Buch lesen: «Жажда жизни»

Саманта Тоул

Schriftart:

Samantha Towle

Revived

* * *

Пролог

Тринадцать лет назад

Манчестер, Англия

Две полоски.

Снова просматриваю инструкцию.

Две полоски… беременна.

Нет. Боже, нет.

Я не могу быть беременна. Не могу. Мне всего семнадцать. Я живу в общежитии. Я не могу заботиться о ребенке – я едва справляюсь с заботой о себе.

Все в порядке, Индия. Пол знает, что делать.

Он старше, ответственнее. Он все исправит.

Но кроме него никто не должен узнать. Если кто-то выяснит, что мы с Полом спим, у него будут большие проблемы.

Просто я боюсь рассказывать ему. Вдруг он подумает, что я не предохранялась намеренно?

Кит. Нужно рассказать Киту. Он придумает, как с этим справиться.

Но если Кит узнает, он убьет Пола. Мой брат серьезен, когда дело касается моей защиты. И, хотя ему только семнадцать, он довольно крупный для своего возраста.

О боже, ну и дела!

Кто-то стучит в дверь ванной. Ни секунды покоя в этом общежитии!

– Минуту! – кричу я.

Трясущейся рукой убираю тест обратно в коробку, запихиваю его в карман куртки и застегиваю молнию. Мою руки, спускаю воду и открываю дверь.

Передо мной стоит Зара, наишумнейшая корова в мире.

– Ты там уже вечность. Чем ты там занималась? – она смотрит на меня с подозрением.

– Тем же, чем там собираешься заняться ты, – я прохожу мимо нее, больше не сказав ни слова.

Я не могу пойти к себе в комнату. Нужно убираться отсюда. К Полу. Он должен быть дома. Нам нужно поговорить.

Я отправляюсь к нему.

Наверное, стоит написать ему сначала. Это вошло в привычку. Пол беспокоится, что люди могут узнать про нас. Я должна убедиться, что ехать безопасно, как он и просил.

Но теперь все кажется небезопасным.

У меня будет ребенок.

Уходя из общежития, я искусно избегаю Кита. Сажусь на автобус, чтобы побыстрее добраться до квартиры Пола. Выхожу на нужной остановке и на трясущихся ногах направляюсь к нему домой, до его двери мне приходится пройти два лестничных пролета. Звоню в дверь.

Нет ответа.

Его велосипед стоит в коридоре, значит, он все-таки здесь. Снова звоню, и снова ничего. Может, он в душе и не слышит меня.

Проверю дверь. Обычно он не запирает ее, когда остается дома.

Ручка поворачивается. Я захожу и сразу иду в гостиную. Не здесь. И не на кухне. Иду мимо ванной. Воды не слышно. Зато раздается голос. Не один голос. Из его спальни.

Нет. Прошу, нет.

Страх заполняет меня, не хватает воздуха, тело начинает трясти, сердце колотится о ребра. Я заставляю себя двигаться и приближаюсь к спальне. Дверь прикрыта. Дрожащей рукой я поворачиваю ручку.

Мое сердце будто раздавили каменной глыбой. Пол на кровати, на нем сидит женщина. И они оба обнажены.

Очевидно, чем они занимаются.

Иисусе.

Рукой я хватаюсь за живот. Боль настолько сильна, что растекается по всему телу. Слезы застилают глаза.

Он сразу же видит меня, его лицо бледнеет. Шок и страх искажают его черты. Он хватает женщину за руки и останавливает ее. Затем она поворачивается лицом ко мне.

Это Кэсси. Кэсси. Девочка. Которую я знаю. И ей четырнадцать.

К горлу подступает желчь.

Спотыкаясь, я выбегаю из квартиры Пола под его оклики.

Вырываюсь из дома, мчусь прямо к автобусной остановке, которая, к счастью, пуста. Прячусь за задней стенкой, чтобы Пол не смог меня увидеть. Утираю слезы на щеках.

Ей всего четырнадцать.

