Buch lesen: «Не вернулся»
05.2022
– Вера? – несмело раздался в трубке голос Марата.
– Да?
На другом конце провода вместо ответа пугающим сгустком повисла тишина.
– Алло! – Телефон перехватила старшая невестка Мила. – Вера, привет, слышишь меня?!
– Да, слышу. – Ягодкина, чувствуя неладное, разнервничалась. – Да что такое?!
– Родная, ты присядь, пожалуйста! – Старшая невестка замолкла, а потом нервно, торопливо выдала: – Кости больше нет…
– Это неправда! – не задумываясь, машинально отрезала Вера, оторопев от услышанного. – Мы разговаривали в пятницу. Много переписывались. Всего два дня прошло. Он скоро выйдет на связь! Вас обманули! Кто вообще такой бред сказал?!..
– Коля позвонил! – Мила затараторила быстро-быстро, видимо, взяв чувства в кулак воли. – Плачет, рыдает! Он от воинской части командирован в Ростов на опознание… Вроде сегодня-завтра самолёт с двухсотыми лететь должен… Будем ждать, что скажет!
– Не верю! – рявкнула женщина в ответ. – Может, мошенники позвонили какие – щас нейросети любой голос подделают! Где-то данные достали – и давай прикалываться, сволочи! Пока извещение от военкомата не получу, буду надеяться!
– Верочка, ты, главное, не нервничай! Успокойся, слышишь?!.. Валерьянки попей! Есть у тебя дома валерьянка?
– На хрен не нужна мне валерьянка! Мать знает?
– Мы к ней сейчас поедем и всё расскажем! Купим успокоительного, конечно… А то из военкомата ещё не заявились, а все бабки-соседки уже в ворота ломятся, новостью поделиться. Сын наш уже двух престарелых сорок от калитки перехватил! Обругал их, говорит: Два внука взрослых, сын старший, две невестки — чего прётесь?!.. Сказать, думаете, некому?!
– Понятно. Чёртово село… Ладно, давайте! Мне надо подумать.
Отрубив вызов, Вера провалилась в немой ступор, так и оставшись стоять посреди комнаты. О том, чтобы продолжить писать новую главу, не было и речи. Услышанное, обрушившись на её голову больнее кирпича с крыши многоэтажки, казалось нереальным бредом.
Костя всегда возвращался. Просто пропала связь, как это бывает в местах боевых действий! Или кто-то грязно пошутил – чтоб у него язык отсох… Они же общались в WhatsApp буквально недавно! Её мужа с кем-то перепутали!
Через полчаса произошла разморозка шокированного сознания и началась истерика. Ягодкина заметалась по комнате пуще затравленного зверя, разевая в уродливом глухом крике рот и умываясь слезами. Воздух пустым шипящим свистом вырывался из груди, не давая облегчения.
Костя не мог вот так их бросить. Он обещал вернуться. Писал, что на фронте тихо. Что местные – народ спокойный, приветливый. Что шашлыки с сослуживцами из свежей баранины да уху наваристую на костре варганит. Как же так-то?! Как нет его?!.. Херня.
Только ближе к вечеру удалось с горем пополам взять себя в руки. Южный ласковый ветерок влетал в раскрытое окно вместе с лучиками заходящего солнца. На кухне смотрел телик ничего не подозревающий сын.
«А ведь Сеньке всего девять, – пронеслось в её истерзанной головушке. – Как объяснить, что он теперь сирота?.. Всё неправда! Чушь собачья! Костя вернётся! Он не мог нас оставить! Двадцать лет в Чечне прослужил, а тут четыре месяца на чужой земле – и конец? Может, в плену оказался? Или пропал, но скоро объявится?»
Квартира в ипотеку – считал рациональный мозг, отключая женщину от происходящего, – пять кредитов, что висели на муже. Сама она всё это не потянет. Какие варианты? Продать квартиру, вступив в наследство, закрыть долги, уехать из Краснодара в пригород, что подальше, приобрести маленький дряхлый дом. Им с сыном многого не надо.
Да чего она Костю хоронит, а?!.. Извещения из военкомата нет. Опознания – тоже. Дура! Костя вернётся. Он всегда возвращался.
С этой мыслью в одиночку, скрывая от сына зарёванное лицо, Вера легла в кровать, вытащив из шкафа все вещи мужа и обложившись ими с ног до головы вместо одеяла.
Поспать толком не удалось. Сон был прерывистый, мрачный, тревожный. А при пробуждении раненое сердце ныло ещё нестерпимее. С соболезнованиями около полуночи написали сначала кум, потом ростовские друзья мужа, к которым на ночёвку приехал прапор Коля. Глупые! Фактов никаких на руках нет – нефиг и верить непонятно чему.
