Гептата

– И зачем понадобилось возвращаться? – спросила Лаура, настороженно поглядывая на мирно спавшего сына.

– И об этом ты тоже уже догадываешься.

Лаура сделала широкий шаг и встала между незнакомкой и младенцем на кровати.

– Ты здесь, чтобы забрать его у меня? Если так, то знай – я его не отдам.

На лице женщины появилась холодная снисходительная улыбка.

– Похвальная решительность. Она была права на твой счет.

– Она? Кто она?

– Моя сестра, – ответила женщина, – она сказала, что ты станешь хорошей матерью для мальчика. Что лучшей матери ему не найти.

– Значит и то, что я не отдам своего сына, она тоже говорила.

– Не волнуйся за него, я ведь уже сказала. Ему ничего не угрожает. Хотя, буду с тобой честна, если бы была моя воля, то я бы забрала его с собой сегодня же, – Лаура хотела было ответить, но собеседница остановила ее, подняв руку, – но, к сожалению, я не вправе влиять на его судьбу. Так гласит один глупый договор. И мы обе сделаем сейчас вид, что я впредь буду его придерживаться. Твой сын останется с тобой. Обещаю. Но никакой договор не помешает мне влиять на его будущее. Разумеется, с твоей помощью, сестра.

– Договор? Ты хочешь сказать, что…

– Я хочу сказать то, что говорю. Не больше и не меньше. Давай, Лаура, скажи мне, кто я?

– Ты из старых богов..? – ни то спросила, ни то констатировала сбитая с толку Лаура.

– Ну-ну, – женщина снова скептически улыбнулась, склонив голову на бок, – не будем о возрасте. Но в целом – ты права. Я из богов.

Большие глаза Лауры вновь расширились, и смятение отразилось на юношеском гладком лице.

– Как такое возможно..? – прошептала она.

– Ты о чем?

– Ты – Азура? Стара… – Лаура осеклась, видя, как собеседница вдруг изменилась в лице, прищурив глаза, – богиня справедливости? Никогда не думала, что…

– Что? – спросила Азура, заметив замешательство собеседницы.

– Что это все правда.

– Ну, это и немудрено. Ты слишком молода, чтобы что-то помнить. Да и людей, которые помнят нас, уже не осталось. А раз нельзя помнить, то остается только верить. К сожалению, а может и к счастью, люди очень быстро придумали себе новых идолов, – она покачала головой, взглянув на мирно спавшего мальчика, – такова человеческая сущность. Ему непременно нужен предмет поклонения. С этой его чертой ничего не поделать.

– Скажи, откуда такой интерес к моему сыну? – спросила Лаура, не обратив никакого внимания на философские рассуждения собеседницы.

– Уверена, что с твоей прозорливостью, ты уже смогла обо всем догадаться.

– Я теряюсь в своих догадках. Ибо их слишком много. Поэтому я хочу, чтобы ты ответила.

Азура снова убрала прядь белых волос с лица и взглянула в глаза стоявшей напротив девушке со скептическим прищуром.

– Ты совсем не такая глупая, какой хочешь показаться, и все сама понимаешь. Всегда понимала. Иначе, как еще объяснить то, что у тебя родился ребенок? От кого он родился? Ведь ты прекрасно знаешь, что для этого нужен мужчина.

– У меня были мужчины…

Она не договорила. Ее слова прервались, стоило Азуре одарить ее очередной своей улыбкой.

– Прекращай, сестра. Ты вдруг позабыла, с кем говоришь? Мы обе знаем, что не было. Ни одного. А тот, что якобы был, не сумел бы даже запустить воздушного змея без посторонней помощи, не то, что зачать ребенка. Нет, ты всегда понимала, с самого момента, когда прибежала к настоятельнице с задержкой, что тот, кто зреет внутри тебя – не простой ребенок.

На бледном лице Лауры проступил румянец.

– Ты ведь не заберешь его у меня? – спросила она, в миг сменив тон с нарочито жесткого на умоляющий, – прошу тебя. Он – все, что у меня есть…

– Успокойся, – Азура заключила в свои холодные ладони ее руку, – я ведь сказала тебе, что он останется с тобой. Но ты должна всегда помнить, кого именно родила на свет. И смириться с мыслью, что он не принадлежит, и никогда не будет принадлежать тебе. Ты была избрана божьей волей, чтобы произвести на свет одного из нас. Точно так же, как когда-то очень и очень давно была избрана моя мать, и матери каждого из нас.

