Buch lesen: «Отрезанный»
Abgeschnitten
Copyright © 2012 by Verlagsgruppe
Droemer Knaur GmbH & Co.
KG, Munich, Germany
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2019
© Художественное оформление «Центрполиграф», 2019
Пролог
– Ну, где ты там запропастилась? – Суровый голос матери в наушниках мобильника был под стать морозам, сковавшим дорогу.
Наушники Фионы, казалось, притягивали к себе стужу, словно магниты, – ее уши уже совсем не чувствовали вставленных в них «пуговок».
– Сейчас буду, мама! – ответила девочка.
В этот момент переднее колесо ее велосипеда наехало на обледенелую рытвину, и она, чуть было не упав, качнулась в седле, но удержалась. Не оборачиваясь, Фиона уверенным движением руки стала проверять, не потерялся ли школьный ранец, лежащий в багажнике, и тут в наушниках вновь раздался голос матери:
– Что значит «сейчас»?
– Через десять минут.
Не успела она ответить, как заднее колесо велосипеда стало разворачиваться на льду, потеряв сцепление с дорогой.
«Пожалуй, дальше лучше идти пешком», – подумала девочка, увидев в мерцающем свете передней фары своего железного друга очередной поворот извилистой тропинки, высветившийся, как всегда, в последнюю секунду.
Хорошо еще, что сама тропка оказалась не столь заснеженной, как велосипедная дорожка вдоль Кенигсаллее.
– Через десять минут? Ты должна была вернуться к ужину еще час назад!
– Мне пришлось уточнять у Катрины иностранные слова, – солгала Фиона, на самом деле проведшая все послеобеденное время у Сандро.
Однако говорить матери правду девочка не собиралась, поскольку та и так считала, что парень плохо влияет на ее дочь. Ведь он был уже совершеннолетним, и к тому же при разговоре с ней никогда не вынимал «пуговки» наушников из ушей.
Если бы она знала!
– Мама, у меня зарядка кончается, всего два процента осталось, – сказала на этот раз правду девочка.
В наушниках послышался тяжелый вздох матери:
– Поторопись, но не вздумай срезать и ехать по короткой дороге! Ты меня слышишь?
– Да, мама, – нервно выдохнула Фиона и резко дернула руль велосипеда вверх, чтобы не наехать передним колесом на корягу.
«Я уже не маленькая, мне тринадцать лет, – пронеслось в этот момент у нее в голове. – Ну почему родители относятся ко мне, как к грудному ребенку?»
На ум поневоле пришли слова Сандро о том, что, пожалуй, нет более надежного места на свете, чем ночной лес. Действительно, какому убийце придет в голову морозить себе задницу в надежде подкараулить случайного велосипедиста? Статистика – и в этом Сандро был прав – однозначно свидетельствовала, что гораздо больше преступлений совершается в дневное время или в освещенных помещениях, чем в темноте. Тем не менее все почему-то считают, что опасность подстерегает их именно в потемках.
«Подобные утверждения настолько же бессмысленны, как и постоянные предупреждения о необходимости остерегаться чужаков», – подумала девочка.
Данные статистики также говорили и о том, что в большинстве случаев сексуальными насильниками оказывались не чужие люди, а родные, близкие знакомые и даже собственные родители. Но никому и в голову не приходило запрещать детям садиться в машину к своему отцу или матери.
– Поторопись, Фионочка! – донеслись до девочки последние слова матери, а затем батарея телефона окончательно попрощалась со своей владелицей длинным и жалобным писком.
«Опять эта «Фионочка»! – с раздражением подумала юная велосипедистка. – И когда только она перестанет называть меня этим глупым ласковым именем? Боже! Как достала меня наша дурацкая семейка! Если бы только я могла навсегда свалить из дома!»
Подумав так, она с силой надавила на педали велосипеда. Между тем тропинка становилась все уже, делая, словно змея, полукруг между соснами и затем снова выворачивая на лесную дорогу.
