Buch lesen: «Рыжая 2. Дело одинокой канарейки»
Глава 1
1
Осень выдалась на редкость теплой. После холодного, но бурного лета тихое спокойствие сентября создавало ощущение потусторонности, разрыва жизни.
Молодая рыжеволосая женщина устроилась в кресле поудобнее и подставила веснушчатое лицо ласковым лучам заходящего солнца. Теплый ветерок, залетая в приоткрытое окно, лениво доносил запах опадавшей листвы и навевал тоску. Даша поправила плед и тяжело вздохнула. Запах желтеющих кленов безотчетно напоминал Москву и те далекие счастливые времена, когда после летней разлуки вся студенческая братия собиралась в «Альма-матер», маленьком кафе на территории университетского городка, и по давней традиции, с шумом и гамом, праздновала начало нового учебного года…
Как давно это было!..
2
С первого курса Даша придерживалась древней студенческой мудрости: лучше иметь красную морду и синий диплом, чем наоборот. Поэтому, училась она с удовольствием, но без фанатизма, и ровно через пять лет стройной рыжеволосой выпускнице отделения истории искусств, с прекрасным цветом лица, был торжественно вручен синий диплом с тисненым гербом московского университета.
Предложений работы для новоиспеченного искусствоведа было мало, но и амбиций не так чтобы много. К счастью, стали появляться частные галереи, страна открывалась для иностранных туристов, выставок становилось все больше, работа интереснее. Замаячили весьма привлекательные перспективы, но все карты смешало неожиданное замужество и скоропалительный отъезд за границу. Все произошло так быстро, что она даже не успела понять: а нравится ли ей ее муж?
Через некоторое время, вполне достаточное, чтобы ознакомиться хотя бы с основными фактами биографии супруга, Даша пришла к выводу, что Сергей ей все-таки нравится. Он был умен, привлекателен, уверен в себе, а его папа, крупный государственный чиновник, подарил им на свадьбу прекрасный дом в красивейшем городе Европы. За пять лет размеренной пражской жизни Даша мало-помалу оставила мысли о неудавшейся карьере, остепенилась и почти смирилась со своим немного скучным, но благополучным статусом домохозяйки.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Прозвучал телефонный звонок, а вслед за этим на нее обрушились все несчастья мира: убийства, интриги, пристальное внимание европейской полиции и родной службы госбезопасности. Как итог: развод, переезд в крошечную мрачную двушку и неусыпное внимание правоохранительных органов.
Некогда беззаботная, пусть и не очень разнообразная жизнь, превратилась в один бесконечный, до отчаянья унылый день. Она просыпалась поздно, нехотя умывалась, чистила зубы и надевала первое, что попадалось под руку. Приведя себя в относительный порядок, спускалась в соседний магазин, покупала с десяток рогаликов, сосиски, сыр или копченые куриные ножки. По мере надобности докупались кукурузные хлопья, молоко и конфеты. Приготовив нехитрый завтрак, Даша усаживалась в единственное и уже основательно продавленное кресло, включала телевизор и без всякого интереса просматривала утренний телеблок для домохозяек.
В пределах досягаемости правой руки располагался журнальный столик, на котором поверх журналов, каких-то тетрадок, программ телевидения, громоздились тарелки с бутербродами, конфеты, огромная, в пол-литра, чашка чая и сигареты. Нащупав очередной кусок, Даша кидала его в рот и вяло пережевывала, почти не различая вкуса потребляемых продуктов. Обед, по сути, был продолжением завтрака. Выключив телевизор, она перемещалась на кровать, брала с тумбочки книжку и, раскрыв наугад, благополучно засыпала на второй или третьей странице.
Сон обычно бывал коротким, тревожным, после него настроение портилось окончательно. Но чем заменить послеобеденную дрему, она все равно не знала. Протирала ладонями лицо, словно пытаясь смыть остатки дурных сновидений и шла на кухню. Залив хлопья молоком, Даша снова усаживалась в кресло и брала в руки пульт. Досмотрев телевизор до победного конца, отправляла в рот последнюю конфету, чистила зубы и ложилась спать.
Так прошло все лето.
Через три месяца полувегетативного существования одежда затрещала по всем швам. Даша этому почти не удивилась и без лишних эмоций перебралась в спортивный костюм. Есть хотелось все больше, денег на счету оставалось все меньше, холодильник пустел, а лицо расплывалось вместе с представлением о том, как жить дальше. Назревал кризис.
3
Нехотя выбравшись из мягкого нагретого кресла, Даша прошла на кухню. Рыжие кудри, небрежно перехваченные резинкой, топорщились во все стороны. Она подошла к холодильнику и резко распахнула дверцу, словно пытаясь поймать врага врасплох. Убедившись, что в холодильнике, кроме початой бутылки кетчупа и любимой кремжской горчицы ничего не осталось, сердито захлопнула дверцу. После чего зорким и даже каким-то хищным взглядом, окинула кухню в поисках съестного. Осмотр много времени не занял.
