Buch lesen: «Россия и бесы. Когда не стало Родины моей…»

Schriftart:

Светлой памяти моей бабушки Екатерины Ивановны Гришиной и младшего брата Федора Зырянова

От автора

ЧАС БЕЛОВЕЖЬЯ
Когда не стало Родины моей,
я ничего об этом не слыхала:
так, Богом береженая, хворала! —
чтоб не было мне горше и больней…

Когда не стало Родины моей,
я там была, где ни крупицы света:
заслонена, отторгнута, отпета —
иль сожжена до пепельных углей.

Когда не стало Родины моей,
в ворота ада я тогда стучала:
возьми меня!., а только бы восстала
страна моя из немощи своей.

Когда не стало Родины моей,
воспряла смерть во всем подлунном мире,
рукой костлявой на железной лире
бряцая песнь раздора и цепей.

Когда не стало Родины моей,
Тот, кто явился к нам из Назарета,
осиротел не менее поэта
последних сроков Родины моей.

Апрель 1992

Вот такие стихи написала великая русская поэтесса Татьяна Глушкова. Ее талант перекрывает образованческие способности всех авторов проклятого «письма 42-х» к Ельцину – от Лихачева до Окуджавы, призывающих расстреливать русских людей. До гражданственности Глушковой далеко замечательному писателю Виктору Астафьеву, подписавшему то письмецо вместе с ущербным письменником Граниным. Позарился певец сибирской деревни, блестящий прозаик на грязные деньжонки березовского «Триумфа»; на орденок 2-й степени (а Пугачевой дали 1-й), пообнимался с вурдалаком Ельциным; взял на себя миссию защитника «проклятых и убитых» и третейского судьи по итогам Великой Отечественной. Обидно. Ведь Астафьев не какой-нибудь Ганичев или Дементьев с Поляковым. Так будем молиться за упокой его мятежной души, ибо книги Астафьева – золотой фонд русской литературы, как стихи Татьяны Глушковой – жемчужина ее поэзии.

Вопросы простодушного

Так жить можно?

Из огромной массы лезущих в голову сомнений буду я отбирать наиболее жгучие и волнующие и делиться ими с тобой, мой читатель. За последнее время я уже второй раз попадаю в святая святых Госдумы. Не по своему, конечно, желанию – не церковь дом сей все-таки. Эйфория, захлестнувшая чиновников от культуры, спешащих под радостные камлания журналистов отдать остатки трофейных коллекций Германии, заставила меня, посвятившего сей проблеме не один год жизни, подставить плечо H.H. Губенко, в одиночку вышедшему на борьбу с забывшей родство «культурной ратью», по сей проблеме я еще озадачу вопросами спешащих разбазарить государственные ценности. А пока хожу под впечатлением последней пресс-конференции, организованной председателем думского комитета по культуре.

Впервые я увидел так близко целый конгломерат народных избранников, озабоченных проблемами реституции. Сидящий рядом со мной паренек, румяный, кудрявый, смахивающий на куклу Барби, зачитал громко, по бумажке, призыв к нации немедленно вернуть немцам все, дабы не прослыть нам туземцами и зулусами! Поинтересовавшись у сидящего рядом депутата, кто есть сей пылкий вьюнош, узнал я, что зовут его Владимиром Семеновым и славен он инициативами по узакониванию браков между геями и «гейшами». Задавать ему вопрос, помнит ли он о своих дедушках и бабушках, хлебнувших горькую чашу военного лихолетья, после полученной информации было бы по крайней мере некорректным. А вот следующего оратора я слушал с открытым от удивления и потрясения ртом.

