Пушкин навсегда

© Издательство «Четыре», 2022

Предисловие. Что́ в имени тебе его?

 
Что́ в имени тебе его?
Мои стихи пускай умрут —
Глас сердца, чувства неизменны
Наверно их переживут!
 

Вот и минул год после выхода нашего прошлого сборника, посвящённого Александру Сергеевичу. 6 июня любители литературы отметили 223-й день рождения поэта.

Это всегда особенный праздник и логичный повод, чтобы лишний (не лишний!) раз побеседовать о великом и могучем русском языке, лучшим образцом которого и является красочный, глубокий пушкинский слог.

Александр Сергеевич беспечно и непринуждённо смешал в своём творчестве «низкий» и «высокий» стиль, широко использовал народный фольклор – всё это даёт возможность проявить уважение и любовь к Пушкину приверженцам разных литературных жанров. Поэтому и в нашем сборнике объединены произведения очень разноплановые. Авторы издательства «Четыре» пристально наблюдают за изменениями в современном мире и стремятся не сходить с дороги мира и добра.

…Признательность – то неизменное, что мы испытываем по отношению к Пушкину. Благодарность за те годы, пусть и недолгие, что он творил. За волшебные и разумные строки. За эмоции и проникновенность. Думаем, не стоит бесконечно повторять всем известные истины… Хотелось бы лишь уточнить, осознать – чем же незабвенный стихотворец так важен и близок нам, людям XXI века? Не устарели ли творения Александра Сергеевича?..

Действительно, сегодня некоторые строки его произведений могут быть непонятны молодым читателям. Иные слова и выражения становятся доступны юным современникам лишь после дополнительных объяснений. Но это неизбежный процесс, и касается он почти всех классиков, живших в прошлых столетиях. А творческий кладезь, завещанный нам Пушкиным, настолько велик, что человек любого возраста найдёт для себя подходящие строки.

Дети с удовольствием и поныне слушают его сказки, молодёжь декламирует «Мой дядя самых честных правил…» или «Мороз и солнце; день чудесный!..» Люди постарше с равным удовольствием цитируют «Я помню чудное мгновенье» и «Выпьем, добрая подружка бедной юности моей…»

Самый взыскательный читатель, листая книгу с пушкинскими стихами или прозой, даже спустя два столетия найдёт здесь отзвуки своих душевных волнений и тревог… А главное, что притягивает в произведениях Пушкина, – он неизменно любил жизнь во всех её проявлениях.

 
…Я жить люблю, я жить хочу,
Душа не вовсе охладела,
Утратя молодость свою…
 

Так что же значит для нас имя Пушкина?..

 
Что в нём? Забытое давно
В волненьях новых и мятежных…
 

Так-то оно так… И всё же строки великого поэта притягивают наши сердца вновь и вновь! Ведь в них каждый может отыскать близкую его душе мысль, найти подтверждение своим чувствам и впечатлениям, а иногда и получить хороший совет.

 
Но в день печали, в тишине,
Произнеси его тоскуя;
Скажи: есть память обо мне,
Есть в мире сердце, где живу я.
 

Нарине Авагян

Родилась в г. Гюмри (Армения) в интеллигентной семье. Окончила факультет иностранных языков (английское отделение) Гюмрийского педагогического университета им. М. Налбандяна. С 2000 года живёт в Ереване, преподавала английский язык в ереванских школах, руководила отделением «Франкофонии» в центральной библиотеке им. А. Исаакяна.

За годы литературной деятельности выпустила 9 книг поэзии и прозы: «Я без себя» (2012), «Таинство безмолвия» (2014), «Планета детства» (2015), «Гранат» (2016), «На полях незаполненных строчек» (2017), «Беседа о пройденных вокзалах» (2018), «365 действий» (2021), «Дитя и солнце» (2021) – все на армянском языке; «Дитя и солнце» (детские стихи в переводе Ара Геворкяна, 2021) – на русском.

Творческий мир поэтессы основывается на деталях окружающей действительности, в коей она генерирует сопредельные друг другу темы жизни, любви, сопричастности ко всему земному и космическому, темы материнства, любви к родине и каждому живому существу. Считается одной из лучших поэтесс современной Армении, активно публикуется, соавтор ежегодников как на родине, так и в диаспоре.

Состоит в Интернациональном Союзе писателей, Союзе писателей Армении, Союзе армянских писателей Америки. Член литературно-культурного клуба «Тир».

Лауреат ежегодного международного литературного конкурса «Возлюбленные Музы» (Болгария). Победитель международного литературного конкурса «Иверия» в номинации «Спетаке поэзия» (Грузия). Творческий редактор литературно-политического журнала «Ширак».

