Buch lesen: «Пока небеса молчат»

Schriftart:

Некоторые национальности, традиции и земли – авторский вымысел

Глава 1
Марьяна

Я никогда не видела отца, но мама говорила, что он просил назвать меня Марьяной в честь его любимой бабушки. Мама послушалась и даже дала мне русскую фамилию, чем навлекла недовольство собственной родни. Ведь я появилась на свет уже в Саржистане, через полгода после того, как маму выслали из России как нелегального мигранта.

Ее документы были в порядке, депортацию заказали и проплатили родители моего отца, потому что считали маму ему не парой. Она работала в их семье прислугой. Молодая красивая саржистанка, которая даже не мечтала женить на себе хозяйского сына.

Тетя Хуса потом говорила, если бы он имел твердый характер и был настоящий мужчина, то не позволил бы выгнать маму или нашел ее после моего рождения. Но к шестнадцати годам я перестала ждать и надеяться на встречу с отцом. Кто подскажет ему адрес?

В Саржистане мы часто переезжали, родственники отказывалась помогать, ругали маму, за глаза называли шлюхой. Чтобы прокормить меня она бралась за любую тяжелую работу и скоро растратила здоровье. Уже три года мамочки нет на свете, но я помню каждое ее слово и стараюсь жить так, чтобы она не стыдилась за меня там, на небесах.

Когда я осталась одна, тетя Хуса взяла меня к себе на бахчу, хотя у самой пятеро ребятишек. Дядя Алим был не против, он во всем слушался жену, хотя с виду казался большим и грозным, душа у него была добрая.

Среднюю школу я закончила в маленьком поселке у реки, а потом тетя Хуса пыталась найти мне мужа, но уважаемые семьи не хотели приводить в дом дочь беспутной женщины. И я не мечтала замуж так рано, на последних смотринах нарочно прикинулась неуклюжей дурехой, чтобы не понравиться мрачному соседу. У него уже была жена, но состарилась, и он хотел взять в дом младшую.

Когда сосед ушел и забрал овцу, принесенную в подарок, тетя Хуса стала плакать и упрекать меня. А я села на пол, обняла ее ноги и обещала, что уеду в город учиться.

– Я хорошо знаю русский язык, меня возьмут переводчиком, всю зарплату буду присылать вам, только не отдавайте чужим людям.

Тетя Хуса кусала кончик своего красного платка и жалела меня. У нее быстро менялось настроение. Мы начали строить планы вместе.

– Так ведь надо еще попасть в институт и документы переводчика получить. А в городе на что будешь жить, глупая? Там совсем пропадешь. Мать у тебя была гибкая, как ивовый прутик, всему покорялась, отец – тряпка, судя по всему. В кого тебе иметь крепкий характер, Мариам?

Это было обидно слышать. Я вытерла слезы и попыталась вспомнить кого-то из сильных предков. Но саржинская ветвь казалась чахлой и хрупкой, с гнилой сердцевиной. Стоит ветерку подуть и обломится. Может, с русской стороны у меня надежные корни? Жаль, я о них мало знаю.

На единственной фотографии, которую мама привезла из России, отец красивый, интеллигентный, на труса не похож. Мне достались от него тонкие черты лица и светлая кожа. А волосы хоть и черные – мамины, но завиваются на кончиках и у висков.

Ни разу не видела кудрявых белолицых саржистанок. Наверно, поэтому мамины братья на меня смотрели с презрением, только тетя Хуса согласилась помочь. За это ее наградит Всевышний, и я расплачусь, когда начну работать сама.

– Успешно сдам экзамены, получу стипендию и не буду вам в тягость. Я старательная и терпеливая, вы же знаете. Я буду прочным тополиным прутиком, везде приживусь.

Тетя Хуса подумала и согласилась отпустить меня в Гуричан. А еще посоветовала написать письмо в российскую передачу «Близкая душа», чтобы отыскать отца.

