Марго была совершенно счастлива. Вот теперь всё будет по-старому. И любовь, и волшебные сказки, и пирожки. Бабушка поправилась и будет жить долго-долго.
Михаил Марк. Лёша и волшебный ремешок
В свои семь лет Лёша был очень заняты́м мальчиком: он посещал кружок по рисованию, шахматный клуб, изучал иностранный язык, пел в хоре, учился играть на баяне. А год назад к этому списку добавилось ещё и плавание.
Лёша со смехом вспоминал первое занятие: как не хотелось погружаться под воду, как боялся прыгать, как стеснялся заговаривать с ребятами из группы. Но вот прошло время, и мальчик стал одним из лучших в плавании на спине среди сверстников. А совсем скоро ему предстояли первые соревнования.
Лёша очень переживал, ведь он ещё никогда не участвовал в спортивных состязаниях. Родители привезли его на выходные на дачу к бабушке и дедушке. Майское солнце, соседские ребята, огород и речка должны были отвлечь мальчика, но почему-то ничто не приносило радости.
Дедушка шёл с граблями к огороду, когда увидел загрустившего внука. Лёша сидел на самодельных качелях, подвешенных к крупной ветке старого орешника, но не качался.
– Чего грустим? – спросил дедушка, подходя.
Мальчик не хотел признаваться, поэтому промолчал. Но, кажется, дедушка обо всём догадывался.
– Волнуешься из-за соревнований? – спросил он. – Понимаю. Вспоминаю Колю, твоего папу, когда он был примерно твоего возраста. Мы только-только переехали из маленького города в столицу, и ему предстояло пойти во второй класс, в совершенно незнакомую школу. Он очень переживал. Но я дал ему кое-что… на удачу – и всё прошло замечательно. В тот день Коля познакомился с мальчиком, ставшим ему лучшим другом.
Лёша глядел на деда светлыми голубыми глазами с большой надеждой.
– Что ты ему дал, деда? – спросил мальчик.
Дедушка задумался, а потом тихо произнёс:
– Ты можешь мне не поверить, но это был волшебный ремешок.
Лёша расширил глаза от удивления.
– Волшебный ремешок? – повторил он и задумался. – Мне бы такой не помешал.
– К сожалению, я не помню, куда подевался ремешок. Разве что он на чердаке. Ты ведь знаешь, что там у меня раньше была мастерская. Это сейчас мне тяжело подниматься по неудобной лестнице, да и руки уже плохо слушаются, а раньше я проводил там много времени – делал из кожи ремни разных размеров: под брюки, для часов и много ещё для чего.
– Так, может, ремешок ещё там? – загорелся Лёша и вскочил с качелей. – Я поднимусь на чердак и поищу.
Не дожидаясь разрешения, мальчик побежал в дом.
– Будь осторожен! – крикнул ему вслед дедушка и хитро улыбнулся.
Лёша отправился прямиком на второй этаж, к люку в потолке, к которому вела приставная деревянная лестница. Перекладина за перекладиной – и мальчик, откинув крышку люка, поднялся на чердак.
Свет попадал сюда через окно, глядевшее на солнечную сторону, поэтому внутри было не так темно и страшно. Всюду лежали старые ненужные вещицы, покрытые пылью и паутиной. У одной из стен Лёша заметил маленький трёхколёсный велосипед, на котором когда-то учился кататься. Похоже, этот предмет принесли сюда последним, и вот уже два-три года на чердак никто не поднимался.
Лёша не был трусишкой, но побаивался тёмных углов. Половицы скрипели под ногами. Паутина, свисавшая клочьями с потолка, колыхалась от слабого сквозняка. У стен стояли столы, за которыми, вероятно, дедушка трудился многие годы. К одному из них и направился мальчик.
На столе лежали отрезки кожи, затупившиеся инструменты для резки, линейки разных форм, молоточки, заклёпки и другие мелочи – всё это покрывал толстый слой пыли.
Лёша решил заглянуть в один выдвижной ящик, потом во второй. И точно – там обнаружилось несколько ремешков, готовых полностью или наполовину. Мальчику приглянулся ремешок из тёмно-коричневой кожи, вероятно, сделанный для часов, но не пригодившийся. Лёша без раздумий схватил ремешок, сдул с него пыль и принялся надевать на руку. Повозившись, он в конце концов застегнул ремешок на запястье левой руки.
