Антиглобалист

– Я жду ребенка – проговорила с какой-то тревогой Света.

– Боже, какое счастье – радостно реагировала Инна, хлопнув в ладоши. Но Света прерывала её восторг:

– Не спеши радоваться. Сережа не хочет ребенка. Он говорит, что не планировал, что не сейчас… и мне кажется – в этот момент её губа задрожала, что он бросит меня, если я его не послушаюсь.

– Но ведь это его ребенок! – Удивлению Инны не было границ.

– Ну, это ещё не совсем ребенок, я всего лишь на одиннадцатой неделе.

– Как же, Светочка, дорогая – продолжала заботливо Инна, ведь это человек. Посмотри на это как на ваше счастье, когда ты выносишь его, когда он начнет толкать тебя в живот, когда родится, ты забудешь обо всех этих неприятностях…

Но Света перебивала, не дав договорить:

– Я это все понимаю. Мои родители тоже советуют сделать аборт.

Инна настолько была восприимчива к таким ситуациям, что у нее начало подыматься давление, кровь начала пульсировать в висках, голова закипала от мыслей что подсказать, и чем помочь, тому, не родившемуся ребенку и глупой матери.

– Родители считают – продолжала Света уже покрасневшими от стыда щеками, поняв позицию Инны – что ребенок сейчас не уместен, что мне нужно ещё зарекомендовать себя на работе. Тем более декретные нам не платят, а у нас с Сережей нет ещё ни жилья, ни машины.

– Но ведь это уже человек. И у тебя есть возможность стать мамой, ты уже мама. А родители, когда у них появиться внук или внучка они просто растают от счастья, пройдет время, и все забудут то, что говорили, и вы будете жить счастливо.

– Нет, Инна, ты все идеализируешь. – Света огорченно разводила в стороны руками – ты не понимаешь всей ситуации, если я рожу ребенка, моя жизнь сегодняшняя, прекратится. Отношения с Сергеем разрушаться, я потеряю работу, родители осудят меня…

Инна перебила Свету:

– Да разве она того стоит эта жизнь, эта работа, такой «любимый» молодой человек и такие родители того что бы уже появившегося человека на свет лишать жизни?

– Инна, это еще не человек!

– А кто же?!

– Это плод, эмбрион, живая клеточка…

– В общем, все что угодно, только не человек, да? И как же слова подобраны, эмбрион, плод. Это живой человек, твой ребенок, ты – мама, уже мама, а не убийца. Рожай, Светочка, я тебя очень прошу, ты себя всю жизнь потом мучить будешь, что ребенка своего загубила. Да, тебе сейчас сложно, трудно будет, придется перестроиться, но оно того стоит, дорогая. Пускай смирятся все перед твоим выбором, на работу нечего пенять, не трусь, подойди к начальнику отдела, переговори, хочешь, я поговорю?

– Нет, никому не говори, я сама, если что.

– Сережу настрой на то, что он будет отцом, не захочет быть рядом – гони в шею. Родители, какими бы строгими не старались быть, но от тебя не отвернуться и от малыша тоже. Наплюй на мнения, собери волю в кулак и готовься рожать, иначе я тебе этого не прощу.

Света сидела, потупив взгляд в пустую чашку. Видать не на тот эффект она рассчитывала, хотя и знала, что от Инны можно было ожидать чего угодно, она всегда имела свое мнение по любому вопросу, всегда была верна своим принципам и часто не соглашалась даже на первый взгляд с пустяковыми вещами.

– Инна, откуда у тебя такой негатив по отношению к абортам?

– А может быть меня тоже хотела мать в утробе убить.

– Откуда ты знаешь что хотела?

– Но ведь как-то убила двоих.

– Ты одна в семье?

– Да.

– Я тоже – ответила Света, а потом продолжила с интонацией человека теряющего интерес к разговору – буду идти, Сережа уже несколько раз звонил…

– Света, прошу тебя, не делай ошибки.

– Не знаю, что ответить пока, но у меня будет к тебе одна просьба, пожалуйста, никому не говори о нашем сегодняшнем разговоре.

– Ты знаешь, я умею хранить тайны. – Слова Инны были правдой, у нее было отличительное от свойственного большинству женщин умение не болтать лишнего, держать язык за зубами, и не встревать в ненужные разговоры.

Сейчас же Инна чувствовала, что разговор приблизился к концу, в её сознании роились мысли, и ей нужно было сказать, что-то важное вспомнить и озвучить что-то увещевательное. Но ничего не подворачивалось на ум. В какой-то момент Инна произнесла в уме «Господи, помоги»… в этой фразе был крик о помощи, и чувство безысходности и беспомощности перед лицом нависшей проблемы и грядущей неисправимой ошибки. На Инну лег груз колоссальной ответственности. Она также понимала, что до этого момента Свету никто не поддержал в решении рожать, не помог разобраться в этой ситуации, а значит, в его убийстве будут виноваты тоже все окружающие, и она Инна тоже будет виновата, если не предпримет все аргументы для увещевания.

– Ты ещё кому-то говорила о случившемся?

– Только тебе Сереже и родителям.

Произошла небольшая пауза, Света взялась за ручку сумки, и это было сигналом того, что разговор подошел к концу. В какой-то миг Инна вспомнила, что хотела сказать и поэтому начала говорить:

– Я вот вспомнила историю, не помню, в какой стране это происходило, читала в одном журнале, что один мужчина увидел возле роддома маленькое кладбище, он поинтересовался у врачей, что это за кладбище, и те ответили «здесь хоронят детей, которых убили путем аборта». Тогда он проникся этой проблемой и начал интересоваться, почему оно такое маленькое, ведь по их словам аборты делали каждый день. Но врачи ответили ему, что похоронить ребенка бесплатно возле больницы нельзя, нужны деньги, и тогда этот человек вызвался оплачивать эти похороны, в этом он увидел свое призвание, он не мог смириться с тем, что у этих несчастных, не родившихся детей нет могилки. И хотя сам он был небогат, имел семью, жену и детей, на которых нужны были деньги, все же выделял каждый месяц какую-то часть на похороны убитых в утробе матери детей. Таким образом, кладбище разрасталось. Говорят, что сам он начал проводить беседы с беременными девушками и женщинами, желающими сделать аборт, водил и показывал им кладбище, и чем больше оно разрасталось, тем больше будущих матерей приходило в ужас от своего намерения содеять безвозвратное. Таким образом, в этой больнице процент желающих сделать аборт сильно снизился. Эту статистику предоставили врачи. Таким образом, этот единственный человек, и могилы этих жестоким образом убитых детей спасли множество других жизней.

Но, Света, хоть и кивала в знак согласия, было видно, что осталась недовольна беседой с Инной. Наверное, она ожидала другой реакции, что её пожалеют, войдут в положение, и лишний раз подтолкнут делать то, что по её мнению было самым правильным.

Девушки попрощались, и Света ушла, оставив деньги на столе за свой кофе. Инна сидела ещё какое-то время в кафе, а потом тоже вышла, добавив к Светиным деньгам купюру за свой чай с чаевыми. Она была недовольна этим разговором. Ей не укладывалось в голову как можно хотеть убить своего собственного ребенка. Ей всегда казалось это диким и немыслимым. Тем более инициаторами и убийцами выступают сами матери, ведь насильно их никто не тащит к врачу. Те, кто должен был стать защитой опорой источником жизни для младенца, этот человек от которого полностью зависело существование малыша, этот человек который должен был тебя выносить (так же как и его когда-то выносила мать) родить воспитать и выкормить – вдруг становился твоим врагом, восхотевшим оборвать твою жизнь. Где эти добрые ласковые любящие мамы сейчас? Инна вспоминала рассказы своей прабабушки Анны, которая во время войны осталась с четырьмя детьми, её муж ушел на фронт и в 1945 погиб, после войны по стране осталось много сирот, и некоторые семьи брали на воспитание таких детей. Прабабушка взяла пятого ребенка в семью, также поступил, прадед Петр, уже имея троих детей, он с фронта привел малыша сироту в дом, и его родной брат Иван привел сироту, который был третьим ребенком в семье. «Вот это люди были – думала Инна – и жили в худших условиях, без стиральных и посудомоечных машин, без холодильников и газовых плит, без туалетов и ванных комнат в домах с теплым полом, и времена были послевоенные суровые с дефицитом товаров, и множеством других проблем. А сейчас есть все, а детей не хотят. Не детей не хотят, а себя обременять не хотят, не хотят жертвовать собой, жить хотят лишь в свое удовольствие. Мир потребителей и эгоистов. Обмельчали. Инна шла сердитой на Свету и корила себя за то, что слишком мало аргументов привела в пользу ребенку, ей казалось, что она была слишком грубой и опрометчивой, не до конца убедительной в речах, а ведь на кону стоит жизнь человека. Инна почувствовала огромный груз ответственности и осознанности за свои слова. Она даже представила, как у Светы родиться малыш. Почему-то ей казалось, что именно девочка, потом Инна представила, как она будет расти, пойдет в школу, станет красавицей, поступит в университет, как за ней начнут ухаживать парни, а потом в одного из них она влюбиться, и этот один ответит ей взаимностью, а потом свадьба, детки и счастье прекрасных семейных вечеров. Да, Инна мечтала об этом, ей всего хотелось этого самой и она естественно не могла Свете привести в пример себя и свои мечты, но при этом Инна предпочитала быть одной, чем с таким олухом и негодяем как Сережа. А такие олухи сплошь и рядом пытались навязать ей себя. «Что это за мужчина? – Думала она, если он толкает любимую женщину на свершение убийства своего ребенка?» В понимании Инны – мужчина должен быть опорой и защитой семьи, он должен быть любящим и заботливым мужем и хорошим отцом. И вроде бы этого не так уж и много, но при этом, сейчас, это была огромная редкость. То, что должно быть нормой – вымерло и исчезло. А думать и анализировать тот факт, что некоторые вообще избирают безобразный извращенный образ жизни, в котором сознательно отказываться от рождения детей в угоду свободной ничем не обременяющей жизни именуемой «childfree» вообще не хотелось. Тут голова у девушки закипала, как чайник, ведь казалось, что мир катиться в пропасть.

«Его кровь ляжет грузом на всех, как вы не понимаете? Потому что все за всех виноваты. В этом мире нельзя быть безответственными, в этом мире не может быть чужого горя». – Думала девушка. Ей также казалось, что в нашем мире априори не может быть счастья. Она думала, что счастливые люди, это просто слепцы, которые не видят чужого горя. «Ведь нормальный человек не может быть безразличным к чужому горю. А все так искренне желают, этого счастья, на каждом празднике, а ведь истинное счастье, это когда не тебе одному хорошо, а кому-то еще. Как люди не понимают этого?»

Инна шла пешком, вдоль трассы, в сторону дома. Теперь она вспоминала свое студенчество, свои школьные годы, и то, как рано начинают блудить девушки и парни. В её сознании, всплывали истории с дискотек и школьных вечеров, когда её ровесницы девочки не стесняясь, садились парням на коленки, целовались, легко отдавались за углами клубов и баров, в машинах своих приятелей, в комнатах общежития на съёмных квартирах, в сортирах и где ни попадя. К сожалению, ценой за разнузданную жизнь была человеческая жизнь, словно её бросали на жертвенник страшного языческого бога в награду за сиюминутное наслаждение.

Быстрой походкой девушка дошла до остановки нужного ей автобуса, запрыгнула внутрь подъехавшей маршрутки, и уже через мгновение сидела на заднем сиденье возле окна, тяжело и интенсивно дыша через нос, ноздри которого расширялись и сужались в интенсивном ритме сердитого слегка запыхавшегося от быстрой ходьбы человека. Рассчитавшись с водителем за проезд, Инна положила кошелек в сумку, и наткнулась рукой на подаренную вчера Давидом книжку. Инна достала книгу, понюхала её, она любила запах новых книг, посмотрела на обложку, улыбнулась, положила книгу на коленки, открыла первые страницы и начала читать про себя. Это немножко отвлекло девушку. Сегодня она решила не шататься по магазинам и отправилась прямиком домой обдумывать пережитое. Отдохнуть от рутинной работы и взаимоотношений с людьми, приготовить вкусный ужин, помыться, немножко поболтать с соседкой по комнате. Завалиться с книжкой в кровать и уснуть окутанной мечтами о другой жизни, в которой не какой-то сказочный принц, а вполне реальный любящий мужчина рядом, у них прекрасная счастливая семья, дети, мир и лад во всем. Инне не удавалось наблюдать в кругу знакомых тех прекрасных и светлых взаимоотношений, о которых мечтала, поэтому оставалось только мечтать и надеяться, что в этом исковерканном и искаженном людьми мире у нее все получиться.

«Оправдай вдову, дай суд бедному, помоги нищему, защити сироту, одень нагого, о расслабленном и немощном попекись, над хромым не смейся, безрукого защити, и слепого приведи к видению света Моего, старца и юношу в стенах твоих сохрани, мертвых, где найдешь, запечатлев, предай гробу, и Я дам тебе первое место в Моем воскресении.» (3 Езд.2, 20-23).

Глава 4

Ричард после работы пришел в спортзал, который находился в соседнем здании с офисом. Сегодня по составленному фитнесс тренером расписанию была тренировка грудных мышц спины и пресса. Ричард воткнул наушники плеера в уши и, включив ритмичную музыку начал разминку. В зале было не много людей, так как это был понедельник, поэтому Ричард занял центральное положение напротив огромного зеркала, и начал делать круговые вращения рук и корпуса.

Что-то есть у любителей фитнесса и культуризма нарциссическое, им нравится позировать, и смотреть на себя, в зеркало. В Ричарде не было женских манер и ужимок, которые свойственны некоторым нарциссам, наоборот это был другой вид самолюбования, он старался выглядеть мужественно, поэтому он делал серьезное хмурое лицо и позы. Он застывал в этих позах, и моделировал в разуме ситуации, где с кем и при каких обстоятельствах он может применить ту или иную форму или жест в деловых встречах, которых у него было предостаточно.

Сейчас же, в промежутках между упражнениями, он стоял, наполнив грудь воздухом, слегка выпятив её вперед, потом в пол-оборота, потом боком к зеркалу согнув руку по девяносто градусов, смотрел на бицепс и трицепс, шевеля попеременно пальцами, играл мышцами предплечье.

Он не был «качком», отрицал питание гормонального роста, и был скорее за эстетику тела и его энергичность, хотя первое, скорее всего, доминировало, и на подсознательном уровне ни о какой эстетике не было и речи, а больше о привлекательности. Ричард уже давно ходил на тренировки и надо признать добился неплохих результатов в строении своего тела, он знал постоянных спортсменов в зале, знал, кто и по каким дням ходит, но ни с кем не заводил дружбу. Иногда он любил тайком разглядывать новоприбывших спортсменов, их достижения и их формы, словно боялся, что кто-то перещеголяет его. Чувство первенства проявлялось в нем во всем, и проявлялось во всем, к чему Ричард проявлял интерес.

Сейчас же, его больше всего тревожило случившееся вчера с Инной. Честно говоря, он не особо сильно придавал серьезность их отношений. Ему она казалась простоватой, хотя он и не исключал симпатии к её внешности и красоте в целом, которую дополняли обоняние, женственность, острый ум, и начитанность. Она была из бедной семьи, не умела, по его мнению, модно и со вкусом одеваться, не была по его понятиям прогрессивной, и с ней Ричарду было пока не совсем комфортно оказываться среди успешных людей. Но, все же что-то влекло к этой девушке. Ричард не любил нерешенных задач, он был прагматиком, и моментами, как он сам считал, циником, поэтому ему нужно было понять логику его влечения, и пока логика подсказывала, что его влечет красота Инны.

Хотя, были и другие причины, он признавал её умение держаться в коллективе, то, как она вела дела, размышляла, относилась к людям. Ричарду нравилось то, что она не курила, не употребляла спиртных напитков, не материлась, не сплетничала, имела свой характер и не вступала в иерархичные связи подруг, где всегда одна главная, а все остальные на побегушках.

Последнее создавало некий дискомфорт Инне в общении с коллегами женского пола. Но, казалось, это нисколько не смущало её. Девушка имела свое мнение. Умела обходить споры и неурядицы, с терпением переносила неадекватность со стороны неадекватных людей, и всегда была добра и вежлива с людьми добрыми и вежливыми.

Ричард присматривался. И пока ему все нравилось, до вчерашнего дня.       Парень сам того не замечал, что с юности западал на симпатичных и новеньких, еще со школьных лет, и в университете. Он был влюбчивым. С юности обладал обаянием, умел понравиться, умел сказать правильные слова, создать правильную мимику, что бы выглядеть милым, умел флиртовать, и делать лестные комплименты. Он был педант, модник, и как ему казалось эстет, хотя последнее было не правдой. Он любил ходить по магазинам, подбирая себе новые модные вещи, любил читать мужские журналы, и считал себя знатоком передовых мнений, любил водить девушек в рестораны, и в красивые места города, включая галереи, театры, концерты и клубы. Он всегда был знатоком всевозможных праздных мероприятий в городе, и его часто можно было заметить на концертах, тренингах, корпоративах. Он также считал себя романтиком, исходя из слов некоторых из его воздыхательниц. Но, таковым, скорее всего, являлся по своей наружности, и свидания строил не столько из чувства сделать девушке приятное, сколько из желания пустить пыль в глаза и вызвать симпатию к себе. В этом крылась тонкая грань всего его естества, ведь казалось что все, что он делает, делал лишь для себя и во имя себя. Хотя часто не осознавал, да и осознать не мог, так как для осознания этого нужно было выйти за рамки самого себя. А это было ему сделать не просто.

Но, появление Инны что-то поменяло в ходе его с одной стороны яркой, а с другой стороны обыденной жизни. Как-то косвенно, вскользь мимоходом в разговорах с коллегами он начал слышать от Инны понятия, в разрез противоречащие его привычным взглядам на жизнь, и не то что бы это его бесило, и он выходил из себя, будучи не согласным с её убеждениями, нет. Скорее напротив, она умело могла донести ему мысль с объяснениями, четкой и ясной аргументацией ставящей все на свои места, а порой даже в тупик. В общении с ней он всегда узнавал что-то новое, видел, она не такая как все и чувствовал, что ему интересно с ней не только как с объектом вожделения. Вот почему он начал без напора, как друг, общаться с ней время от времени, не брезгуя конечно общением и с другими девушками.

Иногда Ричард ловил себя на мысли, что Инна могла бы стать хорошей женой, и матерью его будущих детей. Нет, не из тех простушек, которым лишь бы выйти замуж, а именно верной спутницей и подругой на жизненном пути. Тем более он был человек амбициозный, и строил большие карьерные планы. Последнее время даже метил в политику, нащупав связь с одним бизнесменом.

Но, была и другая проблема, это его нежелание попадать в омут семейной жизни. Сейчас он чувствовал свободу, делал, что хотел и когда хотел, а семейная жизнь была чем-то для него мрачным, тем, что высосет все его силы и энергию. Он думал иногда о создании семьи, но там, в туманной и далекой перспективе. Он гнал эти мысли, как и вопросы любопытных родственников и друзей «когда женишься?».

В жизни он ни за кого не нес ответственности. В семье он был единственным сыном. Любимцем мамы, да тем более не из бедной семьи. Мать по неведомой причине бросила, по её словам, «никудышного отца», и больше не хотела выходить замуж. «Хватит – сказала однажды она – пожить нужно и для себя». Воспитанием мальчика занимались в основном бабушка, которая тоже была одинокой, после смерти мужа, и души не чаяла в маленьком отпрыске. Мать, конечно, не оставалась без мужского внимания, будучи женщиной видной и свободной она не брезговала связями с разными мужчинами, и одно время жила с одним, другое с другим. В общем, ей было не до сына по большей мере, хотя периодически на нее могли нахлынуть материнские чувства, и она, выдавив из очередного ухажёра не хитрую сумму, могла осыпать сына подарками и одежками. Так у Ричарда с детства было все. Начиная с игровых приставок, компьютера, кучи игрушек, санаториев, велосипедов, поездок за границу на курорт с матерью, заканчивая модной одеждой, билетами на концерты и выпивку с друзьями, походы в кино, кафе и рестораны, в общем, все то, что и не снилось большей части детей постсоветского пространства в 90-е. Он с детства привык получать то, чего хотел.

Так с годами он обзавелся и квартирой, полученной в наследство, хорошим образованием, хорошей должностью, полученной по блату через знакомых и родственников по бабушкиной линии. Со временем появилась машина, стабильный круг друзей, и довольно наскучивший образ жизни. Ричард успел попутешествовать, пожить и расстаться с девушкой.

И ему хотелось чего-то большего. Большей сферы влияния, больших доходов, лучшего авто, меньшей затраты времени на работу, и больше поездок за границу, больше отдыха, больше ярких (по его мнению) впечатлений и ощущений. Он никогда не считал, сколько у него было девушек, он был хорош с виду, и девушки влюблялись в него, да тем более он был довольно успешен в делах, умел нести ответственные проекты и доводить их до конца с положительным результатом. Руководство его любило, и ему не было причин переживать по поводу работы в ближайшие годы, тем более он имел протеже, и не боялся потерять работу, хотя и не хотел этого, поэтому вел себя осторожно и благоразумно, и знал где и с кем повести себя вольно, а с кем сдержано.

«Но что же теперь было не так? Что это? Задето мое честолюбие? Затронута моя гордыня? Или что это?» – думал парень между подходами «жима лежа», ставя штангу на стойки. Ему все не давала покоя сложившаяся ситуация вчера с Инной, и откуда-то взявшимся парнем, который проявил к ней столь цепкую симпатию. О как ему было стыдно перед ней, а главное, перед самим собой. Он злился на свое малодушие, на неумение найти правильные слова. Он сожалел, что ввязался в полемику с тем парнем, и в который раз прокручивал в голове все возможные варианты развития событий, и то, как нужно было поступить наилучшим образом.

«Да, вернуть все вспять нельзя. Она, наверное, посчитала меня трусом. Зачем я хамил, ей? Да, рассердился, но зачем она влезла в мой разговор с ним? Эх, может плюнуть на все!». Но плюнуть так просто он не мог.

Сколько раз он бросал девушек, после первых претензий тех к нему. «Будто мы муж и жена, будто я что-то обещал, и чем-то обязан. Ха» – как правило, такими фразами заканчивались его любовные истории.

Но, тут было другое. С Инной он только начал дружить, и они всего несколько раз были на свидании. Она ему нравилась, и, ему казалось, что он тоже ей нравился. Ричард был уверен что делает все правильно, и что ситуация идет под контролем. Ему хотелось предвкусить дружбу с ней, и он даже не начинал мечтать о более близких отношениях, тем более, он наводил справки, и узнал, что она ни с кем не жила из парней, и вроде как не встречалась ещё. В общем, чистый лист. Он боялся показаться перед ней замаранным, коим, конечно себя никогда не считал, но, понимал, что истории его былых связей могут навредить его репутации и взаимоотношениям с девушкой. Тем более он не откидывал той возможности, что с этой девушкой и вправду может выйти неплохая пара. Мысль эту подпитывали его приятели Эдвард, и Миша, которые отметили хорошие формы её бедер груди и попы, стройные ножки, плечи, шею, губы, глаза. Их фразы «ах, хороша», «я бы с ней…» и все такое, только подзадоривали его. От этого её цена будто возрастала в глазах Ричарда, словно акции на фондовой бирже на фоне других более доступных женщин. Вот почему теперь ему было вдвойне обидно отступать, и он не намерен был этого делать.

«Ничего, мы ещё посмотрим, кто кого» – думал он, лежа на лавочке, делая очередной подход, выжимая штангу от груди. Тем более он не был уверен, что она ещё когда-нибудь встретиться с тем парнем, представившимся Давидом. Он думал не о нем и о ней, а больше о себе, и о том, как он будет вести себя с ней дальше. Он понимал, что впереди совместный отпуск, где ему предстоит беседа с ней. «Лишь бы она поехала». – Думал Ричард. И это напрягало больше всего, ведь нужно будет извиняться, а он не любил этого делать, тем более не чувствовал своей вины. Его также злило то, что Инна осталась тогда беседовать с тем парнем. Ричард видел их вместе, ведь когда ушел и скрылся за домами района, и не застал Инну догоняющей его, тут же вернулся и начал подглядывать из-за угла дома.

Он решил, что не отступит. И попробует вернуть её былое доброе расположение к себе.

– Привет, Ричард! – бодрым и звонким голосом приветствовал приятеля и друга только вошедший в зал Данила. Его приход не порадовал Ричарда. Но, он не подал виду, а лишь нехотя ответил – привет.

– Что с тобой не так? – спрашивал Данила, протягивая для пожатия руку. – Ты плохо себя чувствуешь?

– А что со мной не так? – Недовольно переспрашивал Ричард.

– Даже то, как отвечаешь, брови вон нахмурил. Не рад меня видеть, что ли?

– Да рад, конечно, начинай разминку.

Данила уже махал руками, разминая плечи, предплечья, бицепсы и трицепсы, он был озабочен текущей поездкой и последнее время говорил только о ней:

– Бухлишка прикупим, хорошо отдохнем, девчонок зацепим. Эх, нужно хорошо погудеть, так что бы запомнилось. Постараюсь к Катьке подкатить.

– Данька, она же тебя не подпустит.

– С чего ты взял?

– Мне кажется ты птица не её полета.

– Посмотрим. – Словно принимая вызов, говорил Данила.

– Ты только что, после работы, опять её подвозил?

–Ага.

– Ну, успехов тебе парень.

– Ты уже квартиру выбрал, или гостиницу?

– Нет.

– Ну, ты че, не выбрал ещё? Ну, ты даешь. Времени уже осталось совсем мало. А в последний момент искать – обязательно какая-то ерунда попадется, как прошлый раз.

– А что, прошлый раз было плохо? – недовольно отвечал Данила, явно расстроен тем, что его прошлые поиски остались неоцененными.

– Да нет, все нормально. – Недовольно отвечал Ричард.

– Говорю же, что то с тобой сегодня не так. Что Инка бортанула? – На лице Данилы появилась злорадная улыбка, ведь этим колким вопросом, он в отместку отвечал на колкость Ричарда.

– Нет.

– Да что ты мне втираешь в уши, по любому она.

Ричард рассердился ещё больше, ведь Данила угадал причину его настроения. Но, парень он хоть и был коммуникабельным и открытым, все же фильтровал, что и кому говорить. Тем более в его жизни не было тех людей, с которыми хотелось делиться переживаниями. Сам он всегда насмехался над переживаниями других, считая любовные страдания других «соплежуйством» и не мужским делом. Ему нравилось находить в людях слабости, чувствуя свое превосходство. Поэтому он не мог позволить другим видеть свои слабости.

– Слышишь, Данька, а ты бы пошел со мной на опасное дело? Рисковое дело? – и Ричард внимательно всматривался в глаза своего друга. Тот смутился, но, боясь показаться трусом в лице своего приятеля, и непосредственно начальника, не уверенно ответил:

– Ну конечно, о чем речь. Всегда готов помочь, но… – выдержал паузу – смотря, что нужно будет сделать – и потом со свойственной ему хитростью отвечал, переводя разговор в шутку – мы же банк грабить не будем?

– Нет, но ситуация может быть нестандартной.

– Ну, давай, рассказывай. Я так и понял, что что-то произошло.

– Прости, но пока ничего рассказывать не буду. Когда приедем из отдыха, тогда все устроим, и я введу тебя в курс всех дел, если придется, конечно.

Данила давно хотел повышения, поэтому он везде и во всем поспевал за Ричардом. Он выслуживался, и был готов на многое, лишь бы доказать свою преданность. Поэтому он соглашался. Но в глубине души ненавидел Ричарда, презирал его, преуменьшал его достоинства, списывал все его достижения на случайность или на помощь родных и близких. Он мечтал когда-нибудь разбогатеть и вырваться из этого подчинения, которое ему было неприятно. Но, пока приходилось работать по-старому.

Не выдавая смущения после согласия данного на просьбу Ричарда, Данила продолжил разговор о поездке, словно между ними не было предыдущего диалога. Они продолжили тренировку, и практически уладили все подробности поездки. Решили во сколько выедут, кто с кем поедет, где будут делать остановки, в каком районе снимут квартиру и куда пойдут отдыхать. Надо признать людьми они были практичными, и организовывали и вели дела хорошо. Оставалось только сотрудников ввести в курс дела, забронировать две квартиры, довести рабочую неделю до конца, собрать вещи и выдвинуться в путь. После тренировки, приняв душ, и переодевшись в раздевалке, фитнес-зала, парни распрощались.

У Данилы было еще одно дело, а точнее встреча, на которую абсолютно не хотелось ехать, ведь с этими людьми он уже давно разорвал отношения. Он даже толком не мог вспомнить, от чего была эта неприязнь, к старому знакомому и с чего все началось, но началось давно, и если его что-то и объединяло с этим человеком и его окружением, то только прошлое. А Данила не любил заглядывать в прошлое. Но одно обстоятельство заставляло его пойти на встречу.

Этим обстоятельством была его мать, с которой он давно не виделся, и «смс» от знакомого: «Данила, нужно встретиться, я тебе посылку от мамы передам, а также документы о праве собственности». Эта «смс» ошарашила, Данилу, ведь он не ожидал, что мать, через знакомого передаст ему документы. Все дело в том, что у него с матерью была беседа по поводу наследственных прав на дом, в котором жила стареющая мать. Дом был довольно большой, с летней кухней, гаражом и сараями, садом и приличным участком земли, и хоть находился в городке, всё равно еще стоял не малых денег, ведь был в хорошем состоянии. После смерти матери Данила планировал его продать, но боялся, что в наследство может вступить брат, который был старше, и давно уже женился, и имел семью, но жил в другой области, пьянствовал, кажется, даже успел развестись, но потом опять сошёлся со своей женой. И с ним Данила прервал связь уже давно. А новости о брате больше получал через маму, с которой последнее время тоже виделся мало. Вот почему он так резко отреагировал на «смс» знакомого, хотя, до этого проигнорировал несколько его вызовов телефона, и от этого было немного неловко. Также Даниле не нравилось то, что знакомый был посвящен в их семейные дела, и мог разболтать общим знакомым в городке, и слухи могут дойти до брата. Еще его тревожило то, что мать так поступила, потому что намекнула таким образом, что бы он приехал, но способ выбрала не самый удачный. «Значит, она думает, что я не еду по причине того, что она не подписала Дарственную – думал наш герой, но, что бы прогнать негативные мысли, он, словно утешал себя – все, что не делается, делается к лучшему. Пусть лучше документы лежат у меня. А я в скором времени съезжу к матери, отвезу ее к нотариусу, и мы все уладим. А по поводу не отвеченных звонков знакомого – что-нибудь совру, скажу, что звонков не заметил, или что-то в этом духе. Главное все дело провернуть по-быстрому».