Buch lesen: «Инквизитор»
© 2008 by Verlagsgruppe Droemer Knaur GmbH & Co. KG, Munich, Germany
© Перевод и издание на русском языке, «Центрполиграф», 2020
© Художественное оформ ление, «Центрполиграф», 2020
* * *
Посвящается Герлинде
Я не боюсь умереть.
Я просто не хочу при этом присутствовать.
Вуди Аллен
Медицинская карта № 131071/VL
71 день до страха
К счастью, все это было лишь сном. Она не была голой. И ее ноги не были привязаны к допотопному гинекологическому креслу, в то время как сумасшедший раскладывал на ржавом столике свои инструменты. Сначала она не поняла, что же такое он держит в руке, покрытой запекшейся кровью. Потом, разглядев, захотела закрыть глаза, но у нее не получилось. Она не могла отвести взгляда от раскаленного паяльника, который медленно приближался к ее телу. Потому что незнакомец с обожженным лицом оттянул ей веки и зафиксировал их пневматическим степлером в глазницах. Она думала, что ничего сильнее этой боли ей уже не придется испытать до конца оставшейся, предположительно недолгой, жизни. Но когда паяльник исчез из поля ее зрения, а между ног становилось все горячее, она догадалась, что мучения последних часов были лишь прелюдией.
В тот момент, когда ей уже показалось, что она чувствует запах горелого мяса, все стало прозрачным. Промозглый подвал, куда ее притащили, моргающая галогенная лампочка, пыточное кресло и металлический столик испарились – и осталась только черная пустота.
«Слава богу, – подумала она, – это всего лишь сон». Открыла глаза. И ничего не поняла.
Кошмар, в котором она только что находилась, не исчез, а видоизменился.
«Где я?»
Судя по обстановке, это был убогий гостиничный номер. Покрывало, все в пятнах, на ветхой двухместной кровати, было таким же грязным и прожженным во многих местах, как и коричнево-зеленое ковровое покрытие на полу. Тот факт, что она ощущала жесткий ворс под ногами, заставил ее еще сильнее сжаться на неудобном деревянном стуле.
«Я босиком. Почему я без обуви? И зачем сижу в каком-то сомнительном мотеле и пялюсь на мигающую настроечную таблицу черно-белого телевизора?»
Вопросы отскакивали от черепной коробки, как бильярдные шары от бортиков стола. Неожиданно она вздрогнула, словно от удара. И посмотрела на источник шума. На дверь. Та вздрогнула раз, другой и наконец распахнулась. В комнату вломились двое полицейских. Оба в форме, оба вооруженные, насколько она смогла рассмотреть. Сначала они наставили оружие на нее, но потом медленно опустили, и напряженное беспокойство на их лицах сменилось растерянностью и ужасом.
– Черт, что здесь произошло? – спросил полицейский поменьше ростом, который выбил дверь и первым ворвался в комнату.
– Санитары! – крикнул другой. – Врача! Нам срочно нужна помощь!
«Слава богу», – подумала она уже во второй раз за несколько секунд. От страха она едва могла дышать, все тело болело, а от нее самой пахло фекалиями и мочой. Все это – и тот факт, что она не знала, как попала сюда, – сводило ее с ума, но сейчас перед ней хотя бы стояли двое полицейских и хотели вызвать медицинскую помощь. Это было плохо, но все равно значительно лучше, чем сумасшедший с паяльником.
Спустя несколько секунд в комнату вбежал лысый врач скорой помощи с сережкой в ухе и опустился перед ней на колени. Очевидно, полиция приехала сразу в сопровождении кареты скорой помощи. Тоже дурной знак.
– Вы меня слышите?
– Да… – ответила она врачу, синие круги под глазами которого походили на татуировки.
– Похоже, она меня не понимает.
– Да нет же, понимаю. – Она хотела поднять руку, но мышцы ее не слушались.
– Как вас зовут? – Врач вытащил из нагрудного кармана рубашки ручку-фонарик и посветил ей в глаза.
– Ванесса, – прохрипела она и добавила: – Ванесса Штрассман.
– Она мертва? – услышала она голос полицейского за спиной.
– Проклятье, зрачки почти не реагируют на свет. И похоже, она нас не слышит и не видит. У нее кататонический ступор или коматозное состояние.
– Ну это же чепуха! – закричала Ванесса и хотела встать, но не смогла даже поднять руку.
«Что здесь происходит?»