06.2022
Похоронили Костю через два дня на новом кладбище станицы, с почётным караулом. Приехал глава поселения, знавший Арину Ивановну, Верину свекровь, лично – она нянчила в детском саду обеих его дочерей. Вместе с главой присутствовали военком, ещё какие-то местные шишки. Народу привалило проститься тьма! Муж Веры – человек дружелюбный да открытый – имел немало друзей.
Бабульки-соседки, стаей набежавшие во двор свекрови, бурно обсуждали войну, куда ставить стол для иконы и портрета, перевязанного чёрной ленточкой, да мимолётом обменивались местными сплетнями.
Веру с сыном привёз из города в село Марат, старший Костин брат. Говорили они в дороге о чём угодно, любыми путями обходя самое страшное, что случилось в их жизнях пару дней назад.
Едва катафалк доставил во двор запаянный цинковый гроб, Ягодкина поняла, что сил подойти к ящику найти в себе не может. Прошло, наверное, добрых минут двадцать, прежде чем на негнущихся ногах ей удалось неимоверной силой воли заставить себя в последний раз взглянуть на супруга.
В верхней части крышки было стеклянное оконце, забравшее остаток надежды, что Костика перепутали с кем-то другим. Восковое лицо мужа с подвязанной челюстью, чтобы не отпадала, было кое-как оттёрто в морге от запёкшейся крови. Кровь больше нигде не удаляли, и она бурыми пятнами покрывала синеватую шею покойника, оставила свои следы в закостеневшем носу, на омертвевших губах и зубах, потерявших глянцевый блеск.
Вдова все два часа прощания просидела возле гроба немой статуей. И не плакала. Не нашлось у неё даже самой захудалой слезинки. Может, потому, что Вера была напрочь отучена рыдать на людях. Как-то с малых лет вбили ей в подкорку родители да окружение, что распускает сопли только последний лох, показывая слабину. Нормальные люди не плачут. А может, не прослезилась потому, что сознание так и не поверило, что мужа больше нет и спустя десять лет брака она осталась одна с малолетним сыном на руках.
Свекровь, растерянная и потерянная, металась то к гробу, то от гроба в желании чем-нибудь помочь, хотя организацией занималась старшая невестка. Видимо, так Арина Ивановна проживала факт, что её младшего сына, защитника и кормильца, разорвало снарядом. Сенька, забытый родной матерью, стоял неприкаянный у стены дома. Иногда к нему с замечаниями подходили старушки, требуя то снять бейсболку – мол, на похоронах всё-таки – то надеть обратно – солнце репку напечёт. Вера в это время как мать была не способна ни взять собственного ребёнка под крыло, ни угомонить назойливых блюстительниц сомнительного порядка.
От гроба несло трупным запахом. Ягодкину терзали догадки, что муж погиб не в обозначенное в документах воскресенье, когда под нею нежданно рухнул письменный стол (который Костя несколько лет назад собственноручно собрал для обожаемой жены), а в пятницу. Именно в тот момент, когда оборвалась связь и их активная переписка закончилась на его сообщении: Вот увидишь, всё будет хорошо. Я вернусь, а её признания в любви так и не дошли до адресата. Что-то трезвое и циничное в затуманенном сознании также подсказывало, что в цинковом гробу Костя приехал не целиком – уж больно легко его подняли шесть юных, стройных, толком не оперившихся кадетов в парадной форме. К концу последних минут прощания, перед самым спуском в объятия матушки-земли, овал лица останков самого дорогого и любимого мужчины знатно поплыл – видимо, тело после морга разморозилось и начало отекать.
В оконце крышки поленился заглянуть, наверное, только слепой. Все будто хотели убедиться, что там лежит бездыханное тело военного, а не муляж. Праздное любопытство – оно такое. К свекрови подходили с соболезнованиями, а к Вере, жене покойного, – никто. Может, потому, что в станице женщину мало кто знал, хоть она здесь родилась и выросла. А может, просто не считали нужным – ну, уж это их право.
Со стороны Веры из провожавших были только старший брат с женой да одна двоюродная сестра. С Пичугиными молодая вдова давно уже толком не общалась – контакт как-то разошёлся, да и они всегда были будто чужие. Но перед похоронами Ягодкина хотела опереться хоть на кого-то знакомого и позвонила им, хотя понимала – со своим горем всё равно останется один на один.
