Призма

И если бы мы сами, трехмерные существа, решили попасть в их двумерную вселенную, мы выглядели бы странно, поскольку местные жители могли бы видеть лишь двухмерные нарезки в отдельно взятый момент. Для них ситуация складывалась бы следующим образом: сначала мы появились бы в виде двух отпечатков ног, потом переросли в два круга. По мере нашего «снижения» в их вселенную круги росли бы, пока не соединились в овал. Затем рядом с ними появились бы другие кружочки (пальцы), переросли бы в два больших круга (кисти, руки) и т.д. А что, если мы живем в четырех-, пяти-, шестимерном мире, но в силу своей ущербности не можем это воспринимать? Те, кто все-таки смог, потеряли рассудок, увидев что-то большее, чем то, что происходит вокруг нас: привидений, ангелов, бесов…» Виктор Михайлович относился к данным суждениям скептически, но глупым Сергея не считал, списывая странные и иногда пугающие суждения на юношеский максимализм и наивность.

Все шло своим чередом, и вот спустя три года работы, в 1982 году, Толмацкий был утвержден ведущим инженером предприятия и руководителем Лаборатории авиационного технического обслуживания. Со вступлением на должность недоброжелателей у инженера-выскочки только прибавилось. Естественно, многие техники, лаборанты, инженеры, работающие на предприятии, уже долгие годы мечтали о сдвиге в карьере, шанс на который, как правило, появлялся крайне редко. Так, инженер в авиационной организации может при поступлении на работу быть утвержден в качестве авиационного техника и проработать лет десять, пока что-то изменится. Впрочем, Виктор не замечал шушуканий, не обращал внимания на глупые доносы вышестоящему руководству по поводу своей персоны. Несмотря на то, что были и те люди, которые хотели ему угодить и выбирали метод доносов на тех, кто в свою очередь доносил на него, Толмацкий никаких санкций по отношению к своим недоброжелателям не вводил. А так как на сплетни он внимания не обращал, тем самым, по мнению мнимых доброжелателей опять-таки демонстрируя свое «тщеславие», то он делал и из них врагов. Жизнь – штука совсем не идеальная, и порой люди с чистыми помыслами, одержимые благой идеей, летящие вперед к ее осуществлению на крыльях самоотречения и приносящие себя в жертву для улучшения качества жизни людей, бьются головой о шлагбаумы, расставленные обществом. Для чего это делает общество? Все просто: homo sapiens, он sapiens только тогда, когда является отдельно взятым индивидом. А если он в толпе, в которой имеется своя иерархия, то ни о каком разуме не может быть и речи. Коллега, обладающий какими-либо выдающимися способностями, которые приводят его быстрому карьерному росту, даже несмотря на свои высокие и чистые намеренья, будет воспринят верхами, как угроза, а низами, как объект зависти и лицемерия. В самоотречение Виктора Михайловича, естественно, никто не верил: все только гадали, что у него на уме, и считали, что он лицемер, прикрывающийся пунктуальностью и альтруизмом ради продвижения по головам и выслуги перед руководством. Все эти мелочи обходили его стороной, ведь у него приоритеты в первую очередь были расставлены в пользу работы, а всё, что происходило вокруг, его не интересовало. Был даже момент, когда он, подходя к гостинице, заметил напротив входа странных людей в штатском, наблюдающих за ним, сидя в синей Шкоде. Зайдя в номер, он обнаружил там чуть сдвинутые вещи и пропажу нескольких книг и журналов, но никоим образом не стал привязывать данные обстоятельства к завистникам на работе. Виктор Михайлович считал, что в таком огромном организме, как Советский Союз, невозможно без дополнительных мер безопасности. А так как был он человеком, владеющим государственными тайнами и секретами, то рассматривал это событие, как необходимую закономерность.