В 2020 году удостоена титула «Армянка года» за вклад в педагогическую деятельность и развитие культуры. В 2021 году – титула «Национальное достоинство». Обладательница титула «Золотой Венок – 2022». Член международного литературного клуба «Творчество и потенциал».

Нарине Авагян замужем, имеет троих детей.

* * *

 
О, был бы если уголок укромный,
Весна б цвела в лугах, как горицвет,
Спустилась б зорька с гор с лукошком полным,
Неся надежду, веру и расцвет…
 
 
Горела бы свеча, как предвкушенье,
Как вечности земной небесный лик,
И сказочной рекой текло бы время,
И был священ и ясен каждый миг…
 
 
Был вешним каждый взгляд, преображенье
Царило бы во сне и наяву,
И в чистых помыслах погибло бы сомненье,
Перед иконой преклонив главу…
 
 
О, был бы если уголок укромный,
Весна б цвела в лугах, как горицвет,
А зорька вышла бы с лукошком полным,
Чтоб раздавать всем солнце и рассвет…
 

* * *

 
Ты волком-однолюбом на пороге
Души моей клубком свернулся верным,
Держа цветок в ладонях, ты с дороги
Пришёл ко мне с лучом рассветным первым…
 
 
В глазах твоих – огонь неукротимый,
В устах – от поцелуев моих надпись,
Пришёл случайно ты, неотвратимый, –
Дай прикоснусь щекой к твоей я лапе…
 
 
Сошлись в едином – радость, ликованье,
В твоих ладонях – ожиданий жажда,
Пятно греха – бездыханною тайной:
В глазах твоих раскаянья след влажный…
 
 
Как будто ты спускаешься по тропке,
Летишь, держа в руках светильник счастья,
Пришёл ты! – прислонюсь к плечу я робко,
Ты крепко обними меня и властвуй!
 
 
Ты волком-однолюбом вновь вернулся,
Домой вернулся утром… на рассвете…
 

* * *

 
Я обниму морей бездонных лоно,
Воды горсть выпью, остальное – вам,
В садах я соберу плоды в корзину,
Один плод мне, всё остальное – вам…
 
 
Вдаль полечу, чтобы обнять светило,
Один луч мне, а остальное – вам,
Его сияние соберу я мило,
И всё тепло вам, люди, я раздам!
 
 
Я соберу ночные звёзды с неба,
Звезду одну – мне, остальные – вам,
Зефиры юга соберу в ладонях,
Один вздох – мне, всё остальное – вам…
 
 
И когда трель любовной древней песни
Опустится на бровь мою – отдам
Я, люди, вам все сердца переливы,
Один – себе, всё остальное – вам…
 
 
Сплету венок из кос рассветных дальних,
Его на шею я повешу вам,
Пройдусь я по домам, ища надежды, –
Любовь и смех – всё людям передам…
 
 
Раскрою мига все блаженства, муки
И посещу места, где меня ждут,
Я уничтожу зависть, смерть, разлуки
И подарю вам счастье и уют…
 

СЛУЧИЛОСЬ СЧАСТЬЕ…

 
Пройдёт вновь время, что нас разлучило,
И встретимся, я думаю, опять,
Скрестятся вновь пути над самой кручей,
Победою в душе моей скрепясь…
 
 
И после встречи той случайной снова
Душа, ликуя, вновь к тебе прильнёт,
И двойственность не станет мне покровом,
Сомнениям моим конец придёт…
 
 
И я сорву с себя все одеянья,
Доспехи лжи с проклятием сорву
Под взглядом твоих глаз, что созиданье
Мне принесут, сияя наяву…
 
 
Рукой дрожащей ты, меня спасая,
Поставишь свечку в глубине души,
И я почувствую вдруг, уповая,
Оживший в мёртвом теле дух… и жизнь…
 
 
Твою улыбку озарит смиренно
Моя любовь в тот пробужденья час,
И я, дрожа, к тебе приближусь, пленной,
И молча загляну в пространство глаз…
 
 
А в мыслях – лишь ушедшие мгновенья
И сдержанная живость на лице,
Осколки памяти из прошлого, виденья –
В грядущее осмысленный прицел…
 
 
Наступит миг – души обледененье
(Ведь говорят, что трудно начинать,
А вновь начать труднее наважденья),
Не отступать, и не остыть: презреньем
Ведь можно так лишь душу заковать…
 
 
И гимн любви в глазах пусть воцарится,
Глаза – свидетели, их блеск и шарм,
Я замолчу и буду ждать царицей,
Что скажешь ты, чтоб верить лишь ушам…
 
 
И снова тишина, но там таится
Замкнyтых ящиков таинственный секрет,
И чувство, что лечу я вольной птицей,
Плетётся мост – единство двух сердец…
 
 
И вдруг взорвёшь весенней почки рвеньем
Безмолвие, что длится много лет,
Ты спросишь у меня с немым терпеньем:
«Случилось что-то? Наш ли этот свет?»
 