Но разве мне самой не было пятнадцать, когда Пол начал спать со мной? Тогда желание и интерес взрослого мужчины казались романтичными, но теперь, когда я увидела его с ней… это кажется неправильным.

Почему я не поняла этого раньше? Почему не увидела, что он за человек?

Теперь я беременна от него. От человека, предпочитающего секс с девочками-подростками.

Меня рвет, и я не могу успокоиться.

Когда закончились последние сильные спазмы, я пытаюсь восстановить дыхание. Мозг отказывается работать.

Отойдя от собственных рвотных масс, я останавливаюсь в стороне, оставаясь вне поля зрения. Спиной пришлось опереться на остановку. Я медленно достаю из кармана телефон и звоню единственному родному человеку.

Кит отвечает после первого же гудка.

– В чем дело?

Интуиция близнеца. Мы с Китом всегда знаем, когда у другого возникают проблемы.

– У меня проблема, – по моим щекам текут слезы.

– Какого рода?

– Я-я… я беременна.

Тишина.

Но я слышу его дыхание.

– Кит?

– Где ты? – его голос пронизан разочарованием.

Это полоснуло меня сильнее всего.

Из меня вырывается всхлип. Делаю глубокий вдох.

– На автобусной остановке.

– На какой?

Прежде чем заговорить, я задерживаю дыхание.

– Которая рядом… с квартирой Пола.

Снова тишина.

Ему не нужно ничего говорить. Я слышу эмоции в его молчании.

Так Кит воспринимает события. Не злится, не кричит. Его ярость безмолвна и оттого кажется куда более оглушающей.

– Сейчас же еду за тобой, – по голосу слышно, что он едва сдерживается.

– Не злись на меня, Кит. Прошу, – всхлипываю я.

– Я не злюсь на тебя, Индия, – его голос стал чуточку мягче.

Но он всегда зовет меня Инди, полным именем – только когда злится.

– Я зол на этого мудака. Нет, я больше, чем зол. Я в ярости. Я убью этого ублюдочного извращенца!

– Кит… нет! Прошу!

– Я сейчас приеду, Индия. И черт возьми, только, двинься с места. Я серьезно.

Он кладет трубку, а я остаюсь стоять с телефоном в руке, ощущая, что моя жизнь кончена. Боже, умоляю, сделай так, чтобы этого не было.

Пролог

Год назад

Сан-Паулу, Бразилия

Закрывая глаза, как и всегда перед гонкой, я повторяю про себя слова своего героя, великого Айртона Сенны.

«Быть вторым значит быть первым из проигравших».

Перед тем как забраться в болид, я молюсь, чтобы в этот раз получилось.

Я не могу проиграть.

Мне необходимо победить в этой гонке.

Мои очки упали, но я на поул-позишн¹. В то же время Каррик Райан, заноза в моем заду, никуда не делся, и он сделает меня снова, если сегодня я не совершу нечто неожиданное.

Я, черт подери, могу. Я, мать его, Леандро Сильва. Я тот, кем мечтают быть многие мужчины.

Надевая шлем, я скольжу в кокпит.

Самое главное – сфокусироваться.

Моя жизнь охрененна. И я могу сделать ее лучше, если сегодня увезу домой золото. Бразилия будет любить меня еще больше.

Мой механик передает мне руль. Я прилаживаю его на место.

Я готов. Киваю, подавая знак своей команде. В ухе начинают раздаваться голоса. Я выезжаю на пит-лейн² и начинаю прогревочный³ круг.

Теперь я на стартовой решетке вместе с другими пилотами.

Рев мотора…

Красный…

Вперед!

Жму на педаль акселератора, и вот я уже мчусь рядом с другими болидами.

Довольно скоро я выхожу в лидеры. Райан на хвосте, но, если буду продолжать в том же духе – золото мое. Я уверенно иду к победе.

Заполучить победу в родной стране… нет ничего лучше. Ну, разве что заполучить чемпионство.

Я доезжаю до угла. Поворачиваю руль.

Какого хера? Он застрял. Не могу повернуть его.

