Kostenlos

Волшебный переплёт. Удивительные истории

Text
Als gelesen kennzeichnen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Димка отдал котёнка Андрею и показал шрам на локте. А что? Мальчишки должны поверить в его враки. Шрам был, конечно же, не от укуса акулы, а от осколка стекла. Пару лет назад Димка бежал по дороге и неудачно упал: локоть напоролся на разбитую бутылку. Димке тогда в больнице зашивали порез. Но ребята-то этого не знали, поэтому искренне восхитились смелостью своего предводителя. А Димка выпятил грудь колесом: мол, смотрите, какой я храбрец, я всё всегда рассказываю честно.

– Куда нам теперь этого несчастного деть? – Андрей сидел в тени под деревом и гладил котёнка.

– А давайте отнесём его к нам в подъезд. – Ваня подошёл и взял котёнка-уголька в руки. – У нас бабушки-соседки подкармливают кошек. И этот будет там кушать.

Так и сделали. Пока отнесли котёнка, пока поставили ему мисочку воды, пока любовались и восхищались, как он интересно и мило лакает, прошло около часа. Ребята не заметили, как на дворе наступил полдень – самое жаркое время дня.

Высоко-высоко подымается солнышко летом, не то что зимой. Почти отвесные лучи его сильно греют, а к полудню жгут немилосердно. Вот подходит полдень: солнце взобралось высоко на прозрачно-голубой свод. Мальчишки несколько раз попытались посмотреть на небо. Да куда там! В полдень не только на само светило невозможно взглянуть без сильной, жгучей боли в глазах, но трудно даже смотреть на блестящий небосвод или на землю – на всё, что освещено солнцем. И небо, и поля, и воздух залиты горячим, ярким светом, а взгляд невольно ищет зелени. Уж слишком жарко! А тем более в городе, среди камня и бетона.

– А пошли к фонтану! – задорным голосом подал идею неугомонный Андрей. – Там сейчас хорошо!

– А пошли! – прокричали дружно друзья, и уже через пару минут на бортике фонтана сидели пять загорелых мальчуганов.

– А я однажды спас маленького скворца, – тихим голосом начал говорить Иван. – Птенчик выпал из гнезда, а мы с мамой его подобрали и посадили обратно.

– Это вы зря сделали, – поучающим занудным голосом прокомментировал начитанный Костик. – Вы разве не знали, что птенца, который совсем чуть-чуть оперён, нельзя трогать?

– А это как оперён? – Иван растерянно захлопал глазами.

– Это когда у него есть пёрышки на крылышках и на хвосте. Такой птенец называется слёток. Он учится жить, и никто, кроме его самого, в этом ему не поможет. А если вы взяли птенца в руки, мать может от него отказаться из-за того, что на нём остался запах человека.

– Мы не знали, – растерянным голосом проговорил Иван. – Теперь мы не будем трогать птенчиков.

Димке не нравилось, что всё внимание ребят было приковано к Костику. Совсем недавно он был героем, а теперь – его друг. Непорядок!

– А я однажды спас собаку! Она была в фонтане, и я ей помог выбраться! Вот!

Мальчишки посмотрели на своего друга с недоверием в глазах:

– Опять врёшь? Собаки умеют плавать, их не надо спасать.

После этих слов Димка прикусил язык, ведь он и сам неоднократно видел, как Берта плавала в реке. Причём иногда даже лучше, чем он.

– А это была маленькая собачка! – обида почувствовалась в голосе рассказчика. – Хотите, я вам докажу?

– А хотим!

Мальчишки спрыгнули с бортика фонтана. Лёня снял с головы панамку и бросил её в фонтан.

– Покажи, как ты доставал собаку! Давай!

– Вот и покажу! – обиженно пробурчал Димка и взял в руки длинную палку.

Подойдя ближе к воде, Димка попытался поддеть панамку, но у него ничего не получалось. Панамка быстро набралась воды и стала тяжёлой. Слишком тяжёлой для тонкой веточки, которую держал в руках Дмитрий.

