Было уже поздно, совсем темно, вдобавок были выключены фары. В машину проникал лишь свет от огней города. У берега плескались волны, белый песок пляжа отражал попадающий на него свет, из–за чего казалось, что океан переходит в небо и на фоне светлого песка, все это было черной бездной. В этой бездне можно было заметить огоньки кораблей и яхт. Было прохладно, закутавшись посильнее в свое пальто, я откинулась на спинку сиденья.

Я держала в руках пакет с едой и рассматривала вечернее небо. Большая луна висела еще совсем низко, но от такого вида дух захватывало. Звезды было видно очень плохо.

Раньше, уходя с работы, мне еще удавалось застать закат, или хотя бы его отголоски. А сейчас я выходил в кромешную тьму. И хотя город освещали тысячи разноцветных ярких и тусклых огней, небо было черным непроглядным полотном.

Помимо неспособности увидеть при закате солнце, а не оранжевый отсвет который оно оставляет на небе, был еще один минус проживания в большом городе: обилие городских огней не давало звездам и шанса.

Повернувшись в его сторону, я заметила, что он разглядывает меня. Пойманный на подглядывании, он не отвел взгляда, как это обычно бывает, когда понимаешь, что тебя заметили. Блейка не смущали те вещи, которые могли смутить других людей.

Сегодня я рассказала ему кое–что о своей семье, раскрыла совсем маленькую частицу своей жизни, но эта часть была наиважнейшей для меня. Не думала, что хоть с кем–нибудь смогу поделиться тем, что сидит во мне многие годы. Я не делилась многими вещами даже с братом.

Возможно дело в его глазах, которым хотелось верить, в действующем, словно гипноз низком голосе, или в мягких, невесомых прикосновениях его рук к моей спине. Что–то из этого, или все сразу заставило меня проболтаться о себе. Проболтаться о настоящей жизни Джоанны–управляющей, а не липовой Джоанны–официантки.

Я сунула руку в пакет, и вытащив оттуда замотанный в бумагу сэндвич с говядиной, молча передала его Блейку. Он также молча взял его, касаясь своими пальцами моей руки, заставляя предательских мурашек, активизироваться и забегать по моим предплечьям.

Я была на взводе с того момента, как он решил бесцеремонно взять меня на руки. На нас смотрело столько людей, и я должна была испытывать стыд, но не испытывала. Голова была занята тем фактом, что мужчина крепко прижимал меня к своему теплому телу, пока я держалась за его шею. Подушечки моих пальцев покалывало от ощущения его теплой кожи. И казалось, я все еще чувствую щекотку на тыльной стороне руки от коротких прядей его волос.

Я еще раз занырнула в пакет и достала оттуда сэндвич с сыром и шпинатом, который предназначался для меня. Аккуратно развернув обертку, я откусила от него кусочек.

Безумно хотелось есть.

Блейк не притронулся к своему завернутому сэндвичу, он продолжал задумчиво глядеть на меня. Его взгляд, то становился рассеянным, словно он уходил в себя, то яснел, когда он рассматривал мое лицо.

Между нами стояла тишина, ну и звук того, как я жевала свой поздний ужин. Это было так странно, ведь Блейку всегда было что сказать. А сейчас он молчал.

В наших отношениях, если их можно было так назвать, мы будто шли наоборот. Сначала жаркие поцелуи, танцы и его крепкий член в моей руке. А сейчас – пляж, тишина и игра в гляделки. Следующим шагом должно быть наше полное расставание.

От этой мысли где–то под ребрами отозвалась тупая боль: мне не хотелось расставаться с ним.

Я почти покончила со своей едой, когда Блейк наконец решил развернуть свой сэндвич.

– Ты когда-нибудь был связан отношениями? Обязательства и все дела, – спросила я.

Блейк, до этого смотревший на меня, вдруг медленно отвел взгляд.

– Нет, – ответил он, пережевывая свой сэндвич.

Впрочем, этого ответа следовало ожидать. Но человек не может просто так бежать от отношений, всегда есть какая–то причина для этого.

– Вот как. Почему?

– Мне это не интересно, отношения та вещь, в которой я не нуждаюсь, – отмахнулся он.