Черт! Я дергаю руль, пытаясь развернуться, но тот не поддается, а угол приближается слишком быстро.

В ухе слышатся паникующие голоса. Они знают, что что-то не так, но я не могу говорить, слишком сконцентрирован на том, что происходит в данный момент.

Давай, крошка. Поворачивайся.

Руль не реагирует, что бы я ни делал. Повернуть вовремя я не смогу…

Боже.

Мне конец.

Стена приближается слишком стремительно. Я закрываю глаза.

Столкновение жесткое настолько, насколько и ожидал. Чувствую, будто тело разрывает на части.

Мучительная боль… Кожа горит… В легких… дым… Не могу вдохнуть…

Тьма.

Глава первая

Лондон, Англия

Бывало ли у вас ощущение, что вы знаете, почему вы там, где есть, но не уверены, то ли это место, где вы должны быть?

Именно так я себя чувствую, сидя в приемной моего нового психотерапевта, доктора Индии Харрис.

Ну, я говорю «нового», потому что это наша первая встреча.

Как я, черт побери, дошел до такого? Когда я превратился в такого человека? Мужчину, нуждающегося в помощи психотерапевта.

Безусловно, я знаю ответ на этот вопрос.

В день аварии. В день, когда я почти умер.

То есть, технически, я умер, но доктора умудрились меня воскресить.

Досадно.

Иногда я думаю, что гораздо лучше было бы, если бы они не смогли этого сделать. Сейчас я и близко не такой мужчина, каким когда-то был. Осталась лишь моя слабая и жалкая версия, неспособная забраться в обычную машину, что уж говорить о гоночной.

Я не могу водить. А без этого я – никто.

И теперь мне нужно встретиться с проклятым психотерапевтом в последней, отчаянной попытке вернуться в машину.

Итак, я здесь, чтобы увидеться с доктором Харрис, потому что она, похоже, одна из лучших.

Она починит меня.

Миру же интересно знать, какого черта приключилось с Леандро Сильвой?

В некоторой степени я тоже заинтригован. Возможно ли это вообще, если сам я понимаю, насколько тяжело мое состояние. Чтобы вернуть прежнего меня, она должна сотворить гребаное чудо.

Я здесь по собственному желанию? Нет.

Меня заставила команда. Ладно, «заставила» звучит жестко. Они не тащили меня силком.

Я связан контрактом, так что сейчас мне платят за ничегонеделание. Я сижу себе, напиваюсь и трахаю женщин. Я не зарабатываю свои деньги. На последней встрече мне однозначно дали понять, что если я не вытащу свою голову из задницы и не вернусь к гонкам, то контракт продлеваться не будет.

В этом есть смысл. Кто захочет тратить миллионы фунтов на пилота, не участвующего в гонках?

Мама была бы счастлива, если бы я никогда не возвращался на трассу.

Но коллеги и друзья считают, что пришло время мне справиться со своими проблемами. Особенно один из них – мой соперник в прошлом, человек, которого еще год назад я бы и не подумал назвать ближайшим другом, – Каррик Райан.

После аварии он и его девушка, ныне жена, Энди, навещали меня в больнице в Бразилии. Каждый раз, когда они приезжали в Бразилию к ее маме или на соревнования Каррика, что бывало достаточно регулярно, они приходили навестить меня. Затем мы с Карриком начали общаться по телефону. Когда я понял, что он не придурок, мы стали друзьями.

Доктор Харрис – психотерапевт Энди. Рекомендацию я получил от нее. Энди встречается с ней, чтобы справиться со своими страхами, связанными с гонками Каррика. Когда она была ребенком, ее отец погиб на гоночной трассе. Он умер прямо у нее на глазах. И это сломило ее.

Энди и Каррик убеждают меня, что доктор Харрис сможет мне помочь. Потому моя задница и покоится в кресле в комнате ожидания.

В нетерпении я бросаю взгляд на часы, пальцами стуча по стулу. Мой прием должен был начаться пять минут назад. Ненавижу ждать. Еще пять минут, и я сваливаю.