 
«Случилось счастье, ты и есть то счастье!» –
С восторгом я воскликну от души,
Отвечу сердцем, что раскрыто настежь,
Стараясь даже в этом не спешить…
 
 
И посмотрю в лицо твоё пригожее,
Чтобы поймать лишь отблеск твоих глаз,
Себе же я спрошу: «За что же, Боже,
Так радостна, приветлива сейчас,
И ничего меня уж не тревожит?»
 
 
Известно мне одно: что б ни случилось,
Тебя я не оставлю, – знай, мой милый…
 

ВЕСЕННИЙ ВАЛЬС

 
Незабываемым был день тот яркий,
Исполнен грустью, вечностью виясь,
Кружились в зале пышном в танце жарком
Мелодия шалая, отец и я…
 
 
Кружились в бесконечном упоенье:
Безумье, ликование, экстаз,
Застыли миги ветром дуновенья –
Мелодия шалая, отец и я…
 
 
К груди меня прижал он тёплой хваткой –
Была я юной девочкою лишь,
Поцеловал меня он в лоб украдкой,
И я от счастья воспарила ввысь…
 
 
Под музыку скрипичную влекущую
Кружились пары, как сама весна.
Не замечала ничего, лишь жгучие
Глаза отца и счастье, что без дна…
 
 
Под сладкий щебет и журчанье вальса
Я – невесомая в объятиях отца,
Лишь упоенью, чуду лишь подвластна
Парила в небе словно до конца…
 
 
Как будто души наши воспарили,
Свидетелями став небесных сфер,
Взлетали вверх, как ангельские крылья,
Преображая музыку в рассвет…
 
 
Незабываемым был день тот яркий,
Исполнен грустью, вечностью виясь,
Кружились в зале пышном в танце жарком
Мелодия шалая, отец и я…
 

СУДЬБА^[1]

 
Горсть надписи на лбу неся,
Тропинку прохожу смиренно,
Что было, то простила я,
Стремясь к светилу лишь нетленно…
 
 
Ты приходил лишь в холода,
С теплом всегда в путь собирался,
Мне оставалось только ждать,
В мечту лишь веря, как и раньше…
 
 
Горсть надписи на лбу неся,
В черновиках ищу я мысли, –
Тропа над головой нависла:
Я клинописью стану вся…
 

* * *

 
И пальцы твои с нежностью греховной
Погрузятся вновь в жар моих волос –
Обнимут их волнение и томность,
И страсти вечность, искренности дрожь…
 
 
Другое небо улыбнётся сверху,
Раскроется совсем другой нам мир,
Душа твоя, застывшая в днях скверных,
В объятиях моих проснётся вмиг…
 
 
И в море истинного вожделенья
Вновь возродится наслажденьем страсть,
И сусло заброди. т любви мгновеньем –
Мы вкусим из бездонной бочки сласть…
 
 
И призраки дней старых – лишь оплошность,
Их не ловлю в тени я алтаря,
От дней своих мы удалились прошлых,
Не оказались в настоящем зря…
 
 
И пальцы тёплые твои вновь с дрожью
Вонзятся в мир безумных наших дней,
Родятся вновь надежды светом Божьим
В ночи кромешной отблеском огней…
 
 
Ведь говорят, любовь живёт лишь там,
Где чувства никогда не умирают…
 

В МОИХ ЛАДОНЯХ

 
В моих ладонях мир взращён –
Глоток любви, горсть небосклона,
И тёплый детский родничок,
И веры луч в моих ладонях…
 
 
В устах запрятанный твой смех,
В слезинках плач в моих ладонях,
В ладонях влажных – счастье, грех
Сияют солнца перезвоном…
 
 
И ностальгии вечный зов,
Объятий жарких предисловье,
И духа нищета, и снов
Счастливых детских ясный повод…
 
 
Зимы зелёный контур скрыт,
В моих ладонях – день весенний,
И листопадом жизнь бурлит:
Надежды, всплески и сомненья…
 
 
Условной жизни там баланс,
И грёзы в ярких сновиденьях,
Печаль, отрада, звёздный час,
Судьбы случайной дуновенье…
 
 
Покрепче их держи в руках,
Коснись их с нежностью медовой,
Но не сжимай, не закрывай
Отяжелевшие ладони…
 
 
Ведь ты поймёшь совсем без слов –
В них твоя пристань и любовь…
 
 
Сжимай покрепче их, мой милый…
 

* * *

 
Свидетелем была рожденья света
И родовых мук видела я огнь,
Мучений крик, борьба и радость – вместе,
Стыдливой женщиной разлился небосклон…
 
