кто приехал?

Вилеккьо аж запнулся:

– Простите, сеньор, я должен был сразу сказать. Прибыл Его Высочество старший принц Эрхард Ариенкранц, лорд Уэстдена и Армейский Канцлер.

– Это брат Императора? – живо спросила Альмитта.

– И один из самых непредсказуемых Ариенкранцов, которых носила земля… – протянул в ответ Альциано. – По крайней мере, так говорит наш отец.

Город внутри стен дышал совсем по-другому, чем всё, что располагалось за каналом. Улицы были опрятней, вывески стали добротней, кухня пахла приятней, жизнь цвела беззаботней. Дома стали ординарней и чище, перекрёстки будто шире и светлей, люди двигались как-то осмысленней и более упорядоченно. Альмитта не представляла, где она находится, но точно знала, что никогда не была здесь раньше, даже в снах, хотя ей, порой, снились большие города с причудливой архитектурой, с множеством треугольных крыш и очень-очень высокими башнями. Было совершенно неважно, что после остановки здесь на несколько дней предстоял ещё больший путь, чем они проделали до этого места – в таком возрасте живёшь моментом.

Альциано же выглядел невесёлым, чтобы не сказать угрюмым, когда кавалькада добралась наконец до довольно скромного на вид дворца, прячущегося за редкими деревьями небольшого сада.

– Что тревожит тебя, сын? – спросила невысокая ростом и уже немолодая, но всё-таки крепкая на вид женщина, выходя из кареты и бросая на Альциано ровно-усталый взгляд весьма прозорливых, если не сказать – пронырливых, глаз; она протянула руку для поцелуя: кожа её была заметно светлее, чем у сына и дочери.

– Думаю, зачем сюда приехал брат Императора. Неужели чтобы встретить нас?

– В самом деле сомнительно, если на эти дни рождения позвали не всю высшую знать Империи, – ответила она, направляясь, под руку с сыном, по дорожке ко входу во дворец, куда уже убежала Альмитта, и откуда навстречу им спешили какие-то люди, похожие на плохо знающих своё ремесло или вставших не с той ноги слуг.

– Сеньора Ольмея, сеньор Альциано, – почти прокричал один из них, – Ваши покои готовы.

Альциано едва заметно кивнул и вновь обратился к матери:

– Нам нужно отдохнуть, тебе – в особенности.

– И пообедать, – добавила она. – Я умираю от голода.

– Да, конечно, – с деланой улыбкой вновь кивнул он.

Сеньора Ольмея положила руку на плечо сына:

– Не делай поспешных выводов, Альциано. Помнишь? – «Разум – источник процветания».

2

Географически примерно в центре города, но всё же в стороне от его самой старой части, вокруг которой сохранились остатки древних стен, располагалось высокое здание, выделявшееся из других как своим орнаментом, так и формой – оно было построено в форме буквы “H” с очень короткой перекладиной и вытянутыми боками.

– Это порог Высших Людей? – спросила девушка в длинном плаще и глубоком капюшоне, бросая монеты нищему у дома на краю площади.

– Да, леди… – ответил тот хрипящим голосом. – Спасибо!

Что-то в его словах показалось девушке странным:

– Почему вы решили, что я леди?

Нищий поднял голову и, глядя из-под отёкших век под её капюшон, сказал:

– У вас акцент, сеньоры говорят по-другому. Поэтому, если хотите говорить, колпак бесполезен, – он снова опустил голову и добавил: – Вас узнают.

– А я не для того его ношу, чтобы прятаться, – она повернулась и пересекла безлюдную площадь, подойдя к самому зданию, названному «порогом Высших Людей», и стала его осматривать.

Стены этого необычного в сравнении с окружающими сооружения были сложены из очень светлого, почти белого камня или же, по крайней мере, им облицованы. Однако, в таком случае это должно было быть лукавство, ведь девушка читала когда-то (не так уж, впрочем, и давно), что все пороги должны в обязательном порядке строиться целиком из белого камня в качестве дани уважения Высшим Людям. Как бы там ни было, посетители порогов обязаны были считать должным, что всё построено именно из такого камня. С другой стороны: разве есть разница, как что выглядит, если это не отражается на существе? Или оно всегда отражается?

Вскоре девушка услышала, что кто-то подходит к ней сзади.

– Никогда не видели большой порог Высших Людей в Хайспаунте? – спросил мужской голос.

Девушка резко, но осторожно взглянула вполоборота на подошедшего.

– Сеньор Альциано Мольтанни, Белый Герцог, граф Тур-дё-Хиллс, – произнесла она приветливо-безразличным тоном, с которым обычно проговаривают формальные учтивости по адресу незнакомых или малоприятных людей.

Сияющий улыбкой Альциано поклонился, зачем-то придерживая меч:

– Вы выдаёте себя подобным обращением.

– Я и так себя выдала, раз вы обратили на меня внимание, – пожала плечами девушка, не снимая колпака. – Впрочем, я и не скрывалась.