Фионе очень не нравилось петлять между деревьями, но едва она выехала из-за сосен, защищавших ее от порывов ветра, на открытый участок дороги, как тут же оказалась во власти колючего ледяного вихря, обрушившегося на нее. На глаза девочки немедленно навернулись слезы, и она не сразу заметила мерцание задних габаритных огней машины, возникших перед ней словно в тумане. Универсал был то ли зеленого, то ли черного, а может быть, и синего цвета. В общем, какой-то темной окраски. Большая машина стояла с работающим мотором возле бревен, аккуратно сложенных в штабель. Дверца багажника у нее была поднята, и в тусклом свете багажного отделения Фиона заметила какое-то шевеление. Сердце девочки бешено забилось, как случалось всегда, когда она начинала волноваться.
«Возьми себя в руки! Ты же не трусиха! Тебе не раз доводилось бывать в весьма щекотливых ситуациях! Почему же тобой сейчас овладел страх?»
При этой мысли девочка надавила на педали велосипеда и поехала быстрее, но, когда до универсала оставалось каких-то несколько метров, случилось нечто ужасное: из багажника выпала рука! По крайней мере, именно так привиделось Фионе в призрачном свете. Девочка от страха притормозила возле самой машины и подумала: «Неужели мне почудилось?»
Но нет, рука вновь пришла в движение, и пальцы прошлись по залепленному грязью номерному знаку. При этом само тело оставалось лежать в багажнике.
– Помоги мне! – внезапно послышался хриплый голос.
Он принадлежал лежащему в багажнике старику. Во всяком случае, именно так оценила его возраст Фиона, для которой все люди старше тридцати лет были глубокими старцами, одной ногой стоявшими в могиле. Голос мужчины звучал настолько тихо, что едва прорывался сквозь урчание работавшего мотора.
– Помоги! – вновь донеслось из багажника.
Первым желанием Фионы было поскорее проехать мимо, но тут мужчина с трудом приподнялся и повернул к ней залитое кровью лицо. Он простер в ее сторону руку, прося о помощи. В этот момент девочке почему-то припомнился висевший в комнате Сандро плакат, на котором когтистая лапа зомби торчала из могильного холмика.
– Пожалуйста, не бросай меня! – вновь с мольбой прохрипел незнакомец.
На этот раз его голос прозвучал немного громче.
Фиона остановилась, сошла с велосипеда и с некоторым страхом, соблюдая, как ей казалось, безопасную дистанцию, принялась в нерешительности разглядывать мужчину. Глаза у него были залеплены грязью, из уголков рта стекали капельки крови, а правая нога вывернулась под неестественным углом.
– Что случилось? – запинаясь, спросила Фиона, чье сердце забилось еще чаще.
– На меня напали.
Фиона с некоторым сомнением приблизилась, стараясь лучше разглядеть незнакомца. Однако при слабом освещении багажника она смогла различить лишь то, что мужчина одет в спортивный костюм и кроссовки. В этот момент взгляд девочки упал на детское сиденье, лежащее в багажном отделении, и по ее телу пробежала дрожь. Мгновенно припомнились слова Сандро, который внушал ей: «Не позволяй себя обмануть. Настоящие психопаты всегда принимают образ жертвы, чтобы вызвать к себе сочувствие».
Кто-кто, а Сандро точно знал, что говорит, ведь он разбирался в жизни гораздо лучше, чем ее мать.
«Может быть, этот тип действительно опасен? – подумала Фиона. – Скорее всего, он заслужил, чтобы с ним так обошлись. Как бы то ни было, меня это не касается».
Фиона вновь уселась в седло велосипеда и собралась уже ехать дальше, но мужчина вдруг заплакал:
– Пожалуйста, не уезжай. Я же ничего плохого тебе не сделаю!
– Все вы так говорите.
– Но посмотри на меня! Разве ты не видишь, что мне нужна помощь? Умоляю, вызови машину скорой помощи!
– Мой мобильник совсем разрядился, – ответила Фиона и вытащила из ушей «пуговки» наушников, о которых в возбуждении от увиденного совсем забыла.
Силы, казалось, окончательно оставили мужчину, но он все же произнес:
– У меня есть мобильник.
Тогда Фиона постучала костяшками пальцев себе по лбу, давая незнакомцу понять, что тот не в своем уме, и заявила:
– Я не собираюсь до вас дотрагиваться, и не надейтесь!