– Ну что? Не получается? – с насмешкой прокомментировал Лёня, который стоял напротив и внимательно наблюдал за неудачными попытками приятеля.

– Не получается. Палка тонкая, видишь, ещё чуть-чуть, и она сломается, – быстро проговорил Димка, пытаясь оправдать свои неудачи.

– А собаку ты тоже палкой вытаскивал? – противно выкрикнул Ваня, словно поддерживая насмешку Лёни.

Димка про себя отметил, что Костик и Андрей молчат и не пытаются его обидеть.

– Нет, не так.

– Так покажи нам как! Иначе ты докажешь всем, что ты – самый настоящий врун! – перебивая друг друга, кричали Ваня и Лёня.

После этих слов что-то в Димке надломилось, и наш герой разозлился – на себя, на ребят, на весь этот день. Возможно, впервые в жизни. Но вслух сказал другое:

– И покажу! Ведь это ерунда! – злобно бросив слова, словно камни, в адрес своих друзей, Димка взялся руками за бортик фонтана и перелез через ограждение.

– Ну а дальше что?! – подначивали его Ваня и Лёнька. – Покажи!

Сделав несколько шагов в воде, которая очень давно была чистой, Димка понял, что не может найти панамку. Чего только не было в фонтане! Делая очередной шаг, мальчишка поднимал весь мусор со дна. Фантики, листья, крышки от бутылок, сами пластиковые бутылки. И вода с каждым шагом становилась всё грязнее и грязнее. Внезапно злой Димка почувствовал, что к его ноге под водой что-то прикоснулось. Мерзкое и скользкое.

– Змея! – закричал Димка.

Он попытался быстро вылезти из фонтана, побежать к бортику и испуганным ребятам, но и это оказалось ему не под силу. Страх сковал всё тело, и ноги перестали его слушаться. Иначе как объяснить падение? Димка поднялся и посмотрел на себя. Вещи промокли и стали грязными. Теперь мама точно узнает, что он нарушил родительский запрет.

– Где змея?

Подбежавшие друзья пристально всматривались в глубину вод фонтана, но никакой змеи там не увидели. Зато увидели пакет, который обмотал ногу Димки.

– Вот твоя змея! – смеясь во всё горло, сказал Костик.

– Эх ты, спасатель! – с укором подвёл итог Андрей. – Вылезай давай, а то заболеешь! И так от матери схлопочешь за промокшие вещи.

Слова Андрея оказались пророческими. Димка заболел, и ему почти неделю делали уколы, потому что у горе-спасателя была высокая температура. Зато его никто не заставлял читать и пылесосить комнаты. Но мама его наказала. Димке до конца лета не разрешали есть мороженое.

«Змея, змея!» – ещё долго дразнил Костик Димку и размахивал пакетом перед его злющим лицом. Костик не мог простить другу враки про акулу, про собаку и хотел, чтобы он признался в своём вранье. Но тот был непреклонен. Однажды они даже подрались. Потом целую неделю не дружили. И остальные мальчишки стали намекать Димке, что обманывать друзей нехорошо. А он твёрдо настаивал на своём и не признавался ни в чём. Но когда и Ваня, и Лёня, и Андрей пошли на крепость с Костиком, а не с ним, Димка понял, что пора признаться.

– Ребята, – начал говорить Димка, когда подошёл к мальчишкам. – Я вас немного тогда…

Во дворе сидели Костик, Лёня, Иван и Андрей. Мальчишки собирали воздушного змея.

– Я вас немного обманул, – Димке было стыдно признаваться в собственной лжи. – Я не спасал собаку.

– А акула? Нападала? – Лёня посмотрел на Димку с вызовом.

– Нет, – Димке стало себя так жалко. Вот он, почти герой, должен признаваться в собственной слабости перед друзьями. – Простите. Мне так хотелось, чтобы вы со мной дружили.

– Эх ты! – нравоучительно произнёс Костик. – Мы же дружим с тобой не из-за того, что ты сильный или храбрый. Мы дружим с тобой потому, что ты наш друг!

– А если тебе нужна будет помощь – ты позови, и придём, – Андрей похлопал Димку по плечу.