Он прямо говорил, что отношения это не для него, но что лежало в корне этих настроений, я могла лишь догадываться.

Его взгляд говорил о многом, и это уж точно не «я в этом не нуждаюсь» здесь есть что–то глубже. Но расспрашивать об этом нет смысла, он не расскажет, либо сам еще не осознает, откуда идут истоки такого отрицания, либо не станет раскрывать это мне – девушке задержавшейся в его жизни чуть дольше обычного.

А вот я все свои истоки прекрасно осознавала. Я понимала, что причина моего нежелания строить полноценные отношения лежит в моем детстве, в отношениях родителей друг к другу и их отношения ко мне.

Блейк сегодня открыл мне кусочек из своего прошлого. Теперь я знала о его матери. Я могу лишь предположить, что его нежелание строить отношения как–то связано с ней. Возможно, он боится снова быть брошенным.

– Получается, что ты никогда не любил? – спросила я.

– Нет, я никогда не любил, – спокойно ответил он. – Я не верю, что любовь есть. Я считаю, что это лишь привязанность, не более.

– Ну, а как же родительская любовь? Матери любят своих детей.

– Я бы поспорил с этим, – невесело усмехнулся он.

– Что по твоему чувствует женщина к своему ребенку? – не унималась я.

На щеках Блейка заиграли желваки, ему не нравилось говорить об этом.

– Начнем с того, что мужчина и женщина заводят ребенка, потому что они эгоистичны. Они думают о себе, не о ребенке. Они хотят себе новую игрушку. Многие сразу понимают, что это им не по силам, и бросают своих детей. А многие вынуждены растить их до совершеннолетия.

– Это очень категоричная точка зрения, но имеет место быть, – чувствуя замешательство, сказал я.

Мне хотелось шлепнуть себя по лбу.

Боже, какая я глупая. Спросить о материнской любви человека, которого в детстве оставила мать.

– А ты? У тебя были серьезные отношения и любовь? – спросил меня Блейк.

– Отношения были, но я не могу назвать их серьезными. А вот с любовью сложнее, – сказал я, рассматривая темное небо через лобовое стекло. – В школе учился один парень, он дружил с моим братом, и я думала, что была влюблена в него. Потом до меня дошло, что это не было настоящей любовью, ведь я его совсем не знала, к тому же чувства были не взаимны, но я думаю, что если бы он обратил на меня внимание, то я могла бы его полюбить, – пожала плечами я.

И конечно, это было об Эрике. Но Блейк никак не сможет связать это с ним. Многие девушки вздыхают по друзьям своих старших братьев.

– Думаю, что он дурак, – тихо произнес Блейк. Я улыбнулась и лениво кивнула на это замечание.

Интересно, узнай Блейк, что я говорю об Эрике, по–прежнему он называл бы его дураком?

– Ты сказала о несерьезных отношениях, что в твоем понимании несерьезные отношения? – спросил он.

Я сразу вспомнила всех своих бывших, начиная от Стива, с которым мы вместе учились, и который был моим парнем, и заканчивая Дейвом – топ менеджером в одной энергетической компании.

– Мы просто спали и иногда ужинали вместе, и были единственными друг у друга, – объяснила я.

Блейк усмехнулся.

– О, весьма удобно, – сказал он, хитро поглядывая на меня.

– Да, и минимум ответственности, – добавила я, но осознав, как нелицеприятно это звучит, постаралась оправдаться. – Я считаю себя ответственным человеком, мне удается прекрасно выполнять свою работу, и я часто перерабатываю, но отношения – не мое.

Он кивнул.

– Должен признать, работа официантки непроста.

Ах да, я же якобы официантка, но я говорила о работе управляющей отелем.

– Да, любая работа непроста.

Блейк смотрел на меня насколько секунд, затем спросил:

– Так и почему я получил от тебя щедрую порцию осуждения, если ты сама не любительница отношений? Что я сделал не так?

Блейк уже доел свой сэндвич и вытер руки салфетками.

– Я не рассчитывала в этот вечер спать с кем–либо, я не люблю случайные связи на одну ночь. Это очень небезопасно. К тому же, я почувствовала, что мной просто желают воспользоваться, поэтому сделала так, как посчитала нужным.