Взгляд перемещается на журналы на столе. Из-под глянца выглядывает спортивное издание. Я вытаскиваю его и сразу же жалею об этом.

На обложке моя фотография, а заголовок гласит: «Обратная сторона Формулы-1».

Мило. Теперь я обратная сторона. Приятно знать.

Я уже знаю, что обо мне говорят СМИ. Как я превратился из великого гонщика в пьяницу и шлюху. В целом, не так уж они и ошибаются. Хотя «шлюха» – это слишком жестко. Я не беру плату за секс. И выпить люблю – много. Но я не пьяница.

Не стоило читать статью. Я это знаю, но мазохист внутри уже заставляет переворачивать страницы.

Открыв нужную, просматриваю текст. Все то же дерьмо.

Почему Сильва больше не участвует в гонках? Физически он здоров. Психологические проблемы? Фобия из-за аварии? Поэтому ли он топит отчаяние в алкоголе? Какая жалость – наблюдать такое падение всеобщего любимчика и некогда великого пилота.

Разочарование и ярость сдавливают грудь.

К черту. Я не обязан видеть это дерьмо.

То, что я не могу участвовать в гонках, не значит, что я по ним скучаю. Мне это не нужно. Мне достаточно выпивки и секса. Это все, что мне сейчас необходимо. И всегда будет.

Ложь.

Я лжец и трус. И именно потому я сижу в комнате ожидания, чтобы встретиться с психотерапевтом.

Может, мне нельзя помочь.

Я бросаю журнал на стол и поднимаюсь на ноги, готовый уйти, когда двери открываются. Передо мной предстает лучший вариант для времяпрепровождения, о котором я только что думал.

Взглядом я пробегаюсь по стройным ногам, обтянутым юбкой-карандашом, которую я бы с радостью задрал, чтобы увидеть, без сомнений, изумительную киску. Грудь прикрывает бледно-розовая блузка. Размер, конечно, фантастический… На ее плечах лежат шелковистые светлые волосы. Волосы, в которые я бы с наслаждением запустил руки, трахая эти ярко-красные губы, кончая от зрелища размазывающейся по моему члену алой помады.

Член пульсирует в джинсах.

– Мистер Сильва, – она делает шаг вперед. – Я доктор Харрис. Но, прошу, зовите меня Индия.

Доктор Харрис?

Эта задери-свою-юбку-повыше-и-дай-мне-трахнуть-тебя-сейчас-же женщина – мой психотерапевт.

Просто зашибись. Я не могу трахать своего психотерапевта.

Пытаюсь унять пожар внутри, но улыбаюсь ей лучшей улыбкой – она всегда заставляет женские трусики упасть на пол.

– А вы можете называть меня Леандро.

– Леандро. Хорошо.

Я ясно вижу, как ее щеки покраснели. Так же вспыхивают все женщины, что хотят меня.

Прекрати. Она твой психотерапевт.

Пока еще нет. Это только первый сеанс, чтобы понять, подходим ли мы друг другу.

Можем и не подойти.

Кого я обманываю? Она мне определенно нравится. Ну, она будет мне нравиться до тех пор, пока я не кончу, после чего никогда не захочу повторных встреч.

Действительно ли стоит терять возможность получить помощь от блестящего психотерапевта из-за прихоти, когда я могу сделать это позже с какой-нибудь другой девицей?

– Прошу прощения, что немного опоздала на нашу встречу.

– Никаких проблем, – я следую за ней в кабинет.

Обычный кабинет психотерапевта, интерьер выдержан в нейтральных, успокаивающих тонах. Не то чтобы я бывал в кабинетах психотерапевтов прежде.

– Прошу, садитесь, – она указывает на удобно выглядящее кресло, сама садится в такое же, расположенное напротив, всего в нескольких футах от меня, и разделяет нас лишь кофейный столик. – Могу предложить вам чай, кофе или воду, прежде чем мы начнем?