Она громко повторила свои слова, стараясь говорить как можно отчетливее. Но никто ее не слушал. Вместо этого все отвернулись от нее и говорили с кем-то, кого она еще даже не видела.
– И сколько уже, вы сказали, она не покидала эту комнату?
Голова врача скорой помощи загораживала ей дверь. Оттуда доносился голос молодой женщины:
– Три дня точно. Может, и дольше. Я так и подумала: что-то не так, когда она заселялась. Но она попросила ее не беспокоить.
«Что за чушь она несет? – Ванесса помотала головой. – Я бы никогда добровольно здесь не остановилась. Даже на одну ночь!»
– Я бы вас и не вызвала, но этот ужасный хрип становился все громче, и…
– Смотрите! – раздался голос невысокого полицейского прямо около ее уха.
– Что?
– Там что-то есть. Вон там.
Ванесса почувствовала, как врач разогнул ее пальцы и осторожно вытащил пинцетом что-то у нее из левой руки.
– Что это? – спросил полицейский.
Она была удивлена не менее других в комнате. Даже не заметила, что вообще что-то держала.
– Записка.
Врач развернул сложенную пополам бумажку. Ванесса покосилась на нее, но увидела лишь непонятные иероглифы. Текст был написан на абсолютно незнакомом ей языке.
– Что там написано? – спросил другой полицейский, у двери.
– Странно. – Врач наморщил лоб и прочел: – Это покупают лишь для того, чтобы тут же выбросить.
«Боже мой!» То, что врач скорой помощи легко прочел эти несколько слов, раскрыло ей весь масштаб кошмара, в котором она пребывала. По какой-то причине она лишилась способности к общению. В данный момент Ванесса не могла ни говорить, ни читать и подозревала, что писать она тоже разучилась.
Врач снова посветил ей в зрачки, и на мгновение все остальные чувства тоже словно притупились: она больше не ощущала зловонного запаха, исходящего от ее тела, ковер под босыми ногами уже не чувствовался, она лишь заметила, что страх внутри ее становился все сильнее, а голоса вокруг все тише. Потому что как только врач прочитал это короткое предложение на листке, ею овладела какая-то невидимая сила.
«Это покупают лишь для того, чтобы тут же выбросить».
Сила, которая протянула к ней свою холодную руку и утащила за собой вниз. В то место, которое она никогда больше не хотела видеть и которое покинула всего несколько минут назад.
Это был не сон? Или все-таки сон?
Ванесса попыталась подать врачу знак, но когда его очертания растворились, пришло осознание, и ее охватил неописуемый ужас. Ее действительно не слышали. Ни врач, ни женщина, ни полицейские не могли с ней говорить. Потому что она никогда и не просыпалась в том дешевом отеле. Наоборот. Как только галогенная лампочка над ней снова заморгала, она поняла, что потеряла сознание, когда началась пытка. Это не сумасшедший, а гостиничный номер был частью сна, который сейчас сменился жестокой реальностью.
«Или я снова ошибаюсь? На помощь. Помогите! Я больше не различаю, что реально, а что нет?»
И вновь все было как прежде. Сырой подвал, металлический стол, гинекологическое кресло, к которому она была привязана. Голая. Настолько голая, что чувствовала дыхание сумасшедшего у себя между ног.
Он дышал на нее. В самое ее чувствительное место. Затем его покрытое рубцами лицо ненадолго возникло у нее перед глазами, и безгубый рот сказал:
– Я лишь еще раз пометил место. Теперь можно приступать.
Он взялся за паяльник.
Сегодня, 10:14 – спустя много-много лет после страха
– Итак, дамы и господа, как вам такое введение? Женщина просыпается и сразу попадает из одного кошмара в другой. Интересно, да?
Профессор встал из-за длинного дубового стола и оглядел растерянные лица своих студентов.
Лишь сейчас он заметил, что его слушатели отнеслись к выбору одежды сегодня утром более тщательно, чем он. Сам же он, как всегда, вытащил из шкафа первый попавшийся мятый костюм. Продавец уговорил его тогда на эту безбожно дорогую покупку, так как темный двубортный костюм якобы чудесно гармонировал с его черными волосами, которые он в свое время носил длинными – в нелепом порыве постпубертатного бунта.
Если бы сегодня, много лет спустя, он снова захотел купить что-то подходящее к своей прическе, то это должен быть пепельного цвета костюм, с проплешинами и дырой на спине, как монашеская тонзура.
– Что вы скажете?