– Крепись, моя дорогая, крепись, – шептала Вере на ухо невестка. Её длиннющие когти-стилеты грозили впиться молодухе в плечо. – Всё будет хорошо.
***
Поминальный зал забился людьми до отказа. Глава станицы произнёс душевную, поддерживающую речь про покойного, за что вдова и свекровь были ему благодарны.
– Ты вот что скажи, моя хорошая, – грозно поинтересовалась, перегнувшись внушительной грудью через покрытый белой скатертью стол, Александра, жена Вериного брата, – чем будешь теперь заниматься, чтобы отжить горе?
Остальные восемь человек, что расположились с ними за одним столом, внимательно уставились на Верину скромную персону. Невестка обожала поучать золовку с высоты своих прожитых пятидесяти лет, и ей всегда было как-то ровно, что той вроде бы не семнадцать годиков, а тридцать шесть.
– Над книгой продолжу работать, – смущённо ответила Ягодкина, почувствовав себя маленькой. – Плюс блоги регулярно веду, много пишу…
– Ну это понятно! – отмахнувшись, громко сказала Александра, не дав ей закончить. – А кроме этой ерунды, что ещё будешь делать серьёзное? Тебе, милочка, предстоят трудные деньки! О сыне, мать, подумай, а не о книжках всяких непонятных!
Захотелось провалиться под землю – настолько потерянной вдова себя ощутила при всём том честном народе, на глазах которого за поминальной трапезой невестка отчитывала её, как какую-то последнюю кулёму. Ягодкина не нашлась, что ответить, и робко вжалась в стул.
– Говорят, вроде выплаты за погибших от государства должны быть, – заговорила, растягивая слова, двоюродная сестра, чем спасла скорбевшую от навязчивого диалога. – Около десяти миллионов, по-моему… И долги солдат закрывают!
– Ох ты ж!.. Тоже об этом слышала!!! – знатно оживилась жена брата, забыв о поучениях, и натужно рассмеялась: – Богатой, Верка, станешь!!! Зазнаешься! За людей считать других не будешь!
Ягодкина, буркнув в ответ что-то несуразное, окончательно стушевалась. Пустая её голова была не способна предложить ничего адекватного, чтобы хоть как-то закрыть темы, которые были затронуты совершенно не к месту.
***
Прошли девять поминальных дней. Вера с Милой отвезли кулёчки с конфетами родне и знакомым. Заезжали на кладбище к захоронению, поправляли венки, угощали ластившихся бродячих собак – Костя ладил с животными, и, казалось, они тянулись к нему даже после смерти, облюбовав его могилку.
Николай, прапорщик из части, где служил Костя, привёз скромные остатки вещей усопшего друга. Там, на чужбине, солдаты разобрали всё ценное, чему вдова была рада – Косте пожитки уже были не нужны, а живым на поле боя всё пригодится.
Перед отъездом после поминальных сорока дней Коля вызвал Веру за калитку, дабы поговорить с глазу на глаз.
– Держи, это тебе. – Николай, вздохнув, вытащил из заднего кармана военных брюк шелестящий квадрат.
– Что это? – Нахмурилась Вера и тут же поняла, что за вещь спряталась в измятом пакете.
– Он был при Косте в гробу. В Ростове, когда шло опознание, врач достал его из потайного кармана Костиной куртки. Как видишь, аппарат не пострадал. Рабочий. Просто разряжен. Потом зарядишь его, посмотришь… Память всё-таки. Только щас пакет не раскрывай, – предупредил вдруг прапорщик.
– Почему? – удивилась Ягодкина, едва начав ворошить целлофан.
– Принюхайся. – Николаю было явно тяжело говорить. – Чувствуешь?
Запах тухлой крови. Разложения. У женщины внутри будто что-то лопнуло от ужаса. Телефон был с мужем, когда по грузовику, в котором он, водитель да военный хирург перевозили раненых, жахнул снаряд. Телефон видел, как умирал её Костя, и всё запомнил. Только телефон был рядом тогда, когда она, законная супруга, была нужна своему дорогому человеку больше всего.
Свидетель Костиной смерти приехал вместе с Верой в Краснодар, потому что она толком не знала, что с ним делать. Достать из памяти фотографии, полистать переписки покойного… И что там искать? Всё теперь казалось тленом. Сотовый в итоге был оставлен в коридоре, в кармане дорожной сумки. Поставить его на зарядку, даже просто прикоснуться – на это не нашлось у вдовы никаких душевных сил.
07.2022
После поминальных сорока дней Вера будто впала в забытьё. Подвисла где-то между реальностью и бредом, сном и явью, не в силах обрести опору. Вся в чёрном, покрытая траурным платком, обходила один за другим банки, выдавшие когда-то мужу кредиты.