1982-й год был для Толмацкого насыщен событиями и переменами. У мамы был юбилей, ей исполнилось 50 лет, и она, шумно отметив такое грандиозное событие, со спокойной душой отправилась на пенсию. Теперь Ирина Сергеевна чаще стала навещать сыновей и, как мечтала всю жизнь, начала путешествовать. За сыновей она была спокойна, старший продвигал науку на всех фронтах и выступал на самых серьезных конференциях по всему Советскому Союзу и за рубежом. Младший же женился и порвал с опасной и разгульной, но яркой и веселой жизнью матроса рыболовецкого судна.

Анатолий, несмотря на довольно-таки молодой возраст, двадцать три года, женился по собственному желанию на девушке с красивым именем Аленушка двумя годами старше его. Алена была милой, скромной девушкой, обладающей славянской внешностью: густыми русыми волосами, светлой кожей, круглым лицом, серыми глазами и прямым аккуратным носом. Он переехал жить к ней в Белгород, который стал точкой отсчета в их скитаниях по бескрайним просторам СССР в поисках своего места в жизни.

В этом же году Виктору Михайловичу пришлось расстаться с единственным другом. Его помощник Сергей Степанович Масольдт, который все три года шел с ним рука об руку, вдруг решил перейти в военную авиацию, сославшись на то, что хочет повидать мир. На тот момент это было действительно реально: техники, инженеры – любой летный состав кочевал по самым разным закоулкам великой державы и за ее пределами. За год работы можно было побывать в любой точке земного шара от Кубы до Дальнего Востока, от Северной Кореи до Камчатки, от Афганистана до архипелага Новая Земля. Прощание было коротким. Пожелав друг другу успехов и крепко пожав руки, Виктор и Сергей сказали чуть ли не хором что-то вроде: «Ну, может, свидимся». На этом они разошлись и, естественно, их жизненные пути больше никогда не пересекались. Можно, конечно, возмутиться и сказать: «Как же так?.. Ведь люди три года работали вместе, чему-то учились, помогали друг другу, дружили… А тут просто так сказали: «Ну, может, свидимся» – и все?» Можно рассуждать на тему истинных друзей и товарищей, пуститься в философию, поэзию, вспомнить стихи и песни о дружбе… Но Виктор Михайлович подходил к таким вещам со своей философией. Он даже не стал уговаривать Сергея остаться, суля ему повышение, привилегии и более частые командировки (учитывая, что тот хотел путешествовать). По его мнению, время подталкивает человека к определенным действиям, переменам в жизни, будь то стабильная семейная жизнь, или скитание по земле в поисках чего-то нового. Когда человек уходит в свое будущее настоящее, оставив позади прошлое, он открывает новый лист, и этот лист начинает заполнять. Ибо каждый человек – автор своей судьбы. А грустить по прошлому, или сожалеть о нем – бессмысленно. Ведь всегда можно перевернуть страницы в памяти и вытащить из них то, о чем ты действительно хочешь вспомнить. Поэтому к расставанию с другом он отнесся философски – без грусти и кома в горле, просто с улыбкой на лице и искренним желанием действительно когда-либо встретиться.

А еще в этом году произошло самое главное событие в жизни Толмацкого. На очередной конференции в рамках международного сотрудничества по развитию гражданской авиации, которая проходила в Варшаве в августе того же года, Виктор встретил ЕЁ… Молодая переводчица – хрупкая, невысокого роста, с маленьким круглым лицом, на котором сияла нежная улыбка. Его сознание заполонили ее темно-рыжие волосы, которые были аккуратно подобранны вверх и связаны в узел. Он хотел прикоснуться к ним, поднести их к своему лицу и, вдохнув их запах, оставить его в себе и не дышать. Под низким лбом черными дугами прорисовывались изящные брови. Низкие скулы, слегка вздернутый носик и тонкие губы подчеркивали ее утонченность. Ее большие голубые глаза заставили его забыть обо всем, что происходило в данный момент. Если бы Виктора попросили тогда назвать свое имя, он бы не смог: перебрав в голове сотни имен, он так бы и не вспомнил свое. Из ЕЁ уст он готов был слушать слова на любом языке: родном польском (хотя не любил его, а мама сравнивала этот язык с шипением змей), ломаном русском, идеальном английским с небольшим польским акцентом, да хоть иврит, но именно из ЕЁ уст. Вечно. Единственное, что он успел узнать о ней в момент первой встречи, это фамилию и имя, прочитав их на ее бейджике: Брыльска Божена. Для Виктора это сочетание звучало как «Великая Божья Слава». Когда Божена почувствовала его пристальный взгляд, который смотрел куда-то глубоко внутрь нее, прямо в душу, не излучая ни капли пошлости, она открыто ответила на него. От смущения Виктор покраснел и ссутулился, вызвав у нее милую улыбку.

