– А ты меня не пугай, тётушка. Волков бояться – в лес не ходить.
– Вижу, силён ты духом. А чтоб и телом силён был, напою тебя отваром чудодейственным. За теми травами и ходила три дня.
Заварила Настасья-ведунья травы лесные да поднесла Ивану полный ковш того отвару. Осушил молодец его одним глотком и почуял, как прибыло в нём силы столько, что кажется, если было бы у Земли-матушки кольцо, взялся бы за него да перевернул. Поглядела на него Настасья-ведунья и говорит:
– Вот теперь вижу, что хватит у тебя силы одолеть Тьму-лиходейку.
Повела его Настасья-ведунья через лес тропою нехоженой. А как вышли они на поляну, увидел Иван диво-дивное. С чёрного неба до самой земли посреди той поляны два луча светят: золотой да серебряный.
– Видишь лучи? То Солнце с Месяцем тебе их отправили. Возьми их, соедини вместе.
Иван так и сделал. Как соединились два луча, сделались они копьём остроконечным. С одного конца то копьё золотое, а с другого – серебряное.
А Настасья-ведунья молвит:
– Теперь возьми и веретёнце матушкино. Смело за ним ступай. Приведёт оно к высокой горе, вершина которой в облаках прячется. Подойди к той горе, воткни в землю копьё серебряным концом. Откроется пред тобой пещера. Войди в неё да возьми то, что отыщешь. После воткни копьё в землю золотым концом. Появятся пред тобой ступени золотые от земли до самого неба. Тут тебе и путь открыт. А уж дальше, Ванюша, на Бога надейся, а сам не плошай.
Взял Иван копьё, поклонился Настасье в пояс и вслед за веретёнцем в путь отправился.
Долго ли, коротко ли шёл молодец, пришёл он к высокой горе. Стоит та гора, вершиною небо хмурое подпирает. Остановилось тут веретёнце. Недолго думая, воткнул Иван копьё серебряным концом в землю. Загрохотала тут гора, камни с вершины её посыпались. И открылась перед ним пещера тёмная да такая глубокая, что свет от копья в ней теряется. Вошёл Иван в пещеру. Глядит и глазам своим не верит: стоит перед ним конь богатырский, шёлковой гривой потряхивает, серебряными копытами постукивает. Стук тот по всей пещере разносится. А рядом с тем конём на стене каменной доспехи серебряные висят, поблёскивают. Попона-то на коне атласная, золотым шитьём шитая. А к седлу богатырский меч приторочен.
Надел молодец доспехи и диву дался. Пришлись они ему в самую пору. Взял он коня под уздцы да из пещеры вывел. А как вывел, выдернул копьё из земли, перевернул его да золотым концом в землю воткнул. Появилась пред ним лестница от земли до самого неба. Ступени её златом блещут-переливаются. Вскочил Иван на коня и поскакал, не тратя времени даром.
Глава 7. Про то, как Тьма Зарю-Заряницу пленила
А тем временем Заря-Заряница – красная девица в тереме своём сидела да войско батюшке рисовала без устали. Вдруг потемнело её оконце – заволокла Тьма свет солнечный, поблёкли краски Зо́рюшкины. Увидала она это, вскинулась и видит: стоит пред ней Тьма, усмехается:
– Не поможет тебе больше кисть волшебная. Не вызволить тебе из плена Солнце-батюшку.
– Защитит его Месяц Месяцович, – отвечала девица.
Засмеялась, захохотала Тьма тьмущая.
– Где ему супротив меня сражаться? Заточила я их вместе с Солнцем Ясным в чёрной темнице, ни за что им оттуда не выбраться. А ты, Заря, собирайся, кисть бери волшебную. Станешь в моём дворце жить да войско моё множить.
– Не стану я тебе помогать, Тьма проклятая! – молвила девица. – Не для тебя мои краски да умения.
Осердилась Тьма, зверем бросилась на Зарю-Заряницу. А та увернулась, сдёрнула с плеч шаль узорную, солнечными нитями вышитую, да на Тьму набросила. Зашипела та, из-под шали еле выбралась. Мохнатые брови сдвинула и говорит:
– Не захотела ты жить в сытости да довольстве, оставайся же тут до скончания веков одна-одинёшенька, в своём же тереме заперта!
Сказала так – и в ладоши хлопнула. А сама с глаз скрылась, будто и не было. Потянулись из чёрных туч плети тёмные, стали мглою оплетать терем девичий. Кинулась Зорюшка к окошку, обратилась к верному своему Ветерку да только и успела о помощи попросить, как затянуло непроглядной тьмой окна девичьи.