Он вскинул брови. Мой ответ его удивил.

– Прости, я ни в коем случае не хотел тобой пользоваться, – озадачено сказал он.

– А чего ты хотел? – спросила я, глядя ему в глаза.

– Тебя. Но обычно это доставляет удовольствие обоим, я не оставляю девушку неудовлетворенной, и ты осталась бы довольна, – улыбнулся он.

– Не льсти себе, – засмеялась я.

– Увидишь, – загадочно улыбнулся Блейк.

А я и не заметила, что когда он флиртует, то становится еще более привлекательным.

– Ты скажешь, почему прихрамываешь? – спросил он, указывая на мои ноги.

Я хотела выдать историю, как она есть, но тут же осеклась. Чтобы не попасться на старой лжи, я городила новую.

– В отеле была постоялица с собакой. И вдруг она решила прыгнуть на меня.

– Надеюсь не постоялица? – шутливо переспросил Блейк.

– Собака, – ответила я. – Она начала гавкать. А я с детства боюсь собак, поэтому отпрыгнула назад и упала. Итог ты уже знаешь.

– Ты обращалась к врачу? Что–то серьезное?

– Нет, не обращалась. Думаю, просто вывих, – пожала плечами я.

Блейк недовольно качнул головой.

– Думаю, владельцу отеля стоит пересмотреть правила заселения с питомцами. Есть же градация парод, которые требуют особого контроля.

– Собака не была большой. Все дело во мне. Сама виновата, – пожала плечами я.

– Маленькая собака? – недоуменно переспросил он. Его брови были нахмурены, а на лбу появилась морщина, которую мне хотелось разгладить пальцами.

– Что–то вроде фокстерьера, – ответила я, понимая, что признаваясь в этом ему, могу выглядеть глупо в его глазах. Будь это даже чихуахуа, я получила бы не меньший страх. А фоксик миссис Скотт и вовсе был кошмаром для меня.

– Оу.

– Да.

– Это с чем–то связано? – В его глазах я заметила заинтересованность и любопытство. Он хотел узнать причину моего страха, тогда как свой страх высоты не признал передо мной.

Мне было стыдно признаваться, что даже самые маленькие породы собак пугают меня, но уходить сейчас от этого разговора будет совсем неразумно. Я ведь уже сказала о своем страхе.

– История? – переспросила я, чтобы удостовериться, что поняла его верно.

– Ага, – кивнул он.

– Банальный случай. Когда мне было пять лет, я гостила у своих дедушки и бабушки. Их лабрадор Бадди немного переусердствовал с игрой и повалил меня на землю. Он придавил меня своим телом, и я помню, что не могла дышать. Дедушка быстро убрал его, буквально за считанные секунды. Но для меня эти секунды были вечностью. С того момента, я сторонюсь собак, а их лай пугает меня до чертиков.

Его глаза тускло засветились сочувствием.

Только этого не хватало!

Чтобы не выслушивать слова утешения, я решила немного сместить ракурс темы.

– А ты любишь собак?

Блейк будто не ожидал от меня этого вопроса. Ему потребовалось несколько секунд, чтобы ответить.

– Да, я очень люблю собак.

– У тебя есть собака?

– Нет, у меня недостаточно времени для того, чтобы уделять внимание питомцу.

– Маленькая собака не требует много времени, – ответила я.

– Любой собаке нужно внимание. Часа утром и часа вечером недостаточно.

После слов Блейка я вспомнила, что Конрад всегда таскал Брюса за собой. Даже в его кабинете была собачья лежанка. Исключением был мой кабинет, ни одна собачонка не ступит даже на порог!

– Получается, что ты не собачий друг, – начал он, – может, ты любишь кошек?

Я отрицательно покачала головой.

– Птиц?

У моей бабушки есть попугай – розовый какаду по имени Поппи. Поппи все время говорит, что он хорошая птичка, тогда как меня он обзывает разными грубыми словами.

Впрочем наша нелюбовь взаимна, я также не питала высоких чувств к птице. А вот Конрада глупый попугай обожал. Конрад был всеобщим любимчиком в нашей семье.

Вспомнив этого надоедливого попугая бабушки, я поежилась.