– Тут немного душно, – нежно произнесло это божественное создание.– Вот, выпейте, пожалуйста. Сейчас я попрошу секретаря увеличить мощность кондиционера.

И, дождавшись пока ошеломленный и сконфуженный Виктор Михайлович все-таки возьмет стакан в руку, развернулась и отправилась к секретарю.

– Спасибо! – выкрикнул вслед Виктор, не понимая, что с ним происходит, но чувствуя, что эта женщина – его Судьба. Она пробудила в нем настоящего его. Она пробудила в нем глубинные чувства счастья, радости, покоя. Любви. В этот момент Виктор понял: если не она, то больше никто.

В тот же вечер, гуляя с Боженой по Замковой Площади Варшавы в Старом городе, напоминающей своими замками, соборами, узкими улочками любимый и уже родной город Прагу, Виктор старался произвести впечатление на юную переводчицу. Он с мальчишеским рвением рассказывал об инновационных прорывах в области электроники. Периодически он переключался и переходил на рассуждения о красоте ее родного города, об уютных кафе, оформленных в старых добрых европейских традициях. Зачем-то рассказывал историю Королевского Дворца, уничтоженного фашистами и постепенно отреставрированного волонтерами. Рассуждал о красоте Собора Святого Иоанна Крестителя, построенного в нетипичном для Варшавы готическом стиле. Уточнял, что этот собор является объектом Юнеско. Он говорил… Впрочем, он сам не отдавал себе отчет, о чем говорит. Ему просто хотелось быть интересным ЕЙ и продлить как можно дольше, любой ценой этот волшебный вечер…

Божена слушала его, не перебивая. Она смотрела в его глубокие темно-зеленые глаза, погружаясь в них, как в омут, и едва ли улавливала смысл того, что пытался донести до нее Виктор. Ее поражало в нем всё: доброе лицо, наивный смех, искренность, с которой он пытался удивить ее. Ее, коренную варшавянку, удивить историями о достопримечательностях родного города и реставрации памятников архитектуры, в которых она принимала непосредственное участие с двенадцати лет! Он был первым человеком, наслаждавшимся именно ее присутствием, и этого ему было абсолютно достаточно. Она видела, как с детским трепетом он пытался растянуть их прогулку, пусть даже дурацкими разговорами, но ради одного – чтобы видеть ее рядом с собой и наслаждаться ее близостью. Ухажеров у юной красавицы было много, ее яркая внешность притягивала к себе мужчин разных социальных слоев. А в силу того, что профессия переводчика на тот момент была довольно редкой, а хорошего – днем с огнем не найдешь, она крутилась во влиятельных политических кругах. Таким образом, уж чем-чем, а вниманием сильного пола она не была обделена. Но близко к себе Божена никого не подпускала. И на это были веские причины.

Брыльска Божена родилась 5 апреля 1962 года. Родителей своих она не знала и с рождения воспитывалась в детском доме. Закончила факультет журналистики и политических наук в Варшавском государственном университете, получив диплом специалиста международных отношений. Еще учась в Университете, она проходила преддипломную практику в МИД на должности секретаря-переводчика, и после окончания ВУЗа ее сразу утвердили на этой должности. Практически сразу один из видных дипломатов министерства стал настойчиво за ней ухаживать, но это ей не понравилось, и она тактично отшила его, сославшись на чрезмерную занятость. Божена вообще относилась к мужчинам с настороженностью. Она не являлась феминисткой и не была фригидной, но избегала настойчивых и похотливых мужчин, как огня. Это объяснялось травмой, перенесенной ею в возрасте тринадцати лет и изменившей всю ее дальнейшую жизнь. Роковой случай произошел в школе при детском доме №24, в котором она воспитывалась с самого рождения. Второго сентября на урок по математике вошел директор школы и сообщил, что предыдущий учитель отправлен на пенсию, и вместо него приступает к работе пан Григор Василеску.