Не понимая, чего ожидать, Лёша выпрямился и прислушался к тишине: с улицы донёсся петушиный крик из соседского курятника. В остальном всё было как и прежде – тихо-спокойно. В солнечных лучах кружились пылинки, поднятые поисками.
Лёша поспешил назад, к дедушке. Тот полол грядки для засеивания кукурузой и обернулся, услышав торопливые шаги внука.
– Нашёл! – сообщил Лёша, показывая руку. – Это ведь тот самый ремешок?
– Тот самый, – кивнул дед и опёрся руками на черенок грабель. – Ну как? Уже чувствуешь уверенность?
Мальчик был взволнован и не мог сказать наверняка, что ощущает.
– Думаю, да, – ответил наконец Лёша. – Деда, а почему папа никогда не рассказывал про ремешок?
– Думаю, он просто забыл. Ведь это было так давно.
– Но ты ведь не забыл, – заметил смышлёный мальчик.
– Верно, – согласился дед. – У меня хорошая память. В этом твой папа совсем не похож на меня.
Лёша с трудом дождался родителей. Уже сидя в машине на заднем сидении, пристёгнутый ремнём безопасности, он выставил руку и показал родителям ремешок. Папа сперва не узнал его.
– Это же твой ремешок, который ты надевал в первый день второго класса, – решил напомнить Лёша. – Волшебный ремешок, приносящий удачу.
Папа глубоко задумался, посмотрел на маму, а потом воскликнул:
– Ах да, точно! Я совсем про него забыл. Ну теперь-то тебе точно не нужно волноваться о соревнованиях. У тебя обязательно всё получится!
Лёша больше не боялся: ему не терпелось попасть на соревнования, проверить действие ремешка. Он был так взволнован, что проснулся раньше всех и раньше всех собрался в дорогу.
Спортивный комплекс с бассейном находился на другом конце города, поэтому в машине было время поволноваться. Мальчик то и дело проверял, крепко ли держится ремешок.
Наконец они приехали. Мама с папой проводили сына в раздевалку, а сами отправились на трибуну. Лёша быстро переоделся и встал в колонну с остальными участниками. Под торжественную музыку все вышли к бассейну. Потом зазвучал гимн. А затем ребят посадили на скамьи дожидаться своей очереди.
– Что это? – спросил Ваня, друг Лёши, указывая на ремешок.
– Это… – Лёша запнулся, не зная, что ответить. Он побоялся сказать, что ремешок волшебный: вдруг Ваня не поверит. Вот когда Лёша победит, тогда можно будет раскрыть секрет. А пока он сказал: – Просто ремешок.
Пловцов вызывали по шестеро. Вот среди названных имён прозвучало имя Лёши, и он пошёл к своей дорожке. Мама и папа махали с трибуны.
Пока он спускался в воду, сердце бешено колотилось в груди. Через очки он взглянул на запястье и немного успокоился.
«Ремешок поможет!» – подумал он с уверенностью.
Прозвучал сигнал. Лёша откинулся назад и оттолкнулся ногами от бортика. Плыть предстояло двадцать пять метров, то есть до конца дорожки.
Мальчик выкладывался по полной и не следил за успехами других пловцов. Было легко – он скользил по воде, двигался плавно и стремительно, усердно гребя руками и ногами.
Наконец противоположный бортик оказался совсем рядом. Лёша коснулся его рукой и только потом остановился, едва не стукнувшись головой. Он поглядел по сторонам. Ещё двое ребят были на финише, но кто из них пришёл первым, было неясно. Ваня приплыл четвёртым.
– Молодец! – похвалил тренер с секундомером, записавший результат Лёши.
Ребят отправили в раздевалку, где они обтёрлись полотенцами и переоделись. До награждения оставалось совсем немного времени. Там-то ребята и узна́ют результаты.
Организаторы соревнований стали называть имена победителей в каждой категории. Тех, кто занял призовые места, приглашали на пьедестал. Лёша представлял, как он поднимается на первое место.
