– Значит, ответ на твою задачу будет зависеть от того, насколько точные ты сделал выводы об идентичности этих осколков. Небольшая разница в весе или развесовке, и камни не попадут в одну точку.

– А это значит..?

– Это значит, что вероятность критически мала, учитывая высоту.

– Вот именно! Вероятность мала. А что, если я скажу тебе, что они все таки приземлились в одну и ту же точку. Более того, топь, в которую они оба упали, погасила удар, задержав первый камень на поверхности, и второй осколок попал точно в первый. В ту же самую точку с точностью до долей миллиметра.

– Я скажу, что тебе повезло.

– Или наоборот, не повезло.

– Смотря, какую цель ты преследовал.

– Об этом и речь, сестра. Даже при соблюдении всех сопутствующих мер, игра с вероятностью не оправдает всех твоих ожиданий. А теперь добавь ко всему вышеперечисленному волю Артузы, и, даже если бы я обладал всей полнотой информации о камнях, даже если бы абсолютно точно выверил усилия, ничто не смогло бы гарантировать мне успех в задуманном. Мы сейчас этим и занимаемся. Бросаем камни вниз. В надежде, что они попадут в одну точку.

– Твои рассуждения пугают. Если руководствоваться этой логикой, то нет никаких гарантий, что, даже приложив все возможные усилия, мы сумеем избежать катастрофы. Той самой катастрофы, являющейся лишь одной из вероятностей. Более того, можешь ли ты быть уверен, что мы своими действиями, в конечном итоге, не приведем к той самой катастрофе, которую пытаемся избежать?

– Я могу быть уверен лишь в том, что делаю сам, сестра. А это значит, что мы не можем позволить себе пустить все на самотек, надеясь, что когда вода судьбы доберется до места, она выберет именно то русло, которое нам нужно.

– И что мы, в таком случае, можем?

– Мы можем начать строить плотины и укреплять углублять русла. Сейчас, заранее. А не когда станет слишком поздно.

Она улыбнулась и положила руку на его плечо.

– Выходит, что бессилием тут и не пахнет. Скажи, и я возьму кирку.

Сзади послышались звонкие шаги. Собеседники синхронно обернулись и увидели спускавшуюся по ступеням к обрыву женщину. Высокую и тонкую, немного сгорбленную, будто бы отягощенную тяжестью своих мыслей. Светлые локоны падали на ее опущенное лицо, и она снова и снова убирала их правой рукой, медленно шевеля губами, будто проговаривая что-то, чтобы слышно лишь ей одной. Длинная зеленая юбка шуршала с каждым ее новым шагом. Не доходя до последней ступени, она замерла, увидев глядевших на нее мужчину и женщину.

– Посмотрите, кто почтил нас своим присутствием! Давно не виделись, сестра.

– Арихан, – сухо ответила она на приветствие, после чего, все-таки спустилась на каменный балкон у обрыва и, подойдя к женщине, заключила ее в объятия.

– Рада видеть тебя, Азура, – сказала та, прижав вновь пришедшую к себе.

– Я узнала о чуде. Простите, что не явилась сразу. Были неотложные дела.

– О, мы понимаем, – ответил мужчина, погладив свою густую бороду и отвернувшись.

– Где он сейчас? – спросила Азура у все еще прижимавшей ее к себе женщины, не обратив абсолютно никакого внимания на слова Арихана.

– Видимо, ты слишком много времени проводишь в компании людей, раз уже даже мыслишь их категориями, – ответил мужчина, не оборачиваясь, все так же глядя в пропасть.

Азура хотела ответить, но все еще сжимавшая ее в объятиях женщина улыбнулась и приложила палец к ее губам, качнув головой. Арихан медленно поднялся и, отряхнувшись, сцепил руки за спиной, после чего отошел вглубь балкона, задумчиво глядя себе под ноги.

– Не так важно где он, как важно когда.

– Он родился в поселении к северу от горы Ходрат, – сказала женщина, выпустив наконец Азуру из своих крепких объятий, – идеальное место, как нам всем показалось.

– У подножья горы ему ничего не грозит, верно?