 
Я видела, как из лучей рассвета
Создало утро неба синеву
И нежным вздохом, покрывалом-ветром
Лик свой открыло миру наяву…
 
 
Свидетелем была сегодня чуда:
Надежда так рождается, живёт,
Волшебного златого света кудри
Прикрыли ночи мрачной небосвод…
 
 
И как роса, предутреннею феей,
Жемчужной пеной-лентой мир прикрыв,
Застыла на ростках, алмазом млея,
Как вешних дней чарующий прилив…
 
 
И как в духовных пальцах мирозданья
Клубок завился – грёз, любви, мечты,
И как исчез в сердцах грех стародавний,
Забыл мир все оттенки суеты…
 
 
Я видела: на небосводе ясном
Рождалась утра чувственная высь,
Нет ничего возвышенней, прекрасней,
Чем миг, когда свет-магия сошлись…
 

МОЕЙ МАМЕ

 
Над городом тьма ночь прядёт,
А ты не спишь, не спишь ты, мама…
Твой взгляд во мраке меня ждёт:
Так в мире ждут одни лишь мамы…
Ты миллионы свеч зажгла –
Молилась за меня ты, мама…
Я пальцы целовать пришла
Твои божественные, мама…
Снег, что валил, дождём уж стал,
И лето превратилось в осень,
А ты ночь вобрала в уста
И за меня у Неба просишь…
Поёшь ты песню, в ней лишь грусть –
Душа твоя вся в ностальгии,
 
 
Меня ты ждёшь, когда приду,
Желаешь мне пути благие…
Рву нежно-яркие цветы
С полей, родимых для тебя лишь,
Чтоб бросить их к ногам святым –
Моя Шушан^[2], в цветах витаешь…
Над городом тьма ночь прядёт,
А ты не спишь, не спишь ты, мама…
Со мной останься, грусть пройдёт:
Я без тебя несчастна, мама…
 

* * *

 
В маминой душе
Парят самые красивые
Ласточки мира,
На их крыльях
Пробуждается весна…
 
 
В маминой душе
Расцветают
Самые прекрасные
Фиалки мира,
На их ресницах
Пробуждается весна…
 
 
Руки мамы моей –
Крылья голубей,
На клювах их –
Голубые ломтики
Неба…
Глаза моей мамы –
Незамутнённые горизонты…
В их пространстве
Уже четыре десятилетия
Прядётся, вышивается
Тонкий узор
Моей жизни…
 

МАЛЫШ И БАБОЧКА

 
– Где бабочка живёт, скажи мне, мама?
– Внутри цветка, близ сердца, будто в раме,
Под нежной лейкой солнечных лучей,
Подушка ей – пыльца цветка, на ней
Она спит ночью, так приятно ей.
– А может, мама, там она замёрзнуть?
– Нет, мой малыш, ведь это невозможно:
В природе бабочка находит свой уют,
Ей силы и нектар цветы дают.
Под тёплым покрывалом спит она
В объятьях нежных сладостного сна,
Рассветный луч её разбудит мило,
И бабочка летит, набравшись силы, –
Она лишь мёрзнет у людей в ладонях,
От их жестокости она лишь стонет.
Не трогай ты её, малыш, и знай:
Цветок для бабочки – и дом, и рай,
Не мёрзнет никогда она, пока
Живёт и нежится в объятиях цветка.
Не мёрзнет никогда…
 

КОВЁР

 
В дни июльские
Знойные, бабка
По утрам,
Встав на самой заре,
Подметала весь двор
И гладко
Расстилала ковёр во дворе…
На колени встав,
Точно в молитве,
Протирала узоры подряд,
И работа весь день
Могла длиться
Под прозорливый
Бабушкин взгляд…
Протирала узор
Она каждый,
И водой омывала потом,
Проводила по ним
Тряпкой влажной,
Будто шаль вышивала
С добром…
И так нежно касалась
Всех впадин,
И с улыбкой сердечной такой,
Так, наверно,
Готовят на праздник,
Стол хозяйки
С огромной душой…
Озорные мы внучки, мешая
Ей, толклись рядом
С нею, крутясь
И босыми ногами вставая
На ковёр,
Вдруг пускались в пляс…
Было весело нам
С нашей бабкой,
Босоногой топча
Детворой
Этот добрый ковёр
Рядом с бабкой,
Нашей доброй
И милой, родной…
Отгоняла нас всех
Она палкой,
Но с улыбкою –
Доброй, живой…
– Убирайтесь, негодники, быстро,
Не мешайте помыть
Мне ковёр! –
Но в глазах были
Добрые искры,
И был радостен
Бабушкин взор…
И когда чистотою блестели
Все узоры ковра
На подбор,
Проводила по ним
Тряпкой белой,
А потом звала
Деда во двор…
И, повесив ковёр на верёвку,
Чтоб он высох
На солнце за день,
Приготовив яичницу ловко,
Звала завтракать
Бабка нас всех…
 