«А вдруг ремешок не сработал… не принёс удачу?» – подумал он с грустью. Но сомневаться в волшебстве ремешка было уже поздно – заплыв прошёл.
– Молодчина! – воскликнул сидевший рядом Ваня и хлопнул Лёшу по плечу.
– Чего? – не понял мальчик.
– Ты занял первое место… Твоё имя назвали. Иди, – объяснил Ваня и покатился со смеху, глядя на растерявшегося друга.
Лёша поднялся со скамьи и пошёл к пьедесталу. На втором и третьем местах уже стояли незнакомые мальчики его возраста – это были пловцы из другой школы. Выходит, он единственный из их группы, кто занял призовое место!
Поднявшись на самую высокую ступень, Лёша склонил голову, чтобы ему надели медаль, принял грамоту, а потом взглянул на трибуну: папа прыгал, потрясая руками, мама глядела с широкой улыбкой и блестящими от гордости глазами.
По дороге домой, в машине, Лёша не переставал делиться впечатлениями, радоваться победе, вертеть в руках медаль за первое место. Прожевав уже второй бутерброд, взятый в кафе, он вспомнил про ремешок и приподнял рукав. Но его не оказалось на запястье.
– Я ремешок потерял! – воскликнул Лёша. – Пап, надо вернуться.
– Наверное, в рюкзак бросил – поищи там, – предложил папа.
– Нет, я его не снимал… вроде бы…
Лёша был так взволнован после победы, что не обратил внимание, когда пропал ремешок. На всякий случай он покопался в рюкзаке, но не нашёл его. И снова попросил папу вернуться.
– Мы не знаем, где именно ты оставил ремешок, – заметил папа. – Да и мы почти приехали…
– Не расстраивайся, сынок, – утешила Лёшу мама. – У дедушки ещё много ремешков. Может, найдётся такой же… волшебный.
– Нет, такой был один, – возразил погрустневший мальчик.
Остаток дня Лёша попеременно испытывал то радость, то печаль. Когда он разговаривал с близкими и друзьями, показывал им медаль, его переполняла радость, а когда вспоминал про ремешок – начинал грустить.
Пережив много впечатлений, Лёша решил лечь сегодня пораньше. Пока он укладывался, в комнату вошла мама. Она поцеловала его в лоб и поправила одеяло. Света от настольной лампы хватало, чтобы разглядеть сонные и грустные глаза мальчика.
– Не печалься, – сказала мама. – В конце концов это ты плыл… ты постарался, а не ремешок.
– А что, если я больше никогда не приплыву первым, не займу первое место? – проговорил Лёша.
– Если ты сильно этого захочешь и очень постараешься, тогда у тебя всё получится, – заверила его мама. – Если не стараться, то и никакой волшебный ремешок не поможет.
Мальчик задумчиво поглядел на маму.
– Значит, у меня всё получилось, потому что я постарался?
– Конечно, родной.
– А как же ремешок? Разве он не был волшебным? – недоумевал Лёша.
– Он заставил тебя поверить, что всё получится. Ну разве это не волшебство?.. Спокойной ночи.
Мама ещё раз поцеловала сына в лоб и вышла.
Лёша больше не грустил. И заснул с довольной улыбкой.
Александра Перминова. Никогда не теряйся
«Никогда не теряйся, – думала маленькая варежка, лёжа в снегу на оживлённой предновогодней улице. – Учат-учат этому с первой нитки жизни, а как тут не потеряться, если детская рука такая беспокойная и непредсказуемая? Вот Сашка Снегирёв, тоже мне хозяин, нечего было рукой махать. Лежи теперь, мёрзни! Весело…»
Мимо пробегали люди. Варежке захотелось позвать на помощь, но вместо этого получился какой-то шерстяной хрип, который никто не услышал. Пытаясь отвлечься, она начала вспоминать, как попала в магазин после своего рождения, как хорошо было под гладким стеклом рядом с такими же нововязаными малышами, как она. Все они волновались так, что катышки выступали на них. Потом было много детских рук, самых разных: вертлявых и не очень, толстых и худых, с царапинами и с облупившимся лаком на обгрызенных ногтях. Варежку вместе с её сестрой-близняшкой взял к себе шестилетний капризный мальчишка. Его мать, носатая очкастая дама, от которой сильно пахло табаком, придирчиво рассматривала их, потом пребольно растягивала и ворчала: «Попробуй только мне их потерять». Однако она относилась к вязаным сёстрам более внимательно, чем её сынок: клала их всегда рядом, стирала, проглаживала горячим утюгом. Хорошо! Как после бани! Лишь одно её обещание пришить их резинками к пальто сына заставило варежки сжаться от страха. Выполнить свою угрозу, к счастью, женщина не успела. Или к несчастью…
Только сейчас варежка поняла, что первый раз оказалась без своей сестры-близняшки, с которой она раньше никогда не расставалась. Будто клубок ниток опутал и сдавил её маленькую вязаную душу. Она уже собиралась заплакать, но тут размышления прервал резкий вскрик:
– Ай, вот я так и знала! – Варежка повернулась и увидела чёрную шёлковую перчатку.