– Нет, все в порядке. Спасибо, – говорю, пока глазами изучаю ее ноги, которые она только что скрестила.

Она прочищает горло, невольно отвлекая меня и заставляя перевести взгляд выше, к ее глазам.

Потянувшись вперед, она извлекает журнал из манильской папки и кладет его себе на колени.

– Итак, это ознакомительный сеанс. Он поможет нам узнать больше друг о друге и понять, какого рода помощь вам нужна. В конце вы сможете решить, подходим ли мы друг другу, и смогу ли я, на ваш взгляд, помочь.

Мы определенно подходим друг другу. Она голая, я в ней.

Кажется, мы бы сошлись идеально.

– Я буду делать записи, если это не доставит неудобств. Некоторые психотерапевты предпочитают записывать сеансы на кассеты, но мне удобнее ручка и бумага.

– Нормально. Без разницы, – я слегка улыбаюсь ей, стараясь не казаться придурком, каким я являюсь на самом деле.

Она отвечает на улыбку, и наши взгляды встречаются.

Моему члену определенно нравится, как она выражает эмоции.

Она отводит взгляд.

– Итак, давайте начнем с причины, по которой вы здесь.

Сказать ей, почему я здесь.

Я здесь, потому что моя гребаная жизнь пошла под откос. Из-за одной аварии.

Не хочу перед кем-либо звучать ноющим говнюком, но знаю, что лучше признаться в своем дерьме этой женщине.

– Произошла авария, – мой голос ровный. Она кивает и начинает записывать. – На трассе. Я пилот, гонщик.

– Привела ли эта авария к серьезным травмам? – ее взгляд встречается с моим. Она смотрит на меня так, словно не знает обо мне ничего. Я думал, весь мир уже в курсе. Но, может, не она. Понимание этого немного расслабляет, откуда-то берется желание рассказать этой женщине все.

О сильнейших страхах. Сожалениях. О ненависти к себе из-за собственной немощности.

– Да, – я делаю глубокий вдох. – Обе ноги были сломаны. Запястья были раздроблены. Множественные переломы ребер. Но все эти травмы – ничто по сравнению с… – я злобно усмехаюсь. – Худшим были… взрывной перелом нижних позвонков и субдуральная гематома, – я пальцем стучу по голове в месте, где находится скрытый отросшими волосами шрам. – Когда я был на операционном столе с открытой черепушкой, мое сердце перестало биться, – еще один глубокий вдох. – Технически, я был мертв около минуты.

– И что вы чувствуете, осознавая, что были мертвы какое-то время?

– Не знаю, – слегка пожимаю плечом, будто это ничего не значит. Но это очень важно. – Но я знаю, чего я не ощущаю.

– Чего же?

– Жизни. Я не чувствую себя живым. Я знаю, что это должно бы заставить меня чувствовать себя более живым, чем когда-либо. Но это не так.

– Почему?

– Потому что я не могу участвовать в гонках. Без гонок я ничто.

– Вы уверены в том, что это правда?

– Если бы не было ею, я не оказался бы здесь.

Ее глаза отрываются от меня, она смотрит на написанные ею слова.

– Вы не участвовали в гонках со дня аварии?

– Нет.

– Физически вы способны водить машину? Травмы не препятствуют этому?

– Нет, не препятствуют. Я проходил реабилитацию год, делая все возможное для того, чтобы вернуться в машину, – и теперь не могу, потому что я чертов трус.

– Значит, вернуться к гонкам вам мешает не тело. А ваш разум.

– Черт, я бы не был здесь, если бы это было не так, – я не хотел ругаться или огрызаться, но ничего не мог с собой поделать. Извиняться я тоже не стал, потому что козел.

Мы смотрим друг на друга. В ее взгляде твердость.

– Что насчет поездок в роли пассажира?

– Справляюсь, – едва.

– Та же степень паники, что при попытке водить?

– Нет. Немного легче. Не так плохо.

– Вы страдаете от панических атак?

Я хмурюсь.

– Только когда пытаюсь вести машину, – бормочу тихо.