Глава 8. Про то, как Иван с Ветерком повстречался
Долго ли, коротко ли скакал молодец по небесной лестнице, про то нам неведомо. Подобрался он к самой серой пелене, той, что ясное небо заволокла. Тёмные сгустки её по ступеням золотым серым облаком стекают, заволокли ноги коня Ива́нова, не дают на небо подняться, за копыта цепляются. Того и гляди, до богатырских сапог доберутся. Чем выше молодец поднимается, тем выше да темнее та хмарь становится. Вот уж до плеч богатырских поднялась, обступила молодца тучей грозовой. Затянула всё пеленою серою. Только не привык Иван с полпути сворачивать. Едет он вперёд, знай, коня поторапливает. Вдруг чует, что такое?! Будто свежестью повеяло. Видит молодец: мчится к нему навстречу Ветерок предрассветный. Летит он, торопится, хмарь на пути своём раздувает, Ивану путь расчищает. Испугалась хмарь, зашипела, будто змея, недовольно в стороны расползлась. Не стал Иван дольше дожидаться, поскакал нежданному помощнику навстречу. Закружился Ветерок вокруг молодца, подальше хмарь проклятую отогнал да и говорит:
– Ну здравствуй, добрый молодец, тебя-то мне и надобно.
– Здрав и ты будь, помощник неведомый. Только кто ж ты таков?
– Ветерок я, Зари-Заряницы посланник.
– Самой Зорюшки? Дочки Солнца-батюшки? – подивился богатырь. – А я Иван земной сын, Солнцу Ясному на подмогу спешу, Тьму проклятую одолеть.
– Так Заря-Заряница, красная девица, меня за тобой и отправила.
– Что ж, низкий поклон ей предай.
– Сам и передашь, когда из беды да заточения её вызволишь. Аль не видишь, что на небе случилося?
Огляделся Иван. Заволокло всё вокруг тьмой беспросветной. Вместо пушистых облаков белоснежных уж чёрные тучи грозовые раскинулись. Молнии сверкают, словно копьями небо прорезают. Вдали Гром ворчит, просыпается.
– Вижу, как не видеть? Где же батюшка Солнце Ясное?
– Отколь про Тьму тебе ведомо, не стану спрашивать. Скажу только: схватились с ней Солнце Ясное и Месяц Месяцович, да только за долгие годы накопила она столько силищи, что одолела их да ураганам на расправу кинула.
Нахмурился Иван. Понял, какую беду принёс, открыв Настасьин колодец. Помолчал он, а после и спрашивает:
– Сказывай, где Зорюшку сыскать? Что с ней Тьма проклятая сделала?
– Заперла Тьма Зорюшку в тереме на сто замков, затянула его плетями чёрными. Лишь успела крикнуть мне Зорюшка в окошко, как и оно чернотой покрылось. Стал прежде светлый терем девичий тьмой да хмарью укутан. А всё потому, что не согласилась Заря-Заряница Тьме помогать. Томится теперь девица, ждёт, кто её из темницы вызволит.
Мрачнее тучи стал Иван.
– Не думал я, что доброе дело таким злом обернётся, – молвил. – Ну, да двум смертям не бывать, а одной не миновать! Оплошность свою сам исправлять буду. Показывай, Ветерок, куда путь держать? Где Тьма прячется?
– Тут и показывать нечего. Там, где небо чернее, там и она – лиходейка. Скачи прямо, не сворачивай. А я к братьям своим полечу, Северному да Южному ветрам. Позову их на выручку.
На том и порешили. Ветерок к братьям-ветрам помчался, а Иван пришпорил коня да ко Тьме направился.
Глава 9. Про то, как Иван с Тьмой сражался
Скачет Иван по тёмному небу, конь его стрелой летит, едва копытами мрачных туч касается. Огнём горит в руках молодца меч богатырский. Расползаются в страхе от света того Тьмы прислужники. Неохотно пропускают молодца. Да только он и не глядит на них. Знай себе спешит-поспешает. Уж не знает он, день стоит на небе или ночь. А только с пути своего не сворачивает, держит путь туда, где небо и вовсе от туч почернело, где свинцово-серая завеса надвигающейся грозы облака теснит.