– Дитя божьей воли… – тихо произнесла Лаура, выпустив наконец наружу слова, которые так долго хранила в себе.

– Именно так, сестра. Чем раньше ты это примешь, тем скорее тебе станет легче. Не волнуйся, с этого момента я всегда буду рядом с тобой и позабочусь, чтобы мальчик был в безопасности. Мы вместе направим его судьбу туда, куда она должна течь.

* * *

Толстый, но не утрамбованный слой снега, прикрывший за ночь лаз в наспех сооруженную белую пещеру, легко поддался обычному пинку ногой, впустив внутрь свет и свежий морозный воздух.

– Как же я ненавижу этот холод, – проворчал Игорь, выбираясь из снежного плена, поднимая ворот и плотно застегивая свой тулуп, – нет от него спасения.

Вылезший наружу следом молодой человек уже держал в руке очередную извлеченную из сумки ампулу.

– Пей, – сухо сказал он, окидывая равнодушным взглядом белое пространство вокруг.

Игорь раздраженно выхватил небольшую емкость из рук спутника и, взболтнув содержимое, быстро откупорил крышку.

– За тепло катарских песков! – сказал он и опустошил пузырек, после чего поморщился, – гадость… Много там еще осталось?

– Тебе хватит, – ответил Тим, закидывая сумку за спину.

– А ты как? Может тоже выпьешь?

Молодой человек ухмыльнулся в ответ.

– Пошли, старик.

Они снова двинулись в путь в направлении скал, отчетливо видимых на юге в свете взошедшего яркого солнца. В стоявшем штиле и абсолютном молчании был отчетливо слышен хруст свежего снега под каждым новым шагом, с таким трудом дававшимся путникам. Ноги по колено утопали в пушистой массе, словно они переходили в брод бесконечные болота. Рельеф на пути менялся. Равнина под ногами постепенно превращалась в небольшие холмы, взбираться на которые было невероятно сложно, но зато спуск давался гораздо легче, чем движение по прямой поверхности. С особо крутых склонов Игорь предпочитал катиться кубарем, после чего всякий раз поднимался на ноги, отряхиваясь с поистине детским восторгом, после чего искал единодушия в глаза спутника, но снова и снова лишь махал в сторону того рукой, видя в ответ равнодушный взгляд.

– Нельзя быть таким суровым, пацан, – сказал Игорь, в очередной раз совершив свой неловкий кульбит, больше походивший на случайное падение, нежели на спланированное действие, – ты еще слишком молод для такой серьезности.

– Ты веселишься за нас обоих, – ответил Тим, брезгливо отряхивая ноги.

– А мне только и остается, что веселиться. Есть вероятность, что к завтрашнему вечеру поводов для веселья не останется.

– Все будет нормально.

– Если все россказни про них правдивы, то…

– Это россказни, – прервал его Тим, – и ничего более. На деле, они окажутся самыми обычными людьми. Со своими причудами, но все же людьми.

– Ага, людьми. Живущими под землей и поклоняющимися своим богам.

– Какая разница, каким богам они поклоняются? Боги все равно нас давно не слышат.

– А вдруг слышат? – спросил Игорь, – вдруг Диомед прямо сейчас смотрит в свой хрустальный шар на нас. Этими словами ты расстроишь его.

Он усмехнулся и стукнул молодого человека по плечу.

– В таком случае, мне очень жаль, что бога могут расстроить слова обычного маленького человека. Если бы так произошло, то я бы всерьез задумался, бог ли он вообще.

– Ну, во-первых, не обычного, – ответил Игорь, – во-вторых, ты ведь не думаешь, что они не смотрят за жизнями своих избранников? Нет, пацан. Они коснулись нас не для того, чтобы оставить.

– Ну да. И именно поэтому, куда бы мы ни пришли, везде их избранников гонят и преследуют. А они там сидят и просто смотрят за всем этим. Думаю, что, либо они забыли о нас, либо…

– Либо нам не суждено понять их замыслов, – добавил Игорь, – они ведь боги.