 
Нет уж бабки давно,
И ковёр тот
Уж не моет
Июльская рань,
Но узоры в душе,
Как подмостки,
Как прекрасного
Детства экран…
И улыбка добрая бабки,
Отгонявшей нас от ковра,
Словно грусть
Отпечаталась зябко –
Вечной памятью,
Силой добра…
И улыбка порой озаряет
Эту память,
И радуюсь я,
И в узорах ковра расцветает
День июльский –
Наверно, не зря…
 

ВЕРНУСЬ

 
А в комнате безмолвие царило,
Души лишь боль и горести лишь вкус:
Сидела мать, ссутулясь и без крыльев,
Слова лишь сына помнила: «Вернусь…»
 
 
Она отправила на той неделе
Единственного сына на войну, –
Ждала его, и волосы седели,
Тоска и грусть слагались в тишину…
 
 
Его вернули утром на носилках:
Снаряд взорвался, он лишился ног,
И угнетённость заменила пылкость,
А под глазами черноты лишь рок…
 
 
Был молчалив, душа окаменела,
В глазах открытых – одинокий страх,
И тишина без слов и без предела
Тягучестью лишь к стенам приросла…
 
 
Заговорила мама – тёплый трепет,
Воспоминанья детства как туман,
И сына обняла руками крепко:
 
 
– Я за тебя, сынок мой, жизнь отдам!
Он улыбался, став на миг младенцем,
Одолевал под мамин говор сон,
И так щемило, замирало сердце –
Что и без ног сумел вернуться к маме он…
 

РОДИНА

 
Ты – биография на исторических камнях,
Ты – летящее на летних волнах
Предисловие дня,
Пронизывающий рассвет…
Ты – рой пчёл, опьянённых пыльцой,
Младенец на четвереньках, лицом
К колыханью пшеничного поля…
Ты – зефир, дующий из ароматных долин,
И молочное небо вдали,
Несущееся на крыльях светила…
Ты – бредущий мудрец на заре,
Идущий из глубин старости,
Ты – капающий из пальцев каллиграфа
Нарек.
Ты – дрожь сердца, ты – Ангел
И капелька слезы на предутренней траве,
Ты – светло-зелёная грёза, поверь.
Идущая мне навстречу реальность
В каждом шаге своём.
 
 
Ты – то всё, что есть во мне, –
Извне, во сне и наяву:
Мой город,
Моя семья,
Моя сущность…
И все они меня зовут…
 
 
Ты – моё поверье,
Ты – то всё, чему я слепо верю.
 

* * *

 
О Родина,
Ты так тепла,
Как смотрящие
Вслед уходящему сыну
Глаза материнские –
В них застывшая слеза ностальгии…
Ты так тепла,
Как вновь обретённые
После долгой разлуки
Объятья престарелого отца…
Как капельки пота,
Застывшие на лбу деда,
что имеют запах хлеба…
Как бабушкины руки,
Воздетые к небу:
Они соединяются на рассвете,
Чтоб вознести всевеликую молитву
Всевышнему,
Прося у него
Мира всему миру…
О Родина,
Ты так тепла,
Как сон младенца
В объятьях матери…
 

Переводы Ара Геворкяна

Фарзана Акбулатова

После окончания в 1987 году МГУ им. М. Ломоносова начала трудовую деятельность корреспондентом газеты «Совет Башкортостаны» (ныне «Башкортостан»). В 1992 году заняла должность старшего редактора в телерадиокомпании «Башкортостан», где по сей день работает журналистом. В 1984-м, ещё студенткой, стала лауреатом года по версии общественно-литературного журнала «Агидель» за рассказ «Отцовский хлеб».

В 1996 году за одноимённый сборник рассказов удостоена Государственной молодежной премии им. Ш. Бабича. Повесть «Имя ей – Любовь» (2008) победила в III Республиканском конкурсе «Лучшая башкирская книга года» в номинации «Самая читаемая книга семьи». Два рассказа автора – «Отцовский хлеб» и «Крылатый тулпар» – включены в школьные учебники, а переводы сказок В. Гауфа входят в книги для внешкольного чтения.

Фарзана Фатиховна-лауреат V Международного конкурса рассказов им. Махмуда Кашгари (2018). Приняла участие в 19-й Международной литературной конференции по вопросам фантастики «РосКон – 2019», где были представлены издательства «Эксмо», АСТ, «РИПОЛ классик», «Снежный Ком», «Армада» и другие.

