Buch lesen: "Одежда для души. Рассказы для всех"
Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви
ИС Р23-319-0465
© Монах Варнава (Санин), текст, 2024
© Сибирская Благозвонница, макет, 2024
Часть первая
Рассказы Отца Дамиана
Старое знакомство
Все мы из одного времени. И одного мира. Не важно – в миру ли…
В монастыре… Однажды иеромонах1 отец… назовём его (изменяя, по его просьбе, имя и сан) Дамиан, знакомился с только что прибывшим в обитель монахом.
– Как тебя звать, брат? – на правах старшего спросил он.
– Монах Арсений! – с готовностью прозвучало в ответ.
– И откуда же ты? Где подвизался?
Монах ответил.
– Знаю-знаю этот монастырь, – одобрительно кивнул иеромонах. – Порядки строгие. Климат суровый. Там даже месяц непросто выдержать…
Высокий, статный, с седой окладистой бородой, отец Дамиан сразу невольно вызывал к себе расположение.
Монах не оказался исключением из правил.
Он охотно поведал о своей насыщенной множеством событий жизни в монастыре, где провёл месяц не месяц, а целых пятнадцать лет, не умолчав и о причине своего ухода оттуда – просто по состоянию здоровья, обитель-то та находилась на Дальнем Севере.
– Это понятно, Север – не сахар, по себе знаю! Я, брат, после того как однажды к вере пришёл и Бога в своё сердце впустил, где только не был, чтобы в ней как следует укрепиться! – с участием выслушав нового брата, пооткровенничал отец Дамиан и поинтересовался: – Ну, а до пострига где обитал?
– А в городе Н., – пренебрежительно отмахнулся монах. – Есть такой, правда, его мало кто на карте найдёт. Тем более что и название у него теперь новое. То есть старое, дореволюционное.
Густая посеребрённая бровь отца Дамиана – хотя в монастыре давно пора привыкнуть к чудесам – удивлённо приподнялась.
Всё дело в том, что он сам был оттуда родом.
– Да-а? – протянул он. – Ну я-то, положим, этот город с закрытыми глазами даже без карты найду! А работал в нём где?
Монах, словно извиняясь, развёл руками:
– В Доме культуры – руководителем танцевального кружка и по совместительству лектором. Приходилось даже атеистические лекции народу читать. Хорошо, что люди ждали только одного – чтобы я побыстрей закончил, потому что после этого наш руководитель привозил особенно интересное, чаще всего зарубежное кино. Это, значит, чтобы явка больше была!
Монах готов был словоохотливо продолжать.
Но уже вторая бровь отца Дамиана пришла в неописуемое движение.
– В каком именно ДК? – словно не веря своим ушам, уточнил он.
Монах, не понимая, зачем собеседнику нужны такие подробности, ответил. Он и не подозревал, что отец Дамиан не только жил в этом городе, но и работал именно в этом заведении культуры!
– Когда? – быстро уточнил он. – В какие годы?
– В середине семидесятых… – пробормотал окончательно переставший понимать что-либо монах.
И то правда. Это уже было похоже на какой-то допрос, а не на знакомство… Но, к счастью, вскоре всё выяснилось. И не только для него одного.
Отец Дамиан с минуту пристально вглядывался в лицо переминавшегося с ноги на ногу, тоже густобородого, широколицего монаха, мучительно пытаясь что-то узнать в нём, но, так ничего и не найдя, наконец хрипло спросил:
– Ты кто?
– Отец Арсений – я ведь уже говорил!
– Нет, я спрашиваю, как тебя звали в миру?
– А-а… Александром Свинцовым.
– Сашка! Ты?!
Монах, сообразив, что все расспросы были не из любопытства или ещё чего ради, во все глаза уставился на иеромонаха. А тот, покачав головой – всяко в его нелёгкой судьбе бывало, но чтобы такое… – усмехнулся:
– А ты знаешь, кто я?
– Кто?.. – затаив дыхание, тоже стал внимательно вглядываться в него монах.
– Да тот самый руководитель, который привозил тебе те самые фильмы!
Иеромонах с монахом – теперь уже с трудом узнавающе – посмотрели друг на друга.
И оба в один голос с изумлением выдохнули:
– Не может быть…
«Может, – закончив, задумчиво возразил сам себе отец Дамиан. – И это только лишний раз говорит о том, что все мы из одного времени и мира. И доказывает тем, кто хочет видеть над головой монахов чуть ли не ангельские нимбы, что они такие же люди – только нашедшие свой путь к Богу и пришедшие в монастырь, чтобы с Божией помощью бороться со своими погибельными, то есть греховными, привычками и навыками за спасение своей вечной души…»
…Рассказал мне отец Дамиан эту историю. Потом другую. Третью. И в итоге их накопилось столько, что мне только осталось пересказать их. Разумеется, от его имени. Языком художественной прозы. На строго документальной основе.