– Но врать больше не надо. Иначе мы с тобой не будем дружить. Нам друг-врун не нужен, – подытожил Иван.

– Честно-пречестно. Больше не буду! – закивал Димка.

Ребята простили Димку. А он помог собрать воздушного змея, и мальчишки до самого вечера запускали разноцветного дракона в синее летнее небо.

От судьбы не уйдёшь

Утром Димка шёл в школу. На улице стояла прекрасная осенняя погода, ярко светило солнце, и в портфеле за спиной ждало своего часа яблоко. Димка радовался тому, что сегодня пятница, ведь это значило, что в школе не зададут много домашней работы на выходные. День пролетел незаметно. Димка успел переделать множество дел: разлить воду на полу, пока Петька писал упражнение на уроке русского языка, подраться с одноклассником из-за порванного на уроке географии пенала и даже слопать яблоко на литературе, пока одноклассница Маша рассказывала у доски выученное наизусть стихотворение. И было бы у Димки всё отлично, если бы не математичка, которая смогла расстроить нашего неугомонного школьника.

Было это так. Когда на последнем уроке, который и был как раз математикой, все мальчишки смотрели на часы и ждали долгожданной трели школьного звонка, учительница внезапно огорошила ребят:

– В понедельник будет контрольная работа по пройденной теме. В выходные повторите весь материал.

От этого заявления Димке стало плохо, ведь с математикой он не очень дружил и на всех уроках, где цифры упрямо не слушались его, садился за одну парту с Олькой, которая по этому дурацкому предмету получала одни пятёрки. Но Олька уже вторую неделю болела, а Димка вторую неделю получал двойки. А чтобы мама не ругала его за плохие отметки, он обманывал математичку, что дневник забыл дома. Хотя в среду классный руководитель сказала, что если ситуация по математике не изменится в лучшую сторону, то маму пригласят в школу. И уж тогда Димке придётся туго, ведь в таком случае его лишат интернета, телефона и даже компьютера.

Домой Димка шёл очень долго, ведь надо было придумать, как не попасть на эту контрольную. А все собаки, которых он встречал на своём пути, радостно виляли хвостами и не кусали сорванца. А Димка старался! Изо всех сил пытался! И кривлялся, и палками махал, а все собаки были, как назло, добренькими. И речка оказалась очень мелкой, хотя Димка искал места поглубже, и ветка на дереве около двора крепкой. Хотя мальчишка пытался всеми силами не попасть в школу, двойка в понедельник казалась неизбежной. Домой он пришёл грустный от мысли о том, что у него теперь два пути: либо сесть и учить математику, либо придумать, как избежать контрольной.

 

Все выходные у Димки прошли в поиске решения, ведь Олька была ещё в больнице, а это значило, что помощи в понедельник ему ждать будет неоткуда. Своими страхами Димка поделился в воскресенье с друзьями, когда они играли в футбол на площадке.

– Есть один блогер, который на своём канале подсказывает различные лайфхаки, чтобы прогулять школу, – подсказал друг Пашка. – Посмотри, может, что и тебе подойдёт.

Сказано – сделано. Димка на носочках пробрался на кухню, залез в буфет, нашёл стакан, примерил к своим губам. Маленький. Взял другой, побольше. Примерил. Губы отлично поместились внутри стеклянного стакана. Человек на видео сказал, что стакан нужно прижать к губам и начать «затягивать» воздух.

– В первый месяц рекомендуется прекращать процесс уже через три секунды и повторять его не чаще чем три раза в день, – вещал блогер. – В дальнейшем можно постепенно увеличивать продолжительность процедуры, но в любом случае не превышать двух минут «накачивания» в день.

Но Димке надо было сейчас, а не через месяц. Не подходит, смотрим следующее видео.

– Стакан надевают на губы, втягивают воздух для создания высокого давления внутри стакана. – Девушка-блогер показывала, как правильно проводить процедуру. – Удерживается стакан в таком положении в течение одной минуты. Когда произойдёт привыкание к этой процедуре, тогда она продлевается на несколько минут.

