Umfang 490 seiten
Über das Buch
В этот сборник вошли как принесшие Акутагаве мировую славу и автоматически ассоциирующиеся с его именем исторические рассказы и новеллы (включая легендарную «В чаще», послужившую основой для сценария бессмертного фильма «Расёмон» Куросавы), так и менее известные западному читателю, но почитающиеся на родине автора еще выше рассказы, действие которых происходит на фоне современной автору реальности Японии начала XX века, еще сохраняющей немало черт национального своеобразия, но жадно и стремительно «европеизирующейся». Отдельного упоминания заслуживают постоянно возникающие в творчестве Акутагавы реминисценции с классической русской литературой, которой он беспредельно восхищался и в которой наряду с родной историей нашел неисчерпаемый источник вдохновения.
В формате a4.pdf сохранен издательский макет книги.
Genres und Tags
Книга очень понравилась! Прочла после просмотра аниме «Великий из бродячих псов», где у каждого персонажа был прототип в виде какого-то писателя, в том числе был и автор этой книги)
Долгожданное переиздание выдающегося японского писателя начала ХХ века, легендарного мастера короткого рассказа. На русском языке он известен давно, что не удивительно, ведь Акутагава сам испытал на себе влияние русской литературы, что непосредственно отражено на его творчестве. Заглавный рассказ также известен по знаменитой экранизации соотечественника автора, японского режиссера Акиры Куросава, под названием «Расёмон». Акутагава восхищает яркостью деталей и тонким психологизмом. Его рассказы отличает четкость сюжета, философская глубина и всеобъемлющая широта притчи. Прекрасно, что теперь томик Акутагавы можно те только поставить на полку, но и загрузить в читалку.
Мне очень понравилось. В начала были очень интересные рассказы, особенно *муки ада*, я его читала не отрывая глаз. Хорошо написано, только конец немного не понятный и немного скучновато, ну а так я очень сильно привязалась к этой книге:)
только начала читать и мне уже нравится! пришла сюда после манги «Великий из бродячих псов». и спасибо, в комментариях я нашла дазая) сейчас буду дальше читать..))
Большая часть классической японской литературы, мягко говоря, на любителя. Она депрессивна и мрачна. И нередко оставляет после себя ощущение душевного упадка, из которого прорастают ростки экзистенциального кризиса.
Рассказы Акутагавы не являются исключением из правил, они пронизаны утонченным цинизмом к традициям и моральным канонам японского общества. Глубоким анализом как собственного Я, так и попытками понять мотивы других людей. Индивидуальный и коллективный эгоизм — центральная тема, что тянется красной нитью через все его работы. Он мастерски выводит на поверхность вопросы на первый взгляд простые, но на деле выворачивающие душу наизнанку.
Во время чтения я то и дело откладывала книгу и пыталась найти ответ внутри себя: как бы сама поступила, окажись на месте героя в столь нравственно запутанной ситуации. Где именно заканчивается «добро» и начинается «зло»?
Что гуманнее: позволить заживо сгореть близкому человеку, придавленному балкой обвалившегося дома во время землетрясения, или добить его более быстрым и не таким болезненным способом? Безусловно, легче всего убежать в поисках помощи, чтобы не видеть, как он корчится в предсмертной агонии... Но нежелание видеть его смерть из боязни ранить собственные чувства – разве это не очередное проявление эгоизма?
Лаконичные, но эстетично острые и злободневные новеллы вынуждают заглядывать в себя и, что многим покажется однозначно неприятным, изучать собственные слабости. Если не халтурить, не отмахиваться от тягостных мыслей, то можно много нового о себе узнать. Естественно, преимущественно в отрицательном ключе. А это, в свою очередь, может привести к апатичному взгляду на жизнь и декаданскому настроению.
Одни новеллы меня эмоционально сильнее зацепили, такие как: Ворота Расёмон; В чаще; Кэса и Морито; Сомнение. Они заставляли шестерёнки в моей голове крутиться энергичнее. А затем оставляли колючее послевкусие, от которого, несмотря на горечь, не хотелось побыстрее избавиться — запить чем-то более лёгким и сладким. Последние же два рассказа: «Зубчатые колёса» и «Жизнь идиота» — пронизаны глухим отчаянием, что испытывал автор в преддверии собственного суицида. После них остаётся ощущение, будто соприкоснулся с чем-то болезненным. Чего в обыденной жизни старательно избегаешь. Всё равно что, увидев человека с физиологическим недостатком, не отвести привычно глаза, а наоборот — заострить на дефекте внимание, принявшись его в неприличной откровенности разглядывать.
Невероятно грустно, что в продаже невозможно найти качественных изданий этого замечательно автора. Приходится довольствоваться мягкой обложкой и газетной бумагой — всяко лучше, чем ничего. Но я не оставляю надежды, что однажды Азбука или Гиперион порадуют меня увесистым томом, где будут собраны все сочинения Акутагавы.
Делать – не всегда трудно. Трудно желать. По крайней мере, желать то, что стоит делать.
Человеческая жизнь похожа на коробку спичек. Обращаться с ней серьёзно – смешно. Обращаться не серьёзно опасно.
множество ворон. Днём они с карканьем описывали круги над высоко загнутыми концами конька кровли. Под вечер, когда небо над воротами алело зарёй, птицы выделялись
Известно, что жизнь темна для всех, кроме «избранного меньшинства». А «избранное меньшинство» – это другое название для идиотов и негодяев.
– Значит, вы не хотите покушать? – Я? Я не люблю китайской кухни. Ты меня ещё не узнала? Иисус Христос никогда не ел китайских блюд. Сказав это, нанкинский Христос медленно поднялся с сандалового стула и, подойдя сзади, нежно поцеловал в щёку ошеломлённую Цзинь-хуа.
Bewertungen, 13 Bewertungen13