Публикуется в издательствах Уфы, Казани, Костромы, а рассказ «Живые камушки» был напечатан в сборнике «Шёпот музы» (ИД «Арт-Сияние», Москва, 2019). Среди произведений автора – фантастическая повесть «Голубые скалы», романы «Недописанная книга» и «Загнанные кони», рассказы и стихи на башкирском и русском языках.

ФРОНТОВОЙ ХЛЕБ ОТЦА

Детям, чьё детство украла война, посвящается

1

Весна в этом году выдалась ранняя. За два дня на горном хребте совсем не осталось снега. По улицам зажурчали весёлые ручьи. А соломенные крыши домов, как только освободились от снега, тут же приняли жалкий вид. Наполовину осевшие, обветшалые дома, местами обмазанные глиной, местами коровяком, всем своим убогим видом говорили многое о нелёгкой жизни жителей этой деревни.

Но на улице – весна, чувствуется невиданная доселе оживлённость. Мидхат и Мутахар не стерпели, выскочили на крылечко, несмотря на то, что мать строго-настрого запретила выходить из дому.

Минуту спустя, несколько осмелев, мальчишки встали ножками на подтаявший мокрый снег. Утомлённые долгой и холодной зимою, их маленькие, хрупкие тельца требовали движения, и, почувствовав свободу, братья помчались верхом на прутьях.

Когда-то двор был ограждён забором. Но в лютую зиму, чтобы согреться, приходилось топить печи всем, чем только можно было. Что ж поделать, четвёртый год идёт война, и простому народу пришлось пережить немало. Ах, если б только закончилась она поскорей…

Хозяин дома Галлям ушёл на фронт с первых дней, оставив жену и двоих сыновей – мал мала меньше. Когда провожали отца, младший, Мутахар, ещё даже ходить не умел. Не помнил он и отца, даже не представлял, какой же он. Поэтому приставал то к Магикамал-апай, то к Мидхату с вопросами: «А папа мой какой?.. А мой папа сильный?» И получив ответ, приговаривал и повторял их слова, да ещё так, словно он сам знает, что и как говорил отец. «Папа мне наказал, чтобы я вырос во-о-от таким большим, я это помню!» – добавлял он, вытягивая высоко руку. Кто-то от всего сердца пожалеет его, промолчит, а кто-то спросит: «А ты сам что ответил-то?» Мутахар в таких случаях широко раскроет глаза и, запинаясь, говорит: «А я… я сказал – я вырасту. Буду расти до тех пор, пока макушка у меня не коснётся потолка. Да я уже могу достать!» – подходит он к стене и тянется вверх. Перестаравшись, нечаянно может удариться головой, тогда, оправдываясь, говорит: «Слишком высоким вырасти нельзя – не поместишься дома».

Мидхат же, хотя плохо, но помнит отца… А раз помнит, то считает своим долгом поправлять всё, что ни скажет братишка.

Сегодня вот эти пацанята встречают четвёртую весну войны…

Мутахар, потирая пятки, озябшие и покрасневшие словно гусиные лапки, обращается к брату:

– Мидхат! Айда поиграем на крылечке, там теплее!

– Только ведь вышли! Уже замёрз?

– Ноги замёрзли. Пошли!..

Мидхат недовольно ворчит:

– А ты, оказывается, нытик! И ещё говоришь, что станешь солдатом!

У него у самого-то ноги тоже замёрзли, но он не хочет подавать виду, ведь он старше. А Мутахару так хочется стать солдатом, поэтому он не остается в долгу:

– А вот и стану!

– Нет, не сможешь! – продолжал Мидхат, но уже усаживаясь на крыльце. – Ну, во что же будем играть?

– Давай, как будто чай пьём.

– Не-е, это девчачьи игры.

– Ах… а мы, мальчишки, ведь тоже чай пьём?!

Мидхат понимал, что с братишкой спорить бесполезно, поэтому махнул рукой: «Наливай!»

Мутахар начал «разливать чай» в кусочки фарфоровой посуды, которые когда-то сам и собирал.

– Чего молока-то не наливаешь?

– Брат, мама ведь корову продала, поэтому чай у нас без молока.

Вспомнив, что мать действительно ещё осенью продала корову, старший с грустью вздохнул. Конечно, был бы на зиму корм, не стала б продавать…

– Мы сейчас пьём чай понарошку. Значит, и молоко у нас есть. Понял? Вон наш телёнок, будто бы он вырос и стал коровой.

– Ладно, – кивнул в ответ Мутахар и начал ставить в ряд кусочки из глины. – Ешь, Мидхат, хлеб, ох и много ж его у нас…

Внезапно он умолк. Уставился на брата и, чуть не расплакавшись, тихо промолвил:

– Брат, я есть хочу.

– Погоди, Мутахар, давай доиграем.