– У меня нет нескольких минут в день в течение месяца, – досадно хлопнул по колену Димка. – Мне надо сейчас! Придётся делать по-своему! Будем искать другие, более быстрые, способы!

Три часа просмотра и десять минут со стаканом перед зеркалом изменили Димку до неузнаваемости. Сидевшая в комнате мама увидела опухшие губы сына и долго смеялась, когда узнала способ этой безболезненной операции.

– Я не могу говорить, – пытался сказать маме мальчишка, а она его не понимала, сколько Димка ни шепелявил онемевшими губами.

– В понедельник идём в больницу. – Мама утёрла выступившие от смеха слёзы. – Если врач скажет, то ты пойдёшь на больничный.

Димка радостно закивал, ведь именно ради этого он и засовывал губы в злополучный стакан.

Утром, отстояв очередь к врачу, мальчик с синими губами и мама зашли в белый просторный кабинет, где витал крепкий запах лекарств. Осмотр доктора не выявил причин для больничного листа, и Димка, надев медицинскую маску на опухшие губы, был вынужден пойти в школу.

«Ничего страшного, – думал он. – Математика по расписанию была первым уроком, значит, контрольная уже прошла».

Пока Димка ехал в автобусе, к его губам потихоньку возвращалась подвижность.

Дождавшись перемены, довольный и счастливый Димка вошёл в класс. Все ребята стали спрашивать у него, зачем Димка надел марлевую маску на лицо, а Димка лишь загадочно хмыкал.

– Ну что, неудачники, написали контрольную? – спросил он у класса, когда в школьном коридоре раздался звонок на следующий урок. – А я у врача был в это время.

Димка так увлечённо хвастался тем, что не попал на первый урок, что не заметил, чем были заняты после звонка остальные ребята.

– А у нас не было математики, – сказала одноклассница Вера. – Нам поменяли расписание. На первом уроке была история, а контрольная будет сейчас. Так что ты пришёл в школу вовремя.

В этот момент в кабинет вошла учительница по математике, которая стала раздавать ребятам тетради и контрольные тесты. Олька ещё болела, и Димка был вынужден искать другой способ спасти свою репутацию.

– Свет, а Свет, – шепелявил Димка, пытаясь привлечь внимание одноклассницы, сидевшей на соседнем ряду. – У тебя какой вариант?

– Первый, – шёпотом ответила симпатичная девчушка с длинной русой косой.

– И у меня первый, – обрадовался Димка. – Дай, пожалуйста, списать!

– Не дам, – огрызнулась девчушка. – Как Ольки нет, так ты обо мне вспомнил? Нет. Я помню, как ты мне в прошлом месяце бант порвал. Знаешь, как мама на меня дома ругалась?

– Свет, ну тебе чего, жалко, что ли? – продолжал канючить Димка.

– Для тебя жалко! – отрезала Света и вернулась к контрольной.

– Шадина, – злобно прошипел в маску Димка и повернулся к Вере. – Вера, а Вера. Дай списать, а?

– У меня второй вариант, – шёпотом ответила Вера. – У тебя какой?

– У меня первый.

– Тогда ничем не смогу тебе помочь. – Вера развела руками.

В этот момент к Димкиной парте подошла учительница, и мальчишка был вынужден прекратить поиски того, кто спасёт его работу. Елена Сергеевна так и простояла весь урок рядом с Димкой, ни на секунду не отходя от его стола.

На следующем уроке Димка смотрел на своего лебедя в тетради и думал, что от судьбы не уйдёшь, сколько ни выдумывай различных способов. А дома мама заставила Димку выучить весь учебный материал, чтобы он смог переписать контрольную работу и исправить свою двойку.

– Пока я не увижу хотя бы тройки по математике, тебе не видать ни телефона, ни прогулок во дворе со своими мальчишками, – сказала мама, «любуясь» на красный Димкин дневник.

Во вторник классный руководитель Ирина Викторовна собрала дневники и выставила все оценки за последние две недели. Победителями в дневнике у Димки, к сожалению, оказались двойки.