– Может, Всевышний разбудит его совесть. Раз он из богатой семьи, пусть денег пришлет тебе на учебу или найдет достойного жениха. Ты у нас умница и красавица, Мариам. Такая дочь – награда небес и честь роду. А кто тебя оценит в нашем Чаргане? Видно, шайтан попутал меня, раз хотела отдать такое сокровище за одну овцу, мешок муки, два десятка цыплят и почти новый велосипед.

Я поцеловала сморщенную руку тети Хусы и поблагодарила, а потом мы вместе напекли лепешек на ужин и стали собирать мои вещи в старенький чемодан, с которым еще мама приехала из России. В верхней подкладке вшит тайный карманчик, где хранились все мои ценные вещи: паспорт, свидетельство о рождении, папина фотография и его коротенькое прощальное письмо.

Милая Салечка, золотой лучик, постоянно думаю о тебе!
Сейчас смотрю в окно на спящий город и представляю, какой большой у нас будет дом и много цветов у порога: розы, пионы, тюльпаны, как ты и мечтала. Не плачь, все наладится. Береги себя и нашу малышку.
Люблю вас. Целую.
Глеб

Я сейчас редко перечитываю эти строки, за много лет выучила наизусть. А «Золотой лучик» спит глубоко в земле, укрытая сухими листьями, и не может видеть даже звездочки дикого чабреца на поселковом кладбище. Мою мамочку звали Сауля. И в жизни ее сухой полыни и корявой арычи было больше, чем роз и пионов.

Если небеса пошлют мне встречу с отцом, я просто посмотрю на него внимательно и не стану ничего просить. Только спрошу, сумел ли он построить дом, о котором писал маме, и хорошо ли там живется его другой любимой.

Глава 2
Общежитие в Гуричане

Дядя Алим в первый же городской день удачно продал целый багажник арбузов. А дыни остались в тележке, и я караулила их до темноты, пока не решился вопрос с моим временным жильем.

Дальний родственник дяди Алима согласился принять меня на время экзаменов. Первую ночь я спала плохо, потому что за стеной плакал грудной ребенок, а вторую ночь провела в лавке, где торговали инжиром, гранатами, грушами и хурмой. Там я смогла читать учебники до утра, но все равно сдала вступительный тест на средний балл. Этого оказалось недостаточно для поступления в Гуричанский педагогический институт.

Я долго-долго искала свою фамилию в списках, руки ныли под тяжестью самой спелой дыни с родной бахчи, а потом внезапно разжались… Вокруг насмешливо загудели студенты, раздались сердитые голоса старших.

– Уборщицу позовите! Эй, ты совсем дурная? Чего дыни бросаешь?

– Девушке плохо, смотрите, бледная стала… Наверно, не поступила. Це-це…

– Иди домой, на следующий год хорошо подготовься.

– Из деревни. Тапочки и платок бабкины. Хи-хи…

Кто-то взял меня под локоть и повел дальше по коридору, добродушно ворча.

– Ай-ай, дорогая, как можно свежую чарганскую сладость колотить о старый гуричанский бетон? Это великий грех. Как тебя зовут, дочка?

– Мариам… Марьяна Шумилова.

Я сморгнула слезы и увидела перед собой сухонького пожилого человека невысокого роста. Он держал в свободной руке ломоть моей дыни и, прикрыв глаза, блаженно улыбался.

– Ах, какой аромат! Пахнет моим детством. Ты зачем с дыней сюда пришла, Марьяна?

Я простодушно ответила, что тетя Хуса велела отдать ее директору института в день поступления. Дедушка засмеялся.

– Директора сейчас нет. И ты не прошла по баллам, правильно? Что делать будешь? Вернешься в Чарган?

Я сначала робко кивнула, еле сдерживаясь, чтобы опять не заплакать, а потом отрицательно замотала головой.

– Мне обязательно надо остаться в городе. Вдруг зимой явится жених со стадом овец, и тетя Хуса скажет: «Ну, раз не смогла поступить на учебу, будешь следить за домом, ткать ковры и варить мужу жирный мургабаш».