Домчался он до терема Зари-Заряницы. Стоит тот клубами опутанный. Соскочил Иван с коня, подбежал к терему, взмахнул мечом да рубанул со всего маху! Расступились путы сумрачные, будто змеи расползлись, впустили в терем добра молодца. Вошёл он и видит: застыла у окна красна девица ни жива ни мертва, руками лицо закрыла, слезами уливается. А над нею Тьма проклятая нависла, тянет лапы свои, будто силу Зорюшки вытянуть хочет. Того гляди, справится.
– Что ж ты, Тьма, ровню по силам не сыщешь? – молвил грозно Иван. – С девицей слабой воевать взялась? Знать, не так сильна ты, как кажешься.
Вскинулась Тьма. Зашипела в гневе:
– А-а-а, Иван земной сын? Явился – не запылился. Видать, скучал по мне, коль вновь видеться захотелось.
Потемнел Иван лицом от слов её ядовитых. Ещё пуще густые брови нахмурил. Отняла тут руки от лица девица, с удивлением посмотрела на молодца. Глядит Иван и глазам своим не верит. Стоит пред ним та самая красавица, чей облик в перстне привиделся.
– Что, Зорюшка? – ухмыльнулась Тьма. – Не знала, не ведала, кто спаситель мой? Он и есть Иван земной сын! Колодец открыл да меня на волю выпустил.
Смотрит Зорюшка на Ивана, будто ножом по сердцу. Смутился молодец да не стал отмалчиваться.
– Хотел я помочь своей тётушке, но лишь хуже сделал. Но ежели по глупости Тьму выпустил, мне и исправлять.
– Да знаешь ли ты, супротив кого идёшь, молодец? – почернев, зло прошипела в ответ Тьма проклятая.
– Как не знать? Настасья, тётка моя, поведала, как заточил тебя Ясно Солнце в колодец, да как покорно сидела ты там долгие годы. Теперь же вырвалась, бед натворила. Только недолго тебе радоваться. Явился я по твою тёмную душеньку. Выходи, Тьма, биться станем! А ты, Зоренька, отойди в сторонку, кабы не зашибить тебя, милая.
Глядит девица и уж не знает, кому верить. Тьму послушать: Иван её на волю выпустил. Да и молодец не шутки шутит: раздобыл коня да меч богатырский, Солнцем-батюшкой до поры спрятанный. Не забоялся и на небо подняться, и супротив Тьмы выступить. Видно, прав он: по глупой случайности на волю выпустил лиходейку. Стало быть, на помощь им с отцом аж с самой земли явился.
– Биться со мною? С самою Тьмою? Что ж, пойдём. Не с руки в тереме сражаться. Снаружи-то сподручнее будет.
Сказала так Тьма и вылетела сквозь окно, только хвост её тёмный и мелькнул. Кинулся Иван к двери да за ней. Зорюшка лишь руками всплеснула. Хотела помочь, да куда там. Уж сошлись Тьма с Иваном, а под руку лезть – только мешать. Застыла девица в дверях, у самой сердечко бьётся часто-часто, так за молодца испугалась.
Вот ударил Иван Тьму раз, ударил другой. А она от меча уворачивается, будто в прятки играет. Сама ж знай себе тянется к Ивану, а на лапах её когти острые вырастают, так и хотят разодрать доспехи богатырские. Рубанул молодец те лапы, они будто дым и растаяли. Только у Тьмы столько лап, сколько соломы в стогу: одни тают, на их месте другие вырастают. Рубит их Иван, еле успевает поворачиваться. А Тьма уж в эту игру натешилась, принялась расти-раздуваться. Росла-росла. Вот уж выше терема поднялась. Попятился Иван, понял, что не так проста супостатка, как казалось. Да только и он сдаваться не привык. Вскочил добрый молодец на коня, наставил на Тьму меч свой богатырский да в бой ринулся.
Зорюшка так и ахнула. Иван-то рядом с Тьмой будто комар супротив горы. Кинулась она к краскам своим, не посветлели ли? Ан нет как нет. Серым цветом застыли они, впору утро туманное ими рисовать. Только оно-то Зорюшке не надобно. Заплакала тогда девица, да слёзы со щёк её прямо в краски капнули. Посветлели те, засветились светом волшебным, словно пелена с них сошла. Как увидела это Зорюшка – обрадовалась. Обмакнула кисть свою в краску белую да принялась воздушные узоры рисовать. Сложились они один к другому, поплыли по воздуху да в крылья невесомые оборотились.
Схватила их Зорюшка и к Ивану бросилась. А как подступишься? Бьётся Иван с Тьмой, уж самого и не видать, окрутила его проклятая.