Держа в руках погасшую трубку, соблюдая сталинские диктаторские паузы, напоминая говорящий бронзовый бюст, вечный депутат Говорухин пел громкую осанну министру Швыдкому. Пожалев несчастного коллегу, так некстати для себя затеявшего процедуру сбагривания «Бременской коллекции», создатель нашумевшего некогда сериала про Высоцкого, с уверенностью и беззастенчивостью джигарханяновского Горбатого, восторженно констатировал небывалый доныне расцвет отечественной культуры в отдельно взятых губерниях. Особенно отмечены были оратором Краснодарский край и Ханты-Мансийск. С Краснодаром у выступающего вышла неувязочка, ибо думская коллега его, актриса Елена Драпеко, тут же отпарировала, что причина краснодарского благополучия зиждется на трудолюбии и бескомпромиссности коммунистического хозяйственника батьки Кондрата и его последователей. А вот что касается Ханты-Мансийска, то тут наш «кинотавр» попал в белый свет, как в копеечку. За день до этого прочитал я в газетах о двух миллионах долларов, затраченных богатыми тамошними нефтяниками на недельный фестиваль собрата господина Говорухина по кинобизнесу, режиссера Сергея Соловьева. И озадачился я вопросом, как бы облегчилась жизнь истинных хранителей отечественной культуры – сотрудников музеев столичных и провинциальных, живущих на зарплату, которой в соловьевском фестивальном гулянии и на стакан чаю бы не хватило. Ведь фестивали – это банкеты, охота, рыбалка, подарки; короче, мзда нефтедобытчиков за возможность потусоваться с мифическими персонажами из страны кинематографических чудес. А тысяча рублей в месяц, получаемая подвижницами русскими, ибо в музеях трудятся в основном женщины, – символ расцветшей на глазах у депутата Говорухина радениями Швыдкого культуры.

Особенно страстно говорил невозмутимый оратор о коренных сдвигах в истории современного кинематографа, достигнутых также стараниями министра Швыдкого, первого, по словам Говорухина, из занимающих этот пост лица, умеющего общаться с чужеземцами и даже читать лекции на других языках. Я попытался, испросив разрешения у ведущего конференцию Николая Губенко, задать недоуменные вопросы Говорухину, но последний не пожелал опуститься до столь низкого собеседника, назвав полемику сию базаром.

Так ответьте сейчас, господин Говорухин, в чем же Вы видите расцвет русского кинематографа? Может быть, в еженедельно проводимых по всей многострадальной России фестивалях, на которых показывать-то особенно и нечего? Впрочем, извиняюсь, есть чем Вам удивить публику. Пользуясь тележурналом «7 дней», прежде чем добраться до сетки вещания, вынужден я вместе с домашними любоваться фоторепортажами с этих «праздников, которые всегда с Вами». Как же любите Вы и компании Ваши раздеваться до исподнего и услаждать своими далеко не молодыми телесами озадаченных подписчиков и покупателей глянцевых журналов! Что бы сказали кумиры и учителя Ваши, такие, как Довженко, Ромм, да те же Ростоцкий, Чухрай, Бондарчук, увидев эти фотонеглиже? К сожалению, больше Вам показать нечего, а вот стеснение и стыд, оказывается, Вам не к лицу.

Да, в последнее время появились такие удачные, идущие вразрез с пошлейшей масскультурой фильмы, как «Война», «Звезда», «Кукушка». Но разве можно хоть как-то связывать их появление с заботами министра Швыдкого? Человек, заявивший на всю страну, что «русский фашизм страшнее немецкого», должен бояться этих патриотических лент, как бес ладана. А режиссер А. Рогожкин символизирует своим творчеством и независимой манерой поведения априорный протест против всего, что проповедует в своих шоу культурминистр.

Прозвучала из уст депутата Говорухина в том же панегирике Швыдкому чеканная фраза: «Россия поднимается с колен». У меня снова вопрос: «Где вы говорите правду, а где лжете, господин Говорухин?» Два года назад в фильме «Ворошиловский стрелок», встав на колено, одинокий старик метким выстрелом раздробил гениталии подонков, к сожалению, символизирующих молодую поросль России. И за два года вы так изменили свой взгляд на печальную картину российского быта, вызывающую в памяти библейское описание Содома и Гоморры? Посмотрев только что ваше интервью бронзового телеведущего с вертлявым шоуменом Фоменко, я понял, что вы лжете постоянно. Ведь это именно фоменки, ханги и дибровы воспитали подонков из вашего «Стрелка». Быстренько помогли молодежи сесть на иглу, утонуть в матерщине и похабщине, наплевать на всякие нормы морали. А вы с ним беседуете, словно с Олегом Стриженовым, Алексеем Баталовым, Василием Ливановым или Жераром Филиппом – подлинными кумирами нашей молодости, дарившими юным зрителям красоту, стремление к справедливости и желание помогать падшим. На мой вопрос о нищете наших музеев и библиотек, особенно в провинции, вы заявили, что с ранних лет путешествуете по России. Вы путешествуете, а я служу и работаю во всех ее древних музейных городах. Потому говорю вам, отвечая на свой же вопрос: «Так лгать нельзя!»