– Нет, терпеть не могу птиц.

Блейк выглядел озадаченным.

– Аквариумные рыбки?

Я улыбнулась.

– Нет. В детстве я убила парочку, – это прозвучало так жестоко, что я поспешила оправдаться. – Не специально, просто перекормила их, а к утру они стали плавать кверху брюхом.

– Бедные рыбки, – с напускным сожалением в голосе сказал Блейк. Я заметила, что он едва сдерживал улыбку. – Но они хотя бы были счастливы перед смертью.

Я засмеялась.

– Я не большой любитель животных. Хотя меня привлекают змеи.

Его брови в удивлении взметнулись вверх.

– Змеи, никогда бы не подумал.

– И почему же?

– Обычно девушки не любят змей.

Я самодовольно фыркнула.

– Ну, что ж, я необычная девушка.

– Это точно, – ответил он отстраненным голосом.

Я повернула голову и наши взгляды встретились. На его лице отражались разные эмоции, но ни одну из них я не смогла узнать.

Глядя в его глаза, я почувствовала, как в моем теле разливалось тепло, никак не связанное с желанием или похотью. Что–то другое, новое, до этого момента, не являвшееся мне.

Блейк был все тем же высокомерным засранцем, однако я не испытывала по отношению к нему большого раздражения как раньше. Теперь я находила в этом даже некий шарм. Он был сексуальным, грубым и властным, беспардонным и наглым. Раньше я ненавидела подобных людей.

Блейк хватал меня за руки и прижимал к себе, не спрашивая разрешения, целовал первым и делал это напористо и уверенно. С ним мне нравилась подобная грубость, хотя не должна была. Мне нравился Блейк, хотя не должен был.

Внезапно у меня возникла потребность поцеловать его. И когда я только хотела приблизиться, его взгляд резко переменился. Блейк нахмурил брови, его плечи заметно напряглись.

А от его следующего вопроса, меня сковало страхом.

– Кто был тот человек, с которым ты разговаривала у отеля?

О нет.

Я не думала, что он заметил нас. Вернее он видел меня разговаривающей с Конрадом, но почему бы ему заострять на этом внимание?

Блейк ждал ответа. Я смотрела в его глаза, не моргая, не прерывая контакта, и не решаясь заговорить.

Что я должна ответить? Сказать ему правду или обозначить Конрада тем, кем он на самом деле не является?

– Это владелец отеля и соответственно мой босс, – ответила я, и мой голос даже не дрогнул. Получилось на удивление правдиво, потому что это и было правдой. Конрад формально был моим начальником.

Блейк молчал, что–то тщательно обдумывая.

У меня появилось дурное предчувствие. Неужели меня поймали с поличным? Судорожно я начала перебирать в голове все те места, где бывала вместе с Конрадом, и где мог быть Блейк. Вероятность встретиться с ним ранее была не большая, но иногда достаточно одной лишь сотой.

Нет, если бы я встречала его раньше, то запомнила бы. Блейка невозможно не запомнить.

– Ты не знаком с мистером Хэтфилдом? – решила спросить я, чтобы подстраховаться. Ну и потому что не могла молчать больше. Меня захватило волнение, а в такие моменты я начинала много болтать.

– Лично нет, но я видел его на одном мероприятии, – хмуро сказал Блейк.

– Если ты знаешь его, зачем спросил?

Его бровь изогнулась, а взгляд потемнел.

– Я не спрашивал его имени, меня интересовало кто он для тебя. Вы держались не как начальник и подчиненный.

Я занервничала.

– К чему этот вопрос? – спросила я.

– Просто любопытство, – ответил он. Мышца на его щеке дернулась, словно он был раздражен или злился.

– Любопытство?

– Да, мне интересно больше узнать о вас.

Я отвернулась, вглядываясь в темную водную гладь.

– Увы, но ты ошибся. Нас с ним никогда не было и не могло быть. Я просто работаю на него. А ты много знаешь о мистере Хэтфилде? – решила спросить я.

Это была лучшая тактика: завали вопросами другого, чтобы не завалили вопросами тебя.

Блейк хмыкнул и откинулся на спинку сиденья. Я чувствовала его взгляд на себе, он огнем ощущался на моей коже.

