Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

Во всех случаях, мы должны признать, что в древней Греции, произошла своеобразная эстетизация гетер как «жриц любви» в широком значении этого слова. Им нашлось высокое место в социальной иерархии, они получили имена, наравне со свободными мужчинами. Мужчины посвящали им любовные стихи, музыкальные произведения, скульптуры, картины, фрески. Их благосклонности наперебой старались заслужить богатые и могущественные воздыхатели. Общение с такими женщинами не только не считалось предосудительным, но и почётным. Скажем больше, считалось, что мужчина по природе своей более рациональный, более нацеленный на земные дела

…корни этих представлений, как и во всех иных случаях, уходят в мифологию…

и только через женщину, воплощение красоты и совершенства, может приобщиться к тому, что мы назвали «тантрическим смыслом».

А такой женщиной оказывалась только гетера.

Резюмируя, можно признать институт гетер, как и многое другое, откровением и прозрением древних греков.

ОНА: продолжение

Вернёмся непосредственно к Аспазии.

Она была родом из Милета, духовного центра Ионии. Ионию можно по праву считать колыбелью греческого искусства и науки. Из Ионии происходили многие великие философы, например Анаксагор и Гераклит^[407]. Континентальные греки приписывали им изысканность, учёность, и даже некоторую женоподобность. Запомним это.

Отец Аспасии, милетский купец Аксиох^[408], приехал в Афины, пожалуй, по той же причине, по которой из провинциальных городов едут в столицу. Афины если не столица, то центр Морского Союза и здесь кипит бурная жизнь. Следовательно, Аспазия считалась метеком, т. е. не была афинянкой, и не обладала правами, которыми обладали афиняне.

Есть другие версии, скорее поэтические и легендарные.

Аспазию в раннем детстве похитили и увезли в Мегару или Коринф. Здесь она росла в качестве невольницы, здесь её развратили, уже в возрасте нимфы. Чуть позже привлекательная и умная девушки сумела очаровать богатого афинянина, который выкупил её, и она оказалась на свободе.

По другой версии, Аспазия в раннем детстве стала очевидицей трагедии своего родного города Милета. Многие разрушения вызванные войной были ликвидированы, но былой мощи Милет уже не вернул. Духовная гегемония перешла к Афинам. Поэтому Аспазия и предприняла дальнее по тем временам морское путешествие в Афины, центр эллинского мира. Сам этот факт, что молодая женщина не побоялась предпринять дальний путь в незнакомую страну и вскоре на новой родине оказалась в центре духовной культуры, говорит о многом.

Может быть правы те, кто считает, что милетский купец Аксиох, был к тому же философом, и, когда дочь подросла, он решил, что такую красавицу и умницу не следует замуровывать в родном доме, что у неё другое предназначение в этом мире. Если это так, поаплодируем Аксиоху.

Во всех случаях, остаются вопросы.

Как она стала гетерой?

Было ли у неё приданое, могла бы она выйти замуж?

Может быть – скорее всего – ей это было не интересно, возможно, куда больше её привлекало соперничество со знаменитой куртизанкой Ионии Фаргелией, о которой говорили, что у неё было одновременно четырнадцать мужей, но при этом она была необыкновенно красивой и умной, или, если хотите, умной и красивой.

Во всех случаях, склонен признать, что пусть не сразу так сложились обстоятельства, пусть сначала всё решил случай (без этого не обходится), но с какого-то момента она сознательно выбрала жизнь гетеры. Для того времени, в классической Греции умная и красивая женщина, которой повезло и которую в 14–15 лет не продали мужчине, должна была стать гетерой. А если кому-то хочется считать это проявлением греческой безнравственности, оставим за ним это право.