Молодой преподаватель – румын, высокого роста, худощавый, с темными волосами и карими, слегка навыкате глазами. Он обладал огромным орлиным носом и казалось, что из его больших, словно драконьих, ноздрей, вот-вот вырвется пламя. Лицо было бугристым, лоб и щеки были покрыты морщинами. Высокие, сильно выделяющиеся скулы, кривые зубы, тонкие губы – всё это внушало если не страх, то, как минимум, неприязнь. Но, несмотря на такую отталкивающую на первый взгляд внешность, он был типичным экстравертом: остроумно шутил (хотя часто повторялся в своих шутках), был приветливым, открытым и чересчур общительным. Он сразу как-то странно посмотрел на Божену, что заставило ее тело покрыться мурашками. Успеваемость по математике резко упала с первых же уроков.

Пан Григор постоянно придирался и отчитывал ее. Эта излишняя придирчивость удивляла и напрягала девочку, и, возвращаясь с занятий, она садилась на кровать, утыкалась лицом в подушку и плакала. Она не могла понять, почему ее, круглую отличницу, так невзлюбил новый учитель. Но как-то раз, после очередного урока, на котором она ни за что получила оценку «три», Божена набралась храбрости, подошла к пану Григору и выпалила:

– Прошу прощения, пан Григор, почему вы относитесь ко мне столь предвзято? Вы же видите мои старания, я лучше всех в классе знаю и алгебру, и геометрию, и, если уж на то пошло, даже физику, хоть это и не ваш предмет, но похвалиться этим не грех, ведь это большая редкость, когда девочки увлекаются точными науками и разбираются в них лучше мальчиков.

Произнеся на одном дыхании эти слова, каждое из которых она репетировала перед зеркалом, юная школьница покраснела и опустила голову.

– Я смотрю, вы, пани Брыльска, еще к тому же и отличный философ! За два предложения сумели затронуть и тему греха, и порассуждать об особенностях мужского и женского мышления. Для тринадцатилетней девочки смело, нельзя этим не восхититься! – сказал он, пристально смотря в глаза Божены, которая при любой возможности старалась отвести свой взгляд. – Но, спешу заметить, что не собираюсь ставить вам “отлично” только потому, что вы – сильный ученик на других уроках. Если хотите подтянуть алгебру и геометрию, то всегда пожалуйста – есть занятия продленки. Они как раз-таки и существуют, чтобы школьники преуспевали в знаниях и улучшали их качество. А это, в свою очередь, приведет к желаемому результату и нужной оценке. Тетрадь записи на дополнительные занятия на столе. Пожалуйста, записывайтесь на подходящие даты, и вперед.

Что ж, делать было нечего, пришлось ходить на дополнительные занятия. Вот только зачем – Божена не понимала: ведь в своих знаниях она была уверена, а на дополнительных ничего нового не слышала, а просто решала задачи, предлагаемые учителем. Как-то раз, зайдя в класс на очередное занятие, она обратила внимание, что аудитория пуста, и она одна – единственная ученица. Но пуста была не только аудитория, а практически вся школа. По случаю проведений праздничных мероприятий одиннадцатого ноября в честь национального праздника Независимости, практически весь преподавательский состав и ученики были освобождены от занятий и заняты подготовкой к празднованию. Она села на первую парту и терпеливо стала ждать преподавателя. Минут через десять скрипнула дверь, и в класс вошел пан Григор. Его лицо было красным, а глаза сверкали мертвым холодным блеском. Девочку охватило странное предчувствие: нервно задергались веки, и задрожали коленки. Голосом, скованным от нахлынувшего на нее внезапного страха, она поздоровалась:

– Добрый день, пан учитель, с вами все в порядке? У вас странный взгляд… Резким, почти конвульсивным движением она поднялась из-за парты, оказывая уважение учителю, и дрожащим голосом добавила:

– Если что-то не так, то я готова прийти в следующий раз.