Чудесная туча
Ну и лето было в тот год! Всё изнывало от зноя и жажды. И деревья, и травы. Всё, что было посажено нами на монастырских огородах, несмотря на то что из сил выбивались с поливами. И сами люди… Особенно те, кому во время солнцепёка приходилось ходить по обители в чёрном подряснике. Но – хоть бы капля дождя… И тут вдруг видим – тучка издалека ползёт. Тучка как тучка. Сколько уже таких проплыло мимо. А тут вся братия – все как один, начиная с игумена и заканчивая трудником, – как начала молиться! И надо же такому…
Чем дольше, горячей молимся – тем больше становится тучка. Затем она превратилась в настоящую тучу. Остановилась. Зависла
над нами. И давай обильно поливать монастырский огород и цветы на клумбах перед храмом и братским корпусом! И ведь это ещё не всё!
Напротив через дорогу магазин был. Там на крылечко бабушки высыпали. Стоят, крестятся при виде такого чуда. И то правда. У магазина – пыль. Сушь. Такая, что земля чуть ли не трескается. А через дорогу – настоящий ливень. Да не минуту-другую, как это бывает иногда в жару, когда природа не столько утешает, сколько дразнится. А зарядил по-настоящему на целых полчаса!
Полила туча всё, что только могла, у нас. И – пустая – ушла дальше! Но не зря, видно, и бабушки крестились. Потому что за этой тучей вскоре пришла новая. Которой хватило уже на всех. А потом и вовсе стало в меру дождливо и приятно прохладно!
Вразумление
Север – юг… Восток – запад… Ох, и побросала же меня монашеская судьба! Снова Север… И вот тут, по сути дела в тундре, понял я вдруг, что нет на земле ни одной вещи, к которой, несмотря на всю очевидность её полезности, нужно относиться с крайней осторожностью! И разумением. Взять, например, обыкновенный столовый нож. Им можно красиво порезать на обеденный стол хлеб. А можно, чего недоброго, в пылу гнева убить человека. Или ещё, к примеру, компьютер. Предмет, который сейчас, пожалуй, не менее привычен во всех домах, чем кухонный нож. Так вот, стоит на этом Севере один женский монастырь. И у матушки экономки в рабочем кабинете – компьютер. Всякое в нём есть – и игры, и интернет. Но матушке, разумеется, он нужен был для работы. Ведь куда сейчас без компьютера? Простой отчёт и то не сделаешь! Время, правда, тогда было уже не до отчетов. Они закончились в старом году. И тем более начинался Великий пост.
Сёстры искренне, в слезах вечером, во время особого чина, попросили друг у друга прощения. И наутро началось время, которое, как говорится, для нерадивого монаха в тягость, а для желающего спасения – в радость. Пришла матушка в кабинет. Кому, как не ей, опытной в монашеской жизни, было знать, что в Великий пост и искушения бывают великие? Которые, по вражьей хитрости, начинаются с, казалось бы, самых невинных мелочей. И что-что, а уж компьютер, как ни тянуло это сделать, она решила не включать ни в коем случае! Только разве что будет какая нужда в нём. А тот вдруг возьми да включись… Сам! Не ноутбук, в котором есть аккумуляторы. А обычный стационарный компьютер. К тому же, как всегда, предусмотрительно – в посёлке часто бывали резкие скачки напряжения, отключённый от сети! Даже неспециалисты сразу поймут, что такого просто не может быть.
Но – было! Экран монитора внезапно засветился. Матушка экономка даже перекреститься не успела. И на нём появилась надпись:
«Привет! Давай пообщаемся?»
Вот тут-то матушка и начала и креститься, и молиться! Дошло до неё, что ещё прячется или, точнее, кто сидит в этом безобидном на вид и действительно порой очень нужном предмете! Стоит ли после этого говорить, что до окончания Великого поста матушка экономка обходила компьютер стороной.
И до сих пор использует его исключительно в случае крайней необходимости. И то с великой осторожностью, постоянно молясь во время работы!