В судьбе Аспазии, а в дальнейшем в судьбе Аспазии и Перикла, для защитников ханжеской морали и всех, кто во всём готов искать пошлый смысл, много удобных лазеек. Как и во многих иных случаях, одни и те же факты можно интерпретировать по-разному в зависимости от собственного мировоззрения. Причём, как это не парадоксально, интерпретация не зависит от удалённости во времени (2500 лет?!). Подобная разность интерпретаций существовала тогда, существует и сейчас.

Каким способом Аспазия «выбивалась в люди», каким способом сумела заработать деньги, чтобы стать состоятельной женщиной?

Скорее всего, сначала за счёт богатых покровителей, или, скажем прямо, богатых любовников. Но с какого-то времени, у неё появился и другой источник доходов.

«С какого-то времени» Аспазии начали переправлять молоденьких девушек. Она могла оставить этих девочек у себя или перепродать их, предварительно обучив профессии. О ней так и будут говорить:

«Аспазия, знаменитая подруга Сократа, получает огромную выгоду от торговли девочками. Эллада переполнена её маленькими блудницами».

Не исключено, что это мнение того же банщика Клигена, которого мы не раз упоминали, в отместку за то, что ни одна известная гетера не удостоила его своим вниманием.

Но на то же самое, можно взглянуть по-другому. У Аспазии была салон-школа в Афинах, для дочерей и жён из знатных семейств. Это был обычный внутренний дворик, куда приходили и Перикл, и Софокл, и Еврипид. Приходил, и совсем ещё молодой Сократ (пока каменотёс), у которого вскоре завяжется с Аспазией дружба, несмотря на разницу в возрасте. А Платон позже, в одном из диалогов, в шутливом тоне напишет, что многие искали её общества, благодаря её ораторскому таланту.

С какого-то времени, этот салон-щкола, этот дом, как бы его не называть, стал известным в Афинах, а сама Аспазия получила известность умной и красивой женщины, с певучим, выразительным голосом, общения с которой искали самые известные люди, и не только в Афинах. Так вот, можно допустить, что в этом же доме, в этом же салоне, Аспазия обучала красивых девушек, искусству быть гетерами, а дальше они разъезжались по всей Греции.

Вскоре «школа» Аспазии стала едва ли не самым популярным местом в Афинах. Пообщаться с красивой и неординарной женщиной, и её ученицами, приходили в её дом знаменитые философы Зенон^[409] и Протагор, врач Гиппократ^[410], знаменитый скульптор Фидий. В Афинах заговорили даже о том, что в прекрасном теле женщины поселилась мудрая душа Пифагора (!). Сократ, не отходил от неё ни на шаг, а позднее, когда стал известным философом, подчеркивал, что обязан этим Аспазии. Может быть, в этой школе возникла крамольная мысль, которую позже приписывали гетерам:

«Каждая женщина, должна быть свободной в выборе мужа, а не выходить за назначенного ей родителями или опекунами; муж обязан воспитать свою жену и разрешать ей высказывать свои мысли».

Многие исследователи настаивают на том, что «школа-салон» была обычным публичным домом – пусть так. Но ведь и они должны признать, что в этой школе, наряду с искусством любви, Аспазия преподавала девушкам историю, философию, политику. А в остальном, оставляю за читателями право судить, кому больше повезло тем, кто попал в «школу» Аспазии, или тем, кто был замурован в доме мужа в качестве «законной жены».

Была ли Аспазия красивой?

Мы знаем, что её считали одной из самых красивых женщин всей Греции. Нам остаётся согласиться, хотя примем во внимание, что представление о красоте меняется от эпохи к эпохе, и зачастую нам трудно судить по дошедшим до нас изображениям.

По бюсту Аспазии, который хранится в Ватиканском музее, можно судить о правильных чертах, о волевом лице, не более того. Но «красивая-не красивая» вновь слишком большое обобщение, речь ведь не о красоте богини, раз и навсегда запечатлённой в скульптуре, речь идёт о земной женщине, живущей в реальном времени. А в этом случае имеет значение всё: возраст, здоровье вообще, здоровье в конкретный день, время года, время дня, утро или вечер, сумерки или в преддверии сумерек, ожидание счастливого события или надвигающейся беды.