Он почувствовал обжигающую тянущую боль в мениске, когда опрометчиво сделал шаг в сторону. Добровольцев нашлось всего шестеро. Четыре девушки, два парня. Типично. В подобных исследованиях женщины всегда преобладали количественно. Либо потому, что были смелее, либо потому, что еще отчаяннее нуждались в деньгах, которые были обещаны на доске объявлений участникам этого психиатрического эксперимента.
– Простите, я правильно понял?
«Левая сторона, второе место». Профессор посмотрел на список перед собой, чтобы выяснить имя участника эксперимента, который поднял руку. «Флориан Вессель, 3 семестр».
Читая введение, студент водил по строчкам идеально заточенным карандашом. Небольшой шрам в виде полумесяца под правым глазом указывал на членство в студенческой корпорации, где практиковались дуэли на шпагах. Студент положил карандаш между страницами и закрыл папку.
– Вот это история болезни?
– Так и есть. – Профессор добродушно улыбнулся, намекая молодому человеку, что отлично понимает его удивление. Которое, так сказать, было составной частью эксперимента.
– Паяльник? Пытки? Полиция? Позвольте, но это скорее напоминает начало триллера, а не медицинскую карту пациента.
«Позвольте?» Давно он уже не слышал этот старомодный оборот. Профессор задавался вопросом, всегда ли студент с безупречным пробором так выражается или на его манеру говорить повлияла меланхолическая патина их необычной локации. Он знал, что ужасная история здания отпугнула нескольких участников. Даже несмотря на обещанные двести евро.
Но именно в этом и заключалась фишка. Провести эксперимент именно здесь, и нигде иначе. Для теста не было более подходящего места, пусть во всем комплексе пахло плесенью и стоял такой холод, что они даже задумывались, не очистить ли от мусора камин и не затопить ли его. Все-таки сегодня двадцать третье декабря, и температуры уже минусовые. В конце концов они арендовали два масляных радиатора, которые, однако, не могли согреть высокое помещение.
– Вы говорите, это читается как триллер? – повторил профессор. – Ну, вы не так уж и далеки от истины.
Он сложил ладони как для молитвы и понюхал сморщенные кончики своих пальцев. Они напоминали ему грубые руки его деда. Правда, в отличие от него, дед всю жизнь проработал на улице.
– Врач, в чьих архивах найден документ, который вы держите в руках, был мой коллега, психиатр. Виктор Ларенц. Возможно, вы уже слышали его фамилию на занятиях.
– Ларенц? Разве он не умер? – поинтересовался один из студентов, который лишь вчера записался на эксперимент.
Профессор снова заглянул в список и идентифицировал мужчину с крашеными черными волосами как Патрика Хайдена. Он и его подружка Лидия сидели вплотную друг к другу. Просвет между их телами был настолько узким, что даже зубная нить с трудом бы там прошла, – и это объяснялось прежде всего инициативой Патрика. Как только Лидия пыталась отвоевать большую свободу движений, он еще крепче обнимал ее за плечо и властно притягивал к себе. На нем была спортивная толстовка с культурной надписью «Иисус тебя любит». А под ней едва разборчиво – «Все остальные думают, что ты мудак». Патрик уже приходил к нему в этой толстовке, чтобы оспорить низкую оценку за контрольную.
– Виктор Ларенц к делу не относится, – отмахнулся профессор. – Его история не имеет никакого значения для сегодняшнего эксперимента.
– А о чем тогда речь? – поинтересовался Патрик.
Он сдвинул ноги под столом. Шнурки его кожаных ботинок не были завязаны, чтобы профессионально разодранные джинсы не спадали на отогнутый язычок. Иначе никто не заметит дизайнерского ярлыка на лодыжке.
Профессор не смог сдержать улыбку. Незашнурованые ботинки, разорванные штаны, кощунственные толстовки. Видимо, кто-то в модной индустрии поставил себе задачу превратить все самые жуткие кошмары своих консервативных родителей в деньги.
– Ну, вы должны знать…
Он снова сел на свое место во главе стола и открыл изношенную кожаную сумку, которая выглядела так, будто служила в качестве когтеточки какому-то домашнему животному.
– То, что вы сейчас прочитали, действительно имело место быть. Акты, которые я вам раздал, – это просто копии отчета на основе реальных событий. – Профессор вытащил старую книгу небольшого формата. – Вот оригинал. – Он положил тонкий томик на стол.
«Инквизитор» – было написано красными буквами на зеленом переплете. Над надписью – схематическое изображение человека, прорывающегося сквозь снежную бурю к темному зданию.