– Да, пока что он в безопасности, – ответила женщина, кивнув.

– Пока что? – Азура взглянула на, казалось, бесцельно ходящего по кругу мужчину со сцепленными за спиной руками.

– Арихан провел расчеты. Они оказались… – она прервалась на полуслове.

– Продолжай.

– Даже не знаю, как сказать. В общем, его будущее окутано туманом.

– Как такое возможно? – Азура настороженно свела тонкие брови, а ее бледное лицо помрачнело, – дитя божьей воли…

– Всего лишь обычное дитя, – задумчиво перебил ее Арихан, – и так будет, пока он не вырастет. Пока что он ничем не отличается от обычного человека.

– Значит, мы должны защитить его. Это наш долг.

Арихан остановил свое размеренное движение и, взглянув на стоявших неподалеку женщин, впервые улыбнулся холодной улыбкой, такой несвойственной его всегда суровому и серьезному облику.

– Сестра вспомнила о долге. Забавно. Взгляни, Аллар, какие только метаморфозы не встретишь тут, в этом дивном месте. По истине, Артуза творит чудеса со здешним воздухом.

– Ты можешь идти, брат, – медленно проговорила Азура, глядя на мужчину исподлобья, – я не смею отвлекать тебя от твоих важных дел. Мы с Аллар сами со всем разберемся.

– О да, сестра. Я уже видел, как ты умеешь со всем разбираться. Нет, на этот раз я, пожалуй, останусь. Раз уж дело касается дитя божьей воли, а не обычного человека, которых ты так сильно любишь.

Аллар взглянула на сестру с укоризной, после чего подошла к мужчине и, улыбнувшись, положила руки на его плечи.

– Не нужно ссориться, прошу вас. Случилось чудо. Божья воля подарила нам еще одного брата. Разве мы могли мечтать о таком подарке? Это должно объединить нас, а не разобщить. Вот, смотри, даже Азура пришла, прознав о случившемся. Разве ты не рад сестре? Разве не ты больше всех других желал, чтобы она была тут, вместе с нами? Гляди, она здесь. Мы снова вместе. Благодаря подарку божьей воли.

Арихан несколько мгновений холодно смотрел ей в глаза, после чего, наконец, сдался и, кивнув, снова улыбнулся такой несвойственной ему улыбкой.

– Ты как всегда права, сестра, – сказал он, – прости мне мою грубость, Азура. Ты знаешь, что это все только лишь от моей к тебе любви.

– Я знаю и ценю это, брат, – ответила Азура, едва заметно улыбнувшись и поклонившись, – во всей твоей мудрости. Скажи мне, что ты увидел? Я хочу знать все.

Арихан кивнул и снова продолжил свое задумчивое движение по периметру балкона со сцепленными за спиной руками.

– Лишь обрывки. Варианты. Вероятности. Некоторые из них меня настораживают.

– Что-то плохое? Ребенку что-то угрожает? – спросила Азура взволнованным голосом.

– Не ребенку. Мужчине. А может быть и не ему самому, а всем другим людям, оставшимся там, на той стороне.

– Он причинит им вред? Но он не может. Он же…

– Один из нас, – закончил за нее мысль Арихан, кивнув, – да, он не может. Но его действия могут привести к самой настоящей катастрофе.

– Судьба мальчика на той стороне тяжела и терниста, – сказала Аллар, – на его пути будет множество испытаний. И Арихан считает, что, оставшись там, он может предпринять неправильные шаги, что, в свою очередь, может повлечь за собой беду.

– Так давайте заберем его… – Азура осеклась, поймав на себе умоляющий взгляд сестры, – а, я поняла, договор.

– Ребенок останется там, пока не вырастит. Тут мы бессильны, – сказал Арихан, выждав недолгую паузу.

– Но мы попытаемся направить его, ведь так, Арихан? – спросила Аллар, – его мать, она будет мудрой женщиной. Мы поможем ей…

– Постойте, – прервала ее Азура, – мы ведь говорим о нашем брате, вы забыли? Не об обычном человеке, взаимодействовать с которыми вы сами себе запретили.