Спасение
Сломалась однажды прекрасно налаженная жизнь у человека, которого я знал, как едва ли не самого себя!2 До этого он вполне успешно занимался пусть не приносящим огромные барыши, но вполне надёжным и честным бизнесом. Но вот – один к одному пошли скорби. То ли его, как теперь принято говорить, подставили. То ли сам он неосторожно подставился. Да так, что пришлось прятаться от ещё вчера заверявших в вечной дружбе компаньонов. А тут ещё и близкие родственники умерли едва ли не в одночасье!
Словом, забегал он по России. Запил от отчаяния. Пил… Пил… И… очнулся в каком-то городе, чуть больше села. В гостинице. Без денег. И вот что удивительно: единственный люксовский номер ему почему-то не день или два – месяц! – предоставляли бесплатно. Вино и все другие удовольствия тоже откуда-то брались без ограничения. Словно кто невидимой рукой поставлял всё это ему.
Жизнь шла словно в пьяном угаре. Но вот однажды ночью проснулся он совершенно трезвым. Сначала даже удивился. А потом… Как бы со стороны вдруг увидел себя, всю глубину своего падения. И решил свести счёты с такой жизнью. А-а, чего мелочиться – подумал он, в общем-то отчаянный и решительный человек, – вместе с нею самою! Тут даже и снотворные таблетки каким-то чудом для такого дела нашлись. Чуть ли не сами в номере появились!
Счастье, что несмотря ни на что, был этот человек – совестливым. Почему и бизнесом занимался честным, хотя с его умом и умением располагать к себе людей (и властей предержащих, и деньги имущих и даже банкиров), мог стать богаче всех их, вместе взятых!
Взял он эти таблетки. Целую горсть. А рука, точнее, ладонь у него была на зависть любому кузнецу или боксёру. На троих бы хватило! Наполнил водкой стакан до краёв – чтобы быстрей подействовало. Не забыл даже предусмотрительно табличку на обратной стороне двери повесить: «Прошу сегодня уборкой не беспокоить!» Но тут – вдруг голос (это потом он понял, что это был глас совести):
«Что ты делаешь? Опомнись, безумный!»
Голос прозвучал так явственно, что он даже оглянулся. Но нет… вокруг никого… Однако желания свести счёты с жизнью таким способом у него почему-то сразу поубавилось. Остановил он на полпути ко рту ладонь с таблетками. И то ли что-то где-то когда-то читал, а может, слышал о том, какой вечный ужас и ещё худшая тоска ждёт людей за это после такой смерти. То ли вовремя вспомнил, что самоубийц в прежние умные времена наши предки хоронили за пределами кладбища. И, видно, далеко не случайно это делали!
Во всяком случае, опустил он руку. Покатились по полу смертельные таблетки. И не то чтобы этот человек был верующим, он даже ещё и крещён не был тогда, но внезапно – всем своим сердцем – закричал:
«Господи! Забери же меня к Себе! Сам!!!»
Что дальше? А то, что и должно было быть. Не прошло и трёх дней, как он – и сам даже не понял как – оказался в древнем мужском монастыре. Крестился. И на вопрос настоятеля: «Вы к нам надолго?» – Сам удивляясь себе, уверенно ответил: «Навсегда!» Прошло больше двадцати лет. И как выяснилось впоследствии, это была правда. Потому что пусть после этого монастыря и пришлось подвизаться ему во многих других обителях, но от Бога он уже действительно не отступал никогда!
Урок для двоих
Ловил я в северном озере рыбу. Сеть длинная – девяносто метров. Да вот беда, ячейками маловата – «сороковка». То есть не на очень большую рыбу. Но уж какая в обители была… До двух килограммов сазанчика ещё выдержит, а если попадётся крупнее, да ещё к тому же и зазеваешься, то латай её после этого под ворчание отца эконома!
Был я, конечно, не один. С послушником. Вечно каким-то угрюмым и малословным. Который в то время как раз укреплялся в вере. Душой молился. А всем своим долговязым, худым телом – сидел на вёслах. И по первому моему слову направлял нашу резиновую лодку в указанном направлении. Одно слово – послушник.
Всем хорош. Веры только ему не хватало. Но укрепил его в ней Господь! Как? Не сразу, конечно! И именно в тот раз… Поставили мы, значит, сеть. Отплыли. И наблюдаем. Если где вода забурлит – скорее туда! Значит, попалось что-то серьезное. И нужно успеть, пока рыбина не вырвалась на свободу. Час сидим. Два… Если бы не озеро, можно было бы подумать, что вся рыба куда-то уплыла. Но озеро ведь не река! Куда из него ей деваться?
Наконец, глядим – забурлило! Но увы, то ли не успели, то ли я от излишнего желания принести в монастырь для братии настоящую добычу перестарался. Только ушла рыба. Хорошая такая, килограмма на три. Охнул послушник. От огорчения чуть было весло не выронил.
«Ничего, – говорю ему. – Молись! Ибо сказано: просите – и дастся вам!»
«Да я и так молюсь, – отвечает. – Только у нас что-то как-то не получается!»
Не прошло и получаса, смотрим – опять заходила вода ходуном! И вновь прорвала сеть рыба. Ещё крупнее, чем первая. «Господи, да что ж это такое?» – застонал послушник. Тут уже я и сам расстроился. Времени до конца рыбалки не так много осталось. Неужели братия без рыбных котлет на ужин останется? Один гарнир из макарон есть будет…
Но как могу, с уверенностью, которая уже и во мне начала таять, повторяю:
«Ничего: просите – и дастся вам!»
«Но когда, как? – умоляюще взглянул на меня послушник. – Может, пока не поздно, просто на удочку попробовать?»
И тут не успел он договорить эту фразу. Вдруг огромный, серебристый, ну что твоя снегоуборочная лопата сазан – бух в сетку прямо под нами! И даже не трепыхнулся.
Хотя мог так качнуть нашу лодку, что пришлось бы нам потом как следует за ней погоняться! Вытянули мы его. Приглушили как следует. И давай радоваться – будет теперь утешение для братии, очень уж любящей наваристую уху и рыбные котлетки, да не на один день. Рыбина-то не меньше десяти килограммов весом!
Это потом, когда мы её взвесили, то точно определили – без малого шестнадцать килограммов. А тогда я, с облегчённым от лёгкого маловерия сердцем, победно взглянул на послушника и, если честно, не только у него, но и у самого себя спросил:
«Ну что, понял?»
И тот самым счастливым голосом, которого я и ожидать от него не мог, радостно, на всё озеро ответил:
«Ещё бы! Просите – и дастся вам! Понимаете? Дастся!!!»
Рассказ с продолжением
– А знаешь, как я после того случая грибы собирать стал? – спросил у меня отец Дамиан.
И, резонно не дожидаясь ответа, – потому что откуда я, собственно, мог это знать, – тут же продолжил:
– Побегу, с благословения настоятеля, в первую, свободную от послушания, минуту в тайгу. Молюсь и собираю. Пока иду и прошу: «Господи, помилуй!» – передо мной грибы. Один за другим и один к одному. Крупные, крепкие! Ну, прямо сами сразу на сковородку просятся! А как только чем-нибудь отвлекусь и о другом думать начну, казалось бы, в самых подходящих местах – под осинами, в ельниках – ни одного гриба! Хоть всё вокруг на коленях излазь! Но опять – начну молиться – и снова грибы!
Поблагодарил я отца Дамиана за столь назидательный рассказ. Вышел в монастырский двор. Знакомому позвонить – нужно было срочно попросить о его чём-то. Но о чём именно, я и тогда, и после напрочь забыл. Почему? Да как тут не забудешь… Началось всё с того, что его голос мне не очень понравился.
– Что такой скучный? – спрашиваю. – Заболел, что ли?
– Да нет, – говорит, – вот грибы собираю, точнее, просто по лесу брожу. Хоть бы для смеха один мухомор увидать!
Надо же такому совпадению случиться – только-только нечто подобное я слышал от отца Дамиана…
И, недолго думая, посоветовал:
– А ты попробуй помолись! Попроси Господа!
– И что?
– Что-что…
Знакомый мой был полной противоположностью послушнику, который рыбачил с отцом Дамианом. Низкий, полный – почти круглый. Всегда многословный, весёлый. И в духовном плане – какая там молитва? Какой храм? Он и про Бога вспоминал, только когда совсем от болезней было невмочь или случались какие-то крупные неприятности на работе. Словом, веру не отрицал, но и относился к ней с явной прохладцей. Как в одной старой песне поётся:
«И не то чтобы да, и не то чтобы нет!»
Поэтому вполне мог пропустить сказанное мимо ушей.
И я насколько мог уверенно ответил:
– А там увидим!
Увидеть ничего – то есть лица знакомого и его корзину – мне, конечно, не пришлось. Далековато от монастыря до его дачи и тем более до леса. Но услышать услы шал.