– Либо нет никаких богов, старик. И все это просто сказки.

Игорь улыбнулся и, прищурившись, взглянул на спутника.

– Диомеду точно не понравятся твои слова.

Тим пожал плечами.

– Что ж, может хоть в таком случае он сделает что-нибудь.

– Нет, пацан. Они ведут нас, я точно знаю. Своих избранников. Иначе, как еще объяснить то, что даже не смотря на все трудности, мы до сих пор живы и до сих пор продолжаем двигаться.

– Удача, везение, ум в конце концов…

– И все перечисленное – воля богов, – ответил Игорь, подняв глаза к небу, – и не задирай нос слишком высоко.

– Ты неисправим в своей простоте, старик.

– Ага. Как и ты в своей упертости.

Весь день, пока путники шли, не было ни снега, ни ветра. Природа будто бы успокоилась, стоило высоким стенам великого города скрыться за горизонтом. Мороз, хоть и по-прежнему был колюч, но уже не казался таким страшным. К вечеру Игорь даже ощутил на своем лице тепло заходящего солнца, медленно закатывающегося за скалистую гряду. Когда совсем стемнело, и небо усыпалось россыпью звезд, ярких и не очень, путники решили сделать привал прямо на вершине очередного снежного холма. Вытоптав небольшую поляну в снегу, Игорь принялся рыскать в закромах своей одежды в поисках старого платка.

– Да где же он, черт его дери? Наверно выронил по пути.

Тим извлек из сумки старую выцветшую майку с большой дырой на груди и протянул спутнику.

– Используй это.

– О, благодарю.

Бородатый мужчина расстелил ткань на снегу между ним и сидевшим напротив молодым человеком, и, после ряда манипуляций руками, над майкой вспыхнул небольшой огонек. Игорь опустился на колени и протянул к пламени руки. То и дело, он закрывал глаза, поворачивая голову в сторону скал, что очень напоминало причудливый нервный тик.

– Что? Видишь что-то?

– Нет, – ответил Игорь, мотнув головой, – просто показалось.

С его густой бороды и усов падали капли таящих сосулек. Накопившаяся за день усталость затрудняла даже движение языка, так, что каждое новое слово давалось ему с трудом, но он все равно продолжал бороться, лишь бы не переставать говорить, и лишь бы избежать продолжительного тягостного молчания. Тим знал его слишком хорошо, чтобы понимать, что он не может выносить тишину.

– Как думаешь, – спросил Игорь, когда молчание слишком затянулось, причиняя дискомфорт, – как она там сейчас?

Молодой человек пожал плечами, не отводя стеклянного взгляда от небольшого пламени над куском старой ткани.

– Я не думаю об этом.

– Тебе не кажется, что это неправильно?

– Что именно? – уточнил Тим.

– Неправильно не думать. Ты так убежден, что она вернется, но при этом избегаешь всяких мыслей о ней.

Молодой человек, наконец, оторвал взгляд от огня и безразлично взглянул на спутника, лежавшего на боку на утоптанном снегу, подперев рукой голову.

– Как эти мысли помогут ей? Или мне.

– Нельзя же все держать в себе, пацан, – осторожно ответил Игорь, стараясь не встречаться взглядом с собеседником, – так можно заработать себе какое-нибудь расстройство.

– Какое-то из тех, которое я себе еще не заработал?

– Я к тому, что ты всегда можешь поговорить со мной. Не нужно думать, что ты один несешь этот груз. Какие бы там тайные договоренности между вами не были, я тоже в этом во всем участвую, знаешь ли. А впечатление такое, будто ты сам по себе, а я – сам. Это неправильно.

– Ты рассуждаешь, как ревнующий муж. Глупо, тебе не кажется?

– Может и так, – ответил Игорь, – я скучаю по ней.

Тим снова взглянул в огонь, отразившийся неприятным блеском в его темных глазах.

– Говоришь о том, что я избегаю разговоров о ней, при этом сам ни слова не сказал об Ионе. Как будто бы ее и нет…

– Не надо, пожалуйста, – прервал его Игорь, приподнявшись и садясь, – не время для жестокости.