– Здравствуйте, – робко сказала она.
– Кто там пищит? – высокомерно спросила пятипалая особа.
–Это я, варежка, – представилась варежка.
Перчатка оглядела свою подругу по несчастью:
– А-а-а, это ты.
– Вы знаете меня? – доверчиво спросила малышка.
– Лично нет, дорогуша. Но я знаю ваше недоделанное племя.
– Какое племя? – не поняла варежка, она была ещё слишком мала.
– Племя беспалых уродцев, – почти прошипела гордячка.
– Почему – беспалых? У каждой из нас есть палец.
– Какой-то несчастный одинокий палец, а вместо остальных – бесформенный мешок!
– А мне говорили, что я и моя сестра очень даже симпатичные, – попыталась защититься варежка.
– Глупости, – фыркнула перчатка, – вас просто утешали. Ваш удел – улицы, дворы. Мы же с моей сестрой часто бываем в театрах, в консерватории, на приёмах. Хозяйка кладёт нас в бархатную сумочку, в которой пахнет мятой и духами. Иногда сквозь бархат мы слышим разную музыку, которая тебе и не снилась. Нам с сестрой под неё часто хочется грустить.
– Мы тоже на ёлке недавно были, – похвасталась варежка.
– На какой ещё ёлке? – почти простонала перчатка. – Я тебя умоляю! Лежала, небось, в рукаве шубы в раздевалке, с сестрой перешёптывалась. А нас после концертов хозяйка надевает на свои красивые, ухоженные руки с кольцами, и мы едем домой на дорогой машине.
На это варежка тяжело вздохнула. Что делать, если собеседница была права? Пока её хозяин веселился с другими детьми, она лежала в тесном рукаве комбинезона.
– Да, верно, – согласилась варежка. – Мне, правда, удалось чуть-чуть высунуться из кармана и услышать музыку.
– Ерунда это, а не музыка, – отрезала перчатка. – «Маленькой ёлочке холодно зимой»?
– Нет, я слышала «Вальс цветов» и «Вальс снежинок».
– Какая чепуха! – не унималась вредина. – Вам так и будет казаться, что это предел мечтаний – раздевалка какого-нибудь детского сада или дома каких-нибудь пионеров, да сопли капризного хозяина или хозяйки. А уж эти уродливые резинки, на которые вас так любят вешать…
От последней фразы варежка вздрогнула: «Неужели она знает обо мне всё»?
– Вам кто-то рассказывал про меня? – всхлипнула она.
– А нечего и рассказывать, всё давно известно, – отмахнулась собеседница. – Это история тысяч таких, как вы. Вечно маленькие, вы никогда не растёте, о вас всегда вытирают носы.
– А я вырасту! – голосок варежки почти сорвался. – Вырасту!
Вдалеке пробили часы, снег пошёл сильнее.
– Вырасту! – как заклинание повторяла она.
– Но это вряд ли, если только тебя не растянут на специальной машине. Весьма неприятная процедура, поверь мне! Остаётся тебя только искренне пожалеть. К тому же ты, скорее всего, никогда не увидишь свою единовязаную сестру. Ты станешь непригодной.
– А ты, – крикнула варежка, – ты тоже свою сестру едва ли когда-нибудь увидишь!