– Эрик знаком с ним, они вроде как вместе в школе учились. Он говорил, что Хэтфилд–старший передал управление отелями сыну.

– Не передал, он позволяет Конраду управлять отелями в штатах, пока сам занимается этим в Европе, – раздраженно выдала я.

– Еще Эрик говорил, что сын Хэтфилда невыносимый засранец.

– Это не так! – воскликнула я и тут же прикусила язык, отводя взгляд.

– О, – произнес Блейк, удивленно рассматривая меня. – Так ты хорошо его знаешь?

– Нет, он мой босс, мы даже толком не знакомы, – я в панике раздумывала, что сказать Блейку. Разговор превратился в минное поле, я могла в любой момент одним неаккуратно брошенным словом выдать себя с потрохами.

– И ты говоришь, что он не засранец? – медленно, растягивая слова, произнес Блейк.

– Нет, твой друг не прав. Конрад хороший человек… Точнее, прекрасный руководитель, – мои щеки покраснели от волнения. Зачем я вообще продолжаю говорить это? Откуда официантка может знать управляющего отелями Хэтфилд? Нужно было просто согласиться с Блейком. Какая разница кто и что думает о моем брате? Конраду уж точно плевать на это.

– Хороший человек? – недоверчиво переспросил Блейк.

Я заметила, как он сжал челюсти.

– У вас что–то было? – прямо спросил он.

– Нет! Конечно, нет! – воскликнула я.

Я и Конрад? О таком даже думать не хочется. И тем более не хочется, чтобы об этом думали другие. Мы ведь брат и сестра.

Но Блейк не знал об этом, и мое смятение трактовал по–своему. Его следующий вопрос поставил меня в тупик и возможно нанес мне психологическую травму.

– Так вы не спали? – не унимался Блейк.

– Нет! Я бы никогда не стала этого делать! – Мои щеки горели, пульс стучал в висках, во рту пересохло.

– Да, ну? – спросил он.

– Я не спала со своим начальником, и между нами никогда ничего не могло и быть! Так что закроем эту тему, мне неприятно говорить об этом, – повысив голос, бросила я.

– Почему? – не унимался Блейк, нахмурив темные брови.

Я укоризненно взглянула на него.

– Потому что, потому что…

Потому что он мой брат!

Как же я злилась: зачем он вообще задавал мне эти вопросы? Какое ему дело до Конрада.

– Потому что я ответственный работник, а правила отеля запрещают иметь сотрудникам отношения на рабочем месте!

Я скрестила руки на груди и попыталась успокоиться.

– Правила запрещают иметь отношения на рабочем месте, но не запрещают иметь сотрудников, – саркастически заметил Блейк, – секс не всегда отношения.

Мне казалось, что Блейк веселится, словно он знает, что мы с Конрадом родственники и специально смеется надо мной. Но заглянув в его глаза, я поняла: весь сарказм Блейка был напускным, эти мысли скорее злили его, чем веселили.

– Думаю, мне уже пора, – холодно отрезала я и отвернула голову к окну.

Эту тему я уж точно не собиралась затрагивать.

Глава 21

Джоанна

Тихий стук в дверь, заставил меня замереть с куском вегетарианской пиццы у рта и прервать душевный разговор с Барбарой.

Подруга прочистила горло и вытерла руки салфеткой.

– Ты кого–то ждешь? – спросила она, дожевывая кусок.

Я растерянно покачала головой.

– Нет.

Глянув на часы, я даже немного разозлилась. Кому в голову пришло беспокоить меня в одиннадцать вечера?

Отложив кусок пиццы, и оттряхнув руки от крошек, я накинула на плечи шелковый халат, потому что уже была одета в открытую пижаму, состоящую из коротких шорт и топика, и босыми ногами засеменила к двери.

Стук повторился.

Резким движением я распахнула входную дверь, совсем забывая о мерах предосторожности.

Мой боевой настрой исчез, как только я заметила на пороге квартиры консьержа – Ларри. Ему не было и тридцати лет. Светлые волосы были затянуты в низкий короткий хвостик, а голубые глаза беспокойно оглядели меня с ног до головы.

Хорошо, что халат накинула.