Тут откуда ни возьмись подули ветры буйные, Южный да Северный. Летят они, друг друга обгоняют, а за ними Ветерок, верный помощник, едва поспевает. Обрадовалась Зорюшка, к ветрам обратилась:
– Ой вы, ветры буйные, ветры сильные! Вы летите да без устали. Спасайте Солнце Ясное с Месяцем Месяцовичем от лихих ураганов. Развейте их да отправьте на все четыре стороны. Бьётся с Тьмой Иван земной сын. Только вот одному ему с ней не справиться.
– Не печалься, Зорюшка. Как велела, так и сделаем, – ответили ей ветры буйные и помчались на выручку к Солнцу Ясному.
А Ветерок подле девицы остался. Подкинула Зорюшка крылья воздушные, подхватил их помощник верный да к Ивану полетел. Тот же совсем увяз в мрачных путах, а всё ж рубит Тьму проклятую. А та над ним знай потешается:
– Вот так богатырь биться со мной явился. Сам с вершок, голова с горшок, а туда же.
Но Иван речи Тьмы не слушает, знай себе сечёт её без устали. Тут и верный Ветерок подоспел. А как поднёс он крылья волшебные к коню богатырскому, так и приросли они, будто всегда там были. Взмахнул Иванов конь крыльями раз, взмахнул другой и взмыл вместе с удивлённым молодцем в самую высь: туда, где Тьма хохотала. Ринулся Иван бесстрашно на лиходейку да в самую черноту меч свой воткнул. Завыла Тьма, завертелась, а после ухватилась за меч богатырский да Ивана с коня сбросила.
Охнула Зорюшка, руки в волнении к груди прижала. Ан нет, видит, не дал верный конь упасть Ивану. Взмахнул крыльями, подхватил молодца, прямо к ногам Зорюшки спустился. А Тьма тут как тут, налетела смерчем, заскребла когтями. Так и норовит погубить Ивана. Повернул коня молодец, заслонил девицу.
– Уходи в терем! – кричит. – Спасайся! Да не поминай меня лихом, Зорюшка.
Поняла Заря-Заряница, что прощается Иван с ней. Да и знамо ли дело: человеку Тьму одолеть? Кинулась она к нему, но куда там. Взмыл Иван на коне в чёрное небо, лишь крылья белые ту черноту разгоняют, не дают потерять его из виду.
Опустила Зорюшка голову, закрыла лицо руками и заплакала. Слышит, кричит ей Ветерок верный:
– Не плачь, Заря-Заряница, погляди. Солнце Ясное и Месяц Месяцович на помощь Ивану идут.
Встрепенулась девица и видит: впрямь батюшка родимый и Месяц Месяцович летят-поспешают. Принесли их братья-ветры на своих спинах воздушных, будто на санях волшебных. Хмарь перед светом Солнечным в страхе тает-расступается. Замахала Зорюшка Солнцу Ясному, кинулась к нему в объятия да взмолилась:
– Батюшка родимый, помоги добру молодцу Тьму одолеть! Одному ему с ней не справиться.
Обнял дочь Солнце Ясное да глянул туда, где Тьма с Иваном бились.
– Ну что, Месяц Месяцович, не затомились ли мы с тобой в плену у лиходейки? Не застоялись ли без дела?
– Твоя правда, Солнце Ясное. Жаль только, меч мой Тьма проклятая за три моря закинула. А твоим молодец сражается. Чем сражаться будем?
– А у Ивана копьё волшебное к самому седлу приторочено, – подсказал Ветерок.
– Так лети за ним, не мешкай, – ответил Месяц Месяцович.
Ветерок и рад стараться. А Солнце да Месяц дожидаться его не стали, оседлали ветры буйные, следом отправились.
Иван тем временем из последних сил с Тьмой сражался. Колет он её мечом проклятую, а она знай себе уворачивается. Душит его путами тёмными, бьёт кулаками стопудовыми, да только конь Ивана тоже на месте не стоит: то с одной, то с другой стороны ко Тьме зайдёт. Устал молодец, пот глаза заливает, но меч держит, будто тот врос в него.
– Держись, Иван! Помощь уж на подходе, – крикнул ему Ветерок. Подхватил он копьё, Солнцу с Месяцем навстречу помчался.