Перчатка хотела ей возразить и не могла. Беспалая уродка на этот раз была права. Она тоже осталась совсем одна. Стало холоднее. Варежка съёжилась от холода. Перчатка тоже замерзала. Снежинки облепляли их, и маленькой варежке казалось, что её коротенькая жизнь закончится здесь.
– С Новым годом! – услышала варежка радостные возгласы. Настроение у неё было совсем не новогодним. Но вдруг она увидела над собой румяное лицо малыша.
– Ой, что это? – прошептал он и поднял её с земли.
«Как тепло», – подумала варежка. Она снова ощущала человеческие руки, слышала человеческий голос. Мальчик долго рассматривал её. А ей так хотелось крикнуть: «Я хочу быть твоей игрушкой! Можешь сделать меня одеждой для твоего зайца, катать на своей машинке. Я могу стать твоим талисманом, только забери меня с собой!» Словно услышав просьбу, малыш положил беднягу в карман. Тепло пальто и лёгкая походка нового владельца убаюкали её, и она уснула. Во сне она видела перчатку, занесённую снегом.
Утром дворник поднял чёрную шёлковую перчатку с заснеженной земли. От холода она сморщилась, покрылась инеем, и никто не узнал бы в ней ту гордую красавицу, которой она была когда-то. Мужчина равнодушно положил её на скамейку.
Вдруг перчатка почувствовала, что куда-то летит. И действительно, она поднималась всё выше и выше – большая серая ворона уносила её. Долетев до своего гнезда на голой берёзе, ворона заботливо расправила перчатку и уложила на дно гнезда: «Так будет теплее моим будущим воронятам», – решила она.
– Как странно, – подумала перчатка, – какие чудеса вытворяет судьба. Кажется, моя новая жизнь будет совсем другой. – Внезапно она вспомнила, как была груба с маленькой варежкой и пожалела об этом.
Александра Перминова. О мягком щенке Пашке, гусенице Таньке и других игрушках, живущих в игровом автомате
Пашка лежал на дне стеклянного ящика. Ящик этот был частью игрового автомата, стоявшего на входе в новый универмаг. В нём ожидало своей участи множество таких же, как и Пашка, разноцветных мягких игрушек. Сверху висел и смотрел за ними железный безжалостный надсмотрщик – паук Тимур. В самый неподходящий момент раздавался непонятный грохот, и Тимур спускался, раскрывал свои мощные клещи и хватал кого-нибудь в тесные железные объятья. Подняв пленника так высоко над всеми, что сквозь стекло можно было увидеть полные надежды детские глаза, этот монстр как бы невзначай бросал его обратно в толпу таких же товарищей по несчастью. Редким счастливчикам везло, и они всё-таки добирались до тёплых детских рук. Об этом среди игрушек ходили легенды. «Говорят, когда ребёнок берёт тебя на руки и, задыхаясь от радости, несёт домой, его сердце стучит, как молоточки в волшебных часах», – шептались плюшевые узники. В новогодний вечер, в глубине своей мягкой души, каждый мечтал только об этом. Важные синие и рыжие рыбы, задумчивые динозавры, ленивые медведи, пятнистые жирафы – все они были сделаны на игрушечной фабрике, а потом пускались в долгий путь в дорожных клетчатых мешках до пункта назначения. Там их небрежно сбрасывали разноцветной кучей в холодный стеклянный автомат. А от всевидящего блестящего надзирателя с хваткими клешнями невозможно было укрыться.
Пашка был обычным плюшевым щенком. Небольшим.
– Зачем я здесь? – думал он. – Кому я, недотёпа, нужен? Зачем меня везли-везли так далеко?
– Эй! – услышал щенок над собой звонкий девчачий голос. – Привет, как тебя зовут? – Пашка поднял глаза, повёл пластиковым носом и наконец увидел озорную широкую мордочку, смеющиеся глаза, длинное зелёное тельце и улыбку во весь ярко-красный рот.
– Это вы мне? – спросил он, слегка рыкнув.
– Тебе, – ответила «мордочка», – а ты чего рычишь? Нам надо сейчас вместе держаться, а не силу свою друг перед другом показывать. Тебя как зовут?