– Я сегодня встретила Елену Сергеевну в магазине, – продолжала ругать сына мать. – Она сказала, что у тебя в четверти выходит двойка. Димка, ты что творишь?

– Мама, я честно невиноват!

– А кто виноват в твоих двойках? Соседи?

– Нет. – Димка шмыгал носом. – Просто Олька болеет.

– И?

– И я вынужден один сидеть. А без Ольки у меня плохо получается решать эти дурацкие задачки и примеры.

– Ох, Димка! – Мама всплеснула руками. – Ты должен научиться сам решать эти дурацкие примеры и задачки. Ведь в жизни будет множество ситуаций, когда рядом не будет ни меня, ни Ольки. Только сам, только своими знаниями. Поэтому марш к себе в комнату, учи математику. Ты должен овладеть этой наукой. Поверь мне, надеяться в жизни нужно только на самого себя, а не на Олек, Пашек, Вер и других людей.

До конца четверти мама каждый день проверяла Димкин дневник и тетради. Но не это было самое страшное. Димку всё-таки лишили сладкого и телефон выдавали только на выходных, и то при условии отсутствия двоек за неделю.

Димка понимал, что его наказали заслуженно. Он старался изо всех сил и смог написать годовую контрольную по математике на твёрдую «четвёрку». Сам, без подсказок от Ольки.

Дарья Бычихина. Учитель верности. Из цикла «Таёжные рассказы»

У каждого есть свои тайные места силы, куда мы возвращаемся во снах. Для меня это посёлок в сизом тумане, в глухой непроходимой тайге, в окружении сопок с елями и лиственницами. Посёлок Синегорье. Республика Саха.

Посёлок был основан в 1985 году, в год моего рождения, как временная база для строителей Байкало-Амурской магистрали. Да и посёлком его назвать было сложно. Всего двенадцать улиц с щитовыми временными домами для строителей-железнодорожников. Посёлок возводился максимум на пять лет. Затем деревянные щиты, из которых он был построен, должны были демонтировать и отправить к следующей железнодорожной станции. Но судьба его стала совсем иной. До сих пор он существует, и в щитовых домах горит свет холодными тёмными вечерами, а маленькая поселковая школа встречает детей и выпускает их в большую жизнь.

Через два года после основания посёлка, я, без пяти минут двухлетка, потерявшая отца и оставшаяся на руках у матери, десантировалась в таёжный посёлок, где ещё чувствовался запах свежего дерева и велись строительные работы.

В самые тёмные времена я возвращаюсь во сне в это место на карте нашей страны, которое и с лупой не найти. В этом сне остро ощущается запах морозной взвеси в воздухе, оглушительная тишина и хвойный терпкий аромат от лиственниц, вонзающихся в пронзительно-голубое небо. Всё тело наполняется этим чувством бескрайности, вечности и свободы. Природа здесь такой силы, которую невозможно приручить, а можно лишь подчиниться и приспособиться к её суровому нраву и вечной мерзлоте. В этих местах температура воздуха зимой переваливает порой за пятидесятиградусную отметку, а земля не прогревается никогда. В этих местах и сейчас продолжают жить, создавать семьи, воспитывать детей, отправлять их в большую жизнь люди, которых согревает надежда. Здесь прошли мои детство и отрочество. Здесь я заканчивала начальную школу, здесь накрывали первые чувства, были ободраны первые коленки и появлялись первые шрамы на сердце от первых чувств. Одиннадцать лет в вечной мерзлоте высекался характер и стойкость к низким температурам. Второе давалось хуже всего. К морозу иммунитета у меня нет, как и не было. А лес и сейчас – моё место силы.

БАМ, Байкало-Амурская магистраль, – не просто железная дорога, а артерия на карте России, которая несёт жизнь в самые дальние уголки страны. Её строительство объединило разные народы, разные судьбы. Воспоминания, как яркие шары на новогодней ёлке, высвечивают моменты, где за столами собирались на праздники украинцы и белорусы, русские и якуты, можно было услышать и грузинский акцент, и бурятский говор. Звучали песни на языках, которые я не услышу больше. Но это ощущение свободы и общей цели, общей радости я не забуду никогда.