Мне нелегко признать, что у меня есть панические атаки.

Она снова делает записи. Скрежет ручки по бумаге сводит меня с ума. Это и ее чертовы ноги, ее грудь, вздымающаяся при каждом вдохе.

Я больше не хочу говорить. Я просто хочу ее трахнуть и не думать о своих чертовых проблемах. Похоронить себя в ее теле так глубоко, чтобы я мог думать лишь о ней, видеть и чувствовать только ее.

– Теперь, когда вы не участвуете в гонках, как вы проводите свое время?

Я жестко рассмеялся.

– Вам радужную или реальную версию?

– Правду. Я хочу, чтобы вы всегда говорили мне только правду. Если вам кажется, что прямо сейчас вы не можете ею поделиться, это нормально. Но никакой лжи. Я не смогу помочь, если вы будете мне лгать.

– Ладно, – я выдыхаю. – Как я провожу свои дни? Сожалею о прошлом, тоскую по жизни до аварии и лечу похмелье. Затем иду в бар, напиваюсь, цепляю женщину. Веду ее в отель, к ней домой, в переулок, в туалет бара – плевать – и трахаю ее. Абсолютно то же самое я делаю на следующий день, и через день, и в любой другой после.

Это первый раз, когда я перед кем-то откровенно говорю о своей жизни.

И она даже не вздрогнула. Полагаю, она должна была слышать много разного дерьма.

– Все еще думаете, что можете мне помочь? – смотрю на нее с вызовом.

– Да, – она отвечает мне уверенным взглядом. – Вы пьете, чтобы заглушить чувства. Уверена, мне не нужно говорить, что это плохая идея. Алкоголь – у вас зависимость?

– Сразу к делу? – смеюсь я, но смех получается глухим.

Я так давно не смеялся по-настоящему, что уже забыл эти звуки.

Она перестает скрещивать ноги. И мое внимание мгновенно переносится на них. У нее великолепные ноги. И на ней чулки. Интересно, есть ли под этой юбкой пояс с резинками?

– Прошу прощения, если это задевает вас, но так я работаю. Я могу задать вопрос и заставить почувствовать дискомфорт. Вам не нужно отвечать, но, если все же ответите, это поможет мне оказать помощь вам.

– Нет, я не зависим.

– Уверены?

– Уверен. Я не пьяница.

– Что вы чувствуете, если думаете о том, чтобы не пить?

Я задумываюсь на мгновение.

– Ничего не чувствую, – сомневаюсь, что что-то сможет заставить меня чувствовать.

– И все же я бы рекомендовала обратиться к кому-нибудь по поводу употребления алкоголя. Я знаю чудесную группу, которая справляется с состоянием…

– Я не алкоголик, – огрызаюсь я. – У меня есть проблемы, но алкоголизм к ним не относится.

Она смотрит на меня с осторожностью.

– Ладно. Оставим это… пока, – она кладет ручку на журнал на коленях и смотрит на меня.

Ее красные губы медленно размыкаются, и я могу думать только о том, как размазываю эту помаду поцелуем.

– Наше время почти подошло к концу. Первый сеанс всегда короткий. В следующий раз у нас для разговоров будет целый час.

Я знаю, что бы я предпочел делать с ней шестьдесят минут, и, пожалуй, разговоров там было бы минут на пять.

Но она лучшая, а мне нужно вернуться в строй.

– Есть ли что-то, о чем вы хотели бы поговорить, прежде чем закончится наш сеанс? Мысли или чувства, о которых мне следует знать?

Я хочу трахнуть тебя.

– Нет. А вообще… есть, – я чешу нос. – Мне нужно вернуться на трассу к январю, самое крайнее к середине января, чтобы я смог подготовиться к старту Гран-при в марте.

Она кладет журнал и ручку на стол и бросает взгляд на настенный календарь, на котором значится нынешний месяц – ноябрь.

– У нас три месяца. В крайнем случае, три с половиной.