Тут старичок сделал изумленное лицо и причмокнул губами.

– Ай-ай, я бы от горячего супа не отказался, а ты совсем замуж не хочешь, да?

Наверно, я слишком испуганно отшатнулась, потому что он тут же добавил:

– Нет-нет, не волнуйся, я в женихи уже не гожусь, меня старая Фарида поколотит, если приведу в дом такую молоденькую красавицу, как ты. Моя Фарида в два раза больше меня стала с годами, и нрав у нее испортился от того, что долго сидит дома одна. Ну, что делать… свои дети выросли – разлетелись, а я привык со студентами общаться. Не могу киснуть среди казанов и женских сплеиен. Как же нам с тобой поступить, Марьяна?

Старичок откусил кусочек дыни и отвернулся, словно забыл обо мне. Напрасно я так подумала, в это время решалась моя судьба.

– Сейчас позвоню своему другу, пусть примет тебя в училище. И не спорь!

– Но я же… мне негде жить. Я – сирота. В Гуричане нет родственников.

Мучительно неловко было даже прошептать горькие слова, но так просила сказать тетя Хуса, если будет решаться вопрос с общежитием.

Старичок расспросил о моих итоговых школьных оценках, при этом вспоминал учителей нашей школы, как старых знакомых, потом уточнил результаты моего вступительного теста. И очень обрадовался, когда узнал, что я неплохо владею русским языком и прилежно учу английский.

Через два дня меня приняли в педагогическое училище, где готовили учителей начальных классов. До конца лета я помогала тете Хусе и дяде Алиму на бахче, а в первый день осени заехала в общежитие.

Сначала в Гуричане мне было очень трудно. С тремя девочками в комнате я не смогла близко сойтись, они критически смотрели на мою одежду и посмеивались над деревенской простотой, сами-то жили в пригороде и на каждые выходные разъезжались по домам. И все же многому меня научили, порой через жгучий стыд.

Помню, как первый раз постирала белье и вывесила его на маленький балкончик при кухне. Девочки подняли крик, что я их позорю.

– Немедленно убирай с общего вида свои старые тряпки! Скоро под окнами толпа соберется.

Оказывается, здесь было принято сушить вещи прямо в комнате на спинках кроватей, чтобы никто с улицы не замечал. По соседству находилось общежитие сельхоза. Там жили в основном мальчики, они часто прохаживались мимо нашего корпуса, махали руками, свистели, звали погулять.

Мои соседки улыбались им и порой соглашались, а я зарывалась в учебники, радуясь тишине. Правда, одна девочка пыталась со мной подружиться. Спрашивала, чем я мажу лицо, и почему у меня волосы так блестят. Мои ответы ее разочаровали, никаким кремом я не пользовалась, а шампунь применяла обычный, на травах. Разве что иногда протирала волосы хной, как делала тетя Хуса.

Еще у нас в комнате вышла ссора из-за моего таза, в котором я стирала одежду. Как-то раз заметила, что девочки моют в нем свою уличную обувь и начала прятать под кровать. Меня обозвали жадной и злой. Я не выдержала.

– А вы, значит, добрые? Каждую субботу ездите домой, привозите сумки яблок и ни одного соседке не предложите.

Но в ответ мне прилетели новые обвинения.

– А ты почему не угостишь нас знаменитыми дынями из Чаргана? Почему тебе никто посылки не оставляет? Твои родственники совсем нищие или не любят тебя?

Я незаметно перевела дыхание и тихо сказала:

– Мы богаты духом. Когда мне пришлют еду из дома, я вас всех угощу.

– Не надо нам твоих гнилых дынь, лучше попроси сыра и мяса.

– И деньги на новый лифчик… Твой, видимо, еще от мамы достался.

Девочки дружно фыркнули и стали обсуждать собственные наряды и украшения, достали косметику. Я потрясенно молчала, а на следующий день пришла к старшей по общежитию и предложила мыть полы в коридоре и помещениях, где сидели старушки-вахтерши.