По окончании конференции поджидал я у парадного думского подъезда товарища и увидел, как холеный донельзя господин Говорухин поместился в комфортную «Ауди» с верным возницей и отправился продолжать путешествие по России. Так жить можно?

Кому ЧК, а кому мать родная?

Прежде чем задать этот волнующий меня вопрос и попытаться разобраться в сложных перипетиях, с ним связанных, скажу, положа руку на сердце, что кровавое «красное колесо» в страшной части нашей истории продолжает пластать меня по бренной родной земле не только горькой памятью о зверствах прародителей антирусского террора, но и мнимой бархатностью нынешнего уничтожения России, осуществляемого их не менее жестокими последователями, учениками, а иногда и просто родственниками по прямой.

Три основных составляющих русофобского террора коснулись меня отнюдь не косвенно. Одна половина моих дедов и прадедов – потомственные крестьяне из зажиточных слоев, умевших и мельницу поставить, и урожай богатый собрать, не прибегая к помощи наемных рабочих рук, обходясь своими недюжинными способностями и силой, отпущенной Богом; многие же из предков по материнской линии были верными слугами церкви, стойкими последователями старообрядчества. Разве можно мне забыть и простить тотальное уничтожение золотого фонда отечественного крестьянства, когда тридцать миллионов хранителей и кормителей России были сняты русоненавистниками с родных мест и истреблены физически?

А можно ли без содрогания перечитывать печальные мартирологи убиенных священников, начиная от патриарха, митрополитов и кончая простыми церковными служками?

Только у бессердечного человека не подступит комок к горлу при воспоминаниях о сотнях батюшек, живыми зарытых в землю, или о талантливом русском писателе и просветителе М.О. Меньшикове, расстрелянном по личному приказанию Ленина на глазах у жены и малых детей.

Третий фактор продуманного уничтожения русской нации новоявленными Маратами и Робеспьерами – высылка на чужбину целого парохода с двумя тысячами самых одаренных наших мыслителей: физиков, математиков, философов, историков искусства, писателей. Там были учителя моих учителей, оставшихся в России, прошедших сквозь адские испытания ГУЛАГа и сумевших рассказать мне о светочах русской науки и искусства, которых ЧК отправил подальше от родных берегов.

Когда началась так называемая перестройка, я сначала удивлялся и задавал себе один вопрос за другим, читая регулярно рупор горбачевского синдиката лжи – «демократический» «Огонек», возглавлявшийся «пламенным революционером» Коротичем. Вроде братия эта – против коммунистов, большевиков, за свободу слова и чистоту дела, а герои их наскоро состряпанных разухабистых материалов, с пылу с жару варганившихся карауловыми, феликсами Медведевыми и иже с ними, – Бухарин, Лурье, Троцкий, Тухачевский, Свердлов – старатели, руки которых в крови миллионов невинно убиенных русских людей. Значит, Орвелл в «Скотском хуторе» правильно заметил, что «все свиньи равны, но некоторые равнее».

Особое недоумение вызывало тогда, а нынче и совсем ставит в тупик отношение «свободолюбивых» представителей творческой интеллигенции, на дух не переносящих идей большевизма, поносящих Дзержинского и его контору на каждом углу, к одной из самых матерых чекисток – Лиле Брик.

И я прошу ответить на мой вопрос Майю Плисецкую, посвятившую самые теплые страницы своей биографической исповеди основоположнице ее брака с Родионом Щедриным – кровавой леди нашей революции. Сколько гневных слов встретит читатель в повествовании прославленной балерины в адрес ЧК и КГБ, а вот «мама Лиля», бывшая гражданской женой заместителя шефа НКВД Якова Сауловича Агранова, воздвигнута на пьедестал жены цезаря.