На гладком смуглом лице Аллар снова появилось умоляющее выражение. Она закачала головой, косясь на замершего мужчину у края балкона.

– Не надо так смотреть на меня, сестра, – сказала Азура, улыбнувшись, – или теперь нам запрещено даже говорить то, что мы думаем, не только делать задуманное? Вы можете сколь угодно долго винить меня в том, в чем привыкли винить, но речь идет о нашем брате. А ты говоришь о том, что мы будем направлять? Его мать? Ты серьезно?

– К сожалению, это все, что мы можем…

– Это все, что можете вы, рабы своего договора. Я же не оставлю брата одного в мире, в котором его будут ненавидеть только потому, кто он есть.

– Поэтому я назвала пустошь за горой Ходрат идеальным местом. В тех местах нет гонений. По крайней мере таких, какие есть в других частях того света. Мальчик сможет вырасти, обучиться на склоне горы, а дальше уже лично ему мало что сможет угрожать.

– Ну да, – усмехнулась Азура, – уже видели такое прежде. Даже в тех местах. А мы будем тут сидеть и надеяться, что какой-нибудь очередной пропойца не сожжет его дом, когда он будет спать внутри.

– Сестра, куда подевалась твоя любовь к людям? – спросил Арихан, – пропойца?

– Хорошо, катарский кочевник. Один из синих плащей Великого города. Кто угодно. Такую вероятность ты предусмотрел?

– Катары по-прежнему верят в нас. Слышал, что они даже не тронули храмы, которые мы вместе строили.

– Думаешь, за годы ничего не поменяется? – она переводила удивленный и разгневанный взгляд с мужчины на женщину, – да что с вами такое? Я не узнаю вас. Речь идет о нашем брате. Брате! Я не оставлю его на произвол судьбы. И плевать мне на ваш договор. Я вернулась сюда только ради него и ради него готова наступить на любой договор, который вы составите. Аллар, сестра, разве ты готова бездействовать? Я не верю, что ты будешь стоять в стороне. Мальчику будет нужна наша помощь, ты это знаешь.

Аллар покачала головой, ничего не ответив.

– Мы не станем забирать его у матери, – сказал Арихан, – это общее решение. Кстати, ты опоздала…

– Хорошо, значит, я сама буду за ним присматривать. Пусть растет на той стороне, а когда станет взрослым, мы сможем…

– Все не так просто сестра, – тихо проговорила Аллар.

– Куда уж проще-то? Я готова.

– Нет. Арихан увидел, что он должен сам явиться сюда.

– Это что еще за ерунда?

– Это судьба, сестра, – сказал Арихан, – и хоть ты и не привыкла к этому, мы не будем вмешиваться.

Азура хотела было снова возразить, но он не дал ей произнести гневные слова, подняв перед собой ладонь и остановив ее.

– Напрямую. Но, как говорила Аллар, мы сделаем все возможное, чтобы направить его. Через мать, в первую очередь.

– В таком случае, я возьму это на себя, – сказала Азура тоном, не терпящим возражений, – я направлю ее, кем бы она не была. Так, чтобы наш брат, когда придет время, принял единственное правильное решение, – она сделала паузу, ожидая ответа, но, не дождавшись его, продолжила, – у кого-то есть возражения? Прежде, чем они появятся, хочу, чтобы вы понимали, что решение уже принято, и я лишь из глубокого уважения к вам сейчас советуюсь, прося дозволения сделать это.

Арихан несколько долгих мгновений смотрел ей в глаза. Такие темные и глубокие, такие исполненные решимости, что словно не решился возразить в этот раз.

– Во всей твоей справедливости, сестра, – сказал он, еле заметно поклонившись, – Аллар подтвердит, я намеревался просить тебя об этом, но не был уверен, что ты явишься на наш зов.

– Во всей твоей мудрости, – Азура ответила поклоном, – я не сомневалась, что ты примешь мое решение. Спасибо тебе, брат.

– Единственное условие…

Азура удивленно подняла брови, улыбнувшись.

– Условие?