И в этом микромире текла своя жизнь, где все знали друг друга, где невозможно было пройти незамеченным. Там случались радости и горести, любовь и ненависть, рождение и смерть, находки и потери. Там случалась жизнь во всей её красоте и неповторимости, которая течёт в каждом. Вне зависимости от группы крови, нации, языка, разреза глаз или происхождения. Там я впервые встретила смерть лицом к лицу, почувствовала дыхание жизни всем существом, там я узнала те истины, которые помогают мне и по сей день.

Истории этого микромира посреди огромной непокорной тайги, те истории, которые уже начинают ускользать из моей памяти, я и хочу поведать вам. А может, и себе, чтобы точно убедиться в том, что это было со мной.

Первый и самый ценный урок мне преподал мой учитель верности.

Учителя верности и преданности бывают разные. Мой первый учитель верности был с чёрными подпалинами на боках, тёплой мордой желтовато-белого цвета, короткой упругой шерстью, хвостом, круто завёрнутым в колесо, интенсивно вращающимся во все стороны света. И особенно, громадным для меня, семилетки, ростом. Моего учителя звали Верный. Знакомство с ним состоялось в далёком 1992 году. Его хозяин – наш сосед по щитовому дому Харутдинов: усатый, громадный мужчина в тех годах, когда зрелость уже имеет свою глубину. Уважаемый человек. Рукастый, громкий и весёлый, водитель такого же огромного, как и он сам, «Магируса», татарин в высоких унтах и лохматой шапке. Верный был его другом и товарищем, с которым и в тайгу, и на работу, что по своей сути было одно и то же, так как вся жизнь наша текла в ритмах тайги и никак иначе. Но кроме сопровождения хозяина, Верный по своей инициативе взял на себя дополнительные обязанности. И эта инициатива приносила мне много проблем.

Верному доставались мои самые лакомые кусочки. Верного я любила чистой любовью. Но все наши встречи с ним заканчивались одинаково: моими слезами. Как только он чуял, что я возвращаюсь из школы, то уже готовился к встрече. Когда за 300 метров до дома на горизонте показывалась моя маленькая фигурка, закутанная по самые глаза, Верный со всей своей прытью и собачьей радостью подбегал и клал лапы мне на плечи. И мы с ним становились одного роста. Моё хрупкое тело не выдерживало его веса, и наша пара летела то в сугроб, то в кусты, а то и в насыпанный на дорогу скальник.

Какие только меры к нему не применялись, но его радости от нашей встречи не было предела. Да и это ещё были не все прелести нашей дружбы. Несколько раз в неделю мне предстояло путешествие в соседний городок, одной, вернее, на пару с футляром размером почти с меня. В этом футляре цвета кофе и с терпким, сладковатым запахом канифоли, с немного потёртыми боками лежала хрупкая скрипка. Она была ещё не взрослого размера, а «полуторка», так назывался инструмент, скрипка-малышка, предпоследний из детских размеров. Следующей по размеру должна была стать, но так и никогда и не стала скрипка для взрослого музыканта. Со скрипкой, зажатой подбородком на мягкой бархатной подушечке, дабы не натереть шею и не выронить хрупкий лакированный инструмент, мы составляли красивую, милую композицию, как с открытки. И это всё, что было красивого в нашей паре со струнным инструментом. «Открыткой» можно было любоваться, пока я не начинала играть, безжалостно запиливая смычком тонкие струны, как напильником.

Научить меня играть на скрипке упорно, но безнадёжно пытались родители. Конечно, не сами, а силами опытных профессионалов, насколько возможно было найти их в тайге, в Музыкальной школе города Томмот, на улице Музыкальной, конечно же. Учитель класса скрипки был сам похож на небольшую с округлыми линиями виолончель. Интеллигентный лысоватый мужчина Вениамин Александрович был невысоким, с длинными пальцами, усиками и тонким голосом. Весь такой изящный и музыкальный, как на гравюрах и картинках, где изображали истинных скрипачей. Он не питал иллюзий по отношению к моему таланту, коего в помине не было. Как не было и моего стремления учиться игре на скрипке. Но ежемесячная плата и желание родителей делали своё дело. И два раза в неделю я, закутанная по самые глаза, с футляром наперевес неизменно стояла на остановке с компаньонкой, тоже ученицей класса скрипки: тоненькой, остроносой, кареглазой и насмешливой Кристиной.