Аспазия, бесспорно, имела много любовников, даже если допустить (трудно ошибиться), что многим домогающимся она отказала. А ей было необходимо выглядеть не только привлекательной, но и так, как должна выглядеть, используем такое выражение, хозяйка художественного салона, который посещают одни мужчины. Не случайно ведь она написала «Трактат о сохранении красоты», в котором решила поделиться с женщинами секретами омолаживания, которые были известны только ей.

Трактат трактатом, но время не остановить. Попробуйте соединить в одном лице успешную бизнес-вумен, хозяйку художественного салона, умную, образованную женщину, страстную куртизанку, и пр., пр., пр., которая при этом стремительно стареет (косметическая индустрия пока в зачаточном состоянии).

Не будем удивляться, что ей приходилось на себе опробовать собственные рецепты. Перед сном Аспазия накладывала на лицо специальную маску, приготовленную для своей кожи по собственному рецепту, который не разглашала. Приходилось спать допоздна (практически поменяв ночь и день), но когда, проснувшись, она смотрела в зеркало, её лицо напоминало ей потрескавшуюся театральную маску, которая не могла скрыть двойной подбородок, и слегка выступающие вены на шее.

Она понимала, она не Фрина, которой и с природой повезло, и с нравом, и с судьбой, она Аспазия, и должна гордиться именно этим. И сделать всё возможное, чтобы возраст, безжалостная рука времени, был заметен как можно меньше.

У «порядочных», знатных, и не очень знатных женщин краситься было не принято. Только массаж, уход за волосами, притирания благовониями, привозимыми из Азии. Исхомах, ведь не собственную точку зрения выражал, общепринятую.

Что касается гетер, без тех или иных форм макияжа, им было не обойтись. Бурная жизнь, частые ночные бдения, не проходили даром, приходилось искусственно скрывать следы усталости или раннего увядания, и всегда быть в «боевой» форма. Поэтому не только для себя, но и для других гетер, для своей школы, писала Аспазия свой трактат о сохранении красоты.

Дальше просто процитирую выборку из текстов об Аспазии, которые говорят сами за себя:

«Утро» Аспазии было неспешным и полным приятных процедур. После пробуждения рабыни помогали ей совершить омовение в огромном сосуде в форме чаши. Затем, тщательно промассировав и разогрев её тело, они наносили губкой, баснословно дорогие благовонные масла. Специально обученная рабыня с помощью специальных золотых игл и шпилек укладывали волосы Аспазии в сложную причёску из массы блестящих локонов.

Женщина – мастер косметики – тончайшей иголкой наносила на морщины рыбий клейстер, покрывала лицо слоем свинцовых белил, а на щёки накладывала румяна. Губы и грудь раскрашивались кармином. Куртизанки обязаны были красить волосы в жёлтый цвет. Но Аспазия не любила использовать сок шафрана, она предпочитала носить парик. Рабыни тщательно закрепляли на её голове парик соломенного цвета. Аспазия поднималась со своего стула и облачалась в тунику, украшенную по азиатской моде. Не забывала она и о свежих цветах… Теперь она была готова и могла принять гостей, которые будут вести философские беседы. Или принять любимого человека».

«Дальнейший макияж был не менее сложным, продолжительным и неспешным.

…пожалуй, напоминает ритуал гримирования японских гейш, но их ведь не называют проститутками…

Для того, чтобы выбелить лицо, использовали свинцовые белила,

…очень вредные для кожи и организма в целом, но гетеры тогда ещё этого не знали…

которые толстым слоем покрывали лицо. Щёки покрывали румянами из сока тутовых ягод или корня алканны красильной. Брови соединяли в одну черту, что по тогдашним стандартам было модным, и густо подводили их сурьмой. Губы и даже грудь, особенно соски, раскрашивали кармином… Полупрозрачная туника и украшения из живых цветов были неотъемлемой частью туалета гетеры.