– А тебе и не надо. Он лежит в салоне спереди.
В этот момент мужчину скрючило так, как будто у него начались желудочные колики. От боли его трясло.
«Черт! Что же мне делать?» – подумала Фиона, обхватив пальцами руль велосипеда.
Несмотря на то что на руках у нее были надеты толстые кожаные перчатки, пальцы все же замерзли.
«Должна я или не должна?» – думала девочка, изо рта которой на морозном воздухе вырывались клубы пара.
Тут раненый вновь попытался приподняться, но силы оставили его, и он распластался на днище багажника.
– Прошу… – только и выговорил мужчина.
В этот момент Фиону будто бы кто-то подтолкнул.
«Будь что будет, – решила она. – Ничего страшного со мной не случится».
Опоры ее велосипеда никак не хотели устанавливаться на неровной дороге, и Фионе пришлось положить его прямо на землю. Соблюдая безопасную дистанцию, она прошмыгнула вдоль машины и открыла водительскую дверь. Однако в кронштейне для громкой связи телефона не было.
– Где телефон? – спросила девочка.
– Он лежит в бардачке, – прохрипел мужчина.
Коротко поразмыслив над тем, стоит ли ей огибать машину, Фиона решила этого не делать и дотянуться до бардачка через водительское кресло. Она нырнула в салон автомобиля, откинула крышку, но мобильника в указанном мужчиной месте не обнаружила.
Да его там и быть не могло!
Вместо мобильного телефона из бардачка выпала надорванная упаковка с резиновыми перчатками и скотч. Сердце Фионы бешено заколотилось, и тут совсем близко послышался уже знакомый хриплый голос:
– Нашла?
Резко обернувшись, девочка увидела, что мужчина развернулся и встал в багажнике на колени позади задних кресел. Теперь ее от него отделял всего лишь один короткий прыжок.
Все дальнейшее произошло очень быстро!
Фиона не стала надевать резиновые перчатки, поскольку на ней были свои, чего, по ее мнению, было достаточно. Она молниеносно сунула руку под сиденье и точно в указанном Сандро месте нащупала пистолет. Он был заряжен и снят с предохранителя. Девочка направила ствол на мужчину, зажмурила правый глаз и выстрелила незнакомцу прямо в лицо.
Глушитель сработал исправно, и звук выстрела прозвучал так, как будто кто-то аккуратно вытянул пробку из бутылки с вином. Мужчина упал обратно в багажник, а Фиона, выбравшись из универсала, широко размахнулась и бросила пистолет в лес. При этом она действовала в точности так, как инструктировал ее Сандро. Затем девочка подняла брошенный велосипед.
«Как жаль, что мобильник разрядился, – подумала она. – А то бы я сразу послала Сандро эсэмэску и сообщила ему о том, что все прошло удачно».
Правда, операция оказалась на волосок от срыва, и все из-за того, что ей на мгновение стало жаль незнакомца. Но уговор есть уговор. Кроме того, Фионе нужны были деньги – ведь она собиралась свалить из дома. Не выходили у нее из головы и последние слова Сандро, которыми он ее напутствовал: «Этот мешок с дерьмом только такое и заслужил».
Не забыла Фиона также об обещании Сандро, которое он ей дал, о том, что она выполняет его задание в последний раз. И это было вполне логично.
«Мне ведь на следующей неделе исполняется четырнадцать, – подумала тогда она. – А это означает наступление возраста уголовной ответственности, и за подобные дела меня могли бы упрятать за решетку. Теперь же максимум, что мне грозит, – это исправительные социальные работы».
Фиону при разговоре с Сандро поразило наличие в стране такой великолепной правовой системы, а кроме того, ее изумило, насколько хорошо он разбирался в законах, праве и прочей подобной чепухе. Да, Сандро действительно понимал в жизни гораздо больше, чем ее мать.
Мысленно представив, как завтра она будет подробно, в деталях, рассказывать Сандро о происшедшем, Фиона весело улыбнулась – скотч, предназначенный для предварительного связывания убитого ею придурка, так и не понадобился.
Однако следовало поторопиться – ее заждались к ужину.