– Мальчик должен к любому выводу приходить сам. Мне не так важно, как ты будешь взаимодействовать с его матерью. Важно лишь чтобы он дошел до всего лишь своим собственным умом. Любое откровение, любая правда, которую он будет открывать, должны быть его собственным естественным выводом. Только так его судьба потечет по верному руслу, и только так мы сможем придерживаться нашего договора.

– Ваш договор для меня не имеет значения, – ответила Азура, все так же снисходительно улыбаясь, – но твоя просьба, а я надеюсь, что это была именно она, а не указание, для меня важна. Я исполню твою волю, брат. Можешь не волноваться об этом. И даже приму тот факт, что вы все собрались тут и решили сбросить на меня со своих хрупких плеч тяжкий груз ответственности. Я сделаю это. Ради тебя, Аллар, – она повернулась и снова обняла на прощание сестру, – и ради нашего брата, нуждающегося в моей защите.

– Во всей твоей мудрости, Азура, – сказала Аллар, поцеловав сестру в лоб.

* * *

– Эй, пацан. Ты спишь?

Тим выждал несколько секунд, прежде, чем ответить. Нужно было время, чтобы осознать собственное присутствие здесь, в этом месте. И чтобы Игорь поверил, что молодой человек действительно спал.

– Пацан, – снова прошептал он.

– Спи, Игорь, – ответил Тим, не оборачиваясь к собеседнику.

– Я вижу стаю волков. Они идут сюда.

– Тебе это приснилось. Спи, до рассвета еще есть время.

– Нет, говорю тебе, – сказал Игорь, поднимаясь на локтях, – они близко.

Молодой человек медленно поднялся на ноги и двинулся вверх по лестнице.

– Я позабочусь о волках. А ты отдыхай. Нам весь день идти.

Он поднялся по ступеням на несколько пролетов вверх и остановился у небольшого отверстия в стене. Выгляну наружу, он осмотрел белый покров, от которого отражался лунный свет. Далеко впереди можно было разглядеть еле различимые городские стены, казавшиеся в ночи лишь миражом. Вьюга успокоилась, и в воздухе трещал мороз. Тим пошел вперед, проходя пролет за пролетом, двигаясь вдоль стены разрушенной башни, пока не добрался до ее вершины. Выйдя через проем на балкон, он медленно обошел площадку, на которой когда-то очень давно горел сигнальный костер, оповещавший жителей великого города о приближавшейся опасности. Далеко на востоке небо уже начинало светлеть, знаменуя грядущий восход. Он увидел, как с той стороны к башне стремительно приближаются темные, практически неразличимые точки. Закрыв глаза, он протянул руку и коснулся вожака стаи. Его сознание было наполнено голодом и холодом. В нем не было ничего, кроме этих двух начал, служивших ему движущей силой. Словно воспаления, они раздражали зачатки примитивного разума, контролируемого одними лишь инстинктами, заставлявшими его бежать вперед на запах добычи. Той добычи, которую ему не суждено заполучить. Тим коснулся этих начал. Осторожно, не желая надавить слишком сильно. Раздражение спало. Волк остановился, а вместе с ним остановились и другие его сородичи. Они не понимали, что происходит. Почему их вожак больше не ведет их к еде. Но они и не могут этого понять. Несколько секунд вся стая стояла на белом снежном покрывале, после чего вожак развернулся и направился в обратном направлении. Остальные волки покорно последовали за ним. Тим открыл глаза и проследил, как медленно удаляется скопление точек в сторону стремительно светлеющего горизонта.

– Они ушли? – спросил Игорь, глядя на медленно спускавшегося вниз по дряхлым каменным ступеням молодого человека.

Тот лениво кивнул в ответ.

– Светает. Нужно выходить. Хочу найти место для ночлега, прежде, чем снова стемнеет.