Тщательно и со вкусом украшенная таким образом, гетера, пусть даже и сорокалетняя, выглядела женщиной без возраста; а точнее, прекрасным созданием в возрасте любви».

Так и хочется свести воедино грубого, тупого мужлана Исхомаха и умную, красивую, но постепенно увядающую, Аспазию. Выслушав его, она бы наверно посмеялась над ним, не сочла бы его достойным посещать её дом, а потом, возможно, предсказала бы, что произойдёт, когда нимфетке исполнится 20, 30, 40, 50. Исхомах бы не поверил, в силу своей глупости и самонадеянности, что, впрочем, одно и то же. Оставим Исхомаха, ему и так отведено больше места, чем он этого заслуживает.

Теперь мы можем заключить, что говорить о внешней красоте такого человека как Аспазия, отдельно от других её качеств, бессмысленно. Ясно, что она не Фрина, не по ней Пракситель должен был лепить свою Афродиту, не по ней греки должны были открывать канон женской красоты (тот же канон Поликлета). Её красота это всё вместе: физическая красота, ум, образованность, одежда, косметика, манеры, пленительная речь.

Может быть, именно три главные составляющие: ум, красота, красноречие.

Добавим, красота со всеми сопутствующими атрибутами, и в 20, и в 30, и в 40, и в 50.

…остановлюсь, хотя кто знает, в каком возрасте следует остановиться…

У Аспазии одно не отделено от другого. Именно поэтому её дом стали посещать выдающиеся люди «золотого века Афин», одного из самых блестящих периодов в истории мировой цивилизации.

Именно поэтому её дом стал посещать политик Перикл.

Пока она сама не переехала к нему.

ЖИЗНЬ ВДВОЁМ

Сколько лет было Периклу когда к нему переехала Аспазия?

Сколько лет было Аспазии?

Сколько лет они прожили вместе?

Разные источники указывают разные даты. Будем считать, что Периклу было в это время лет 40–45. Аспазии лет 25–30.

И прожили они вместе 15–20 лет. Целую жизнь.

Конечно, в этих вопросах любой сдвиг в ту или иную сторону резко меняет всю картину взаимоотношений. Можно даже написать две версии романа, которые учитывают этот сдвиг в 5 лет. И можно только вообразить, сколько горечи и нежности может прятаться в этом, казалось бы, незаметном временном отрезке. Но для шокирующей новизны этих взаимоотношений того времени и, этот сдвиг принципиального значения не имеет.

Во всех случаях, по насыщенности внешними и внутренними событиями, этот срок и в 15, и в 20 лет, который прожили два человека, равен целой жизни. Жизни в её глубоком человеческом смысле, которую бессмысленно оценивать с точки зрения того, что случилось в её последней стадии. Когда казалось не только люди, но и сама природа, ополчились против них.

Итак, Периклу 40–45 лет. Его слава по всей Элладе достигла апогея.

Афины как никогда могущественны и богаты, шумны и многолюдны, кругом бурлит жизнь. Во всём своём блеске предстаёт недавно построенный Акрополь. Поражает воображение и афинян, и чужестранцев великолепный Парфенон.

Как обычно, мы мало знаем о личной жизни афинских женщин, даже если речь идёт о жене знаменитого Перикла. Мы знаем, что он был женат на родственнице, бывшей прежде замужем, имел двух сыновей. По какой-то причине развёлся с женой. Благо в Афинах это не трудно, главное чтобы было обоюдное согласие. Жена Перикла вскоре вышла замуж за Калия, сына одного из самых богатых людей Афинах. Говорят, сам Перикл способствовал новому браку его жены.

Можно только строить догадки об истинных причинах семейных неурядиц Перикла. Возможно, всё дело было в увлечении Перикла красивыми женщинами, о чём в Афинах говорили все. Но только ли это, только ли дело в ревности: такая версия не кажется правдоподобной.

Пишут и о сварливом характере жены Перикла, но это скорее «общее место». Известна же нам Ксантиппа, почти классика сварливой жены. Постоянно ворчит, издевается, даже бьет Сократа, а он улыбается. Не побоюсь этого слова – в отношении Сократа к Ксантиппе есть нежность. А о Перикле с женой ни одной мало-мальски живой легенды не сохранилось. Вряд ли это случайно. Скорее всего, дело в том, что Перикл и его жена просто оказались чужими друг другу. Для нового времени это почти банальность, для древних греков нечто непонятное: разве с женой должна быть особая близость.

В условном соперничестве мужчин всех времён и народов Перикла можно поставить в один ряд с такими титанами как Александр Македонский и Наполеон Бонапарт. Разделила ли жена Перикла его успех, его славу? Вряд ли, тогда и увлечение красивыми женщинами забылось бы, и Плутарх сказал бы о ней что-то запоминающееся, кроме того, что

«потом, когда совместная жизнь перестала им нравиться, он (Перикл) вместе с её опекуном с её согласия выдал её замуж за другого».

А если не разделила славу, то не трудно предположить, что стала бы невыносимой в тот период, когда безжалостные удары судьбы обрушивались на него один за другим.

Говоря совсем просто, не оказалась женой, а Перикл, как оказалось, в этом нуждался.

Но мы забежали вперед. Пока же Перикл на апогее славы. И ему невдомёк, что с этого апогея жестокий Рок только начинает свою тяжёлую поступь. Разве смертный может знать, что самый благородный его поступок может оказаться роковым. Как в судьбе Эдипа.

Впрочем, не стоит отождествлять судьбы Эдипа и Перикла. Эдип – предельное, почти формульное выражение трагичности человеческого существования, когда неотвратимый и неумолимый Рок ведёт тебя в пропасть, считал, что шёл в одном направлении, оказался в другом, там, где его ожидало самое страшное, самое безжалостное, что не оставляет места ни для жалости, ни для сожаления, только космический смех над тщетой человеческих усилий.

Периклу судьба предоставила шанс проявить решимость, не посчитаться с тем, что его поступок, даже образованные греки из его окружения, сочли бы за слабость и только посмеялись бы над ним. И он этим шансом воспользовался сполна.

Перикл привёл в свой дом гетеру Аспазию.

Может быть, тем самым, он и позволил себе противостоять Року, и прожить счастливые годы. Настолько, насколько дозволено смертному.

Несмотря на своё публичное положение, ораторский талант, веру в демократию, как в правление народа, Перикл не был публичным человеком, в обычном, человеческом значении этого слова. По крайней мере, Плутарх говорит о его надменности, высокомерии и презрении к другим, и о том, что с какого-то времени он решил не посещать ни званых обедов, ни дружеских пирушек.

Может быть, всё дело не в надменности, не в высокомерии, просто он был закрытым человеком, интровертом, а это, кроме всего прочего означает, что он не хотел раскрываться не только перед каждым встречным, но даже перед самыми близкими ему по духу людьми.

Может быть, и это следует отнести к «человеческому, слишком человеческому», к тому, что в одну эпоху воспринимается как слабость, недостойная мужчины, а в другую, как сила, если мужчина способен противостоять всем, признаваясь в своей мягкости и ранимости перед одной женщиной.

Даже если она гетера, даже если имела до него множество богатых любовников.

Опустим различные юридические тонкости, допускал или не допускал закон Афин брака с чужестранкой, каковы могли быть его последствия, считались ли такие дети полноправными афинскими гражданами. Могло иметь значение и то, что некоторые греческие полисы заключали с дружественными полисами специальные соглашения о полноправности браков своих граждан: Афины такого договора с Милетом не имели.