Молодой человек улыбнулся и покачал головой.

– Выходит, что не у одного меня есть запретные темы. И выходит, что из нас двоих именно ты прячешь голову в песок, старик.

Теперь уже Игорь покачал головой, но его раскрасневшееся лицо при этом потемнело от гнева.

– Ты невыносим.

– Поэтому я предпочитаю молчать. Чтобы тебе было проще.

– Ты не идешь за ней, потому что вы так условились?

– Ты знаешь ответ, – прошептал Тим, ложась на снег и подкладывая под голову сумку.

– Представь, что ты нужен ей. Прямо сейчас, в этот самый момент…

– Отвали, старик, – перебил его молодой человек, – просто ложись и спи.

– Если она все-таки не вернется, как ты будешь жить, зная, что мог вернуть ее, но не стал делать этого из-за какого-то…

– Обещания?

– …уговора.

– В этом и разница между нами. Для меня обещание что-то значит.

– Выходит, что для меня не значит, да? – громко спросил Игорь, вскочив на ноги.

Молодой человек взглянул на его яростный порыв и улыбнулся.

– Тебе бы расслабиться. Нельзя так резко вскакивать в твоем возрасте. Того и гляди, спину повредишь. Или колени.

– Не смей упрекать меня…

Тим демонстративно отвернулся на бок спиной к стоявшему напротив мужчине.

– Эй! Я с тобой говорю, пацан! Не отворачивайся.

– Ты устал, старик. Ложись спать. Только медленно. Не хочется тащить тебя на себе, когда у тебя спина заболит.

– Да черт с тобой! Будь ты неладен!

Игорь махнул рукой и, переступив через огонек, раздраженно прошагал к краю вытоптанного пятака, провалившись в глубокий снег по самые колени. Он снова выругался, вышел обратно на утрамбованный снег, отряхнул ноги и завалился на спину.

– Как тебе будет угодно, – ответил Тим, не видевший этого порыва, но прекрасно понимающий, как именно ведет себя в этот момент его спутник.

Они не обмолвились ни словом с самого рассвета и до момента, когда солнце, выкатившись на высшую точку своего пути, медленно устремилось вниз. Молодой человек чувствовал, как молчание тяготит спутника, как тот все больше злится, теперь уже на самого себя, как его переполняют эмоции, вызванные бессилием. Чувствовал и ничего не делал. Просто шел вперед, снова и снова извлекая одну за другой ноги из белого вязкого плена. Скалистая гряда росла впереди с каждым новым шагом, а воздух прогревался все сильнее. Мороз больше не колол лицо, а снег под ногами изменил свою структуру, уплотнившись и покрывшись слоем наста, хрустевшего под весом. К вечеру, когда последние отголоски солнца угасли, скалы застилали всю линию горизонта с востока на запад, отвесной мрачной стеной возвышаясь к самому небу. Казавшаяся издали идеально гладкой поверхность камня сейчас представала в совсем ином свете. Сотни расщелин испещрили монолит вдоль и поперек, напоминая один огромный разросшийся наспех сооруженный улей. Они шли все дальше и дальше, даже в абсолютной темноте, пока, наконец, не достигли подножья вырывавшегося под практически прямым углом из земли монолита. Нанесенный ветром снег лишь немного сглаживал остроту границы между белой равниной с пологими холмами и будто бы чужеродной грядой, выросшей из промерзлой земли. Молодой человек сбросил сумку и устало опустился на плотный снег, в котором ноги теперь уже не утопали по самые колени. Он взглянул на спутника, замершего у самой скалы и завороженно смотревшего вверх.

– Видишь кого-то?

Игорь еще несколько мгновений глядел вверх, словно завороженный, после чего мотнул головой.

– Нет, просто кажется, – ответил он, садясь рядом с Тимом, – может живность какая-то мелкая.

– Точно мелкая?

Игорь вздохнул и лег на спину.

– Точно.

Лежа на снегу, он пытался разглядеть вершину естественной преграды, которую им предстояло преодолеть с первыми лучами завтрашнего солнца. Вершины, терявшейся в ночном мраке.

– И как мы будем туда подниматься?