– Пусть внешняя форма не вводит вас в заблуждение. На первый взгляд, текст кажется обычным романом. Но за обложкой скрывается гораздо больше.
Он раскрыл книгу веером, пролистнул почти триста страниц книги.
– Многие считают, что этот текст вышел из-под пера одного из его пациентов. Ларенц лечил многих творческих личностей, в том числе писателей. – Профессор моргнул. Затем тихо добавил: – Но существует и другая теория.
Все студенты внимательно на него посмотрели.
– Меньшинство полагает, что Виктор Ларенц сам написал это.
– Но зачем?
На этот раз голос подала Лидия. Темно-русая девушка в мышиного цвета водолазке была его лучшей студенткой. Чем ее привлекал небритый «вечный студент», сидевший рядом, представляло собой загадку. Как и то, почему, несмотря на отличный школьный аттестат, ей отказали в стипендии.
– Этот Ларенц переработал свои заметки в триллер? Зачем такие невероятные усилия?
– Сегодня вечером нам предстоит это выяснить. В этом и заключается цель эксперимента.
Профессор отметил что-то в блокноте рядом со списком участников и обратился к группе девушек справа, которые еще ничего не сказали:
– Если вы сомневаетесь, то я полностью вас понимаю, юные дамы.
Рыжеволосая девушка подняла голову, две другие продолжали смотреть на медицинскую карту перед собой.
– Подумайте хорошенько. Эксперимент еще не начался. Вы можете отказаться и пойти домой. Еще не поздно.
Девушки неуверенно кивнули.
Флориан подался вперед, затем нервно провел указательным пальцем по боковому пробору.
– А что тогда насчет двухсот евро? – спросил он.
– Они полагаются только при активном участии. И лишь в том случае, если вы придерживаетесь предписанного порядка действий, как и было указано в объявлении. Вы должны прочитать историю болезни целиком, разрешены лишь короткие пропуски.
– А затем? Что произойдет, когда мы закончим?
– Это тоже часть эксперимента.
Психиатр нагнулся и вскоре появился с небольшой стопкой формуляров, на которых красовался герб Частного университета.
– Всех, кто останется, я попрошу подписать вот это.
Он раздал заявления о согласии, которыми участники освобождали университет от ответственности за любые психосоматические расстройства, которые могли возникнуть в связи с добровольным участием в эксперименте.
Флориан взял листок, поднял к свету и, заметив водяной знак Медицинского факультета, энергично помотал головой.
– Для меня это слишком критично. – Он вытащил свой карандаш из медицинской карты, схватил рюкзак и встал. – Мне кажется, я знаю, во что все это выльется. А если то, что я предполагаю, правда, то для меня это слишком страшно.
– Ваша откровенность делает вам честь. – Профессор забрал формуляр Флориана и потянулся за его распечаткой. Затем посмотрел на трех студенток, которые шушукались.
– Мы не знаем, о чем речь, но если даже Флориан отказался, то мы тоже лучше не станем связываться.
Опять рыжеволосая девушка, которая единственная общалась с ним.
– Как пожелаете. Без проблем.
Пока девушки снимали свои зимние пальто со спинок стульев, он собрал пластиковые папки и у них. Флориан уже стоял в куртке с капюшоном и перчатках у выхода и ждал.
– А что насчет вас?
Он посмотрел на Лидию и Патрика, которые с сомнением листали бумаги.
– Ничего страшного. Главное, чтобы кровь не брали, – сказал Патрик.
– Да, что такого. – Наконец Лидии удалось немного отодвинуться от своего друга.
– Вы ведь все время будете с нами?
– Да.
– И мы должны просто читать? Больше ничего?
– Верно.
За спиной хлопнула дверь. Отказавшиеся ушли не простившись.
– Тогда я участвую. Деньги мне пригодятся.
Лидия одарила профессора взглядом, который еще раз скрепил печатью их негласный обет молчания.
«Я знаю, – мысленно ответил он и кивнул ей. Коротко. Едва заметно. – Конечно, тебе нужны деньги».
Как-то раз, в одни слишком жаркие апрельские выходные, на волне жалости к себе его, так сказать, занесло в частную жизнь этой девушки.
Единственный друг посоветовал ему «разорвать» привычный шаблон, если он хочет наконец-то забыть прошлое. Нужно сделать то, чего он еще никогда в жизни не делал. После трех бокалов они пошли в тот бар. Ничего захватывающего. Просто безобидное скучное шоу. Разве что девушки танцевали топлес, но двигались они не соблазнительнее большинства подростков на дискотеке. И, насколько он заметил, комнат для уединения тоже не было.