Во всех случаях у нас есть все основания назвать взаимоотношения Перикла и Аспазии гражданским браком. В обычном смысле слова, когда два человека, мужчина и женщина, не апеллируют к каким-либо инстанциям, общественным, традиционным, прочим, а совершенно сознательно и добровольно принимают решение жить совместно. Жить вдвоём.

Не трудно предположить, что Перикл знал Аспазию давно. Несомненно, они вместе участвовали в общих беседах, в тех же симпозиумах, и симпатизировали друг другу.

Она была красива, образованна, умна, её ума и женской прозорливости хватило на то, чтобы понять этого знаменитого человека с «тыквенной башкой», который странным образом красноречив перед публикой, и сдержан, замкнут в узком кругу.

А он шестым, седьмым чувством, подкоркой понимал, что она ему симпатизирует, что «тыквенная башка» не помеха, что в её присутствии не надо проявлять особого красноречия, можно даже молчать и чувствовать себя очень спокойно. Скорее всего, им не приходила в голову мысль, что их связывает нечто большее, чем умные беседы в обществе умных людей, что они могли бы жить вместе, и разделить быт, который в одомашненном доме становится (может становиться) самим бытиём человека, проявлением его глубокой бытийственности. Oikos может стать домом.

До поры до времени они могли об этом не задумываться, поскольку их культура, т. е. привычные формы жизни и формы сознания, в которые они были погружены с детства, не знали такого опыта и даже не предполагали, что такое возможно.

Плутарх очень лаконичен,

…всё-таки речь идёт о женщине, и это не просто тактичность, понимание пределов того, что может и что не может женщина…

…хотя эта лаконичность многого стоит: Перикл, после того как с согласия жены, выдал её замуж за другого…

«сам взял Аспазию и чрезвычайно её любил».

Не знаю древнегреческого, поэтому не могу судить обо всех смысловых оттенках этого «чрезвычайно», но во всех случаях Плутарху важно обратить наше внимание на то, что превосходит обычную норму, что, так или иначе, является «чрезвычайным».

«Каким великим искусством или силой она обладала, если подчинила себе занимавших первое место государственных деятелей и даже философы много говорили о ней как о женщине незаурядной»

– продолжает Плутарх.

В этой фразе странными, режущими слух, кажутся слова «подчинила, занимавшего первое место».

Плутарха трудно обвинить в мужском догматизме, в подобных вопросах он достаточно деликатен, через тысячелетия возникнут другие слова, например, слово «подкаблучник», но все эти слова, все эти смыслы, от Плутарха до наших дней, способны только приблизительно передать то многосмысленное и многочувственное событие, которые выражается такими простыми словами, как «мужчина встретил женщину» или, если хотите «мужчина привёл в свой дом любимую женщину».

Плутарх далее добавляет:

«тем, не менее, очевидно, что привязанность Перикла к Аспазии была основана скорее на страстной любви. Говорят, что при уходе из дома и при возвращении с площади он ежедневно приветствовал её и целовал».

Об этом «целовал при людях» чуть позже, пока же зададим себе вопрос, можно ли, вслед за Плутархом, назвать то, что происходило между Периклом и Аспазией, любовью?

Конечно, любовь – всегда миф, не в том смысле, что ложь, а просто некое утверждение, которое нельзя разъять, нельзя проверить, остаётся допустить, поверить на слово, кто не поверит, тому и объяснять что-либо бессмысленно.

Конечно, любовь Перикла и Аспазии совсем не похожа, например, на любовь Елены и Париса. Не тот случай, когда Эрот дубы сотрясает, и мужчина и женщина в этом порыве себе не подвластны. И не тот случай, когда Афродита в очередной раз решит позабавиться, посмеяться над потугами смертных установить для любви жёсткие нравственные ограничения.

Если назвать то, что происходило между Периклом и Аспазией словом «любовь», то ими руководила иная богиня, о существовании которой древние греки даже не подозревали.

Аспазия нарушала все привычные стереотипы греческой женщины, она не была женой, не была наложницей, не была даже гетерой в общепринятом значении этого понятия. Или она была всем этим сразу, что было почти вызовом как для афинских мужчин, так и для женщин. Или просто была женой в том глубинном смысле, в каком это понятие перекрывает и даже игнорирует и любовницу, и гетеру, пр., пр.

Люди сокрушались, «огорчённо вздыхали» (цитата) по поводу этого публичного поцелуя, и это «огорчение»

…вскоре они перестанут быть столь деликатными, отомстят за этот «публичный покой», и это, увы, архетип всех времён и народов, не в смысле «публичного поцелуя», а в смысле нарушения общепринятых норм…

сохранилось в памяти на века, и нет книги о Перикле и Аспазии, где бы не упоминалось об этих «публичных поцелуях» утром и вечером.

Дело, конечно, не в поцелуе, а в том, что Перикл публично демонстрирует своё глубокое отношение к женщине, всё равно это гетера или жена.

Как бы то ни было, мы должны признать, что с приходом Аспазии в дом Перикла многое изменилось не только в самом доме Перикла, но и в общественном статусе Аспазии. В их доме регулярно стала собираться интеллектуальная элита, причём многие приходили ради ораторского таланта Аспазии.

Плутарх даже говорит, и это не может не вызывать удивление:

«Сократ ходил к ней со своими знакомыми, и ученики его приводили к ней своих жён, чтобы послушать её рассуждения»

…наверно эти мужья не были похожи на Исхомаха, и уже над этим стоит задуматься…

«Злые языки» распространили даже слух, что Аспазия писала некоторые речи за Перикла. Многие стали опасаться того, что Аспазия начнёт влиять на политическую жизнь Афин, ведь она всюду сопровождала Перикла, даже в военных походах.

Но если даже допустить, а для этого допущения есть все основания, что Перикл прислушивался к её мнению, обсуждал с ней не только отвлечённые метафизические вопросы, но и выслушивал её мнение по насущным политическим вопросам, почему мнение умной женщины должно быть опасным для великого стратега, почему это мнение должно нанести урон могущественным Афинам. Но таковы особенности массового сознания во все века, если что-то признаётся «не нормальным», то от этого «ненормального» могут быть одни только беды.

Тем более, когда речь идёт об исключительном (невероятным, непостижимом) случае, за всю историю античной Греции (только ли Греции), когда философы и политики следовали советам женщины.

При этом, что очень важно подчеркнуть, и Перикл, и Аспазия оставались самостоятельными, независимыми и свободными людьми. Пишут – тот же Плутарх – что Перикл, не принимал больше приглашений на пиршества друзей и родных, кроме участия на официальных празднествах.

Аспазия вела себя no-другому она не считала нужным уподобляться Периклу. Она была свободна, она не чуралась застолий, сама их организовывала, являясь душой и центром увеселений, даже тогда, когда в них не принимал участие Перикл.

Она позволяла себе принимать посетителей и в отсутствие мужа, развлекала их беседой, угощала вином, что, по афинским обычаям, являлось совсем уж кощунственным.

Может быть, поэтому многие утверждали, что Аспазия превратила жилище правителя в дом разврата. На философских пирах непременно присутствовали красивые девушки и можно только догадываться, какие цели преследовала Аспазия, приглашая их.

Да что там философские пиры, даже в военных походах Аспазия сопровождала Перикла не в одиночку, за ней непременно следовал обоз куртизанок из её школы, и женщины неплохо зарабатывали, ублажая изголодавшихся без любви мужчин. Так это было или не так, судить нам трудно, но во всех случаях, если «деконструировать» эти утверждения, мы найдём «следы» недовольства тем, что женщине предоставлена столь большая свобода.

Причём не в три «законных» дионисовых дня, а в будни, когда свобода женщины не легитимна.

Конечно, не стоит выхолащивать то, что происходило между Периклом и Аспазией, а с другой стороны (оборотная сторона медали) переходить на высокопарный, романтический слог.