Глава 1
Десять дней спустя. Гельголанд1
– Кровь мне не нравится! – в изнеможении прошептала Линда, разглядывая жертву.
Она трудилась над мужчиной уже несколько часов, и ее вполне удовлетворял вид ножа, воткнутого в его волосатый живот, вывалившихся из него кишок и даже стеклянных глаз мертвеца, в которых, как в зеркале, отражался образ убийцы. Но вот кровь ей не нравилась!
– Она выглядит как-то неестественно! – раздраженно воскликнула Линда. – Опять я все испортила!
Она с яростью вырвала лист бумаги из блокнота для рисования, скомкала его и бросила на пол рядом с другими неудачными набросками, валявшимися возле ее мольберта. Затем вытащила наушники-вкладыши и наполнила комнату мрачными звуками тяжелого рока, заглушившими шум морского прибоя.
Линда налила себе горячего кофе из термоса и, прежде чем сделать первый глоток, машинально согрела озябшие пальцы о чашку.
«Проклятые сцены насилия!» – невольно подумала она. Изображение смерти всегда было для нее самым трудным делом, но именно этого от нее ожидали. Ведь ее комиксы в основном читали девушки-подростки, а по каким-то непонятным причинам именно прекрасные представительницы слабого пола имели особое пристрастие к сценам насилия. Причем чем более жестокими и кровавыми были эти сцены, тем больше девушки ощущали себя настоящими женщинами-воительницами. Во всяком случае, именно это не уставал подчеркивать ее издатель.
Сама же Линда предпочитала рисунки с натуры, но не картины в духе слащавых сюжетов Розамунды Пилчер2 и не пейзажи, изображающие луга, усеянные цветами, или поля с колыхающейся под ветром нивой. Ее завораживали проявления первобытной природной силы – крутые скалы, извержения вулканов и фонтаны гейзеров, огромные гребни волн, образующиеся при цунами. И именно такая, захватывающая дух картина открывалась из ее окон. В своей маленькой мастерской под самой крышей Линда наслаждалась великолепным зрелищем бушующего Северного моря возле Гельголанда.
Мастерская располагалась в скромном двухэтажном деревянном доме – одном из немногих отдельно стоявших зданий на западном побережье острова. Оно прилепилось на самом краю огромной воронки, образовавшейся в результате взрыва бомб при бомбежке Гельголанда англичанами во время Второй мировой войны. И таких отметин здесь было множество.
Поглядывая на море сквозь высокое и узкое окно, Линда принялась затачивать синий карандаш, которым обычно делала наброски будущего рисунка.
«Почему никто не платит мне за то, чтобы я запечатлела эту великолепную картину?» – в который уже раз задала она себе вопрос.
После того как Линда сюда сбежала, он постоянно возникал у нее в голове. И это было не случайно – такому настрою способствовало пенящееся море с низко нависшими над ним облаками. Складывалось впечатление, что за последние дни остров еще больше продвинулся вглубь морской пучины. Образовавшиеся от постоянных ударов морской волны промоины рядом с южным портом были до краев заполнены водой, а от бетонных столбов, напоминавших ежей и брошенных в море для защиты берега от оползней, на поверхности виднелись только верхушки, да и то лишь наиболее близкие.
Несмотря на штормовое предупреждение, Линда с удовольствием нацепила бы на себя резиновые сапоги и непромокаемую куртку и отправилась на взморье, чтобы подставить лицо под холодные порывы ветра, напитанного дождем. Однако для этого было еще слишком рано.
К тому же ей вспомнилось, что она дала себе слово дождаться великой бури и не покидать остров до этого момента. Такому решению способствовало то обстоятельство, что по радио ежедневно передавали сообщения службы по предупреждению катастроф с рекомендациями срочно уехать из Гельголанда до того времени, когда остров окажется во власти урагана с безобидным именем «Анна».