Первую небольшую зарплату я разделила на две части и на свою долю купила белье – простенькое, но лучше моего прежнего. Те деньги, что переслала тете Хусе, скоро вернулись обратно вместе с письмом от нее. Она дала понять, что пока не нуждается в моих крохах, но и присылать продукты часто не сможет. Дорога от Чаргана до Гуричана долгая и плохая, и своих детей тете Хусе надо содержать.

Я подсчитала примерные расходы на месяц и поняла, что со стипендией и зарплатой смогу нормально питаться, а на хорошую одежду и ноутбук придется долго копить.

Учеба мне давалась легко, я помогала некоторым студенткам с переводами и подготовкой к зачетам. В благодарность со мной делились домашними припасами и так я смогла сэкономить деньги на теплые ботинки, над которыми не будут потешаться соседки.

Зимой я подружилась с девушкой из комнаты напротив, Хадича была старше меня и строже, любила разговаривать только на тему Священной книги и своего будущего замужества.

В доме тети Хусы к традициям относились уважительно, но без рвения. А вот мамины братья были очень набожны, они верили в карающего Творца, который непримирим к падшим. Зная, как строги они были к маме, я настороженно относилась и к Священной книге. Мне казалась, она вся состоит из паутины запретов, особенно для женщин.

Узнав, что я не имею личного экземпляра Дарама, перед отъездом из города Хадича подарила мне свой – потрепанный, в темно-синем переплете. Перед сном я стала его читать и даже завела тетрадку для перевода на русский. Это была непростая, но интересная практика. Некоторых слов я не нашла даже в старых словарях, пришлось спрашивать у преподавателей.

Постепенно я стала понимать, что разные люди трактуют стихи Дарама по своему усмотрению. Мне даже стало казаться, что строки волшебным образом меняются в зависимости от того, кто их читает. Если человек с добрым сердцем, то в Книге он найдет призыв любить и уважать людей, помогать им в трудную минуту, а если надменный и алчный, встретит оправдание своей жадности и спеси.

Перед летними экзаменами из Чаргана мне прислали сладкий гостинец. Я полюбовалась клубникой и оставила ее под столом на общей кухне, а сама ушла мыть лестницу и окна в коридоре. Когда вернулась, ведерко с бечевкой вместо ручки уже опустело, на дне в ворохе зеленых чашелистиков валялись лишь четыре сморщенных ягодки.

Двоих соседок не было, на кровати дремала третья – та самая, что спрашивала меня про волосы. Ее звали Уреза, кажется, она бы охотно общалась со мной, если бы не чопорные подруги.

Я спросила Урезу, как же так, почему мне оставили мало ягод, почему честно на всех не разделили, а потом, глядя в ее сонные глаза, принялась трясти за плечи.

– За что вы меня ненавидите? Что я плохого вам сделала? Отвечай!

Уреза подавила зевок и лениво сказала, что девочки мне завидуют. Моей внешности, хорошей учебе, расположению учителей. Тому, что никогда не вступаю в спор, не кричу и не плачу на их глазах. Держусь отстраненно, секретами не делюсь.

"Да какие же у меня секреты!"

Я и раньше хотела попросить комендантшу отселить меня в другую комнату, но вдруг там будет компания не лучше. В Книге сказано, что надо терпеть невзгоды и смиряться, но в этот день я впервые устроила бунт. Самой себе хотела доказать, что не всегда покорна и пуглива… Сейчас вспоминать немного смешно и стыдно. Я с размаху уронила на пол табуретку, и у нее ножка сломалась.

Подошедшие девочки стали меня успокаивать. Кажется, чувствовали, что поступили нехорошо. И в знак примирения предложили вместе с ними сходить к старой гадалке. О ней, якобы, шла слава по всему Гуричану. Но, скорее всего, по нашему району, где располагались женские студенческие общежития.

– Для нее наше будущее как открытая книга. Мудрая Саида по руке читает и все сбывается, – с сияющими глазами убеждали соседки.

– Наверно, ее услуги дороги? – усомнилась я, вспомнив свой скромный доход.

Девочки переглянулись и обещали добавить немножко денег, если у меня не хватит. Я все еще колебалась, не хотелось тратиться на пустую забаву. А с другой стороны, почему бы не спросить у гадалки, встречусь ли я когда-нибудь с отцом? Даже придуманный хороший ответ меня поддержит.

В ближайший выходной мы направились к домику знающей Саиды. В затемненную комнату с горящей на столе толстой свечой я зашла последней. Девочки уже получили ценную информацию и шушукались в ограде. По их веселому настрою я поняла, что каждую ждет большая удача в жизни: легкая работа, заботливый муж и здоровые детки. Значит, за мои деньги и мне ничего страшного гадалка не скажет.

Саида оказалась вовсе не такой старой, как я себе представляла. На стене у нее почему-то висели атрибуты разных религий: металлический крест, иконы с изображением печальных святых, картинка со стихами из Дарама, а на кресле был свернут молитвенный коврик вроде того, что был у Хадичи. Тогда я подумала, что все эти вещи нужны для впечатлительных посетителей и спокойно положила руки на стол.

Саида долго водила пальцем по линиям на моих ладонях, сравнивая левую и правую руку. Потом посчитала черточки на запястье и попросила крепко сжать кулаки.

Мое сердце билось нетерпеливо, но в то же время хотелось рассмеяться. Неужели опытная гадалка уже все сказки рассказала другим, а для меня ничего интересного не осталось?

Наконец Саида заглянула в мои глаза и вынула из черного шелкового мешочка новенькие карты. Я насторожилась. Тетя Хуса говорила, что карты – большое зло, недаром дядя Алим прятал их в коробке на шкафу, я однажды нашла, когда вытирала пыль и осторожно положила на место.

И теперь мне вдруг захотелось побыстрее покинуть комнату гадалки, чтобы не искушать судьбу.

– Спасибо! Подруги ждут, в общежитие рано закрывают двери.

Саида подняла голову от карточного расклада, уставилась на меня и свистящим шепотом произнесла:

– Ты, наверно, хотела спросить о женихе, так знай, скоро явится в наши края. Он жестокий человек, но тебя будет любить и беречь. Только он смерти служит, а смерть измену не прощает, от себя до конца не отпустит. Так и будет между вами стоять, манить на свою сторону.

– Но поеду ли я в другую страну? Туда, где отец живет. Смогу его найти?

Саида протянула руки, словно хотела убрать паутинку с моего лица.

– Подожди… вот и другой мужчина рядом с тобой. Тоже возьмешь его сердце, заставишь страдать.

– Куда мне столько женихов? – всхлипнула я, не веря ни одному ее слову, – Мне бы узнать про отца.

Но Саида совсем меня не слушала, погрузившись в свои видения.

– Много дорог пройдешь, много слез прольешь, а потом будешь богата, и люди тебя похвалят.

– А дети… дети у меня будут? – тихо спросила я.

– Двух сыновей вижу, но похожи будут на своих…

Когда она продолжила фразу, я вскочила с места и начала торопливо прощаться. Вдруг пришла в голову скверная мысль, что девчонки нарочно договорились с гадалкой. Ее слова не могли нести правду, я никогда такого не допущу.

Саиду не удивило мое бегство, пока я застегивала ботинки у порога, она метнула мне вдогонку еще одну отравленную стрелу:

– И настоящей свадьбы не получишь. Сама откажешься. И даже подарки вернешь, а он не возьмет.

По дороге в общежитие девочки беззаботно болтали, обсуждая свои предсказания, а я вспоминала все услышанное от гадалки и помалкивала. Как же так, что муж мой будет служить смерти? Он разве гробовщик или копатель могил? Спаси Всевышний! У нас в Чаргане этим занимались пожилые мужчины.