Услышала Тьма слова Ветерка, обернулась. А как увидела пленников своих на свободе, об Иване и думать забыла. Взъярилась пуще прежнего. Закричала громким голосом:
– Эй вы, Ветры ураганные, Тучи грозовые! Куда попрятались? Выходите с Солнцем да Месяцем биться!
Тишина в ответ. Разбежались-попрятались в испуге грозовые Тучи да Ветры лихие.
Схватились тут Солнце и Месяц за копьё, Солнце Ясное с золотой стороны, а Месяц Месяцович – с серебряной, да пополам то копьё и сломали. Бросилась на них Тьма, чуя свой скорый конец, разрослась так, что всё небо заслонила. Вот-вот и Солнце с Месяцем проглотит. Только те разлетелись в разные стороны, разогнались, а после назад поворотили и со всего маху копья во Тьму вонзили. Держат они её – не вырваться. Стонет Тьма, воет, приспешников своих зовёт, да куда там. Разбежались те, только их и видели. Подоспел тут Иван на помощь, взмахнул мечом богатырским. Полыхнуло лезвие светом солнечным. Зашипела Тьма, принялась извиваться. Взмолилась она, стала пощады просить:
– Пощади меня, Иван. Знаю, сердце у тебя доброе. Так неужто позволишь совсем Тьму истребить?
– Пожалел тебя Солнце Ясное в прошлый раз, да напрасно, – грозно ответил молодец. – Нет тебе пощады, проклятая!
Сказал так и пронзил мечом сердце Тьмы. Тут ей и конец пришёл. Истаяла она, как и не было.
Налетели тут ветры буйные, Южный да Северный, развеяли тучи чёрные. Стало небо ясным да высоким. Осветилось оно светом лиловым да розовым. Обернулся Иван и видит: идёт к нему по облакам красна девица. Сарафан-то на ней цветами лазоревыми вышитый, русые косы до пят спускаются. Ступает она по облакам, будто лебёдушка плывёт. А за ней заря розовым светом во всё небо разливается.
Смотрит Иван, слова сказать не может. Красоты такой отродясь не видывал.
– Хороша у меня невеста, Солнце Ясное, – залюбовался Месяц Месяцович.
– Отчего ж она твоя? – усмехнулся Солнце. – Сам сказал, рано тебе жениться.
– Да и загадку ты мою разгадать не сумел, – добавила Зорюшка, – не сыскал перстенёк заветный. Посему не жених ты мне, Месяц Месяцович.
Пригорюнился тот, да нена́долго.
– А тебе, Иван, низкий поклон, – продолжила девица.
Посмотрела Зорюшка на молодца, да так, что у того сердце замерло.
– И то верно, доченька, – проговорил Солнце Ясное. – Прими и мою благодарность, добрый молодец. А за то, что помог Тьму одолеть, проси чего хочешь.
– Ничего мне, Солнце Ясное, не надобно. Об одном лишь мои помыслы да чаяния. Позволишь ли дочь твою Зарю-Заряницу в жёны взять?
Крякнул от неожиданности Солнце Ясное да в усы золотые усмехнулся:
– Смел ты, как я погляжу. Аль не слыхал, даже Месяц Месяцович её загадку не разгадал. Неужто думаешь справишься?
– А тут и думать нечего, – сказал Иван и достал из-за пазухи тряпицу.
Развернул он её, и увидели все перстень Зорюшки. Ахнула девица.
– Как же сумел ты сыскать его, молодец?
– Видно, судьба была мне его найти, – ответил Иван. – Только с той поры потерял я сон и покой, лишь о тебе, Зорюшка, думаю. Пойдёшь ли за меня, милая?
Залилась румянцем девица, скромно взгляд свой потупила.
– Что ж ты молчишь, доченька? Люб ли тебе молодец? – спросил Солнце Ясное.
– Люб, батюшка, – тихо ответила Заря-Заряница.
– А коли люб, так и дело сладилось! Время свадьбу гулять да гостей созывать! Летите, ветры буйные, несите весть радостную! Нынче Солнце Ясное с Землёй-матушкой породниться решили!
Полетели ветры, понесли весть по всему свету. Уж кого только ни позвали: и Настасью-ведунью, и Ива́новых батюшку с матушкой да и всю деревню от мала до велика. Все пришли, один только Водяной заупрямился, да ему Иван чарку мёда с Ветерком прислал. А уж как гости собрались, тут пошёл пир на весь мир! Даже Месяц Месяцович обиды позабыл, да со звёздами на всю ночь хороводы водить пошёл.