Квартира Бриков – грязный вертеп, которому и нынешние порносалоны могут завидовать, – давала приют продажному террористу Блюмкину, здесь готовились проскрипции на уничтожение лучших русских людей, сюда попал и нашел здесь свою погибель талантливейший, но мягкотелый Маяковский. Чувство брезгливости вызывает описание любовных треугольников, квадратов и прочих фигур извращений, царивших в «теремке» Бриков.

А как Майя Плисецкая восторгается сестрой Лилички – Эльзой Триоле и ее мужем Арагоном! Забыв про свою антикоммунистическую озлобленность, поет балерина осанну сладкой парочке – столпам французской компартии.

Неужели тонкий парижский парфюм, ужины в хороших ресторанах так притупили классовую ненависть Плисецкой к коммунякам? Ведь страшнее и циничней французских левых тогда в мире не было. Недаром такие деятели культуры, как Пикассо, Ив Монтан, Симона Синьоре и другие их товарищи, вносившие огромные деньги на счета лидеров французской компартии, поняв, что их средства идут на обеспечение роскошной жизни Арагонов и Триоле, переходили в ряды итальянских коммунистов.

Так что же, уважаемая Майя Михайловна, вы обо всем этом не знали или просто запах духов «Chanel № 5», подаренных Эльзочкой, усыпил Вашу социальную бдительность?

С умершего режиссера Параджанова теперь не спросишь, за что он боготворил кровавую Лилю Брик. У одаренных людей свои причуды, хотя Пушкин и Лермонтов подобных палачей свободы и гения избегали.

А вот «благородный» наш Атос – актер Вениамин Смехов – целую пьесу о Лиле и Эльзе поставил и порадовал ею французов и русских. И куда девался у постановщика свободолюбивый дух любимовской Таганки, которой так мешала жить и творить простая русская женщина Екатерина Алексеевна Фурцева, а потом и ненавистный режиссер Эфрос? Вот сестрички Брики – это сама свобода, чистота и благородство. Только как же быть с их столь пакостными биографиями и с памятью о замученных с их помощью людях?

А может, вам, господа демократы, ЧК действительно мать родная? Ну, скажем, как ее певцу Юлиану Семенову или друзьям его по перу?

Жду с нетерпением вашего ответа.

Так с кем же вы, мастера культуры?

Сейчас даже отнюдь не смышленому человеку понятно, чем обернулась для России бархатистая перестроечная революция конца прошлого века. В повседневном труде нарабатывавшиеся многострадальным нашим народом богатства пущены были на ветер комиссарами – исполнителями воли Лениных, Троцких, Свердловых и иже с ними. Растерзанная в клочья нация сумела за короткий срок воссоздать государственную мощь, удивив мир достижениями в экономике, науке и культуре. И снова воспитанные партячейками последователи «верных» марксистов без зазрения совести прихватизировали оставшееся бесхозным народное добро. Горбачев и Ельцин, словно зазомбированные, униженно взирали на стаи предприимчивых грабителей, провозглася страшный девиз «Берите, сколько сможете утащить». И утащили, оставив миллионы людей страдающими, преждевременно уходящими из жизни, погибающими в Чечне или от ножей и пуль разгулявшейся рвани, едва сводящими концы с концами.