Но все равно он почувствовал себя асоциальным стариком, когда перед ним неожиданно возникла Лидия с меню в руках. Не в водолазке и с ободком в волосах, а в школьной форменной юбке. Больше на ней ничего не было.
Он оплатил коктейль, не выпив, оставил друга сидеть в баре и обрадовался, когда на следующей лекции снова увидел ее в первом ряду. Они ни словом не обмолвились о случившемся, и он был уверен, что Патрик ничего не знал о подработке подруги. Хотя парень и походил на человека, который в подобных клубах знает бармена по имени, однако, когда речь шла о его собственных интересах, особой терпимостью, похоже, не отличался.
Лидия тихо вздохнула и поставила свою подпись под согласием.
– Да что может случиться? – пробормотала она, подписывая. Профессор прочистил горло, но ничего не сказал. Вместо этого проверил обе подписи и взглянул на свои наручные часы.
– Отлично, тогда мы готовы.
Он через силу улыбнулся.
– Начинаем эксперимент. Пожалуйста, откройте медицинскую карту на странице 19.
Медицинская карта № 131071/VL
Далее читать только под медицинским наблюдением.
17:49, за день до сочельника – девять часов и сорок девять минут до страха
– Представьте себе следующую ситуацию…
Каспар слышал голос старой дамы, у ног которой опустился на колени, глухо, словно через закрытую дверь.
– Отец и сын едут ночью по заснеженной дороге через темный лес. Отец не справляется с управлением, и машина врезается в дерево. Отец погибает на месте. Мальчика с тяжелыми травмами доставляют в больницу, где немедленно отвозят в отделение экстренной хирургии.
Приходит хирург, застывает на месте и испуганно говорит: «О господи, я не могу оперировать этого мальчика. Это мой сын!»
Пожилая дама на кровати сделала небольшую паузу, потом с триумфом спросила:
– Как это возможно, если у мальчика не два отца?
– Я понятия не имею.
Каспар закрыл глаза и полностью доверился своему осязанию, пытаясь починить телевизор. Поэтому мог лишь догадываться о ее лукавой улыбке у себя за спиной.
– Ну же. Для мужчины с вашим интеллектом эта загадка не столь и сложна.
Он вытащил руку из-за неуклюжего лампового телевизора и, качая головой, повернулся к Грете Камински.
Семидесятидевятилетняя вдова банкира постучала в его дверь всего пять минут назад и попросила посмотреть ее «говорящий ящик». Так она называла безобразный телевизор на ножках, который был слишком большим для ее маленькой палаты на верхнем этаже клиники Тойфельсберг. Разумеется, он сделал ей одолжение, хотя профессор Расфельд строго-настрого запретил ему это. Руководитель клиники не хотел, чтобы Каспар покидал свою одноместную палату без присмотра.
– Боюсь, загадки не мое, Грета. – Он вдохнул немного пыли, которая собралась за телевизором, и закашлялся. – Кроме того, я не женщина. И не умею делать несколько вещей одновременно.
Он снова прижался щекой к телевизору и на ощупь попытался найти на задней стенке крошечное гнездо для антенны. Тяжелая махина ни на миллиметр не отодвигалась от стены.
– Вздор!
Грета дважды похлопала ладонью по матрасу.
– Не ломайтесь, Каспар!
Каспар.
Это санитары дали ему такое прозвище.
Как-то ведь надо было к нему обращаться, пока не выяснится его настоящее имя.
– Ну попытайтесь! Вдруг вы окажетесь королем разгадывания загадок. Кто знает, вы же ничего не помните!
– Неправда, – простонал он и еще дальше просунул руку между телевизором и шероховатыми обоями.
– Я знаю, как завязывать галстук, читать книгу или ездить на велосипеде. Просто моего пережитого опыта больше нет.
– Ваше знание фактов практически не пострадало, – объяснила ему доктор София Дорн, его лечащий психиатр, в начале первого сеанса. – Но все, что составляет вашу эмоциональную часть, то есть определяет вашу личность, к сожалению, исчезло.
Ретроградная амнезия. Потеря памяти.
Он не мог вспомнить ни свое имя, ни семью или профессию. Он даже не знал, как вообще попал в эту элитную частную больницу. Старое здание клиники Тойфельсберг стояло на краю города, на самой высокой горе Берлина, которая была насыпана из руин домов, разрушенных при бомбардировках во Второй мировой войне. Сегодня гора Тойфельсберг представляла собой озелененный холм из обломков и мусора, на вершине которого во времена холодной войны располагалась американская шпионская станция.