– Имя? – Пашка высвободил переднюю лапу и почесал ею за шоколадным висячим ухом. – На фабрике вроде Пашкой звали.
– А я – гусеница Танька, – прозвенела гусеница. – Будем знакомы?
– Ага, – кивнул щенок, – мне очень приятно.
– Взаимно, – улыбнулась Танька. – Как ты?
– Устал, – признался Пашка, – ехать устал.
– Устать немудрено, – согласилась Танька и, как бы в подтверждение своих слов, махнула зелёным хвостом. – Ты извини, что я тебе лапу не пожимаю. Мне просто нечем.
– Понимаю, – ответил Пашка и тяжело вздохнул. – А вы верите, что этот железный доставит нас в эти, как их, «тёплые детские руки», о которых здесь так много болтают?
– Мой лохматый друг, – доверительно заговорила Танька, – здесь все верят в это. Иначе зачем нас вообще создали?
– А я ещё не знаю, верю ли я. – Пашка чихнул.
– Нечего на меня чихать! – стукнула хвостом рыбка Немо. – И вообще, не наваливайся. Я тебе не какая-нибудь килька безымянная. Я – кинозвезда!
– Кинозвезда? С ума сойти! – выдохнул лежащий неподалёку кролик Стёпка. Мягче других, он казался слегка помятым, будто после долгого сна.
– А, по-моему, нечего оттуда никому сходить. С ума, то есть, – усмехнулась Танька. – Если ты такая звезда, то почему здесь валяешься, а не в витрине магазина сияешь? Вон тут то ли девчонка с собачьим носом, то ли собака с девчачьим лицом, довольно страшненькая, тоже ныла, что её место в магазине. Мол, там ей должное внимание оказали бы.
– Я из Баубоскиных, – послышалось из дальнего угла, – Лиза. И нечего меня обижать. Я вам ещё сто очков впеёд дам, как твохческая личность. У меня в головеу много проектоу-у-у. А насчёт магазина – поскольку я многим детям известна, меня бы в первый же день с лапами оторвали. – Эта Лиза всегда говорила немножко не так, как остальные.
– Ой, да ладно тебе, Барбоскина. – Гусеница пренебрежительно покосилась на то место, откуда доносилась речь. – Воображаешь себя чуть ли не академиком и публичной персоной, а на самом деле – обыкновенный мохнатик.
– А она говорит, что собака, – оживился Пашка.
– Что ты! – Танька поморщилась. – Я же тебе говорю – не пойми что, какое-то неизвестное науке существо. – Она снова обратилась к Барбоскиной: – Вот если ты такая умная, может, придумаешь, как уговорить Тимура? Пусть он не роняет никого или хотя бы одного из нас донесёт до выхода.
– Не знаю, здесь надо подумать и все-у рассчитать. – Лиза хотела ещё что-то сказать, но гусеница уже не слушала её.
Танька грустно смотрела на проходящих мимо людей: «Вот парень в смешном капюшоне с медвежьими ушами, девочка в наушниках и с рюкзачком, маленький мальчик с мамой… Ну, возьмите же кого-нибудь из нас!» – простонала вдруг Танька.
– Ты чего стонешь, спать мешаешь? Только прикорнул, – устало пропел жираф Рахмат. Его открытые глаза блестели. Было непонятно, спит он или нет.
– Чего-чего? – раздражённо ответила Танька. – Думаешь, приятно лежать здесь, в этом грязном ящике, под присмотром бессловесного криволапого существа?
– Что поделаешь, – всё так же протянул Рахмат. – Значит, так написано в Книге судеб. Никто не может перехитрить провидение. Тем более, такие безвольные создания, как мы.
– Что?! – вспыхнула гусеница. – «Безвольные создания»? – и резко повернулась к жирафу. Раздутая от возмущения, она теперь была похожа на маленькую змею. – Да как у тебя язык поворачивается говорить такое, ты, башня с ушами?
– Можно кричать сколько угодно, но судьба от этого не изменится, а мы не станем более могущественными. Что поделать, о будущая бабочка! Ибо так написано. – Жираф Рахмат был поистине невозмутим.
– Я и каждый из нас имеет полное право, несмотря на твою усыпляющую философию, надеяться и мечтать, – всё больше распалялась непримиримая Танька.