Какое-то нелепое везение, что Костик за месяц до внезапной гибели передал в письме через закадычного сослуживца Николая свою банковскую карту вместе с реквизитами банков-кредиторов, чтобы жена на гражданке платила его долги без просрочки. Как сейчас Вера помнила свои широко распахнутые глазёнки: оказалось, займы почивший муж ловко скрывал – и, если б не чужая безлюдная территория без сотовой связи, она бы ещё долго не прознала про долговые обязательства.
Суммы висели не маленькие. Откуда, как и когда он умудрился понахватать кредитов? И главное, зачем?.. Ягодкина была уверена, что те времена, когда их семье пришлось туго и надолго затянуть пояса, уже прошли. А нет, ничего не прошло, ничего не закрылось.
Можно было бы, конечно, сделать вид, что должник почил, а жена законная не в курсе его займов была – но, уж простите, это какой-то инфантилизм. В реальной жизни не прокатит. Как человек, зарабатывающий весьма скромно и далёкий от финансовой грамотности, Ягодкина понимала: с банковским сектором не шутят. И они в любом случае своё заберут. Ещё и чужого кусок смачный откусят. Нужно вести открытый диалог.
Хоть и соображала писательница туго после всего свалившегося, тем не менее от внезапных открытий её это не уберегло. Например, что коммерческие банки работают с клиентами совсем иначе, чем огромный разъединственный почти государственный.
Раньше Вера принимала коммерческие финансовые структуры за паразитов и крохоборов. Но именно в них по итогу к ней отнеслись по-человечески: всё чётко разъяснили, да и условия закрытия долгов погибшего в результате наследования оказались весьма приемлемыми.
В государственном банке с военной вдовой беседовали как с подозрительным существом сомнительной гражданской наружности. Взяли да отсканировали для изучения всё, что скорбевшая смогла предоставить: ксерокс справки патологоанатома, извещение из воинской части, ещё справки справок, все виды свидетельств, сфотографировали угрюмую физиономию – и обещали по её вопросу перезвонить. Через неделю брякнуло СМС, что проценты по долгу покойного продолжат начисляться, а когда мадам вступит в наследство, обязана будет выплатить и долг, и проценты, и неустойку за полгода ожидания.
«Вот это государственный! Вот это лояльный! Верь теперь на слово!» – впечатлилась Вера, представив, какая сумма накопится благодаря процентам и неустойке за шесть месяцев ожидания вступления в наследство. Знатно огорчившись, Ягодкина твёрдо решила, что это урок. Взаимодействовать с банками даже ради небольшой кредитной суммы с привлекательной процентной ставкой – последнее дело. Особенно с государственным. Конкретно в её скромной жизни ни одного даже самого захудалого кредита впредь не будет. Мягко стелют, да жёстко спать.
02.2011
Будущие супруги Ягодкины познакомились через общую знакомую. Костина сестра Людмила работала вместе с Верой Пичугиной в станичной школе. Пичугина – учитель русского и литературы, а та – младших классов. Женщина обаятельная, взбалмошная, компанейская, Люда пришлась Верке по вкусу, хоть и была старше почти на четырнадцать лет.
Пичугина, мамзель закрытая, домашняя, совсем не общительная, в свои двадцать пять годиков на жёлтом велосипеде путешествовала на работу и обратно – в родную хату под крылышко маме. Никогда никуда не ходила, друзей не имела. Школа, уроки, тетради, классное руководство. Скучно и приземлённо, но её всё устраивало.
С Людмилой можно было на равных поговорить на любые темы. Вера чувствовала себя рядом с ней как рыба в воде. Разведённая мать двоих детей-подростков, воспитывавшая строптивых отпрысков в одиночку, Люда никогда не унывала, сопли не распускала, хоть и ничего ей легко не давалось, а уж очень хотелось. Обиды на бывшего спившегося мужа отпускать приятельница не собиралась и помнила ради одной только злости каждую мелочь, что провинившийся мужик когда-то ей учинил от незрелого ума-разума.
Незамужняя Пичугина, неопытная мамкина душа, в свои двадцать пять бальзаковскую подругу крепко жалела. Как ни крути, тяжко одной, без мужниных алиментов, на одну крохотную учительскую зарплату детей растить. Особенно если вдобавок личная жизнь после давнего развода никак не складывается, но очень мечтается.