Альциано бравурно усмехнулся:

– Зачем тогда вам этот колпак? Я видел вашего брата неподалёку, а вас ещё не видел, – он протянул к ней руку: – Снимите же колпак! – она отстранилась, а граф Мольтанни был отвлечён каким-то движением слева. – О, а вот и ваш брат! – с напыщенной торжественностью воскликнул он.

Человек, вновь появившийся на площади, был высок ростом и хорошо сложен, в чём был похож на Альциано, но только кожа его была много бледней, а волосы имели какой-то бесцветно-рыжеватый оттенок. Его сопровождали двое солдат, одетые в плотные коричнево-бордового цвета костюмы небогатого фасона, вооружённые мечами и пистолетами. Тот, кого Мольтанни величал братом неизвестной девушки, мало чем отличался от своих подчинённых, только вид у него был более воинственный. Он вышел вперёд и крикнул:

– Белый Герцог! Отойдите от моей сестры!

– Ну и ну! – присвистнул Альциано, делая знак своим стражникам расступиться. – Сэр Баштоф Кальтон в гневе! А ведь мы давно не виделись, приятель, – он притворно поклонился. – Как поживаешь?

– Прекрасно, сеньор Альциано, – ответил тот с гримасой отвращения; девушка перебежала к брату. – А кстати, никто не смеет трогать даже край одежды моей сестры без её на то позволения.

– Ха! Я всего лишь хотел наконец познакомиться и установить… – Мольтанни покачал головой, – Дружеские отношения с наследницей Холодной Страны. Ведь не вы же, в конце концов, наследник.

Девушка, не снимавшая своей накидки, прыснула смешком.

– Наследница Холодной Страны находится в Холодной Стране, умник, – сказал Баштоф.

Белого Герцога эта новость привела в ещё больший восторг:

– Ах, так это, должно быть, леди Верена! Теперь я хочу увидеть её ещё больше! – он сделал шаг вперёд. – Что такого в конце концов?..

Сэр Кальтон положил руку на рукоять меча:

– Ещё одно слово… сеньор, и мы будем драться!

– Если вы вынете из ножен ваш меч, сэр Баштоф, это будет последний раз, когда он в них был, – ответил Белый Герцог, оглядывая своего противника со снисходительной усмешкой.

Вдруг со стороны раздался громкий раскатистый голос:

– Вы прекрасно знаете, что он прав, граф Кальтон, шансов у вас немного! Сын Исмора Мольтанни, наш знаменитый Белый Герцог, пожалуй, лучший фехтовальщик Империи.

Как оказалось, представители высоких фамилий были так увлечены своей едва начавшейся и уже чуть не дошедшей до дуэли словесной перепалкой, что не заметили, как, тихо и гулко ударяя подковами, на площади появилась группа из семи всадников, двое из которых несли на пиках голубые с красным драконом знамёна Ариенкранцов, вид коих уже во второй раз вызвал неудовольствие Альциано Мольтанни: игриво-самоуверенное выражение сошло с лица Белого Герцога, сменилось вспышкой неудовлетворения с нотками уязвления, которая не осталась незамеченной Баштофом и Вереной, и тут же перестроилось, оформившись приветливо-почтительной гримасой. Все обернулись и поклонились спешившемуся всаднику. Тот сказал, подходя к Мольтанни:

– Вам, сеньор Альциано, конечно сообщили, что в городе брат Императора, но вы всё равно были готовы устроить дуэль, – он протянул руку.

– Не я первым положил кисть на рукоять меча, – ответил Белый Герцог, почти умилённо улыбаясь и пожимая руку.

– Но вы спровоцировали сэра Баштофа, – брат Императора обратился к девушке в капюшоне: – Снимите же колпак, леди Верена!

Девушка повиновалась и выпростала из-под полы накидки руку для поцелуя:

– С удовольствием, Ваша Светлость, сэр Эрхард!

Верена Кальтон была красавицей: лицо округлое, чуть вытянутое и заостряющееся книзу, тонкие, плотно поджатые в почти приятельской улыбке губы, большие глаза, бледная кожа, типичная для жителей Холодной Страны, много знакомых с солнцем, но мало – с его теплом. Волосы у девушки были светлые, как и у Эрхарда Ариенкранца, целовавшего теперь её руку с чуть более чем учтивой, но чуть менее чем пылкой аккуратностью. Сеньор Альциано, со своей смуглой кожей и смоляными волосами внешне выглядящий полной ей противоположностью, вперил в леди Верену практически пренебрежительный взгляд, на самом деле означавший нечто совершенно иное.

– Такой фарс устроили возле порога Высших Людей… – проговорил он будто невзначай.

– Вы правы, сеньор Альциано, мы можем устраивать фарс и в другом месте, – ответил Эрхард.

1. Из известной песни.

12 3 4 5 ...8 Weiter

Пока не пришла Судьба

Пролог

I

1

2

Andere haben auch gelesen: