Из темноты

Розалина Будаковская

Из темноты

Голоса

– В правом крыле первого этажа перепады напряжения. Без паники, у нас всё под контролем, – механический голос проносится над головой. – Техники уже этим занимаются. Без паники.

Всё под контролем… Но я всё равно вздрагиваю, крепче сжимая чашку с остывшим кофе, и бреду дальше по коридору. Иду мимо стены памяти. Все, кто живёт в больнице, повесили здесь портреты тех, кого потеряли. Среди них Элен. Я же сам повесил её фото, а теперь сознательно опускаю голову и отвожу глаза, чтобы случайно не увидеть его. Но краем глаза лицо Элен Хьюз всё равно попадает в поле зрения, и я ёжусь, будто она смотрит на меня с укором и обидой. Если бы я успел, если бы не отпускал её одну… Разве болезнь можно одурачить?

Нервы ни к чёрту. Они и так-то были не в лучшем состоянии из-за начавшейся эпидемии и постоянных ночных дежурств, а после исчезновения Элен, я совсем расклеился. Уже полгода прошло, а я не могу уснуть, слышится её голос из каждой тёмной щели… Крики, предсмертные стоны, хрипы… «Уолтер, она заберёт меня! Тёмная комната заберёт меня!» Сбился со счёта, сколько раз я подскакивал в холодном поту от этого.

Время от времени мне кажется, что я просто схожу с ума. Коллеги говорят, это типичное чувство вины играет со мной злую шутку. Я и вправду считаю себя отчасти причастным к исчезновению Элен, но её голос слишком настоящий для фантазии. Я и сам знаю про чувство вины, я и сам неоднократно твердил о нём пациентам, но стало ли кому-нибудь от этого легче? Затихли голоса?! Нет. Нет…

Мир изменился, и всех, кого забрала тёмная комната, теперь называют исчезнувшими, а не умершими. О смерти вообще больше не говорят. Будто такой естественный процесс просто утратил свою актуальность. Вышел из моды, можно сказать. В городе недавно появилось целое движение, которое борется за права исчезнувших: вдруг они вернутся, а у них ни дома, ни работы, ни накоплений. Бред, как я считаю, но пусть хоть чем-нибудь будут заняты люди, лишь бы с ума не сходили и не крушили всё вокруг. Только вандализма не хватает для полной катастрофы.

Полночь. Я наконец добрался до поста наблюдения.

– Ох, доктор Данн! – молодой парень, которого я первый раз вижу на посту, раскинул руки и на эмоциях чуть не бросился мне на шею. Не знаю, что его остановило: моя чашка или звоночек здравого смысла. – Простите, – засмущался он. – Меня Пол зовут, я тут недавно. Я из города.

– То-то я тебя раньше не видел, – говорить не хотелось совсем, поэтому я надеялся, Пол уйдёт сразу, как удовлетворит своё любопытство. – Было что во время дежурства?

– Нет, всё тихо, – Пол помотал головой. – Даже снаружи никого не видел. Говорят, вчера кто-то пытался взломать главную дверь? Кто это был? Зачем? Здесь же всех пускают.

– Понятия не имею, – я прибрался на столе, протёр мониторы и рацию спиртовой салфеткой. – Меня здесь не было.

– Ладно, – парень заметно расстроился и направился к двери, нарочито ссутулившись. – Тихой ночи. Извините за беспокойство.

Мне, наверное, стало стыдно. Жить в городе куда опаснее, чем здесь, парень наверняка тоже кого-то потерял, надеется вернуться к более-менее привычному образу жизни, а тут я.

– Слушай, я просто устал. Не принимай на свой счёт, – я натянул улыбку и протянул парню руку. – Рад, что ты теперь с нами.

– Да что вы, доктор Данн! – в тот же момент развеселился Пол. – Я знаю, что я доставучий, мне все это говорят. Рад познакомиться!

Парень, наконец, оставил меня одного, и я попытался расслабиться: закинул ноги на стол, отклонился на спинку компьютерного кресла и наблюдаю за происходящим на экранах. В коридорах пусто, снаружи на территории института мозга тоже тихо. Говорят, на улице вообще практически никого не встретишь. Днём те, кто ещё, может быть, остались в живых, предпочитают отсыпаться или выйти в поисках провизии и энергетиков, чтобы ни в коем случае не уснуть ночью. Кажется, весь мир перешёл на новый образ жизни.

Час, второй в тишине и бездействии делают своё дело: веки слипаются. Спать по-прежнему не удаётся, но от постоянно бодрствования глаза ужасно болят. Я вскакиваю, делаю пару приседаний, махи руками, повороты, наклоны, но зажмуриваюсь ещё сильнее, чтобы яркий свет не резал глаза.

Я протянул руку к креслу, как вдруг �