– Эй, остыньте, на нас смотрят! – крикнул кролик Стёпка.
Опять точно упало что-то железное. За стеклом ящика на этот раз стояли два смеющихся плотных подростка. Не самые лучшие кандидатуры.
– Опять сейчас тягомотина начнётся, —пробурчал крепкий пингвин Бенедикт с неестественно красным клювом.
– Я с тобой ещё поговорю, – пропыхтела Танька в сторону Рахмата. – Ну а сейчас улыбочку, и никакой «тягомотины». Игрушка в автомате должна быть начеку каждую минуту. – Весёлая гусеница вместе с остальными с надеждой смотрела на спускающегося к ним Тимура.
Паук подцепил неприлично-розовую бабочку Надю с мясистыми крыльями в чёрную крапинку. Впервые за вечер он донёс её до выхода и выбросил в объятья гогочущих парней. Среди игрушек это вызвало волнение.
– Вы видели это, видели? – очнулся пингвин Бенедикт. Он указал своим треугольным крылом на закрывшийся выход.
– Повезло! – чуть не плача выдохнула Танька.
– Кто-то сумел выбраться? – спросил Пашка.
– Да. Надюха. Вторая жизнь моих настоящих собратьев в живой природе, – драматичным тоном ответила гусеница.
– Чего? – не понял щенок.
– Я же гусеница, которая позже должна стать бабочкой, – пояснила Танька.
– Ну что ж, счастливого ей пути! – Жёлтый Винни Пух американского происхождения в красной майке помахал лапой вслед уходящим парням. Один из них довольно грубо запихнул Надю в тесный карман синих джинсов.
– Счастливого пути, говоришь? – Белый с чёрными полосками тигр Эрнест повёл ухом. – А будет ли её путь счастливым – большой вопрос. Я смело могу сказать, что стук детского сердца она вряд ли услышит. Вы только гляньте на этих ребят.
– А если мыслить позитивно? – не сдавалась будущая бабочка Татьяна. – Вдруг у кого-то из этих парней есть младшая сестра или брат? Они будут рады новым друзьям.
– Это почти невероятно, о мои плюшевые друзья, – продолжал отрезвлять всех Рахмат. – Нужно быть реалистами.
– Тогда скажи на милость, подъёмный ты кран, зачем нам тогда сказка о детском сердце, детских руках и тому подобном? – воинствующая собеседница была готова броситься на жирафа.
– Это старая история. – Рахмат сохранял полное самообладание. – Когда-то нас, игрушек, было очень мало. Так мало, что наши прабабушки и прадедушки передавались по наследству. Дети давали их друг другу поиграть под честное слово. Это были в основном деревянные лошадки, собачки, дудочки, пищалки. Были ещё куклы с фарфоровыми личиками и с тряпичными телами. Каждая игрушка была огромным счастьем для ребёнка, она могла храниться в семье целую жизнь. А сейчас? Нас стало так много, что некуда девать. Нас уже не так ценят. И с этой бабочкой Надей неизвестно что будет. Ещё пылесборником станут обзывать. Правда, Эрнест? – В поисках союзника жираф переглянулся с белым тигром.
– Непростое время у нас, – подтвердил тот. – Если там нет маленьких детей, то дело дрянь: помнут, поиграют ею в футбол, отдадут своей собаке, да и забудут – это же целая трагедия.
– Ну, может, там ей предложат новогоднего торхтика? – высказала своё предположение Лиза Барбоскина.
– Милая девочка, – грустно проурчал Эрнест, – жизнь редко предлагает «торхтики». Скорее, что-нибудь другое. Уж поверьте игрушечной, но дикой, прожжённой кошке.
– Значит, я никогда-никогда не найду своих хозяев? – Пашка почувствовал, как на глаза наворачиваются слёзы. Он уткнулся в кого-то и заплакал. Щенок не слышал, как пыталась успокоить его гусеница, и что ещё говорили соседи, живущие с ним в стеклянном ящике.
Он не знал, сколько времени прошло… Очнулся от пьяного мужского крика: «С Новым годом!» и от грохота сразу нескольких петард.
– Ох ты, Господи твоя власть! – дико взвизгнула Танька.