– Все хорошо, Божена, не переживайте, все хорошо, прекрасная, маленькая девочка! – расплылся в больной и дикой улыбке Григор, сверкнув звериным взглядом. После чего щелкнул замок, что говорило о запертой на ключ двери.

Бедная отличница не могла понять, что это значит, что ей делать и куда бежать, ведь бежать было некуда. Он не дал ей никакого шанса, она даже не успела крикнуть, его ладонь с силой сжала ей рот, а из мерзких уст вылетали слова о том, что ей все равно никто не поверит, и чтобы все прошло безболезненно, лучше не сопротивляться. Но она этого не слышала, глаза были наполнены слезами, а разум сковала паника. Божена не помнила, как пришла в комнату, как легла спать, как резала ночью вены, как приехала скорая, и ее увезли и накачали успокоительными. Она, как в бреду, повторяла его имя, срывая голос от крика и теряя сознание. В этот раз он промахнулся – предыдущие жертвы его растления переносили молча эту трагедию и, стыдясь, скрывали свой позор. Но Божена была примерной девочкой с высокими идеалами и очень тонкой натурой, в ее тринадцать лет она была действительно еще ребенком, в отличие от сверстниц, и перенести в себе этот ужас она не смогла. Вначале ей не поверили, но спустя пару дней молодого математика арестовали, потому что из других мест его работы также стали поступать заявления от потерпевших, и в отношении этого недочеловека завели уголовное дело и упекли за решетку. Божене потребовался месяц на реабилитацию и несколько лет на борьбу с чувством страха по отношению к сильному полу. Оставаться наедине с мужчиной она уже не могла, начиналась паника, вплоть до потери сознания.

Но сейчас все в прошлом, всё как во сне. Теплый августовский вечер ласкает ее лицо нежным прохладным ветерком, ее легкие воздушные шажки плавно, словно в полете, вторят пружинистым неуклюжим шагам Виктора. «Да, это он, именно тот, кого я ждала,» – думала Божена. «Нет, она никогда не захочет быть рядом с таким олухом, как я,» – думал Виктор. Но Божена, будто прочитала его мысли, и, чтобы успокоить их, взяла его за руку и сказала:

– Вы можете проводить меня до дома, Виктор! Живу я здесь рядом, так как работаю в самом центре. Поэтому, если не торопитесь к себе в гостиницу, то можем еще полчаса погулять и насладиться этим прекрасным летним вечером.

– С удовольствием, пани Божена! Как я могу отказаться от такого приятного общества! – с нескрываемой радостью, как будто только что сорвал джек-пот, выпалил Виктор. Чем опять заставил рассмеяться свою очаровательную спутницу.

30 июня 1983 года состоялась церемония бракосочетания гражданина Толмацкого Виктора Михайловича и теперь уже Толмацкой Божены. Здание ЗАГСа на Вилла Пелле, в котором проходила церемония, являлось прекрасным образцом архитектуры неоренессанса и находилось в списке культурных памятников города. Гостей было порядка пятнадцати человек. Конечно же, на свадьбе присутствовала мама Виктора, которая с нескрываемым восхищением смотрела на красавицу невестку, украдкой вытирая слезы. Анатолий приехать не смог: у него буквально на днях родилась дочка, и на торжественное событие в жизни брата у него не было времени. Но Виктора не сильно расстроил факт его отсутствия, ведь он знал, что выпивший брат может испортить любой праздник. Со стороны Виктора присутствовали четыре товарища по работе: его новый помощник, два человека из смежных авиационных наземных служб, с которыми он тесно работал по расширению границ северной части аэропорта, и заместитель руководителя Международного Аэропорта Праги – Йохан Лукаш, являвшийся, пожалуй, самым важным гостем. Он был человек занятой, но, как и обещал, почтил своим присутствием брачную церемонию. Среди гостей Божены были в основном ее подруги детства, однокашницы из института и коллега из МИД Польши.