Мы на том пиру были, мёд пили, жениха с невестою хвалили. А как повёл Иван Зорюшку под венец, тут и сказке конец. А кто слушал – молодец!
Татьяна Зимина. Цыплачок
Ох, как же Юля любила гостить в деревне у бабушки! Ей нравилось там всё: и печка, и тихий перестук часов-ходиков, и парно́е молоко по утрам, и бабушкины пироги. А пуще всего – куча всяких животных: корова, куры с петухами, козочки с козлятами, а уж про кошек-собак и говорить нечего. Ну разве возможно ощутить всё это счастье в тесной городской квартире?
Наскучит Юле во дворе, так можно побежать на полянку у реки. Уж там есть чем заняться – играй в догонялки то с бабочками, то с кузнечиками.
Надоело? Так подойди потихоньку к краю реки и наблюдай-удивляйся – там и мальки стайками юркают из стороны в сторону, и водомерки по воде, как по льду, туда-сюда шмыгают, и улитки плавно по илистому дну, словно павы, не торопясь, шествуют.
Устала? Так отдохни на травке под липой или под дубом, от солнышка укройся. Если посидишь тихонько, то посчастливится увидеть, как дятел по стволу стучит или белка по веткам скачет, а может даже ёжик, не стесняясь, прошелестит по сухой траве.
В общем, замечательно Юля проводила время. Всё ей было интересно, до всего хотелось дотронуться, узнать – что, как и почему.
А уж когда курица-наседка села цыплят высиживать, восторгу не было предела. Юля зачастила в курятник – присядет на корточки невдалеке от гнезда и смотрит, ждёт, когда цыплята появятся. Курица не шевелится, только глазом недовольно таращится на девочку.
– Осторожно, Юленька, не напугай Пеструшку, – предупреждала бабушка внучку.
Однажды соседка привезла из города и передала бабушке коробку. А в коробке кто-то пищал, не умолкая.
– Кто там, бабушка? Кто? – допытывалась Юля.
Бабушка, хитрая такая, идёт и молча улыбается. Войдя в дом, поставила коробку на сундук. Юля тут же подскочила, уселась рядом. А бабушка нарочно медлит, знает, что внучке не терпится. А в коробке такой писк-гам поднялся, хоть уши затыкай.
– Я знаю, знаю. Это, должно быть, цыплята, – догадалась девчушка.
Бабушка осторожно открыла коробку, а там жёлтое чудо – маленькие, пушистые, несмышлёные комочки.
– Ой, какие!.. – с восторгом выдохнула Юля и погладила пальчиком одного. – А зачем, бабушка, ты цыплят купила? У нас же скоро свои вылупятся.
– У нашей Пеструшки их маловато, – объяснила бабушка. – Сегодня-завтра у неё начнут детки появляться, а мы потихоньку ей и этих подсадим. Пусть воспитывает.
– Можно мне подержать одного, – умоляюще попросила Юля.
– Подержи, подержи немножко. Только недолго. Не мучай их, – разрешила бабушка.
Она оставила внучку с цыплятами, а сама отправилась стряпать.
Юля наглядеться не могла на эти копошащиеся жёлтые шарики на ножках. Она осторожно взяла в руки одного, погладила, потом поднесла к щеке и прикрыла глаза от удовольствия, ощутив прикосновение чего-то воздушного, трепетного. А цыплята погалдели-погалдели и стали затихать, присаживаться, дремотные глазки прикрывать, даже не замечая, что кого-то среди них не хватает. Юля осторожно вернула птенчика в коробку, где он протиснулся в общую кучу-малу и тоже задремал.
С этого дня Юля не уходила далеко от дома, ей всё время хотелось подбежать к цыплячьему домику, покормить, потрогать это живое чудо.
Однажды она, по привычке подхватив в ладошку горсточку пшена, уселась рядом с коробкой. Цыплята мирно сидели, тесно прижавшись друг к другу. Но стоило девочке вы́сыпать на дно зёрнышки, как они повскакивали, засуетились, загалдели. Такие смешные – спешат, будто им не хватит, будто сто лет не ели.
Ой! А кто это снуёт между жёлтых пушистых комочков? Неужели маленький человечек? Немудрено, что Юля не сразу его приметила, ведь причёска у него точь-в-точь как у цыплёнка, даже цветом не отличается. А человечек всё время юркает, будто ныряет в жёлтое озеро, пригибается – спрятаться хочет.
– Ой! – Юля умильно сложила ладошки. – Какой цыплачок!