– Не-е, я не буду больше играть. Есть хочу… хо-о-чу-у-у!.. – Слёзы горошком покатились по лицу мальчугана.

– Ну вот… Подожди, не плачь! Такой большой – и плакса. Дождёмся мамы. Если сейчас покушаем, вечером останемся голодными. Ты этого хочешь?

– У меня болит вот тут, – Мутахар, тяжело дыша, показал на живот.

Мидхат по-всякому старался его успокоить.

– Скоро вернётся отец. Разве не слышал, мама говорила-когда он вернётся, у нас и хлеба, и картошки будет навалом?..

Мидхат и сам постарался представить себе тот день: неужто когда-нибудь у них каждый день будет и хлеб, и картошка?!

В глазах Мутахара сверкнули радостные искорки:

– Скоро папа привезёт хлеб? Скоро, да ведь?!

– Эх, ну и глупенький же ты! Как он может с войны привезти хлеба?

– А что? И хлеба привезёт! – стал Мутахар убеждать брата. – Отец ведь знает, что мы голодаем… Мидхат-агай, а давай посмотрим: может, осталась у нас в печке картошка?

Мидхат не посмел возразить братишке.

Вот Мутахар начал шарить кочергой в печи. Через некоторое время послышался его подавленный голос:

– Нету…

Слов нет, Мидхат и сам проголодался. Что-то там внутри у него в животе так и щиплет, так и щиплет. Картошка-то есть дома, но мать их день на день посчитала… Разве только то, что под кроватью хотя бы две картофелины из оставленных на ужин … Нет, мать побьёт. Бывало, как придёт с работы разбитая, усталая, могла и отругать, и дать оплеуху.

Мутахар вновь начал хныкать:

– Во-о-он, у бабы Хадисы из трубы дым пошёл! Наверное, кушать готовит.

– Тише, говорю. Я тоже голодный, но ведь не плачу. Терпи!

Хоть так и сказал Мидхат, но сам не стерпел, зажал в ладошки две картошечки. Если попросить Хадису-инэй, может, испечёт?

На скрип двери бабушка Хадиса повернулась и, увидев соседского мальчишку, пригласила войти в дом.

– Нет, я пришел попросить вас испечь вот эти две картошки, у нас печка не топлена.

– Картошку! Ой, да конечно, сынок, испеку! Вот и сама поесть стряпала ребятишкам, – сказала бабушка, показывая на внуков.

Мидхат скорей побежал домой.

– Мутахар! Сейчас картошку будем есть! – кинул он радостно с порога.

Мальчонка на радостях стал кувыркаться на кровати.

– Ур-р-ра-ура!

– Ну, ты… ты погоди! Съесть-то съедим, а что маме-то скажем? Вот ведь в чём вопрос.

– У-у-у, картошки у нас мно-о-ого ведь. Её хватит до приезда папы.

Старший брат подумал: «Ну какой же он у нас ещё глупенький. Ведь неизвестно, когда приедет отец. Это мама всегда говорит: скоро, скоро! Но это “скоро” слишком уж долго длится».

Наконец настало время сбегать за печёной картошкой.

Когда Мидхат вломился от нетерпения в дом соседки, там творилось нечто ужасное: вся ребятня громко вопила, и он невольно остановился у двери.

– Баба Хадиса, я хотел взять картошку…

– Ах, это ты, сынок? Ах ты, боже мой!.. Какие слова мне найти, чтобы оправдать себя? Вот эти бессовестные, пока я была на улице, с печки смели всю картошку! Замолчите, чертенята, чтобы никто из вас не смел что-либо говорить!

У мальчишки задрожали коленки, и, чтобы не упасть, он прислонился к косяку. А Хадиса-инэй всё ругала своих внуков:

– Впредь, когда меня не будет дома, только попробуйте трогать что-нибудь! Видите вот это? – Она трясла веткой вербы над головами напуганных до смерти детей. – Вам ещё не так попадёт!

Ребятишки стали выть ещё громче.

От их взвизгивания Мидхат вздрогнул, опустив голову, и повернулся к дверям.

– Дитя моё, постой-ка, я должна дать тебе чего-нибудь поесть, – держа в руках тарелочку с катыком, Хадиса-инэй направилась к нему. – Наверняка давно не пробовали катыка. Кто ест коровье, белое, тот будет здоровым.

Мидхат не знал, брать ему или не брать. Он ясно понимал, что эта еда – доля вот этих малышей. но как только представил измученный вид Мутахара, его руки сами собой потянулись к тарелке. Вытерев слёзы рукавом и посмотрев на ласковое лицо бабушки, едва слышно промолвил:

– Большое спасибо, баба Хадиса.

Схватил тарелку и убежал восвояси.

Как только он вошёл в дом. Мутахар тут же подбежал к нему.