Свадьбу отметили в ресторане при гостинице, в которой жил Виктор. Гостей разместили в свободных номерах, в общем, все прошло тихо, скромно и спокойно, без лишней суеты и с качественным сервисом.

На следующий день молодожены улетели утренним рейсом в Крым, где в аэропорту Симферополя их ждало заранее заказанное такси до пансионата Новый Свет, что находился в одноименном поселке в шести километрах от города Судак. Через два часа после взлета шасси самолета мягко коснулось взлетно-посадочной полосы, и уже через несколько минут был подан трап. Счастливая парочка вышла из прохладного салона на раскаленный от июльской жары воздух и направилась к выходу. Таксист ждал у входа, держа в руках табличку с коряво написанной фамилией «Толмацкий». Расстояние в 118 километров из Симферополя в Судак на новенькой «Волге» преодолели за пару часов. Оставалось проехать всего ничего, каких-нибудь шесть-семь километров по одной из самых красивых дорог с очень крутым серпантином. Неподражаемая природа этих живописных мест определенно стоила того, чтобы, по просьбе супруги, останавливать утомленного водителя по имени Эдуард практически на каждой смотровой площадке. Преодолевая многочисленные повороты и ухабы, советский элитный автомобиль нес их по очень опасной дороге со скоростью шестьдесят километров в час, несмотря на предупреждающие знаки об ограничении до сорока, а то и до двадцати километров в час. Водитель был уставшим, он совершал уже третий подобный маршрут, поэтому хотел успеть вздремнуть пару часов перед назначенным вечерним рейсом из Судака в Алушту. До конца серпантина оставалась пара километров, как вдруг Эдуард потянулся в бардачок, чтобы заранее приготовить документы на автомобиль. Он знал, что как всегда при въезде в поселок Новый свет его опять остановят гаишники и, как всегда, начнут осматривать с ног до головы: не зря же они томились под палящим солнцем, с «отвагой» охраняя закон и порядок. Две секунды, на которые отвлекся водитель, оказались роковыми. Сказались его усталость, недосып, жара, рассеянное внимание, превышение скорости и крутой серпантин. Машина не вылетела в пропасть только потому, что резкий удар по тормозам немного смягчил ситуацию, но полностью спасти положение не смог. Автомобиль с визгом прочертил две черные полосы на асфальте и, пробив заграждение, стал постепенно сползать в пропасть. Эдуард крикнул пассажирам:

– Ради Бога, простите! – и закрыл лицо руками.

То ли действительно время тянулось долго, и все действия происходили медленно, то ли так казалось, но, закрыв глаза, Виктор успел сказать Божене, что любит ее и прикоснулся своими губами к ее губам. Он слышал каждый всхлип, мог разглядеть дрожание ресниц и, прерывая своим поцелуем крик, видел, как ужас в ее глазах сменяется умиротворением. Однако на этом всё не закончилось, спустя пару секунд встречный микроавтобус УАЗ со скоростью 15-20 км в час врезался в заднюю боковую дверь. От этого удара Виктор со всего размаха ударился затылком о боковое стекло, Божену откинуло на него, и она тоже ударилась об стекло, только лбом. Оба потеряли сознание.

Очнулись они на следующий день в семь утра сразу друг за другом в отделении травматологии города Судак в одной палате.

– Господи, мы живы! – с криком счастья попыталась вскочить Божена, чтобы броситься к мужу. Но быстро встать не получилось: действия успокоительных и четырнадцать часов сна давали о себе знать.

– Да, любимая, мы живы, и мы вместе. Я так дорожу тобой, и так счастлив, что в этот момент мы были рядом. Я думаю, что если бы был один, мое сердце разорвало бы от страха, а так, глядя в твои глаза, я понял, что не боюсь даже смерти, если ты рядом. Ты – мой ангел хранитель. Не понимаю, что нас спасло, и как мы, в итоге, оказались живы и здоровы.