Пугающие прогнозы, конечно, не могли не воздействовать на население острова. Поначалу никто не верил сообщениям о том, что в этот раз Гельголанд может подвергнуться большим разрушениям и оказаться отрезанным от материка, но только до тех пор, пока предвестник урагана не снес крышу с южного крыла больницы. И хотя дождь не проникал в остальные части здания, полноценное медицинское обслуживание стало невозможным. К тому же было повреждено электрооборудование, что чуть не привело к пожару. Когда же по радио объявили, что в сложившейся ситуации власти больше не гарантируют бесперебойного снабжения жителей острова продуктами питания, большинство пожилых людей и семей с детьми предпочли покинуть Гельголанд. Были эвакуированы и немногочисленные туристы.
После того как с острова после обеда отчалил последний паром, на всем Гельголанде осталось меньше половины населения – около семисот человек. Они продолжали упорствовать, не обращая внимания на плохую погоду и еще более удручающие прогнозы. Их не покидала надежда, что возможные большие разрушения, предсказанные синоптиками, окажутся не столь драматичными.
Активисты из числа оставшихся на острове жителей ежедневно собирались обсудить складывавшуюся обстановку в «Бандруппе» – гостинице, имевшей такое же название, что и фамилия бургомистра. Людьми двигало желание не бросать свои дома, а также нажитое имущество на произвол судьбы и стремление оставаться на своих местах даже в самые плохие времена.
Однако решение Линды задержаться на Гельголанде было вызвано совсем другими мотивами. Она была, пожалуй, единственным человеком, желавшим, чтобы ураган обрушился на остров со всей своей мощью и вытекающими из этого последствиями. Ее не пугала даже перспектива на протяжении долгого времени питаться одними консервами и пить воду из-под крана.
Линда считала, что, поскольку остров окажется отрезанным от остального мира, те ужасы, от которых она бежала, здесь ее не настигнут. Только тогда, по ее мнению, ей можно будет без страха покинуть свое убежище.
– На сегодня достаточно, – громко сказала она и отошла от мольберта.
С самого раннего утра Линда билась над сценой решающего поединка, в котором похожая на амазонку героиня мстит своему врагу. Стоило ли удивляться, что после семи часов упорного труда ее шея одеревенела и стала напоминать застывший гипс. Однако причин для такой изнуряющей работы, в какой она пребывала все последние дни, не было – новых редакционных заданий не поступало, а издательство даже не подозревало, что художница впервые в жизни корпит над собственным сюжетом. Ведь до сих пор ей дозволялось делать только иллюстрации к творениям других авторов.
После того как Линда внезапно исчезла, даже не закончив последний проект, издательство не имело представления, что с ней, где она и вообще жива или нет. Поскольку такое ее поведение наверняка привело к срыву обговоренных с заказчиком сроков, рассчитывать на получение новых заданий ей вряд ли стоило. Именно поэтому теперь у нее появилась возможность рисовать то, что хотелось ей самой.
Однако, как только она садилась за работу, чтобы реализовать свой творческий потенциал, перед ее внутренним взором вставали не любимые ею виды живой природы, а образ мертвого мужчины. И хотя при изображении этой сцены насилия у нее возникало обычное в таких случаях чувство отвращения, Линда в глубине души понимала, что ей все-таки придется отобразить на бумаге данный образ.
«Я смогу рисовать море только после того, как сделаю это! Сначала необходимо выплеснуть на бумагу весь тот ужас, который накопился у меня на душе», – пришла к выводу художница.
Она тяжело вздохнула и спустилась в ванную, располагавшуюся этажом ниже. К концу рабочего дня Линда чувствовала себя так, как будто пробежала длинный марафон – усталой, опустошенной и грязной. Ей срочно требовалось принять душ.
Судя по всему, дом никогда не ремонтировали. И это особенно ощущалось в ванной комнате. Темно-зеленые кафельные плитки на стенах давно требовали замены. Нечто подобное Линда в последний раз видела в туалете закусочной на заправочной станции, стоявшей на автостраде. Модные же некогда шторки душа относились к тому времени, когда в обиходе еще были телефонные аппараты с вращающимся диском. Тем не менее через несколько секунд вода стала теплой, и это заметно отличалось в лучшую сторону от того, к чему Линда привыкла в своей берлинской квартире.