В четырехэтажном здании клиники, где лечился Каспар, размещалось казино для офицеров разведки, пока после падения Берлинской стены виллу не выкупил известный психиатр и нейрорадиолог профессор Самуэль Расфельд, модернизировал ее и превратил в одну из ведущих больниц, занимающихся психосоматическими расстройствами. Сейчас клиника возвышалась над Грюневальдом, как крепость, защищенная разводными мостами. Попасть в нее можно было лишь по узкой частной подъездной дороге, на которой и нашли Каспара десять дней назад. Без сознания, запорошенного тонким слоем снега и с переохлаждением.
В тот вечер Дирк Бахман, консьерж клиники Тойфельсберг, отвез Расфельда на встречу в клинику Вестэнд. Вернись он на час позже, Каспар замерз бы на обочине. Иногда он задавался вопросом, что бы это изменило.
Чем жизнь без идентичности отличается от смерти?
– Вам нельзя так себя мучить, – пожурила его Грета, словно прочитав эти мрачные мысли. При этом у нее были интонации врача, а не пациентки, которая сама страдала неврозом страха, если долго оставалась одна. – Память как красивая женщина, – объяснила она ему, пока он искал проклятое гнездо для телевизионной антенны. – Если будете бегать за ней, она отстранится со скучающим лицом. А если займетесь чем-то другим, то ревнивая красавица сама вернется к вам.
Она захихикала.
– Как наша симпатичная врач-терапевт, которая так нежно о вас заботится.
– Что вы имеете в виду? – удивленно спросил Каспар.
– Ну, это даже такая старуха, как я, заметила. Мне кажется, София и вы подходите друг другу, Каспааррр.
Каспааррр.
Растянутым А и грассирующим Р голос Греты напоминал ему кинодив послевоенного времени. С тех пор как ее муж скончался от инсульта на площадке для гольфа семь лет назад, она каждое Рождество проводила в частной клинике. Здесь она была не одна, когда на нее нападала рождественская депрессия. И поэтому то, что ее телевизор перестал работать, было своего рода катастрофой. Она никогда не выключала «говорящий ящик», чтобы не чувствовать себя одиноко.
– Будь я моложе, тоже пошла бы с вами на послеобеденные танцы, – захихикала она.
– Большое спасибо, – рассмеялся Каспар.
– Я не шучу. Когда мой муж был вашего возраста, думаю, чуть больше сорока, его темные волосы так же задорно падали ему на лоб. Помимо этого, у него были такие же красивые руки, как у вас, Каспар. И… – Грета снова хихикнула. – И он разделял мою страсть к загадкам!
Она дважды хлопнула в ладоши, как учительница по окончании школьной перемены.
– И поэтому мы сейчас попробуем еще раз…
Каспар застонал, когда Грета повторила ему загадку.
– Отец и сын попадают в автоаварию. Отец погибает, сын остается в живых.
Несмотря на приоткрытое окно, Каспар начал потеть.
С утра шел мокрый снег, а к полудню температура опустилась ниже нуля. Здесь за городом, в Грюневальде, должно быть градуса на два холоднее, чем в центре Берлина. Но в настоящий момент он этого не чувствовал.
Ага! Его указательный палец нащупал круглый металлический ободок пластикового гнезда. Сейчас нужно лишь вставить в него антенну и…
– Сына с тяжелыми травмами доставляют в отделение экстренной хирургии. Но хирург не хочет его оперировать, потому что мальчик его сын.
Каспар отодвинулся от экрана телевизора, поднялся и взял пульт управления.
– Как это возможно? – лукаво спросила Грета.
– А вот так, – сказал Каспар и включил телевизор.
Сначала экран замерцал, затем в комнате раздался гнусавый голос ведущего новостей. Когда звук дополнился соответствующей картинкой, Грета восторженно захлопала в ладоши.
– Он снова заработал. Чудесно, вы гений.
«Я не знаю, кто я», – подумал Каспар и отряхнул пыль со своих джинсов.
– Тогда я пойду к себе в палату, пока медсестра не рассердилась… – начал было он, но Грета подняла руку, призывая замолчать.
– Очередные ужасные новости о так называемом Инквизиторе, который уже несколько недель держит в ужасе женское население…
Грета потянулась к пульту и увеличила громкость.