– Невозможно? – Часть меня, поддающаяся слабости, хочет, чтобы она ответила утвердительно, тогда бы моей трусости было оправдание. Я борюсь с этим.

– Нет. Мне нравятся трудные задачи, – ее губы складываются в мягкую улыбку, заставляя улыбнуться и меня. – Но это означает интенсивное лечение. Нам придется встречаться по крайней мере три раза в неделю. Вы готовы к этому?

Я разгибаю пальцы, которые сжимались в кулаки.

– Готов.

– Хорошо, – она соединяет ладони, беззвучно хлопая, и поднимается с кресла. – Моя секретарша Сэйди свяжется с вами завтра, чтобы занести в расписание приемы.

– Хорошо.

– Тогда увидимся через несколько дней, Леандро, и сможем начать ваше возвращение на гоночную трассу.

Я следую за ней до двери, рассматривая ее качающуюся во время ходьбы попку. Но направляемся мы в другую сторону.

– Выходить отсюда, – поясняет она. – Мои пациенты всегда выходят не через ту дверь, через которую вошли, потому что следующий человек уже может ожидать встречи. Большинство людей предпочитают анонимность, которую, как я понимаю, предпочли бы и вы.

Она придерживает для меня дверь открытой, предлагая выйти.

Я поворачиваюсь к ней лицом.

– Это не может просочиться в прессу, – говорю я ей.

Она улыбается мне с другой стороны дверного проема.

– Все, что вы скажете мне в этой комнате, не выйдет за ее пределы. Здесь вы в безопасности.

Я киваю ей.

– Хорошо. Ну, увидимся через пару дней.

Разворачиваясь, я слышу звук закрывающейся за мной двери и сбегаю вниз по лестнице.

Наконец, я оказываюсь на улице. Дыша свежим, промозглым воздухом, я пробегаюсь рукой по волосам. Затем из кармана достаю телефон и набираю номер. Я даже не даю ему возможности что-то вякнуть. Только слышу, что трубку взяли, и начинаю говорить:

– Какого черта ты не сказал мне, что она выглядит вот так? – рычу я в телефон Каррику.

– И тебе привет. И кто выглядит вот так? – в его голосе слышится насмешка.

Ублюдок.

– Ты знаешь, о ком я говорю – о докторе Харрис, мудак. – Мой член начинает твердеть от одной лишь мысли о ней.

Иисусе. Кто я такой, черт подери? Подросток, у которого встает на привлекательную женщину?

Кого я обманываю? Она не привлекательная. Она великолепная.

– Понятия не имею, о чем ты говоришь.

– Перестань корчить дебила. Ты знаешь, о чем я говорю. Может, ты и подкаблучник и восхищаешься Энди, но ты узнаешь горячую цыпочку, если увидишь ее. Мог бы предупредить меня.

– Прости, но эта мысль даже не закралась мне в голову. Да, она хорошо выглядит, но не в моем вкусе. Я и подумать не мог, что ты захочешь ее трахнуть. А вообще, забудь об этом. Сейчас ты набросишься на кого угодно, так что, на самом деле, моим предупреждением было, когда я сказал, что она женщина.

– Смешно, членоголовый.

– Мне нравится, когда ты используешь со мной грязные словечки.

– Отвали.

Он громко смеется.

– Если не брать во внимание твое желание трахнуть доктора Харрис, как все прошло? Энди она сильно помогла.

– Да, она хороша. Мне кажется.

– Как думаешь, она сможет тебе помочь?

– Она сказала, что сможет, – только если я не трахну ее и не испорчу все к хренам собачьим.

1.Pole position (англ.) – первая позиция на стартовой решетке, которую получил гонщик, показавший лучший результат на квалификации: скоростном заезде пилотов перед гонкой для определения их стартовых позиций во время гонки. (Здесь и далее прим. пер.)

2.Часть гоночной трассы, на которой располагаются боксы команд (гаражи) и где производятся пит-стопы (остановки для смены шин или других необходимых операций с болидом).

3.Круг на квалификации или перед гонкой для прогрева шин болида.