– Осторожно, – ответил Тим, ложась на бок.

– Сомневаюсь, что у меня получится.

Молодой человек пожал плечами.

– Либо так, либо остаться тут и замерзнуть. Выбор невелик. Придется постараться.

– Может одна из эти пещер сквозная? – с надеждой в голосе спросил Игорь, – если так, то не придется карабкаться на самый верх.

– Может и так. В любом случае, нам хотя бы не придется лезть без остановки. Сможем устраивать привал так часто, как захотим.

– Поднимемся немного, и все станет ясно. Если есть проход, то я его увижу.

– Конечно увидишь.

Тим достал из сумки небольшой кусок черствого замерзшего хлеба и, отломив край, протянул его спутнику. Тот повертел твердый как камень продукт в руках и брезгливо положил его в рот. Пытаться разжевать его не было смысла, так что, он просто держал его за щекой, давая внутреннему теплу сделать свое дело. То и дело Игорь поглядывал на скалу взглядом, тревожность которого не ускользала от его спутника.

– Да что там такое? Чего ты так смотришь?

– Я не пойму… – задумчиво ответил Игорь, – есть какое-то движение, но ничего конкретного.

– Это могут быть люди?

Игорь мотнул головой.

– Нет, людей бы я сразу распознал.

– Ну если не люди, то и волноваться нечего. С живностью я как-нибудь справлюсь, – ответил Тим.

– Мы ведь не знаем, что это может быть за живность.

– Мы знаем, что она не может быть разумной. А остальное неважно.

– Я прямо чувствую, что тут все меняется. Чем ближе подходим к катарской пустыне, тем отчетливее это чувство.

– Ты накручиваешь себя, старик, – сказал молодой человек, улыбнувшись, – прекращай это.

– Нет, говорю тебе, что тут все другое. Ты разве сам не чувствуешь? Теос ведет нас в неизведанность…

– Ну снова-здорово, – Тим махнул рукой, – оставь ты уже в покое своих богов.

Игорь с недоверчивым прищуром взглянул на собеседника.

– Когда-нибудь эта стена рухнет, – сказал он.

– Рухнет? – Тим окинул взглядом величественный монолит, – как она может рухнуть?

– Я о твоей стене. За которой ты прячешься.

– А, ты снова об этом. Ясно.

– Не хотелось бы, чтобы тебя завалило, пацан. Будь осторожен. Оставь себе небольшую лазейку. Уверенность – это конечно очень хорошо и похвально, но запасной вариант тоже должен быть всегда.

– Ты не переживай за меня. Я выберусь. Или ты волнуешься, что и тебя тоже завалит?

– Нет, меня не завалит обломками твоей стены. Потому что я ни в чем так категорично не уверен.

Тим улыбнулся, подняв брови.

– Как-то это не похоже на положительную характеристику, знаешь ли.

– А я и не пытаюсь себя нахваливать. В молодости мы все категоричны. Есть только черное и белое. И если уж мы выбираем одну сторону, то придерживаемся изо всех сил.

– У тебя сегодня лирическое настроение, – сказал Тим, – мне это по душе.

– Ты шутишь, пацан, а я серьезно. Позже, когда доживешь до моих лет, вспомнишь об этих словах. Все через это проходят, поверь.

– Хорошо, я верю. Теперь можно поспать? Хотелось бы набраться сил перед подъемом.

– Спи конечно. Я тоже буду. Устал я. Сейчас бы съесть чего-нибудь… жаренного. На костре, с дымком.

Они замолчали, но Тим чувствовал, что спутник никак не может уснуть. Он ощущал его беспокойство, бывшее слишком сильным, чтобы мешать лишь ему одному, и распространявшееся вокруг будто зловонный смрад.

– Не спишь? – спросил молодой человек, не оборачиваясь.

– Что-то не получается.

– Тогда я расскажу тебе историю.

– Расскажешь? Историю? Ты что, бредишь что ли?

– Нет, я серьезно, – ответил Тим.

– Вот это да! Ты решил поговорить со мной. Целая история… с ума сойти.