Они вышли из башни и осмотрели темно-синее в предрассветном полумраке снежное покрывало, накрывшее собой все пространство вокруг, куда ни посмотри. Ветер успокоился, и мороз сделал воздух таким прозрачным, что он напоминал собой натертое до кристальной чистоты стекло, глядя в которое, можно и не заметить границу между тем, что здесь, с этой стороны окна, и тем, что снаружи. Именно об этом подумал Тим, вдыхая полной грудью морозный воздух. Он чувствовал себя так, будто находился здесь, перед этим самым окном. Скалистая гряда, которую было едва видно прошлой ночью в свете луны, казалось, ничуть не приблизилась, и все так же оставалась подобием миража где-то очень далеко на юге. Оставшаяся же позади городская стена, по своим грандиозным размерам, пожалуй, не уступавшая даже этим скалам, все еще была относительно близко на севере, словно не желая отпускать изгнанников слишком далеко. Тим в последний раз посмотрел в ее сторону, после чего двинулся сквозь снег на юг, решив, что больше не взглянет на нее, пока не окажется тут вновь, двигаясь на север.

Они шли молча на протяжении нескольких часов, борясь с толстым слоем свежевыпавшего снега, походившего на лютом морозе на вату. Молодой человек взглянул на спутника, который, чем дольше они шли, тем плотнее застегивал свой тулуп. Запустив руку в сумку и пошерудив среди содержимого, он извлек еще один небольшой пузырек и протянул его шедшему немного позади Игорю.

– Нет, нормально, – отмахнулся тот, – я справлюсь.

– Бери, старик.

– Ты так весь запас растранжиришь на меня.

– А на кого мне его еще транжирить? – улыбнувшись, ответил Тим, – тут только ты да я. Пей.

– Нет, пока нормально. Нужно попробовать растянуть. Нам еще хрен знает сколько идти. Тем более, что днем немного теплеет. Да и двигаюсь я. Лучше на ночь.

– Да бери ты уже, – Тим схватил спутника за запястье и вложил ему в руку пузырек, – я лучше потрачу на тебя весь запас, чем буду тащить тебя на горбу до самых скал. Не волнуйся, тебе хватит. Если что, будем экономить. Пей давай.

Игорь хорошенько взболтнул содержимое емкости, после чего выдернул большим пальцем пробку.

– За старых богов! – сказал он, после чего выпил густую жидкость.

К вечеру снова пошел снег. Сначала небо медленно роняло крупные снежинки, плавно скользившие по кристальному морозному воздуху, а затем подул ветер, и эти самые снежинки стремительно превратились в маленькие острые иглы, вонзавшиеся в лицо. Вокруг было лишь белое нетронутое поле, за весь день путникам не встретилась ни одна постройка, ни одно укрытие, в котором можно было бы переждать надвигающуюся бурю и перевести дух после изнуряющего походя. Скалы на горизонте лишь немного увеличились в размере, но все еще оставались недостижимо далеки.

– Похоже, сегодня без привала, – сказал Игорь шедшему впереди молодому человеку, стараясь перекричать завывающий ветер.

– Будем идти до темна.

– Как скажешь.

Темнота спустилась очень скоро, стоило солнцу опуститься за самый край скалистой гряды, растянувшейся от юга до запада.

– Одно радует, – сказал Игорь, оглядываясь, – хотя бы чертова города больше не видно.

Тим осмотрелся, давая спутнику перевести дух. Ноги и спина гудели от усталости. Он ощущал отголоски отчаяния где-то на задворках подсознания. Слишком далеко, чтобы думать о них всерьез, но их появление свидетельствовало о том, что Игорь буквально объят отчаянием, хоть и не показывал это. Молодой человек украдкой взглянул на запыхавшегося и выбитого из сил спутника.

– Ладно, – сказал он, сбрасывая с плеча сумку, которая тут же практически полностью погрузилась в снег, – нужно передохнуть.

– Передохнуть? – нервно улыбаясь, переспросил Игорь, перекрикивая завывающую вьюгу, – где ты собрался отдыхать?

Он развел руки и окинул ими бескрайнее снежное поле. Но Тим не ответил. Он расстегнул утонувшую в снегу сумку и извлек из нее старую книгу.

– Держи, – сказал он, протягивая ее Игорю.

– Что? Извини, но нет настроения читать.

Тим снова не ответил. Он опустился на колени и принялся копать снег руками.

– Эй, пацан, ты чего это? – удивленно спросил Игорь, глядя на яростно отбрасывающего в стороны снег молодого человека, – это ведь твой дневник.