Пингвин Бенедикт упал на спину и лежал кверху брюхом. Пашка забился в угол. Остальные сбились в кучу и зажмурились. Только Губка Боб с Винни Пухом начали пританцовывать и кричать:
Вот и праздник настал.
У кого есть запал,
Тот пусть пляшет с нами вместе,
Тот пусть ест сосиски в тесте,
Пьёт вино и сладкий сок,
Новый год отметить чтоб,
Веселиться до упаду.
Новый год встречай как надо!
Пляска закончилась. Винни Пух достал из-за спины хлопушку и дёрнул за тонкую нитку. Раздался хлопок.
– Это что ещё такое?! – не своим голосом завопила гусеница, обсыпанная с хвоста до головы конфетти.
– Это Новый год наступил. Самый весёлый праздник! Поздравляю тебя! – сообщил радостный мишка. – Поздравь и ты меня!
– Да я сейчас чуть бабочкой не сделалась со страху, – напустилась на него Танька. – У меня вся жизнь перед глазами пронеслась от грохота этих петард. А тут ты ещё со своими американскими стишками и дурацкими штучками… Посмотри, как щенка напугал.
Пашка не слушал. Он смотрел на компанию взрослых людей у дверей магазина. Среди них маялся одинокий малыш с грустными, а может, усталыми глазами. У Пашки перехватило дыхание.
– Всё хорошо? – спросила Танька. Она уже закончила свои разборки с Винни.
– Подожди, я загадываю желание, – щенок зажмурился.
– Я даже знаю, какое ты хо… – начала было Танька, но запнулась. Маленький мальчик отошёл от толпы взрослых и устремился к игровому автомату. Опять раздался грохот железа, и гусеница почувствовала себя в крепких объятьях Тимура. Но едва они поднялись, она замотала хвостом.
– Тимур, отпусти меня, брось сейчас же обратно! – задёргалась она.
– Что с тобой? – приложив плавник ко рту, громко спросила рыбка Немо.
– Сейчас скажу. Только пусть этот железный меня отпустит, – прокричала Танька.
Как ни странно, железная хватка Тимура ослабла, и гусеница шлёпнулась вниз. Игрушки кинулись к ней.
– Ты дурочка?! Зачем ты это сделала? – перекрикивали друг друга игрушки.
– Клюв даю на отсечение, это могло бы стать самой большой удачей в твоей жизни. – Пришедший в себя Бенедикт положил Таньке крыло на голову. – Таня, что с тобой?
– Отстаньте от меня. Мальчик ещё там. – Гусеница Танька подползла к Пашке. – Твой человек там, – строго заявила она.
Щенок совершенно не понимал, что происходит.
– Твой хозяин пришёл за тобой, – повторила гусеница. – Я это сразу поняла.
– Откуда ты знаешь? – Пашка недоверчиво посмотрел на неё. – Тимур же тебя выбрал.
– Ты похож на этого мальчишку, а он на тебя. А своего я ещё встречу, – сказала Танька. – Этот грустный парень – вылитый ты.
Пашка приоткрыл рот, но не нашёлся что возразить.
– Тимур! – крикнула Танька. – Сейчас же хватай Пашку и неси к выходу. И смотри не урони!
Холодные щупальца Тимура схватили растерянного щенка и понесли к выходу.
– Мы будем скучать! – прокричал напутствие Винни Пух. – Счастливого пути!
– Вспоминай нас! – подмигнула весёлая подруга-гусеница.
Опять, точно стук консервной банки, взлёт, огромные детские глаза и… теплота, теплота детских маленьких рук.
– Привет! – Пашка ощутил детское дыхание. – Пойдём со мной, хочешь? – спросил малыш.
Пашка хотел ответить, но вспомнил негласное правило всех обитателей стеклянного ящика: «Каждая маленькая игрушка хранит в себе сто больших тайн. Наша сила в молчании».
– Мама, посмотри, – крикнул мальчик, – это Альт!
– Странное имя, – подумал Пашка. – Но хорошо. Альт.
Игрушечный пёс по кличке Альт ехал на руках своего хозяина домой. А в стеклянном ящике магазина ещё долго вспоминали маленького щенка Пашку.