– Заткнись и слушай. Может быть, услышав это, ты сумеешь хоть немного меня понять. Вы с матерью и Ионой были тогда в Плайя Соледа, в морских землях. А я как раз закончил последний этап обучения. Дело было в храме Ходрат. Там, где дуют ветра. Мне предстоял долгий путь в вашу сторону. Спуск с горы, на которой стоит храм, потом гряда. Все ниже и ниже, пока не доберусь до равнины. Такой зеленой, напоминавшей океан, поросший густой травой. Я спускался три дня, проводя ночи в расщелинах или, если не удавалось укрыться, то на небольших плато, обдуваемых ветрами. Такими сильными и такими холодными, что не будь я уверен в том, что спущусь, остался бы там навсегда. Но я был уверен. И вот, когда впереди осталась последняя скала, не такая высокая и отвесная, как эта, но столь же величественная, я пришел к камню. На небольшом выступе покоился огромный валун. Большая его часть висела в воздухе над пятидесятиметровой пропастью. Казалось, что он не мог там стоять, и что дикие ветра должны были давным давно сдуть его вниз или разрушить крохотную опору, но он был там. Целую вечность. И вот, стоя перед этим камнем, я осознал неизбежность. Нужно ли мне было подниматься на него? Ведь он должен был упасть вниз в конце концов, это было неизбежно. Что, если именно вес моего тела превысит нагрузку на выступ, и камень сорвется? Что, если участок скалы треснет, стоит только мне поставить ногу на этот камень. Я провел на том выступе целую ночь, размышляя о природе этого явления. И тогда я понял то, что снова изменило меня. Все случится так, как и должно случиться. Я ступлю на этот камень и подойду к самому его краю. И если ему суждено будет сорваться под моим весом, то так тому и быть. Но, если этого не произойдет, если камень устоит, то я до конца своих дней буду уверен в том, что делаю. И я поднялся. И подошел к границе, отделявшей меня от бездны. И стоял там так долго, как только мог. Сначала мне было страшно. Я прислушивался к каждому звуку, уносимому ветром, к каждому шороху. Я не решался распрямить спину, потому что боялся. Но прошла минута, за ней еще одна, и я выпрямился во весь рост. И расправил руки, удерживаемый встречным ветром, над самой пропастью, внизу которой затаилась ожидавшая меня смерть. Она так и не дождалась меня тогда, хоть я и шел сам, своими собственными ногами в ее объятия. Вот такая история, старик. Если бы ты сейчас не спал, то, возможно, понял бы, что наши убеждения стоят всего на свете. Добрых снов тебе, старый друг.

Он снова не сумел уснуть, особенно не пытаясь это сделать. Бескрайнее небо над головой было затянуто массивными темными облаками, и лишь изредка то там, то тут, через плотную пелену пробивался проблеск одинокой звезды, тут же снова исчезая. Огромный камень на уступе, выпущенный из чертогов памяти, теперь отказывался возвращаться в свою темницу, и вновь и вновь возникал перед глазами. Ноги вспоминали дрожь и неуверенность, тело – пронизывающий холодный ветер, а глаза видели пустоту, зияющую внизу. Пустоту неизбежности, которую в тот раз удалось преодолеть. Или просто отсрочить, отойдя чуть назад, чтобы однажды вновь ступить на камень и обрушиться вместе с ним в пропасть. Теперь уже окончательно.

* * *

– Зачем мы здесь, черт возьми? Как-то не похоже это на конспирацию, если тебе интересно мое мнение.

– Не интересно, – ответил молодой человек, продолжая подниматься по крутой винтовой лестнице вслед за человеком в длинном синем шелковом халате.

– Я серьезно. Мы ведь должны затаиться. Что мы тут забыли? Только внимание к себе привлекаем. Эх, а мне только начало здесь нравиться. Эти высокие здания, башни, воспитанные люди…

– Поскорее, – бросил через плечо проводник в синем халате, успевший оторваться от следовавших за ним мужчин на несколько ступеней, – хозяин не любит ждать.

– Ну может не такие уж и воспитанные, – добавил Игорь, почесав бороду.

– Не волнуйся, – ответил молодой человек, – мы бы привлекли гораздо больше внимания, если бы отказались от приглашения. Ты главное веди себя скромно и придерживайся легенды, понял?