 

Кристина училась со мной в одном классе, мне было семь лет, ей уже восемь. Она была любимицей учителя и предметом постоянного сравнения со мной, не в мою пользу, конечно. Характер Кристинки был под стать скрипке и произведениям, которые на ней выпиливала я. Насмешливый, скрипучий, хвастливый и вредный. Но не она героиня сего рассказа.

Неизменным спутником моего путешествия был Верный. Он ловко запрыгивал в автобус и прятался под сиденьем, рычал на кондуктора, водителя и пассажиров. Всех, кто пытался его спровадить. Я получала огромный поток претензий и требований выгнать свою собаку. Но что бы я ни делала и сколько бы ни объясняла, что собака не моя и меня не слушается, Верный автобус не покидал. И так как все спешили на работу, по делам, да и автобусы ходили нечасто, возмущённые пассажиры, ехавшие на трудовые подвиги, требовали не тормозить автобус, а Верный благополучно доезжал до музыкальной школы.

Если ему удавалось прорваться внутрь, напугав вахтёра, он прятался в раздевалке и охранял мою одежду. А прорывался он почти всегда. Бывало и так, что он находил меня на занятиях на втором этаже.

Тогда на меня снова обрушивался шквал обвинений, меня выводили с уроков, стыдили и заставляли выгонять собаку. И это продолжалось постоянно. Потому знала меня вся школа. Эта история доводила меня до слёз и расстраивала, потому как попадало неизменно мне. За то, что не слежу за собакой, за то, что она агрессивная. К слову, Верный никого не обидел за свою жизнь. Но если дело касалось меня, он стоял насмерть, готов был терпеть любые побои и унижение. Лишь бы быть в пределах моей досягаемости, а лучше, возле ноги.

Иногда автобус не приходил или ломался по пути до посёлка. Тогда почти десять километров, которые разделяли эти две точки – посёлок и город, два маленьких человеческих островка посреди тайги, – приходилось идти пешком, надеясь на попутный транспорт. Обычно маленькую фигурку с футляром подхватывал кто-то из проезжающих в посёлок по ухабистой узкой насыпной дороге. Все знали друг друга если не в лицо, то по фамилии и названию «мехколонны», где работали родители. Если везло, то и на КамАЗе или самосвале можно было прокатиться до дома.

Когда тайга оживала и зацветала всеми буйными красками, на какие была способна, идти можно было вдоль дороги, по кустам. По обочине узкой дороги, на которой были камни, щебень вперемежку со стрелками низких кустарников: кипрея, молодых лиственниц и сосёнок. Но зимой сугробы вдоль просёлочной дороги были непроходимы, легко можно было и валенки потерять, и по пояс провалиться.

Так и в тот день сугробы были практически по пояс…

– Девочка, ты автобус не пропустишь? Буран начинается скоро. – Миловидная продавщица с ярко накрашенными губами кивнула в сторону остановки и показавшегося на горизонте автобуса. Переминаясь с ноги на ногу, я грелась в магазине напротив остановки, на микрорынке.

В этом магазине на витрине среди всякой всячины, одеколона и мыла лежала россыпь украшений из неведомых камушков. Сейчас я уже знаю характе́рный лиловый сказочный узор чароита, рассказывающий таёжные сказки в каждой серьге или подвеске, но тогда рассматривала витрину как заворожённая. Продавщица снисходительно не выгоняла меня, понимая, что в такой холод, когда температура уже переваливала за тридцать, погреться просто жизненно необходимо. Я отогревала руки, розовела, а потом, как только автобус появлялся на горизонте, резко выскакивала из магазина. Но на этот раз я потеряла счёт времени и когда увидела автобус, совсем не обратила внимание, что он был непохож на тот, на котором я добиралась обычно. А автобус по маршруту Томмот – Синегорье неизменно ходил один. Пазик, бело-голубой, с дверями гармошкой и запахом пыли и солярки.