На нем была форма, которая всегда казалась мне чудной, будто он не консьерж, а проводник Полярного экспресса. Рядом, сильно возвышаясь над Ларри, стоял другой мужчина, с ним я не была знакома, но, кажется, это один из охраны жилищного комплекса.

Дуболом под два метра ростом, внушал страх в людей одним своим видом, хотя в этом черно–белом костюме выглядел почти сносно.

И что они оба забыли на пороге моего дома?

– Чем могу помочь, джентльмены? – недовольным голосом спросила я.

Ларри замялся, видимо смущенный ситуацией.

Не могу представить, с чего он решил заявиться ко мне вечером и еще иметь наглость пялиться на мое тело, замотанное в халат?

За моей спиной показалась Барбара, в отличие от меня, она не потрудилась прикрыть все оголенные участки кожи, ее пижама, прятала еще меньше, чем моя.

– Мисс Морель, с вами все в порядке? – спросил Ларри.

Со мной все прекрасно, а вот с вами похоже не очень. Но вместо этого я сказала:

– Да, а что случилось?

– Миссис Скотт сообщила, что к вам проник какой–то мужчина, – пытался оправдаться консьерж. С каждым его словом, я становилась злее, с каждой моей переменной эмоций, его лицо становилось белее. – Мы просто хотели удостовериться…

– Вот карга старая! – воскликнула я, замечая как округляются глаза мужчин.

– Простите, – уже тише сказала я, – вот Барбара, вы знаете, это моя подруга, я впустила ее добровольно, и она совсем не похожа на мужчину.

В отчаянии я схватилась рукой за лоб. Это было невыносимо! Старая женщина решила испоганить мою жизнь окончательно! И сколько раз в неделю она будет подсылать ко мне администрацию комплекса?

– Миссис Скотт нужно проверить зрение, – сказала Барбара, складывая руки на груди.

Ларри напряженно вздохнул и посмотрел на Дуболома.

– Спасибо, Лоу, можете идти.

Лоу? Я думала его имя кувалда или молот или что–то в этом роде, но точно не безобидное «Лоу».

Бугай кивнул и удалился, скрываясь в дверях лифта.

– Она изводит меня постоянно, это просто невыносимо, – пожаловалась я, вскидывая руки, словно взывая к небесам, чтобы бабка оставила меня в покое.

Ларри прочистил горло и заговорил:

– Она описала мужчину как высокого, темноволосого, в кожаной куртке и черных джинсах. – Я понятия не имела о ком он, темноволосых и высоких в моей жизни было не так много, однако под это описание подходил любой. – Еще она сказала, что он был с собакой–монстром. – В воздухе он изобразил кавычки. – Толстая, страшная и заливалась слюнями.

Я знала только одну собаку, подходившую под это описание – Брюс.

– Кажется, она описала Конрада, – сказала Барбара.

– Я тоже сразу подумал на вашего брата, – отозвался Ларри.

Самой виновницы инцидента не было рядом, должно быть старушка – божий одуванчик закрылась в своей квартире и наблюдает за устроенным ею переполохом через глазок двери.

– Но Конрада нет в городе! Он навещал меня почти две недели назад, и к тому же приезжал без собаки. А с Брюсом он был у меня еще в сентябре. Что придумывает эта женщина? – возмутилась я.

– Нужно что–то делать, Джоанна, – подала голос подруга, – не так давно тебя чуть не покалечила ее собачонка, а теперь она решила перейти на глупые розыгрыши! Что дальше? Она вызовет в твою квартиру пожарных, полицию?

– Ваше право злиться и я даже могу вам напомнить, что вы можете пожаловаться на нее в жилищную комиссию, но… – начал Ларри, и замолчал на полуслове. – Ладно, простите, не буду совать нос не в свое дело.

– Да суйте уже! – нетерпеливо выдала Барбара.

Я уже говорила, что она ненавидит тайны?

– Ларри, пожалуйста. Что вы хотели сказать? – обратилась я к нему.

Консьерж взглянул сначала на Барбару, затем на меня и заговорил:

– Дело в том, что миссис Скотт стара и больна, у Дороти деменция, она возможно и не помнит вашего брата, или перепутала время, когда он приезжал.