Ну а что же наши славные мастера культуры? Наиболее хваткие и предприимчивые из них, объединенные умением снимать пенки далеко не с молока, прекрасно вписались в «демократическую» ситуацию. Собиравшиеся раньше на кухнях, за столиками творческих ресторанов, поигрывая в диссидентство, да только не вступая в конфликт с законом и чураясь тюремного режима, на чем свет несли они Бондарчука, Бондарева, Пырьева, Хренникова и прочих коллег по цеху, имевших доступ к номенклатурным кладовым. Доставалось от них даже близко не допускавшимся к кормушке провинциальным талантливым самородкам Распутину, Носову, Белову, Астафьеву, сумевшим стать любимыми писателями русского народа. Ах, как хотелось обиженным и обойденным барской любовью творцам взять в свои руки ключи от спецраспределителей! Казалось, с юморком писал Окуджава в одной из песенок, как зайдет он со временем «К Белле (Ахмадулиной) в кабинет, заглянет к Фазилю (Искандеру)». И ведь дождался талантливый бард счастливых времен. Прежде всего дошел до ушей новых бар – ельцинской клики – кровожадный вопль Окуджавы, Мордюковой и других народных артистов СССР: «Раздавите гадину, дорогой Борис Николаевич!» Знали они – «гадины» типа Руцкого и Хасбулатова обижены не будут, а то, что сотни чистых, вовсе невинных людей погибнут в кромешном аду «Белого дома», их не волновало. Это Короленко, Чехов, Поленов, Серов и другие светочи нашей культуры плакали и отказывались от почетных званий и привилегий, увидев кровь на петербургском снегу в 1905 году. Нет, нынешние, наоборот, постарались урвать со стола распоясавшихся хозяев куски пожирнее.

Разве снились прошлым мастерам культуры панибратство и беззастенчивость нынешних «просветителей народных»? Я все время спрашиваю себя: когда они устанут увенчивать друг друга бесконечными премиями, призами, титулами, денежными вознаграждениями и даже памятниками? Да-да, я не оговорился, именно памятниками!

Забыв о том, что во всем мире существует правило ставить монументы людям творческим лишь по прошествии полувекового срока, наскоро слепили они на Арбате скульптурный ансамбль в честь Окуджавы. Не беда, что чем-то напоминает статуя эта пошленькие памятнички дешевому проходимцу Остапу Бендеру. Порыв души поэта, призывавшего раздавить сотни людей в октябре 1993 года, сполна оплачен.

Удивляюсь я, как торопятся владельцы денежной массы в России воздвигнуть во что бы то ни стало и как можно скорее монумент другому поэтическому «классику» современности – Иосифу Бродскому. Советы, конкурсы, поспешные решения сопровождают порыв славильщиков стихотворца, о котором мудрая Ахматова, стареющая львица, позволяющая неуклюжим щенкам пошалить рядом с собой, прорекла библейски: «Какую биографию большевики делают Рыжему!» (К слову, нынешние постбольшевики у власти так же лепят славную судьбу Лимонову, далеко ее не заслуживающему!) Забыли инициаторы установки статуи Нобелевскому лауреату, среди которых интеллектуалы класса М. Пиотровского – верного «хранителя Эрмитажа», что нет в России памятников Пастернаку, Ахматовой, Цветаевой, Тютчеву, Шостаковичу, Прокофьеву, Станиславскому. Продолжение списка этого займет несколько строк. Забыли они напрочь почти евангельские строки о том, что «быть знаменитым некрасиво». Да какое уж тут Евангелие, если во всеуслышание с экранов своего телевидения и со страниц собственных газет называют они себя «духовной элитой нации»! Титул сей прочно закрепился за «бессмертным» жюри премии «Триумф», возглавляемым делопроизводительницей Зоей Богуславской – верной музой Вознесенского-поэта. Бумажником сей премии, щедро оттопыренным г-ном Березовским, распоряжается один из верных слуг ельцинской семейки – Шабдурасулов. И ведь берут украденные у народа денежки элитные лауреаты. Как-то юная журналистка спросила у одного из «бессмертных» – Юрия Башмета (лет пятнадцать назад, посмотрев мои передачи об искусстве русской провинции, пригласил он меня в свою рубрику «Вокзал мечты», и о тех днях остались самые светлые воспоминания), не жгут ли руки лауреатов «березовые» деньги. Услышав ответ маэстро, я опешил. Он сравнил Березовского с властелинами Венгрии – Эстергази, платившими Паганини, и с баронессой фон Мекк, помогавшей любимому ею Чайковскому. Хорошо, что альтист Николая I, передававшего деньги Пушкину, не породнил с лондонским издателем «Колокола». Обжегся на денежках триумфальных В.П. Астафьев (Царствие ему Небесное). Получил десяточку тысяч грязно-зеленых и не заметил, как запел осанну ельцинской камарилье, потеряв такого друга, как совестливый русский талант Валентин Распутин. Совершив опрометчивый сей шаг, жаловался он потом, что по ночам снится ему иркутский друг и, просыпаясь, он плачет, зная, что не может с ним поговорить.