Виктор медленно встал, подошел к сидящей на краю койки супруге и нежно обнял ее, затем, посмотрев в ее спокойные, но мокрые от слез глаза, с какой-то хрупкой осторожностью поцеловал . Их воркование прервал обход. Врач, увидев, что они очнулись, переглянулся со старшей медсестрой и сказал:

– Доброе утро, товарищи! Для вас ведь оно особенно доброе…Обязательно сделайте этот день красным днем календаря! А когда снова поедете к месту своего будущего отдыха, остановитесь на месте аварии и поблагодарите кедр.

– Что значит, поблагодарите кедр? – с удивлением спросил Виктор.

– А то, товарищ, и значит, что если бы не это благородное дерево и не удар «буханки»*(микроавтобус УАЗ) в заднюю часть автомобиля, то собирали бы вас по частям, извините за грубость. А, может, и собирать нечего было бы: пятьсот метров все-таки, скорее всего машина бы взорвалась. Благодаря удару УАЗа машину развернуло, и, проехав боком порядка пяти метров по склону, она уперлась в кедр ровно посередине корпуса.

– Да уж, повезло… – Толмацкий задумался. Слова доктора повергли его в шок. Ведь, по сути, их спас удар, который, как он решил в тот момент, свел все их шансы выжить на нет. Жизнь все-таки странная штука…

– Но теперь для вас все в прошлом, – продолжал доктор. – Бояться нечего: отделались, так сказать, легким испугом и царапинами. Сейчас к вам подойдет медсестра, проводит на осмотр, пообщаетесь с психологом. Если все будет в порядке, напишете заявление, что всем довольны, претензий не имеете и выписываетесь по собственному желанию. И в путь, к теплому морю, палящему солнцу и аромату душистого можжевельника!

– Огромное спасибо, товарищ, эммм… доктор, – доктор, войдя, забыл представиться, а Виктор, в свою очередь, переживал, что это у него вылетело из головы, как зовут их врача.

– Извините, забыл представиться: Синицын Павел Викторович мое имя! Сегодня вроде бы не прощенное воскресенье, но извиняться приходится во второй раз. Каюсь, виноват, тяжелая ночь.

В дверь постучали.

– Да, да, заходите! А вот и наша медсестра. Леночка, проводи, пожалуйста, товарищей к травматологу, затем к Евгению Сергеевичу, если он на месте. Если все хорошо, и товарищи пациенты захотят уехать, то на выписку – под их же просьбу. Если захотят остаться, то милости просим, пять дней мы подержать можем, трехразовым питанием и бесплатным проживанием будут обеспечены, Родина позаботилась! Ну а пока, прощайте! – Павел Викторович улыбнулся, подмигнул и скрылся за дверью.

– Прощайте! – в унисон ответили молодожены.

– Простите, Елена, – обратилась к медсестре Божена. – а что с нашим водителем, Эдуард его имя, кажется.

– Не переживайте, с ним все хорошо, с медицинской точки зрения, а вот с точки зрения законодательства не очень, – сказала медсестра и жестом руки попросила их встать и проследовать за собой, затем продолжила. – Этот товарищ, оказывается, числился в розыске и работал по поддельным документам. Странно конечно, как он попал в такую солидную организацию, как такси, но всякое бывает. Слава Богу, вы ехали днем, а не ночью.

– Почему? – с недоумением уточнил Толмацкий.

– Все очень просто, – отвечала Елена. – Если бы авария произошла ночью, то такой человек, как «нетоварищ» Эдуард с поддельными документами, вряд ли бы занимался вашим спасением. В первую очередь, он бы выбрался сам. И даже если бы автомобиль сразу не упал, он не кинулся бы вас спасать, а трусливо сбежал бы с места происшествия, дабы не быть пойманным и не получить срок. А днем на трассе много людей…

– Я так понимаю, мы родились под счастливой звездой! – воскликнул Виктор, ошарашенный известием о третьем возможном варианте гибели, которую удалось избежать.