Его захлёбывающийся от радости голос:
– Представляешь? – позвонив буквально через десять минут, восторженно зачастил он. – Дай, думаю, на всякий случай проверю… И что бы ты думал? Помолился – гриб! Еще помолился – другой! Причём в тех самых местах, где я до этого всё тщательно осмотрел! Да ведь это же чудо! Сколько раз помолился – столько и грибов! Иду теперь с полной корзиной! Больше уже просто собирать некуда!
Я слушал его, радовался вместе с ним и за него. И думал, что ему ещё многое нужно сказать. Объяснить. Потому что Господь посылает иногда, особенно вначале, для укрепления в вере чудеса людям. И не только как это было на северном озере с огромной рыбиной или в этом случае – с грибами. Но, если внимательно приглядеться, буквально на каждом шагу. Когда человек действительно потянется к Богу. А потом, бывает, начинает испытывать. На прочность в вере.
Тот же мой знакомый, после сегодняшнего чуда, теперь может неделями ходить и, как бы ни молился, не найти ни одного гриба. И в итоге вконец разочароваться. Поэтому нам было о чём поговорить… И мы поговорили. Но это уже ещё одно продолжение. А точнее, тема для совершенно другого, более обстоятельного и глубокого рассказа!
Единственный ответ
Обычно отец игумен и я никогда не пропускали братского вечернего правила. Эта соборная молитва иеромонахов, монахов, иноков, послушников и трудников, несмотря на то что продолжается не больше часа, имеет великую силу. И важна не только для принимающих в ней участие. Она простирается гораздо дальше и шире.
Но тут мы по какой-то неотложной причине находились в братском корпусе. Смотрим в окно. Вышла братия из собора. Впереди – как всегда, благоговейно несут икону Пресвятой Богородицы. За ней все идут по чину. Возглавляет шествие отец благочинный. И все поют:
«Владычице, прими молитвы раб Твоих и избави нас от всякия нужды и печали!»
Прошли, пропели. А идти, надо сказать, минут пятнадцать-двадцать. Именно столько времени требуется, чтобы таким крестным ходом перед наступлением ночи обойти весь монастырь. Мы с отцом игуменом продолжили обсуждать важный вопрос. И тут… Что это? Не прошло и трёх минут, как всё повторилось. Икона… Братия… Пение… Взглянули мы друг на друга: вроде времени совсем мало прошло! И когда отец благочинный через полчаса пришёл в братский корпус, игумен сразу обратился к нему с вопросом:
– Ты что это, по второму кругу без благословения решил ходить?
– Да нет… – даже растерялся благочинный. – С чего бы? Мы, как всегда, один только раз прошли!
И тогда нам с отцом игуменом стало ясно: ну ладно, одному могло показаться, но не обоим же сразу – что впереди монахов шли… Ангелы.
А кто же ещё?
Взаимная любовь
Любит отец Дамиан птиц. И надо сказать, не без взаимности. А так как в своё время он был ещё и профессиональным фотографом, то нет ничего удивительного в том, что значительную часть его фотоколлекции занимают именно птицы. Вот синички прилетели в стужу к кормушке, сделанной из обрезанной пластиковой бутыли. Желающих много, а места мало. Вот и получилось: одна сидит в ней, завтракает или обедает.
Вторая чуть выше дожидается своей очереди. А третья и вовсе над ней зависла. Тоже ждёт. Кто-то даже назвал это застывшее мгновение «До-ре-ми». И правда, если задуматься, ведь это как ноты прекрасной песни любви человека к братьям нашим меньшим.
Есть снимок лесной пичуги. Такой красивой – глаз не отвести. А она головку запрокинула, вся вытянулась в струнку. И сразу видно, что поёт! Чтобы её не спугнуть, не отвлечь от пения, отцу Дамиану – при всей его солидной фигуре – пришлось разве что не акробатические трюки проделать. Чтобы подойти. Подползти. И ещё каким-то вообще непостижимым образом из-под поленницы навести на поющую птицу объектив фотоаппарата и щёлкнуть… Да не раз. Чтобы было потом из чего выбрать… А есть и вовсе удивительное фото.
На большой сильной руке отца Дамиана сидят две крошечные птички. Одна сельская, то есть живущая рядом с людьми. А вторая – лесная!
– Как это тебе удалось? – недоумевают даже опытные фотографы.
– Фотомонтаж?
– Использовал маленькие чучела?
– Фотошоп?
Посмотрит-посмотрит на них отец Дамиан. И одно только слово всем скажет:
– Монастырь!
И он прав. Ведь только в монастыре, где вольные пугливые птицы чувствуют благодать, которая пусть не так, конечно, как в раю, но хоть его слабым отголоском объединяет всё живущее на земле, возможно такое!