– С собакой нельзя! Выведи пса из автобуса, сейчас же! – визгливый голос кондуктора над моим ухом не предвещал ничего хорошего. Верный тихо рычал под сиденьем. Сидячих мест было достаточно. Неудивительно, в такую погоду хозяин пса не выгонит.

– Это не моя собака, я не могу её вывести. – Я приготовилась к повторению истории.

– Ладно, пусть едет, погода нелётная, – раздался низкий бас с водительского места, и в зеркале мне подмигнул карим глазом мужчина с седоватой бородой. Кондуктор недовольно сверкнула глазами и резко оторвала мне билет из большого билетного рулона.

– До Алексеевска? – из-за открывшейся на следующей остановке двери показалась мохнатая шапка-ушанка такого размера, что было абсолютно непонятно, кто её владелец: только по голосу можно было догадаться, что это мужчина.

– Да, это последний рейс, – сухо ответила кондуктор.

Липкий страх медленно раскручивался у меня в животе, сжимая все внутренности в тугой комок, мгновенно слёзы удушливой волной подкатили к горлу.

– Как до Алексеевска? В Синегорье разве не идёт? – я с надеждой в голосе обратилась к кондуктору.

Алексеевск – это посёлок совсем в другой стороне от Синегорья. Дорога, начинаясь с Томмота, раздваивалась, и одна ветка уходила на восток, в сторону Алексеевска, до него было не менее двадцати километров, и остановок по пути для пересадки нет.

– Так уже ушёл до Синегорья и больше не будет сегодня, – сообщила кондуктор, обилечивая входящих пассажиров.

Я резко подскочила и метнулась к выходу, Верный за мной. Оглядевшись на местности, я поняла одно: направления не помню. Погода неумолимо портилась, несмотря на послеполуденное время, начинало темнеть, снег падал стеной, закручивался позёмкой по дороге. Ветер усиливался. Остановка, где я выскочила, была словно островок посреди безлюдной снежной дороги. Верный с лаем пробежал вперёд сто метров, исчезнув в белом вихре снега. Он повернулся, залаял, ясно давая понять, что дорогу помнит, покажет и я в безопасности. Холодный ветер стянул лицо, как маску, только слёзы, сдерживаемые его порывами, согревали щёки. Но плакать сейчас было опасно: обветрить лицо так легче простого. Потому, утёршись варежкой, натянув по самые глаза полосатый колючий шерстяной шарф, я пошла за Верным.

Пошла по краю дороги, ноги утопали в сугробах, которые захватывали валенки и нехотя отдавали их обратно. При каждом шаге порывы леденящего ветра срывали белые охапки снега с деревьев и закручивали их в большие воронки. Как назло, ни одной попутной да и встречной машины. Видимость становилась всё хуже, а очертания дороги под пеленой снега всё размытее.

Но неизменно на несколько шагов впереди меня слышался лай Верного. Как только я догоняла его, он снова забегал вперёд, не выходя за пределы моей видимости.

Снегопад не прекращался, холод сковывал ноги, немело лицо. Порывы ветра сбивали с ног. Ничего не было видно из-за снежной пелены, внезапно скрежет тормозов и громкий лай взорвали снежное царство.

– Какого лешего ты под колёса бросаешься?! – громкие ругательства раздались впереди. Как только пелена снега рассеялась, и я дошла до источника звука, передо мной открылась картина: прямо посередине дороги, на расстоянии двухсот метров передо мной, немного занесло уазик, Верный с громким лаем прыгал на его колёса. При этом пёс прихрамывал на одну лапу. Бросившись под колёса, он не только поймал мне транспорт, но и спас жизнь. Если бы не он, то под колёсами машины оказалась бы я.

Оглянувшись, я увидела, что под снежной пеленой я шла по проезжей части, снежная насыпь стёрла границы просёлочной дороги, и любая ехавшая мимо машина могла лишить меня жизни.