– Просто бумага. Так будет удобнее. Давай, нужно выкопать яму. Пары метров, думаю, должно хватить.

Игорь взглянул на врученную ему книгу. Проведя по старой обложке рукой, он с сомнением перевел взгляд на усердно копающего Тима.

– Ты уверен? Может лучше руками. Тут много всего написано. Жалко как-то.

– Либо старая ненужная книга, либо отмороженные пальцы, – ответил молодой человек, не отрываясь от работы, – выбор очевиден, тебе не кажется.

Игорь пожал плечами и, схватив книгу покрепче двумя руками, принялся отбрасывать снег, извлеченный из стремительно растущего углубления, во все стороны.

– Да и черт с ней, – сказал он, кряхтя от напряжения, – пропади пропадом весь этот великий город со всей его великой историей. И все остальные гребанные народы вместе с ним.

Тим, углубившийся в снег так, что снаружи остались лишь ноги чуть выше колена, продолжал выгребать руками снег, выбрасывая его назад, а Игорь, чья борода к этому моменту побелела и покрылась маленькими сосульками, старой книгой отбрасывал снег в стороны. Так они работали около получаса, пока, наконец, Тим не выполз наружу и не выудил из снега утонувшую в нем сумку. Он забросил сумку внутрь и, размяв затекшую спину, пролез вслед за ней в небольшой проход. Игорь еще раз взглянул на разваливавшуюся в руках мокрую старую книгу после чего замахнулся и бросил ее как можно дальше.

– Ты как? Не мерзнешь? – спросил Тим, когда спутник, протиснувшись через лаз, расположился практически вплотную к нему.

– Нормально, пацан. Не переживай за меня, – поерзав и устроившись поудобнее на утрамбованном собственным весом снеге, он посмотрел в глаза молодому человеку, находившемуся в каких-то двадцати сантиметрах от него, и рассмеялся, – в тесноте да не в обиде, так ведь говорится.

– Я, пожалуй, отвернусь, если ты не против, – Тим с трудом перевернулся на другой бок, – от такой интимной обстановки мне немного не по себе.

– Да ладно тебе. Обещаю, что не стану приставать.

– Заткнись, старик, – ответил Тим, не оборачиваясь.

– Ну ты чего? Я ведь шучу просто. Чтобы разрядить обстановку. Знаешь, что мне это напоминает? Как-то раз мы с твоей матерью прятались от дождя в тесной расщелине. Да, вот было время… – он улыбнулся, предаваясь воспоминаниям, – Плайя Соледа. В тех местах дождь редко идет, но если уж и грянет, то смывает все вокруг. Застал нас на берегу. Как сейчас помню. Ничего не предвещало, светило солнце… этот золотой песок… Аж ноги обжигал, представляешь? Сейчас это кажется фантастикой. Ты глянь, выход уже почти завалило. И чего мы не остались там, у моря?

– Ты знаешь, чего.

– Да-да, знаю. Просто размышляю вслух. За одну минуту небеса разверзлись, и на нас пролился горячий дождь. Такой сильный, что даже бежать было страшно. Мы добрались до скалы, отделявшей пляж, и забились в расщелину между камнями. Вот прям так, как сейчас здесь с тобой… Вот было время, а? Ты представляешь?

– Представляю, старик, – сухо ответил Тим, стараясь не поддаваться этой волне воспоминаний, такой заразительной и притягательной.

Мысли о Виктории отчаянно прорывались сквозь стену отрицания, так основательно возведенную аккурат посреди сознания, отделявшую полезные размышления от деструктивных.

– Взглянула бы она на нас сейчас, – продолжал Игорь, – наверно смеялась бы до упаду. Как думаешь? Смеялась бы?

Тим не хотел отвечать, понимая, что его ответ лишь раззадорит спутника. Он набрал полную грудь холодного воздуха, все еще поступавшего в их укрытие снаружи, и медленно выдохнул, пока легкие полностью не опустели.

– Отдыхай давай, – ответил он, – надо набраться сил.