– Верочка, а давай я тебя с двоюродным братом познакомлю? – предложила коллега, когда дамы вместе шли домой после напряжённого трудодня. – Он такой у нас большой и стеснительный! Как медведь! Военным по контракту в Чечне служит. Давно уже! Ещё с армии. Сейчас в отпуск к матери на месяц приехал, по хозяйству суетится. Ему тридцать – на пять лет тебя старше. Хорошо на военке зарабатывает, между прочим! Костя у нас богатый, дом знатный отгрохал, а жены нет. Потому что молчун он да и скромный очень… Прям как ты. Я ему твой телефончик дам?.. Вдруг что и получится! Может, чего подарит: конфет, например, или денежек подкинет!
Вера прекрасно понимала, почему у Люды такая зацикленность на чужих доходах, – своих потому что кот наплакал. Разволновалась же не на шутку Пичугина от другого: маменькиной доченьке в её лице выпал хоть какой-то шанс познакомиться с представителем противоположного пола, о котором ей, самозапертому домашнему отшельнику, даже не мечталось.
Ожидание звонка длилось больше недели. В один приятный январский вечер в трубке сотового раздался строгий мужской голос, предложивший встретиться в местном ресторанчике, популярном из-за малого количества достойных конкурентов.
Учительница русского переволновалась, потому что толком никогда с мужиками не разговаривала. Тем более на свидании. Ягодкин, выяснилось позже, переволновался тоже, так как с дамами общался лишь по работе, а на свидания не ходил из-за трудовой загруженности. Молодые трындели как потерпевшие, дабы создать видимость открытости и расположенности. Константин от нервов опрокинул на платье педагога бокал красного вина, но Пичугина, издёрганная из-за новой обстановки, не придала опусу никакого значения, чем заслужила в мужских глазах благодарность и уважуху.
Они вцепились друг в друга, как голодные медведи за последний шанс полакомиться мёдом. Нет, не в плане страсти. Из-за набившего оскомину одиночества и желания создать пару. Возраст у обоих, понимаете, был, по сельским меркам, неликвидный. Ровесницы Веры лет эдак в восемнадцать уже первенцем обзавелись. За женскую невостребованность молодой Пичугиной давно активно переживали все соседи и родственники, докучая её матери расспросами: «Когда?! Ну когда же?!.. Почему в девках ходит?»
Задолбалось учительнице терпеть сомнительные предложения, подсунутые знакомыми от излишнего желания поучаствовать в чужой жизни. То на того, Верочка, посмотри: пусть и на пятнадцать лет старше, зато один у мамки своей, дом ему достанется. То на этого: ну и пусть дворник в интернате в свои тридцать два, зато холост. Чего куксишься?!
«Никому не нужная, да?» – посмеялись одноклассницы на вечере встречи выпускников несколько лет назад, и холостая Пичугина, расстроившись, посещать эти пресловутые вечера перестала. Замуж надо. Замуж пора. Тебе двадцать пять. Стыдно как-то. Мама нервничала, устав оправдываться перед людьми за просроченную женскую судьбу дочки, поэтому Костя спокойно зашёл гостем в их дом. Вдруг останется?
Они не влюбились друг в друга без памяти. И секс сногсшибательно страстным не был, хоть и договорились молодые на третий день знакомства. Смысл было церемониться – часики-то тикают. Зато парочке было комфортно. Ягодкин не напрягал Веру. Пичугина не напрягала Костю. Пойдёт, как говорится.
К концу своего отпуска молодой военный поставил условие: отношения продолжаются, если по итогу закончатся свадьбой. Остальные варианты его не интересовали. Пичугина, хоть из-за шока поначалу и оказала сопротивление такому заявлению, впоследствии согласилась. От радости, конечно: значит, всё-таки ликвидная баба.
Костя после ещё пару раз приезжал в станицу повидаться и уезжал обратно в часть. Расписались они спустя девять месяцев после первой встречи, вызвав у соседей, не успевших из-за Веркиной закрытости подметить вовремя ухажёра-жениха, бурный ажиотаж и кучу сплетен. Ещё через два месяца новоиспечённая Ягодкина забеременела Арсением.
С возрастной подругой Людмилой Вера разошлась совсем не миром. Людка не простила коллеге и не спустила, что та, невзрачная домоседка, быстро и, по её женскому мнению, выгодно выскочила замуж. Что перезрелую училку выбрали, недолго думая, в жёны, как достойную и перспективную. Впервые столкнувшись с чёрной завистью, основанной на обиде и несчастной доле, Ягодкина огорчённо осознала, что женщины, считающие себя в чём-то обделёнными, не способны искренне порадоваться за товарку, чья судьба вдруг затанцевала по-иному.