С мастеров культуры не всегда строго спросишь – богема, понимаешь. Наши культуртрегеры берут деньги у криминала и заодно народ просвещают. «Пипл схавает», – как любит выражаться политидеолог нынешней России телеакадемик Познер.

Так с кем же вы, мастера культуры?

Телевидение, ты чье?

Недавно мне позвонил артист Валентин Гафт. Я люблю этого искреннего, взрывного, эмоционального, по-настоящему остроумного и отзывчивого человека, с которым знаком не один десяток лет.

Самобытный и одаренный актер одним из первых откликнулся на мой призыв почтить память величайшего творца отечественного кинематографа – Ивана Герасимовича Лапикова, написав для создаваемого музея волжского самородка проникнутое любовью эссе, где назвал его «Шаляпиным русского театра и кино». Посылая Валентину журнал «Север» с подборкой о Лапикове, я вложил в конверт несколько своих последних статей и интервью. «Старик, я полностью разделяю твои взгляды на окружающую нас действительность и боль за тяжкую судьбу нынешней России. – Взволнованный голос Гафта не оставлял сомнения в его неподдельном переживании, созвучном моему душевному настрою. – Только почему ты печатаешься лишь в «Литературке» и «Завтра»? Надо рассказывать об этом на телевидении, ведь когда-то твоя программа на ЦТ пользовалась успехом у зрителей».

Дорогой Валя, извини, на твое искреннее пожелание видеть меня на телевидении могу ответить лишь массой вопросов, возникающих всякий раз, когда включаю я «глупый ящик для идиотов».

Почему, скажи мне, Валентин, с утра до вечера не вылезают из телекоробки бездарные люди, старающиеся зрителя рассмешить? Ведь только зазомбированные люди могут без чувства брезгливости смотреть на пошлые потуги казаться остроумными всяких аркановых, винокуров, Ширвиндтов, петросянов с женами, уставшего от незаслуженной популярности Жванецкого с засаленными листочками, по которым читает он полувековой давности протухшие остроты. Не странно тебе смотреть, как разомлевшая от летней жары аншлаговая компания Дубовицкой, обнажив свои не первой свежести телеса, пудрит мозги жителям русской провинции в страдную пору, когда нужно урожай собирать, а не Кларой Новиковой и Шифриным быть облапошенными? А стал бы ты за обеденным столом шутить с Новоженовым, человеком, лишенным не только чувства юмора, но и абсолютно серым и скучным? А не хочется ли тебе сказать все, что ты о нем думаешь, ростовскому полуплейбою Диброву, путающему Толстого с Достоевским, Москву с Петербургом, но чувствующему себя на равных с людьми значительными, талантливыми и действительно умными? Мне кажется, окажись на его передаче сам Бог, он и его, похлопав по плечу, опустил бы до уровня своих заказчиков образца Гусинского или Эрнста.

Талантливый русский композитор Валерий Гаврилин еще лет тридцать назад написал, что чем хуже жизнь в стране, тем больше пошлого юмора на сцене. Что бы он сказал нынче?

А не устал ли ты, дорогой Валентин, от постоянной лжи телевизионных гуру образца Киселева, Познера, Сванидзе и им подобных? Не вздрагиваешь ли ты, когда Познер, еще лет пятнадцать назад поливавший Америку зловонной грязью, требует теперь от нас жить по стандартам второй его родины? Не страшно ли тебе было слышать его, когда он назвал свою передачу о гибели «Курска» творческой удачей? Меня, например, корчит, когда я вижу его змееподобную улыбку, сопровождающую размышления главного телеакадемика, вещающего о том, какие нынче «Времена». А сколько у этого раздавальщика тэфиевых статуэток апологетов и последователей!