Девочка соскочила с сундука и побежала к бабушке:
– Бабушка, у нас цыплачок родился.
Она ухватила бабушку за руку и потянула в сторону сундука:
– Пойдём, пойдём покажу. Такой хорошенький. Такой маленький.
– Какой такой цыплачок? Знать не знаю никаких цыплачков, – упиралась бабушка.
Подошли к сундуку, заглянули в коробку – цыплята сбились в кучку, сидят, дремлют.
– Ну, где твой цыплачок?
Бабушка, водя пальцем от одного цыплёнка к другому, всех пересчитала.
– Ровно десять, – улыбнулась она и погладила внучку по рыжим волосам. – Не прибавилось, не убавилось, – покачала головой и пошла заниматься своими делами.
Юля сложила руки на груди, прищурилась и строго сказала:
– Цыплачок, выходи. Я знаю, что ты здесь.
В коробке ничего не изменилось. Только цыплёнок один шевельнулся, будто его потревожили. Юля пригляделась – ну так и есть, рядом с ним кто-то возится.
– Выходи, кому говорят! Я тебя вижу. – Юля нахмурилась так, что в её нежно-голубых глазках сверкнули тёмно-синие звёздочки.
Тут один жёлтый комочек пошевелился, и девочке открылось маленькое конопатое мальчишеское личико. Юля не смогла удержаться и улыбнулась, а глаза её вновь стали нежно-голубыми.
– Я так и знала! Так и знала, что не ошиблась.
Она наклонилась, чтобы получше разглядеть кроху, приветливо помахала рукой и сказала:
– Ну здравствуй, цыплачок.
Малыш осторожно растолкал своих пушистых соседей, чтобы выбраться на свободное место, встал на дно коробки и тоже строго посмотрел на Юлю.
– Какой ещё цыплачок? Я чудик. А зовут меня Сеня.
– Чудик? Вот здорово! Я встречала много чудиков, но такого крошечного вижу в первый раз.
– Где это ты чу́дей встречала?
– Чудиков-то? – Юля махнула рукой. – Да их везде полно: и в детском саду, и во дворе. И вот в чём странность, – она задумчиво потёрла подбородок, – все они мальчишки.
– Да нет, – ответил Сеня, – ты что-то путаешь. Наш народ редко людям показывается.
– Какой такой народ? – удивилась Юля.
Сеня гордо выставил одну ногу вперёд, поднял подбородок и торжественно произнёс:
– Мы – народ чудь! – потом улыбнулся и уже попроще добавил. – А я пока ещё маленький, я – чудик.
– А где же живёт твой народ?
– Где-где. В лесу, конечно.
– А вы, чудики, все такие?
– Какие такие?
– Ну такие жёлтенькие.
Сеня опять гордо подбоченился, выпятив грудь колесом:
– Нет. В нашем лесу только у моих родных такой цвет волос, поэтому мы все такие красивые.
– Юля, – позвала бабушка, – пойдём ужинать.
Девочка отчего-то испугалась за своего цыплачка и замахала ладошками:
– Прячься, прячься скорее.
Сеня присел на корточки и, растолкав сонных цыплят, зарылся в их жёлтую пушистость.
– Ты всё с цыплятами возишься? – выглянула бабушка из кухни. – Никуда они не денутся. Пойдём. Уже стемнело. Поужинаем и спать.
Юля с бабушкой ложились спать рано и просыпались рано. Ещё бы, у бабушки столько дел: корову подоить, кур покормить, козочек на лужок отвести, на огороде сорняки подёргать. И как она всё успевает?
Следующим утром, разбудив внучку, бабушка довольно прошептала ей на ушко:
– У нашей Пеструшки уже цыплята пищат. Сегодня, как стемнеет, мы ей и этих подсадим, – кивнула она на коробку.
Юля, конечно, обрадовалась, но подумала: «Где же тогда мой цыплачок будет прятаться?»
У них с бабушкой была договорённость – кормить цыплят будет Юля. Поэтому, умывшись и почистив зубы, девчушка уселась рядом с коробкой, держа наготове пшено в ладошке.
– Цып-цып-цып, – позвала она, посыпая дно коробки пшеном, а сама всё искала взглядом золотистую шевелюру.
Цыплята будто и не спали. Загалдели, запищали и застучали клювиками по картону. В самом углу лежал, свернувшись калачиком, малыш Сеня.
– Эй, просыпайся. – Юля тихонько толкнула его пальчиком.