– Ладно-ладно. Ты прости, если я не к месту все это говорю. Просто я…

– Знаю. Я тоже скучаю по ней. Это нормально, не волнуйся.

– Скучаешь значит? – спросил Игорь, – а отчего никогда не говоришь? Мы бы могли обсуждать это. Временами, разумеется…

– От того, что любое упоминание о ней заканчивается всегда одинаково. Ты снова заводишь старую песню. Раз за разом.

– Неправда. Не всегда. Если бы ты говорил со мной, то, может быть, я бы понял твои мотивы и не лез бы больше. Но ты, черт возьми, всегда молчишь.

– Сейчас нам обоим нужно помолчать и попытаться уснуть, – ответил Тим.

– Вот видишь? Снова это делаешь. Как только я начинаю…

Тим развернулся, приподнявшись на локтях, и взглянул на спутника испепеляющим холодным взглядом.

– Ладно-ладно, – сказал Игорь, закатив глаза, – я тебя понял, пацан. Давай спать. Надеюсь, что утром получится выбраться отсюда. Если вьюга не прекратится до рассвета, то нас хорошенько припорошит за ночь. Не хотелось бы обрекать тебя на слишком долгое такое неприятное соседство.

– Спи давай, сосед. Если будешь мерзнуть – разбуди.

– Конечно разбужу. Услышишь, как мои кости трещат.

Тим видел высокую стену, узкие, засыпанные снегом улочки, огромную цитадель, возвышавшуюся над великим городом, острые пики крыш которой исчезали в ночном небе, тесные винтовые лестницы башен, длинный коридор, в конце которого горел свет от огня в камине. Она ждала его. Но он так и не пришел, стоя там, в коридоре, и глядя на тусклый огонек в конце. Он так долго привыкал сопротивляться собственным желаниям и стремлениям, что, как ему казалось, достиг в этом искусстве совершенства. Но сколь долго и трудно давалась ему эта привычка, столь же быстро она рассеивалась теперь, и приходилось снова прикладывать неимоверные усилия, сдерживая в себе то, что могло бы упростить саму жизнь.

* * *

Плач ребенка нарушал ночную тишину. Она снова и снова брала его на руки и качала, тихо напевая старую колыбельную песенку, бережно переданную ей матерью, которая, в свою очередь, получила ее от своей матери. Семейная традиция, призванная привносить спокойствие, сейчас отчего-то лишь раздражала все больше и больше, и каждое новое слово тонуло в непрекращающемся детском крике. Она чувствовала, как последние силы покидают ее, руки слабеют, а веки сами собой опускаются. Опасаясь выронить страдавшего мальчика из рук, она аккуратно положила его на кровать и устало опустилась рядом.

– Я не знаю, как тебе помочь, малыш, – сказала девушка, гладя маленькую тяжело вздымавшуюся грудь, – а еще не знаю, как помочь себе.

Пошатываясь от слабости в ногах, она медленно встала и, распахнув дверь, вышла на улицу. Холодный ветер тут же обдал ее разгоряченное лицо, слегка отрезвив, но не настолько, чтобы ушло беспокойство, ставшее таким естественным. Тем удивительнее показалось ей то, что стоило ей заприметить в ночном небе падающую звезду, мелькнувшую на темном полотне ночного неба прямо над крышей дома, как крик друг утих. Воцарившаяся тишина только еще сильнее возбудило беспокойство, вместе с которым возникла настороженность. Что-то влекло ее назад в дом. Странное чувство, не испытываемое ею никогда прежде. Она шагнула через порог в темноту, теперь уже волнуясь из-за воцарившейся тишины, но замерла, едва войдя внутрь. В тесном, освещенном потрескивавшим в камине слабым огоньком помещении, все скудное убранство которого составляла кровать в углу, да небольшой стол у крохотного окна, что-то было иначе, чем прежде. Что-то изменилось, и эти изменения настораживали и вселяли то самое беспокойство. Окинув взглядом непривычно тихую комнатку, она заметила ее. Неподвижная высокая фигура стояла у кровати, словно статуя, смотря на пугающе спокойного малыша, тянувшего вверх свои крохотные ручки. Тусклый свет из камина бил ей в спину, так, что лица ее разглядеть было нельзя, но это совершенно точно была женщина. Ее тонкая рука шелохнулась и потянулась к маленьким пальчикам. Копившееся беспокойство выплеснулось наружу, не уместившись наконец внутри.