Можно согласиться с историком XIX века, который пишет, что отношения Перикла и Аспазии «опирались не на жажду наслаждения или на мимолётный порыв. Это был истинный брачный союз, основанный на преданнейшей и нежнейшей любви, в котором никто так не нуждался, как этот удалившийся от всех внешних развлечений и неутомимо трудящийся государственный человек».

Но только ли это?

Может быть, стоит говорить о глубоком «одомашнивании» своего дома, которое и определяет качество «жизни вдвоём».

Может быть, лучше всего «жизнь вдвоём» Перикла и Аспазии, характеризует формула, открытая в наши дни: счастье, это когда утром хочется идти на работу, а вечером хочется возвращаться домой.

Формула есть формула, она что-то схватывает, что-то упрощает.

У Перикла плюс к Афинам, городу, который он любил, возвышал, украшал, который отвечал ему взаимностью, но на греческий манер, позволял себе колкости, оскорбления, был свой дом, где ждала его Аспазии.

У Аспазии была своя жизнь, она смело могла выходить в афинскую жизнь, могла принимать эту жизнь у себя дома, жить жизнью свободной, красивой и образованной женщины, но вечером она во всеоружии своей женской красоты и своей женской отзывчивости, должна была ожидать одного Перикла, своего мужчину с «тыквенной башкой».

Что до остального, были ли у них размолвки, что омрачало эту «жизнь вдвоём», уставали ли они друг от друга, приелись ли друг другу через пять, десять, пятнадцать лет, оставим домысливать каждому, кто понимает что такое «слишком человеческое» даже внутри жизнь вдвоём двух бесконечно близких друг другу, людей.

Если и без Аспазии Перикл был объектом нападок, то после того, как он привёл Аспазию в свой дом, нападки должны были усилиться, «огорчение» для одних людей, хороший повод всласть посмеяться, для других.

Взаимоотношения Перикла и Аспазии стали излюбленной темой комедиографов, а они, как мы выяснили, не чурались самых непристойных шуточек и обыгрывания любовных потуг.

В комедиях Аспазию называют новой Омфалой, Деянирой, погубившей самого Геракла, Герой, сумевшей обольстить самого Зевса.

Напомню, что Омфала в греческой мифологии царица Лидии, которая продала в рабство Геракла, а Деянира, дочь мифического царя Ойнея, хотя и случайно, по неведению, погубившая Геракла отравленным платьем.

О Гере и напоминать не следует.

А некоторые прямо говорили о том, что гетера Аспазия приехала в Афины с единственной целью, покорить Перикла, этого «достойнейшего из эллинов», какие ещё цели могут быть у прославленной гетеры. Аспазию изображали в виде любовниц Геркулеса, а один комический поэт обвинил её в безверии за то, что она принимала участие в философских беседах Анаксагора. Во многом, этим слухи, которые подхватывали афинские комики и политические враги Перикла, распространял сын Перикла от первой жены, разгульный и ветреный Ксантипп. Все знали, что сын и его жена находились на содержании у Перикла, но разве такие случаи не провоцируют ненависть.

Один из самых знаменитых авторов комедий того времени, Кратин, вложил в уста одного из своих персонажей, такие слова «Отвратительная похоть породила его Геру – Аспазию, наложницу с собачьими глазами». Намёк был достаточно прозрачный, Геру называли «волоокой», это комплимент, поскольку глаза «коровы» (вола) считались красивыми и печальными. «Собачьи» глаза Аспазии, по-видимому, были не только не красивыми, но и бесстыдными.

И ещё хлеще.

Все были уверены, что из-за Аспазии Перикл начал поход на Самос, который когда-то разбил милетцев, земляков Аспазии. «Самый длинный язык в Афинах», Аристофан не мог пройти мимо подобной истории и не использовать её в своей комедии («Ахарняне»):