– Да понял я, не дурак, в конце-то концов, – ответил Игорь, после чего ускорился и нагнал проводника, – скажи мне, добрый человек, твой хозяин всегда устраивает свои приемы так высоко?

Мужчина обернулся и взглянул на бородатого гостя сквозь толстые круглые линзы очков со всей высокомерностью, на которую только был способен.

– Хозяин устраивает приемы там, где посчитает нужным.

– Это понятно, уважаемый, – ответил Игорь, – но неужели ему самому не лень подниматься сюда? Что, в таком прекрасном городе нет подходящего помещения на земле? Ну или хотя бы как можно ближе к ее уровню. Так ведь никаких ног не хватит всякий раз подниматься и спускаться.

Проводник вновь одарил его высокомерным, даже презрительным взглядом.

– Хозяин вправе поступать так, как ему угодно. Если он пожелал пировать в одной из башен, то значит так было нужно.

– Ясно. Тогда, должно быть, у твоего хозяина очень сильные ноги.

Тим нагнал Игоря и грубо схватил его за руку, оттаскивая подальше от высокомерного проводника в синем шелковом халате и круглых очках.

– Ты что творишь? – прошептал он, дав возможность мужчине в халате отойти на большое расстояние вперед.

– В смысле? – удивленно ответил Игорь.

– Я ведь попросил вести себя тихо.

– Нет, пацан. Ты попросил вести себя скромно, и я послушал тебя. Ты разве не расслышал, я назвал этого гуся уважаемым. И даже «пожалуйста» добавил к своему простому вопросу. Не моя вина, что тут даже всякие служки нос до потолка задирают. Удивительно, как они не спотыкаются на каждом шагу с так высоко задранным носом. И не цепляются им за потолок.

– Ладно, скажу просто, раз по-другому ты не понимаешь. Просто молчи и кивай. Говорить буду я, понял?

– Это еще почему? Немого изображать что ли?

– Потому что язык свой не можешь контролировать, вот почему, – ответил Тим, – молчи, если хочешь пробыть тут подольше. Зима вот-вот наступит. Не хочу бродить не пойми где по пояс в снегу.

– Надо же, какой ты у нас серьезный. Что еще прикажешь? Хочешь, ты будешь петь песни, а я буду танцевать и жонглировать факелами?

– Ты не умеешь жонглировать, старик.

– Как и немого изображать, – ответил Игорь, – но ты все равно это от меня требуешь.

– Никто не говорит тебе изображать немого. Просто не болтай лишнего. Просто отвечай, если к тебе обратятся.

– Ладно, я понял. Можешь не волноваться. Я не выставлю тебя идиотом перед высокими господами.

– Ты дурак? – спросил Тим, улыбнувшись, – реагируешь на все, как ребенок. Мне плевать, что эти все люди обо мне подумают. Я просто хочу переждать тут зиму. А для этого нужно быть осторожным и тщательно подбирать слова. Иначе нам в лучшем случае дадут ногой под зад, как только узнают… ну ты понял. А в худшем – прольется кровь. Этого допустить нельзя.

– Все, пацан, завязывай с нравоучениями. Я тебя понял. Буду молчать и кивать. Может даже слюну пущу при случае. Тогда эти достопочтенные господа точно сжалятся над нами и оставят тут зимовать.

Тим покачал головой.

– Какой же ты тугой, старик. Обижаешься по пустякам, как дитя малое.

– А ты ведешь себя, будто мой отец. Вот-вот попросишь рассказать заученный манускрипт.

– Сюда пожалуйста, – обратился к ним мужчина в круглых очках, дожидавшийся их подъема на последней лестничной площадке, – перед тем, как вы будете представлены хозяину, хочу предупредить вас о некоторых правилах. Не могу знать, какие устоялись нормы поведения там, откуда вы к нам прибыли, но тут у нас на первом месте уважение. Не задавайте вопросов хозяину, а лишь отвечайте на его вопросы. Старайтесь не смотреть ему в глаза, здесь так не принято и может посчитаться дурным тоном. Говорите тихо и без излишней экспрессии.

– Это еще что за ерунда? – спросил Игорь, почесав бороду.