– Отойди от него! Не прикасайся!

Девушка бросилась к кровати. Все вокруг будто замедлилось. Она видела, как длинный тонкий указательный палец едва коснулся крохотного среднего пальчика на протянутой вверх ручке. Она попыталась сделать еще один шаг, но услышанный звук остановил ее. Это был смех. Такой чистый и такой родной. Легкий младенческий смешок будто бы ввел ее в ступор.

– Не волнуйся, – сказал тихий голос, – я не могу причинить ему вред.

– Он… не плачет?

– Потому что понимает, что теперь он в безопасности.

Девушка подошла к кровати и осторожно подняла малыша на руки, боясь совершить слишком резкие движения и рассеять воцарившийся такой долгожданный покой. Очутившись на руках матери, мальчик все еще протягивал маленькие ручки к незваной гостье, чье белое лицо с отблеском пламени теперь было хорошо различимо.

– Кто ты? – спросила девушка, отворачиваясь от странной собеседницы так, чтобы малыш ее не видел.

Стоило ей сделать это, как мальчик закряхтел и беспокойно зашевелился.

– Ты не можешь противостоять этому, – сказала незнакомка, все так же стоявшая неподвижно у кровати, – ты – как усталый путник, который ищет ответ.

Глаза девушки широко раскрылись, блеснув отраженным из камина огнем, и она по привычке с опаской осмотрелась, хоть и прекрасно понимала, что никто посторонний не мог услышать эти слова. Но как-то эта незнакомка тут оказалась, минуя дверь, а это значит, что ни в чем нельзя быть уверенно окончательно.

– Я и есть ответ, сестра, – медленно проговорила она, вновь поворачивая беспокоившегося младенца к гостье.

На белом лице появилась улыбка. Ребенок снова потянулся к ней, и две тонкие руки ответили на этот жест. Девушка, ощутив необъяснимую безопасность, сама того не желая, выпустила сына, передав ее незнакомке. Та нежно прижала к себе мальчика, уткнувшегося лицом в ее грудь и жадно вдыхавшего ее запах.

– Кто ты? – снова повторила свой вопрос мать, с настороженностью и растерянностью наблюдая, как незнакомка нежно обнимает ее сына.

– Мне интересно, какие догадки тебя сейчас посещают? Как ты сама думаешь?

– Ты играешь со мной? Мне не нравится эта игра.

Незнакомка снова улыбнулась, смахнув с лица упавшую прядь светлых волос.

– Лаура. Так ведь тебя зовут?

– Знаешь меня?

– Конечно я тебя знаю, сестра. Ты ведь уже поняла, что опасности нет. Так почему бы нам не сыграть в эту игру?

Лаура несколько секунд молча следила за тем, как собеседница нежно покачивает на руках ее сына, и тот радостно посмеивается при каждом новом ее движении.

– Ну так что? Кто я, по-твоему? – спросила светловолосая женщина в длинной зеленой юбке, шуршавшей в такт движения ее бедер.

– У меня есть догадки. Но настолько… неправдоподобные, что я боюсь показаться наивной.

– Почему ты боишься этого? Что плохого в наивности?

– В мире, в котором я живу, наивность влечет за собой жестокость, – она сделала паузу, не сводя глаз с собеседницы, – раз ты этого не знаешь, то…

– То что? Продолжай.

– То значит, ты не из этого места, – сказала Лаура, – я права?

Ребенок незаметно уснул на руках. Женщина осторожно опустила его на кровать.

– Отчасти, – сказала она, наклонив голову на бок, – когда-то давно это место было моим домом. Единственным домом.

– А теперь, стало быть, нет?

– Нет. Меня заставили покинуть собственный дом, убедив, что я больше не нужна тут. Забавная реальность. Как только понадобился кто-то, чтобы вернуться сюда, в мыслях сразу всплыло мое имя.