– Мидхат-агай, а картошка уже испеклась, да?

– Ой, братик… Галиюшка и остальные дети нечаянно съели нашу картошку. Ты не говори об этом маме, ладно? А Хадиса-инэй нам катык дала.

Мутахар то ли слышал, то ли не слышал, что говорил брат, – он уже пил второпях этот напиток. Глядя на него и сглотнув слюну, Мидхат думал: «Неужели не оставит мне?»

Нет ничего тяжелее, наверное, чем быть голодным и смотреть на того, кто ест. Мидхат мучился. «Ладно, я потерплю. Скоро придёт мама», – успокаивал он сам себя. А Мутахар не только не оставил катыка, но и слизнул остатки с пальчиков, водя ими по донышку и краю посуды.

Как всегда, Магикамал-апай вернулась с работы поздно вечером. Только стала она дверь открывать, как Мутахар кинулся ей навстречу с криком:

– Мама, мы не ели картошку, правда!

Мидхат прикусил губу до крови: вот и верь этому Мутахару, а ведь клялся, что ничего не скажет.

– Не ели, брат, скажи, да ведь?! Мы, мы. – тут он вспомнил, о чём они днём с братом договаривались, и тут же умолк.

Магикамал-апай, удивлённо посмотрев на детей, подошла к кровати, нагнулась и стала считать картофелины.

– Где две штуки?..

Мидхат не нашёлся, что сказать, а Мутахар ходил вокруг мамы и мямлил:

– Мы, мы. мы их. мама, а отец скоро привезёт нам хлеба и картошки, да ведь?

Женщина, глядя то на маленького, что-то бормотавшего, то на растерянного старшего, который стоял, уткнувшись глазами в пол, не нашлась что и сказать.

Мидхат медленно приблизился к матери и сказал:

– Мы б даже не взяли без спросу, мама. мы б даже не тронули. – голос у него дрожал.

Мать положила на его хрупкие плечи руки, шершавые от тяжёлой работы.

– Знаю, не тронули бы, сынок. Ох, эта проклятая война!..

Посреди этой неловкой, безрадостной тишины прозвучал громкий голос Мутахара:

– Мама, а я победю войну!

…Вновь похолодало. Почерневшая земля опять осталась под снегом. Словно зима вернулась и заняла свои позиции обратно.

Мидхат и Мутахар сидят дома. «Почему снег не бывает тёплым? Я бы вышел на улицу и побежал бы по нему», – сетует Мутахар. То ли из-за недоедания, то ли простудился, что-то он стал часто болеть, по ночам его одолевает кашель.

Магикамал-апай видит, как младшенький изо дня в день чахнет, и не знает, что делать, как быть.

– Ах, была бы у нас коровушка… да, дитятки вы мои? Не перебивались бы мы так, – убивается она.

– А давай привезём нашу корову обратно! – советует Мидхат по своему разумению.

Магикамал-апай, грустно улыбаясь, говорит:

– Легко говорить, мы ведь продали нашу коровушку…

– Эх, ну и когда же вырастет наш телёнок? У нас, как у Хадисы-инэй, тоже был бы катык. Что-то и я, и наш телёнок никак не вырастем, – лопочет Мутахар.

После его слов у Мидхата ноет в груди.

В последние дни Мутахар сильно исхудал. И сегодня, видать, ему не полегчало: без настроения сидит, еле дышит. Ах, как же развеселить братишку?..

– Мутахар, а давай возьмём уголь, будем рисовать на полу?

Мутахар отрицательно качает головой.

– Э-э, я не умею рисовать!

– А я тебя научу! Иди сюда, нарисуем лошадку. Вот, смотри, как здорово получается. – Мидхат с удовлетворением глядел на свой рисунок. Не услышав ответа, обернулся: – Ну-ка, я посмотрю, что ты нарисовал.

Увидев множество кружочков, он ничего не понял.

– Что всё это значит?

– Ну как же, всё видно! Картошка! Это – тебе! Вот это – мне! Это – маме! А это…

Мидхат осторожно перебил его:

– Слушай, братец, я же не говорил, что надо рисовать картошку. Давай из кружков сделаем много-много солнышек!

– Нет, я хочу рисовать картошки!

Мутахар с жаром принялся рисовать ещё кружочки. На этот раз Мидхат рассердился:

– Перестань чертить кружки!! Что ты всё время думаешь о картошке?.. Где я тебе достану еды?

Он стал стирать все кружочки и начал рисовать деревья:

– Скоро весна наступит, давай нарисуем деревья с листьями.

Чтобы убедиться, принял ли братишка его предложение, он повернулся в его сторону и увидел, как тот забрался под кровать и рисует там. Мидхат тихонько подошёл к кровати… и опять увидел кружочки.