Глава 3
Сложная обстановка

Домой на каникулы я отправилась с тяжелым сердцем, но и там не укрылась от дурных новостей. В соседнем государстве убили президента и началась смута. Махраб и раньше был беспокойной страной, а теперь, если верить прогнозам наших политиков, там вовсю расцветет терроризм и торговля наркотиками.

Когда дядя Алим включал телевизор, тетя Хуса выходила из комнаты, у нее душа ныла. Граница с Махрабом проходит недалеко от Чаргана, вдруг к власти придут бандиты и захотят на нас напасть. Прежде в истории Саржистана такое случалось. Именно наш район несколько лет находился под оккупацией, но это было давно.

Тетя Хуса вслух жаловалась мягкотелому дяде Алиму, что теперь нас даже некому защищать.

– Все молодые, сильные мужчины уехали на заработки в Россию, нашли там других жен и не спешат домой. Но тебя никуда не пущу, даже не мечтай! Не дам себя позорить на старости лет.

Оказалось, он собирался вместе с родственником везти в Россию урожай фруктов, хотел большие деньги заработать, а тут война по соседству, как оставить семью? Да еще такую ревнивую супругу…

Я заметила, что тетя Хуса стала особенно нервной. Начала придираться ко мне, ей показалось, что дядя Алим смотрит на меня ласково, старается чаще оставаться наедине. Напрасно я оправдывалась и клялась, что никогда ее не обижу подобным коварством.

А потом случился новый повод для ссоры. Но сначала расскажу о важном. Саржистанское правительство обратилось к России за поддержкой, и скоро через наш поселок потянулась колонна миротворцев. Солдаты планировали разместить у границ с Махрабом военную технику на случай неожиданной атаки.

Мы немного успокоились в надежде, что русские нас защитят. В один жаркий летний день у нашего дома остановилась машина с трехцветным флажком. Желтоволосый парень в запыленной форме утирал с лица пот, оглядывался вокруг, будто кого-то искал.

Я немного подумала и подошла к калитке. Мне хотелось посмотреть на русских вблизи. Солдат заметил меня и весело окликнул:

– Эй, девушка! Как доехать до Сугдаша, мы заблудились. А еще можно у вас дыню купить? Нам сказали – здесь растут самые сладкие, теперь я легко поверю.

Его дерзкий взгляд меня смутил, а пока собиралась с ответом, второй военный тоже выбрался из машины и коротко бросил:

– Зря суету разводишь, она же не понимает.

Он был высоким и статным, но лицо хмурое, неприветливое. В мою сторону едва посмотрел и достал сигареты.

А у меня сердце заколотилось, сейчас докажу, что в маленьком провинциальном Чаргане знают русский язык.

– Здравствуйте! Дыню я вам принесу. А воды хотите? Или орехов?

Первый солдат озорно присвистнул и подмигнул.

– Ну, привет, красавица! Вода у нас есть, только сладкого очень хочется.

Хмурому почему-то не понравились эти слова. Он велел товарищу замолчать и снова сесть в машину, наверно, был старше по званию, раз тот послушался и крикнул на прощанье:

– Как хоть тебя зовут, красавица? Где русскому научилась?

– Марьяна. У меня родственники живут в Кургане. Это город в России, вы знаете?

Теперь Хмурый задержался у открытой кабины и медленно повернулся ко мне.

– Западная Сибирь? У меня мать под Курганом в поселке. Надо же, какое совпадение.

– А у меня отец… хотя мы не знакомы, я видела его только по фото.

Солдат немного помолчал, а потом велел принести дыню, которую я обещала. Взамен сунул мне крупную денежную купюру. Я замахала руками, отказываясь.

– Это много, что вы! Подождите, я сдачу найду.

– Не надо. Оставь себе. Мы спешим.

– А дорогу знаете?

– Знаем. Рыжий с тобой просто пошутил. Любит с девушками знакомиться.

– А-а-ах… понятно. Доброй дороги!