Деменция.

Так вот почему она постоянно говорила мне о том, что я вожу мужчин в свою квартиру? Она, возможно, не помнит лица Конрада, но помнит, что ко мне ходит мужчина, и каждый раз она принимает Конрада за нового мужчину.

Не знаю. Никогда не встречала человека с подобным заболеванием, поэтому не могу представить, что творилось в голове Дороти.

– Грустно это, – послышался голос подруги, она уже и забыла, что минуту назад предлагала наподдать миссис Скотт. – А сколько ей вообще лет?

– Восемьдесят четыре, двадцать пятого ноября будет восемьдесят пять лет.

Какое совпадение, мой день рождения тоже в ноябре, только на три дня позже, двадцать восьмого числа.

– А вы много знаете о ней, – заметила я.

Ларри улыбнулся и кивнул.

– Мы вроде как друзья, Дороти неплохая женщина, просто у нее своеобразный характер.

Вернее сказать скверный характер.

– Почему она одна, разве у нее нет родственников? – спросила я.

– Насколько я знаю, у нее есть дочь, но к сожалению, она ни разу не появлялась здесь. Миссис Скотт совсем одна.

– Почему ее не поместят в центр, где о ней смогут позаботиться? – спросила Барбара. И это был вполне разумный вопрос.

– Насильно ее не могут поместить, а сама она отказывается, – объяснил Ларри, затем взглянул на меня. – Подумайте и решите, будете ли вы писать жалобу.

Буду ли я писать жалобу на больную одинокую женщину, которая не виновата в том, что больна?

Я же не монстр.

– Нет, не буду, Ларри, – вздохнула я.

– Понял вас, я поговорю с миссис Скотт и объясню ей, что к вам никто не проникал и это всего лишь ваш брат, хотя я уже объяснял это много раз. Ну, ничего, объясню еще, – Ларри поправил свой красный пиджак и сделал легкий кивок головой. – Доброй ночи, мисс Хэтфилд и простите еще раз за беспокойство.

– Ничего страшного, Ларри, доброй ночи.

Консьерж ушел, я захлопнула дверь, и мы с Барбарой вернулись в кухню.

Как только подруга села на стул, я сказала.

– Жалко ее.

Барбара метнула взгляд в мою сторону, подумала пару секунд, а качнула головой в согласии.

– Не представляю, каково ей остаться одной. И почему дочь не навещает ее?

– Видимо у них плохие отношения, – предположила я.

Серьезно, что еще может заставить ребенка бросить свою родную восьмидесяти четырехлетнюю мать?

Ох, если Дороти восемьдесят четыре, то ее дочери должно быть уже лет шестьдесят, а внукам около тридцати или даже сорока.

– Это не повод забрасывать своих родителей! – воскликнула подруга.

Я отодвинула стул и села на него, открывая коробку уже с остывшими остатками пиццы.

– Ты не объективна. Сколько лет ты игнорируешь своего отца? Он ведь пытается с тобой связаться, – напомнила я Барбаре. Ее глаза моментально потемнели от недовольства. И я попыталась оправдаться. – Не мне судить о твоей жизни, но если бы мой отец хотел моего внимания, я не отказала бы ему.

– Ну конечно! Ты ведь точно также игнорируешь свою мать! – воскликнула Барбара. – А она тебе не делала ничего плохого, их отношения с твоим отцом тебя не касаются, Джоанна. Это дела взрослых. А мой отец это совсем другое. Ты знаешь, что я не хочу с ним разговаривать, потому что он стремится подсунуть меня мужику побогаче, да поумнее, чтобы было кому оставить компанию! Он считает меня никчемной дочкой, которая вместо того, чтобы заниматься энергетическим бизнесом, дурью мается. – Барбара вздохнула и от досады шлепнула ладонью по столу. – Я не могу каждый раз выслушивать, что не оправдала его ожиданий, и не могу ездить домой, отец сразу же начнет мне тыкать в нос замужеством. А может мне и не нужен муж вовсе. Что если я счастлива быть незамужней?