– Не чересчур эмоционально. Так понятно?

– А, теперь ясно. Так бы сразу и сказал.

– Я так и сказал, – ответил мужчина, поправив сползшие на кончик носа очки.

– Ну может и сказал, только на каком-то местном наречии, – сказал Игорь.

– Нет, на том же самом языке, на котором говорил все остальное.

– А, ну тогда, должно быть, сказал неразборчиво. Что-нибудь еще, уважаемый? Какие-нибудь еще правила, благодаря которым мы с моим другом не ударим в грязь лицом перед высокой публикой? Какие-нибудь ухищрения, которые позволят нам конвертировать проявленное внимание в выгоду?

Мужчина в синем шелковом халате удивленно поднял чересчур тонкие для естественных брови.

– Конвертировать, – повторил Игорь, – ты что это, не знаешь такого слова? Это означает перевести что-то одно во что-то другое. Должно быть, я просто неразборчиво его произнес.

Тим отвернулся в сторону и почесал щеку, чтобы проводник не увидел его улыбку.

– Сюда пожалуйста, – сухо сказал проводник, указывая направление.

Они прошли по просторному коридору, плавно уходившему за угол. Впереди слышались голоса и тихая спокойная музыка. Еще через несколько секунд путники вышли вслед за мужчиной в синем халате в просторный зал, ярко освещенный гигантской люстрой, усеянной свечами. Она опасно колыхалась на легком сквозняке, а дрожавшие огни десятков свечей создавали причудливую игру теней в людном помещении. Впереди, в дальнем конце зала, перед высоким и узким витражным окном, на массивном троне с высокой деревянной спинкой, венчавшейся пятиконечной звездой, сидел мужчина, сразу заметивший приход новых гостей. Он поманил к себе жестом руки вошедших и хлопнул в ладоши. Музыка тут же умолкла, а все присутствующие замолчали, все как один надменно и с пренебрежительным интересом обернулись к вошедшим.

– Да, – прошептал Игорь, – чувствуешь запах? Это умирает незаметность.

Тим улыбнулся и кивнул низкой тучной женщине, мимо которой они проходили, с интересом наблюдавшей за диковинными гостями, так сильно выделявшимися на общем пышном фоне своими чересчур простыми и чересчур поношенными одеждами.

– Ваше величество, – так громко заговорил проводник в очках, стоило им подойти к постаменту, на котором стоял трон, что Игорь даже невольно вздрогнул от неожиданности, – вот те люди, о которых шла речь. Господа Игорь и Тимофей.

Он поклонился и отошел в сторону. Его величество был человеком в возрасте, высоким и субтильным, с густой седой бородой и такими же седыми длинными волосами. Его голову венчала усыпанный разноцветными камнями золотой венец, причудливо искрившийся в дрожащем свете люстры. Видно было, что он не привык скрывать свой интерес, и даже вездесущие надменность и высокомерность, такие свойственные всем обитателям Великого города, отступили на второй план, уступив место ребяческому любопытству.

– Спасибо Седрик, – сказал он проводнику, – будь добр, отыщи мою дочь. Она уже давно должна была быть здесь. Уверен, ей будет очень интересно познакомиться с нашими гостями.

Мужчина в синем халате поклонился и ретировался, не произнеся больше ни слова.

– Итак, господа, – громко обратился он к стоявшим у постамента мужчинам, в нетерпении хлопнув и потерев ладоши, – приветствую вас в Великом городе, – он приподнялся на своем троне, взглянув в дальний темный угол, в котором незаметно сидели музыканты, – обстановка стала слишком тихой и не располагающей к дружеской беседе. Прошу вас, музыку. И продолжайте общаться, ради всего святого. Наши добрые гости не должны испытывать дискомфорт из-за этой тишины.

Все, как по команде, будто бы очнулись от оцепенения, и просторный зал в миг заполнился исчезнувшим минутой ранее шумом.

– Прошу простить моих верноподданных, – сказал император, снова опустившись на свой трон, – их любопытство можно понять. У нас тут нечасто бывают гости. Тем ценнее ваше появление, господа.

– И почему сюда не приходят путешественники? – спросил Игорь, – разве нет желающих взглянуть на эти высоченные башни?