Я вышла за ворота и долго смотрела вслед уезжавшей машине, пока со стороны города приближалась еще одна. Каждый день что-то возят, неужели такое серьезное положение на границе? Страшно…

От тревожных мыслей меня отвлек сердитый окрик тети Хусы:

– Иди в дом, бесстыжая! Хоть бы поправила платок, хоть бы глаза опустила. Тьфу!

Когда я протянула ей деньги, вырученные за дыню, она стала еще больше ругаться:

– Вот чему ты научилась в Гуричанской общаге! Скоро собой начнешь торговать? Только прошу, к русским не лезь, у них не принято за женщин много платить, закончишь как блудливая мать, притащишь мне своего… (брань), на порог не пущу.

– Но ведь я ничего плохого…

– Бедная Сауля! Хорошо, что не дожила до этого дня, не видит, куда катится ее дочь.

– Не надо так про маму говорить!

– Учить меня вздумала? Сначала свой дом заведи!

Три дня мы не общались с тетей Хусой, а дядя Алим лишь сочувственно вздыхал, не смея ко мне приблизиться. Боялся строгую жену, как огня.

Я возилась с ребятишками, мыла комнаты и стирала белье, кормила пуховых коз. Была уверена, что мы скоро помиримся, ведь тетя Хуса отходчивая, не сможет сердиться долго. Но в этот раз все вышло по другому. До конца каникул оставалось еще две недели, когда мне бросили под ноги старенький чемодан.

– Собирайся в город. Видеть тебя не могу. Уже во сне снится, что ты с Алимом на кровати лежишь. По глазам его вижу, что хочется молодого тела.

Ближайшая автобусная станция в сорока восьми километрах от Чаргана, утром меня должен был отвезти туда сосед с урожаем арбузов. Перегруженный автомобильчик тряхнуло на ухабе, шина стала спускать. Пока меняли колесо, мимо пролетали фургоны с российским триколором. Один из них внезапно остановилась, из окна показалось знакомое лицо.

– Мария из Чаргана? Что у вас тут стряслось?

Я не стала поправлять свое имя, просто объяснила Хмурому, что хочу попасть в районный центр, а там до города всего пять часов по шоссе.

– Тебе надо в Гуричан?

– Да, – выдохнула я.

– С нами поедешь? Подбросим до Бештема, там совсем близко.

– Нет-нет! – я в смятении замотала головой, вспомнив жестокие прогнозы тети Хусы.

– Не бойся, не обидим! Зачем нам с местными ссориться, мы же у вас в гостях. Садись рядом со мной, а Саня назад перейдет. С ветерком домчимся.

Я умоляюще посмотрела на земляка, ждала мудрого совета. Но тот равнодушно махнул рукой, решив избавить свой ветхий транспорт от лишней пассажирки.

– Езжай с русскими, а то опоздаешь на автобус, придется вечером возвращаться в Чарган. Не на вокзале же ночевать.

В районном центре жил брат мамы, но я не осмелилась бы просить у него ночлег, и тетя Хуса со мной уже простилась. Назад нет дороги. Я вытащила из маленькой машины чемоданчик и подошла к Хмурому.

Когда он взял меня за талию, чтобы поднять на сидение, щеки мои полыхнули стыдом. Потом я закуталась в платок и притворилась уснувшей. Военный тоже молчал, о чем ему со мной говорить? Он даже мое имя не запомнил, а я не решилась спросить, как его зовут.

Так и добрались до Бештема, слова друг другу не сказав, вот и хорошо, будь на месте Хмурого веселый рыжий солдат, наверно, не дал бы мне покоя расспросами. И что интересного я могла бы ему сообщить? У меня скромная, простая жизнь. Без мамочки плохо, конечно. Вчера была на ее холмике, выплакала все слезы, на сердце стало спокойно и тихо.

Одна девочка из нашей комнаты съехала, может, в новом учебном году Всевышний пошлет мне добрую соседку, и мы подружимся. Летом я усердно читала Дарам, но молилась обычными словами. Просила здоровья родным, просила мира в стране.

Небеса молчат, но я верю, они меня слышат.