В общем, при других обстоятельствах она чувствовала бы себя в этом неказистом доме с обшарпанными стенами, покосившимися оконными рамами и низкими потолками весьма уютно. Линда не придавала особого значения роскоши, к тому же вид на море вполне компенсировал выцветшие обои на стенах, старую обивку кресел цвета охры и несуразное чучело рыбы над камином.
«Однако великолепный морской пейзаж никак не может избавить меня от мрачных навязчивых ночных видений, крадущих мой сон», – вынуждена была признать Линда.
Она поправила темную блузку, которой при въезде занавесила зеркальный шкафчик, и стала раздеваться. Последние месяцы наложили отпечаток на ее внешний вид, и Линда не желала ежедневно видеть себя в зеркале.
Под душем она сначала намылила доходящие до плеч каштановые волосы, а потом покрыла душистой пеной свое стройное тело. Раньше у нее имелось много лишнего жирка, однако сейчас при взгляде на стройные бедра Линды никто бы этого не сказал. Теперь ни один человек не согласился бы со сделанным когда-то шутливым замечанием Дэнни о том, что она «хорошо откормлена». От воспоминания о своем бывшем приятеле художницу охватила дрожь, и она сделала воду еще горячее. Во время мытья, по уже сформировавшейся привычке, Линда старалась не дотрагиваться до лица, чтобы не бередить свои раны.
Однако на этот раз она среагировала не так быстро, как обычно, и немного мыльной пены скатилось от корней волос по рубцу, обезображивающему ее лоб. Хотя со стороны казалось, будто на лоб всего лишь неудачно легли волосы густой челки.
И все же это было не так!
Линда неохотно подставила лицо под поток горячей воды, лившейся из душа, что было еще хуже, чем ощупывать шрам собственными пальцами.
У Линды имелось немало рубцов, да к тому же не заживших. Но в отличие от шрама на ее лбу они были значительно больше и располагались в таких местах, где не представлялось возможным наложить мазь от ран и куда не мог проникнуть ни один хирург, – они находились глубоко внутри, спрятанные в ткани ее психики.
После десятиминутного массажа под струями горячего душа тяжесть в затылке стала отступать. Теперь следовало перед сном принять таблетку ибупрофена, чтобы по возможности предотвратить ужасную головную боль. Два дня назад она забыла это сделать и ночью проснулась от ощущения, будто кто-то невидимый орудовал в ее черепной коробке отбойным молотком. Закончив водные процедуры, Линда завернула кран, дождалась, пока из покрытого известковым налетом душа перестанет капать вода, отодвинула занавеску и застыла как изваяние.
Замереть ее заставило какое-то неопределенное чувство. В первый момент она еще не поняла, что именно изменилось в ванной комнате: дверь оставалась закрытой, блузка по-прежнему висела на зеркале, а полотенце – на трубе отопления.
И все же что-то было не так!
Еще год назад Линда ничего бы не почувствовала, но после всего того, что с ней произошло, у нее развилось некое шестое чувство, с помощью которого она безошибочно определяла скрытые угрозы. Чувствительной к опасности ее сделал не только просмотр видеокассет, стоявших на ночном столике в берлинской квартире, но и видеороликов, на которых была запечатлена она сама. Причем эту съемку производил кто-то неизвестный в то время, когда Линда спала!
Она затаила дыхание и стала прислушиваться, чтобы обнаружить подозрительные шорохи, но, кроме завывания порывов разбушевавшегося на улице шторма и жалобного стенания дома, противостоящего ударам стихии, ничего не услышала.
«Ложная тревога», – подумала она и принялась глубоко дышать, чтобы нормализовать биение сердца.
Вся покрытая мурашками, Линда вылезла из ванны и взялась за полотенце. В ту же секунду ее словно током ударило – возникло ощущение, будто сзади кто-то стоит. Дрожа всем телом, она громко закричала и резко обернулась, в любое мгновение ожидая нападения. Однако она никого не увидела. Тем не менее страх не только не желал оставлять ее, а даже усилился. И стряхнуть его было не так-то просто, как полотенце, которое она отбросила от себя на пол.
«Полотенце!» – внезапно пронзило открытие Линду.
Вот что вызвало у нее непередаваемое чувство отвращения и ужаса. Полотенце было мокрым!
Кто-то вытерся им, пока она стояла под душем!