– Прости, ты права, – согласилась с ней я. – Мы обе необъективны в вопросе с миссис… Да во всем! О чужих отношениях рассуждать легко, как и давать советы, но в своих отношениях с близкими мы действуем радикально и не приемлем вмешательства посторонних.

– Не осуждай меня, а я не буду осуждать тебя, и нельзя осуждать миссис Скотт. Мы не знаем, какими были ее отношения с дочерью.

Барбара была во всем права. Я не тот человек, который разбирается в семейных взаимоотношениях, и не могу судить других людей за их решения. Я была бессильна, опять.

Есть холодную пиццу настроения не было, поэтому я решила сделать нам по чашке чая. Барбара сегодня принесла китайское печенье с предсказаниями. Сейчас она распечатала упаковку, протянула одно печенье мне и по традиции сказала:

– Держи, оно поможет тебе найти путь.

На самом деле ни разу в жизни печенье не помогало мне что–то понять или выбрать направление, предсказания или пожелания были непонятными и размытыми, я не могла вплести их в свою жизнь.

На счет три мы разломали свои печенья и стали зачитывать предсказания:

– «Заложи кирпичик, а через год там будет мост», – прочла Барбара. Она сморщила нос и склонила голову вправо, не отрывая взгляда от бумажки. – И как это понимать?

– Нужно начинать с малого, чтобы достичь большой цели, – пояснила я. – Думаю, что смысл такой.

– Писали бы они еще к какой сфере жизни это относится, – откинула Барбара бумажку. – Теперь ты.

Я развернула предсказание и принялась читать:

– «Откройся миру и мир откроется тебе».

– Глубоко, – протянула Барбара, – думаю, это значит, что завтра тебе нужно выбрать более открытый наряд, – усмехнулась она.

Я покачала головой и окинула подругу скептическим взглядом.

– Не думаю, что ты уловила точный смысл.

– Ладно, держи еще одну, – протянула Барбара мне печенье.

Я разломила его и прочла пожелание:

– «Не потеряй свою настоящую любовь».

– Это еще глубже, – сказала она.

– Это бред, чтобы не потерять любовь, нужно сначала найти ее, – возмутилась я.

Барбара загадочно улыбнулась.

– А может это о Блейке? Представь, если он в тебя влюбился.

– Нет, – резко отрезала я. – «Блейк» и «любовь» никогда не будут стоять в одном предложении.

– Все когда-нибудь влюбляются, – самодовольно выдала она.

– Влюбляются те, у кого есть сердце, у Блейка его нет.

– Иисусе! Селеста Джоанна Морель, ты самый вредный человек, которого я когда–либо встречала, упрямая и несговорчивая!

– Спасибо, – оскорбленно перебила ее я.

– Я еще не закончила! Ты такая сложная, но Блейк все еще продолжает с тобой возиться, разве не любовь мотивирует его? – резонно спросила она.

– Помнится, ты сама говорила, что он игрок, его мотивирует секс, а не любовь, азарт, а не чувства.

Барбара устало вздохнула и откинула вьющиеся светлые локоны за спину.

– Я говорила, но не думала, что он продержится так долго.

Я тоже не думала. Но Блейк в очередной раз удивил меня.

***

Утром, мы распрощались с Барбарой и отправились каждая на свою работу. Мой рабочий день пролетел быстро, в основном, потому что я все время была чем–то занята. На место Салли уже планировали взять другую девушку, хотелось верить, что она не будет пренебрегать правилами.

Вечером, захватив четыре жаренных сырных сэндвича, два из которых были с курицей и два с овощами, приготовленные Пьером, я вернулась в свою квартиру.

Вчера миссис Скотт удалось сильно удивить меня, до этого я терпеть не могла вредную старуху, но узнав совсем чуть–чуть о ее жизни, я поняла, что она была не просто вредной старухой, она была пожилой женщиной, которая, как и многие из нас могла испытывать негативные эмоции или вовсе быть несчастной.

У Дороти была деменция, и эта болезнь сильно осложняла ее жизнь. Я подумала, что мне нужно сконцентрироваться не на том, сколько вреда она принесла мне, а на том, чем я могла вызвать к себе такое неприятельское отношение. Полагаю, что вражду между нами начала именно я. Поэтому сейчас исправлять эту ситуацию тоже полагается мне.