Случилось мне в день начала варварского вторжения бушевских стервятников в Ирак оказаться в Афинах. Греческое телевидение по всем каналам передавало гневные и высокопрофессиональные репортажи своих корреспондентов, на экранах постоянно высвечивались логотипы: «Боже, покарай варваров!», «Господи, помоги невинным жителям Ирака!», «Когда кончится этот кошмар?» Улицы Афин, прилегающие к американскому посольству, осаждали десятки тысяч протестующих против варваров XXI века.

А на нашем «самом первом» канале доморощенная Шарон Стоун – Сорокина посадила на судейские скамейки пронафталиненных маргиналов: образца предателя всего и вся экс-министра иностранных дел Козырева, уставшего от собственной правоты и непогрешимости псевдокоммунистического глашатая Бовина. Не моргнув глазом, пропели они осанну любимцам своим американским и убедили зрителей, что для России иракский кризис опасности не представляет, коснуться нас не должен и «любимый город может спать спокойно». И сколько радости было в глазах бывшей теленапарницы циника и лгуна Невзорова, как упивалось сие невинное дитя медоточивыми излияниями ничтожных своих кумиров!

А не хочется ли тебе, Валентин, сказать пару ласковых слов ослизшему от лжи Караулову, беззастенчиво нацепившему на свой парадный мундир орден кавалера «Момента истины»? Этот пай-мальчик, наделав столько пакостей на заре становления в России воровской рыночной экономики и эрзац-демократии, упивавшийся поступками клики Ельцина и восторгавшийся кумирами образца лживой сирены Митковой, обличает теперь жуликов, переживает за народ и, вместе со своим крокодилом, съев немереное количество народных денег (на честно заработанные его супердачу не приобретешь), льет ручьями фальшивые слезы. Задавался ли ты, Валентин, вопросом, почему нашими телесобеседниками являются только обозначенные мной выскочки, не дающие и слова сказать людям с иными взглядами, убеждениями и манерой держаться? Когда ты в последний раз видел на экране Валентина Распутина, Василия Белова, Александра Солженицына, когда слышал с экрана о Владимире Максимове, Леониде Бородине, Татьяне Глушковой (куда уж нынешним обласканным и увешанным премиями поэтам до ее стихотворения «Когда не стало Родины моей…»), Александре Гинзбурге, Владимире Осипове? Зато, словно больного касторкой, пичкает нас канал «Культура» аморфной болтовней пошляка Ерофеева, откровениями неоткровенного Войновича, а самое страшное – фиглярскими шоу министра Швыдкого? Не охватывает ли тебя ужас, когда ты читаешь еженедельные заголовки в телепрограммах: «Русский язык без мата не существует», «В России любят только за деньги», «Музеи – кладбище культуры», «Русский фашизм страшнее немецкого»? Я не трусливый человек, но я боюсь этих передач, ибо они напоминают мне сцены из фильма «Кабаре» и обстановку в Германии начала тридцатых годов прошлого века, – а ты знаешь, к чему привели выходки тогдашних швыдких.

Чаша моего терпения переполнилась при лицезрении последнего министерского прикола под названием «Журналистам русский язык не нужен». Какие-то временщики оплевывали самое святое, что нам дано от Бога, – слово, которое было в начале начал. И шоумен-министр скалозубил вместе с «образованцами», поддакивал им, вместо того, чтобы возбудить уголовное дело в защиту отечественной словесности. А резюме сего непотребного зрелища, прозвучавшее из уст министра, не поддается описанию. Согласно министерской логике, вся история становления русского языка зиждется на варваризации «великого и могучего» каждым последующим поколением писателей и поэтов. А самый главный варвар, оказывается, «наше все» – Александр Пушкин. Варвар по отношению к Гавриле Романовичу Державину; варвар, коленопреклоненный перед певцом Фелицы; варвар, с юношеской пылкостью воскликнувший: «Старик Державин нас заметил и, в гроб сходя, благословил!»

Поверь мне, Валентин, когда я смотрел издевательскую вакханалию над русским языком, слезы подступали к горлу и слышалось мне: «Распни его, распни!» Успокоился я лишь на следующий день, когда получил очередной номер стоящего на страже традиций родного языка журнала «Север», где были опубликованы последние стихи иеромонаха Романа, и среди них четверостишие «Родная речь».