Сеня изловчился, ухватился маленькими ручками за Юлин палец – и вот он уже сидит на её ладошке.
– Да не сплю я давно. Тебя ждал.
– А у нас неприятности, – грустно сообщила Юля. – Этим вечером бабушка будет цыплят к наседке подсаживать. Тебе новый домик нужен.
Сеня не расстроился, а наоборот оживился:
– Мне не нужен новый домик, у меня свой есть. Только он далеко, в лесу. Я ещё вчера о помощи попросить хотел, да не успел, тебя бабушка ужинать позвала.
– Да как же ты в эту коробку-то попал? – удивилась Юля.
– Ой, не спрашивай, – махнул рукой Сеня, – столько натерпелся, что и вспоминать не хочется.
– Расскажи, расскажи, – попросила девочка.
– Ну ладно, расскажу. Только ты опусти меня в коробку к моим цыпляткам. Очень хочется напоследок понежиться в их мягких пёрышках.
Юля опустила ладошку, и Сеня ловко спрыгнул. А цыплята уже наелись и снова прижались друг к дружке, задремали. На маленького чудика уже и внимания не обращают – так привыкли к нему. Юля уселась поудобнее и приготовилась слушать. Сеня тоже уютненько так устроился, как на мягких подушках. А цыплята ничего, терпят.
– Ну ладно, слушай, – начал Сеня. – Может, тебе мой рассказ наукой будет. Я-то теперь точно знаю, что родителей слушаться надо.
И чудик Сеня начал свой рассказ:
– Много лет назад ушёл наш народ далеко от людей – кто в лес, кто в горы. А всё потому, что великий мудрец однажды предсказал: «Если попадут наши знания в руки людей, плохо будет и им, и нам».
– Это какие же такие знания? – не удержалась Юля. – Может, ты и колдовать умеешь? – с сомнением произнесла она.
– Может, и умею, – хитро подмигнул чудик Сеня и продолжил свой рассказ. – Ну так вот, живём мы в таких местах, куда люди редко заходят. А если и зайдут, то всё равно не найдут наши дома, только холмики да кочки заметят. Мудрец строго-настрого приказал людям на глаза не показываться. Так мы и живём.
– И не скучно вам в лесу?
– Смешная ты, Юля, – хихикнул Сеня. – Да в лесу столько интересного! Ну слушай же! Не перебивай.
– Много раз мама говорила, чтобы мы не уходили далеко от дома. Но я и мои братья не слушали, бегали куда вздумается, ни о чём не задумываясь. Добрались как-то раз до края леса и заигрались с мышками-полёвками допоздна. Они тоже, как эти цыплята, пушистые, мягонькие, только серенькие и такие юркие. За игрой не заметили, как стемнело. Мы уже договорились с мышками о ночлеге, как налетела на нас сумеречная птица – глаза огромные, круглые, нос крючком, когти такие, что жуть берёт.
– Я знаю-знаю, – в сердцах воскликнула Юля, – это сова.
– Сова-сова, – подтвердил чудик. – Она, видно, меня с мышкой перепутала. Подхватила своими лапищами и понесла совятам на съедение. Недолго думая, я изловчился, вытащил руки из рукавов – в когтях совы только курточка моя осталась, а сам я полетел вниз. Лечу и думаю: «Ох, худо мне сейчас придётся».
Тут подцепили меня другие, маленькие коготки и понесли совсем в другую сторону, туда, где виднелись огни человеческого жилья. Но не думай, Юля, что я получил удовольствие от полёта.
Зверёк, что поймал меня, всё время пытался впиться в меня острыми зубками. Кожистые крылья будто плащ расправил и прямо на лету захотел со мной расправиться.
– Уж не летучая ли мышь в тебя вцепилась? – с замиранием сердца спросила Юля.
– Точно. Она, – подтвердил Сеня. – Уж я вертелся-вертелся и вывернулся из её коготков. Упал на полянку, а тут, на счастье, моя давняя подружка охотилась – полевая мышка. Она-то и проводила меня к вашему дому. Показала, где я могу спрятаться и переночевать. Ну я и спрятался. Цыплятки попищали-попищали и приняли меня как своего.
Тут Сеня подскочил, отвесил поклон и весело выкрикнул:
– Тут и сказке конец, а кто слушал – молодец.
А потом состроил жалобную гримасу, сложил молитвенно ладошки и попросил:
– Помоги мне, Юля. Отнеси поближе к лесу, а там я уж придумаю, как до дома добраться.