Крошечный закуток, который и кухней-то можно было назвать лишь обладая немалой долей оптимизма, отгораживала от комнаты плотная штора. Кухонька с трудом вмещала двухконфорочную плиту, мойку и вышеупомянутый холодильник. Ни внутри, ни снаружи холодильника съестного не наблюдалось.
Вздохнув, хозяйка поставила на плиту чайник. Все в этой квартире было неправдоподобно маленьким, каким-то нежилым. Ванна была стоячей, вернее, ее заменяла тесная душевая кабинка. Туалет, по счастью, был сидячий, но сидеть можно было только очень прямо – свободное пространство измерялось миллиметрами. В двух лилипутских комнатах с трудом поместился необходимый минимум: кровать, шкаф, журнальный столик, он же обеденный, и кресло с подставкой для ног. Она вспомнила, как чуть не расплакалась, когда впервые переступила порог нового жилья. Заморенное помещение в глубине унылой панельной застройки на окраине Праги ничем не напоминало ее прекрасный, просторный дом в зеленом районе неподалеку от королевского дворца. Однако жаловаться было некому, этот путь она выбрала сама.
Так и не найдя ничего съестного, Даша вытащила кошелек и без особой надежды заглянула внутрь: ни одной бумажки, только мелочь всех цветов радуги. В лучшем случае хватит на пару булок. Кошелек полетел в сторону. Решено, сегодня она продаст что-нибудь из украшений, а в понедельник пойдет искать работу.
Вернувшись в комнату, Даша сняла с полки красивую, тисненную золотом кожаную шкатулку на дне которой сиротливо лежали серьги с изумрудами, тоненькая цепочка и два кольца, одно из которых было обручальным. Не раздумывая, она взяла обручальное кольцо, украшенное тремя небольшими бриллиантами.
«Вот и все, что осталось от пяти лет семейной жизни, – промелькнула в рыжей голове невеселая мысль, – а через пару часов и этого не останется. Что ж, такова судьба».
Она сунула кольцо в карман спортивной куртки и направилась к выходу.
В коридоре Даша натянула кроссовки и уже потянулась было к ручке двери, как в последнюю секунду сообразила, что неплохо бы и причесаться, еще примут в скупке за воровку. Она взяла расческу, включила свет и повернулась к большому зеркалу.
Несколько секунд молодая женщина стояла, не в силах произнести ни звука – вид собственного отражения в полный рост заставил ее буквально обомлеть от ужаса. Не веря своим глазам, она медленно приблизилась к зеркалу. Вблизи все выглядело еще ужаснее.
По лицу потекли слезы.
Всего за три месяца, три летних благодатных месяца, когда люди, в полном соответствии с законами природы и здравого смысла, хорошеют, теряют в весе и обгорают до нежно-шоколадного цвета, она, словно Золушка под бой курантов, из элегантной молодой дамы превратилась во второразрядную лыжницу на пенсии.
Очнувшись, Даша принялась сдирать с себя застиранный и растянутый во всех местах полуспортивный костюм. Швырнув его на пол, она бросилась в спальню и рывком распахнула высокий скрипучий шкаф.
Аккуратно развешенная на плечиках одежда выглядела умиротворяюще. Дорогие, со вкусом подобранные платья, блузы и пиджаки все еще хранили тонкий аромат авторских духов и демонстрировали незыблемость вселенских устоев: мир по-прежнему стоит на трех китах, киты на большой черепахе, а все остальное – нервы и неправильное питание.
Даша быстро перебрала вешалки. Узкие и облегающие вещи были забракованы сразу – облегаемое было заведомо больше облегающего, яркие наряды так же отложены до более благоприятной ситуации. В результате естественного отбора, из шкафа были извлечены широкий белый свитер крупной вязки, а к нему светло-бежевые свободного кроя брюки. Свитер сидел почти идеально, а вот брюки заметно уменьшились в объеме. Подтянув живот, Даша с трудом застегнула пуговицу и невольно подумала, что худеть ей все-таки придется – на новую одежду денег просто не было.
Она подкрасила глаза и взглянула в зеркало еще раз. Отражение уже не было таким облезлым. На всякий случай накрасила губы и заставила себя улыбнуться. Что ж, возможно, жизнь не закончилась. Возможно, она только начинается!
Привычную тишину одинокой квартиры прервал телефонный звонок.
Даша замерла с помадой в руке. Те десятые доли секунды, которые отделяли первый звонок от другого, показались ей вечностью. Но факт оставался фактом – телефон, действительно, звонил. Она растерянно посмотрела на аппарат: а ведь ей никто звонить не мог. Новый номер знали только родители и два человека из полиции. Мама обычно звонила вечером, а полиция…
Даша помрачнела. Значит, опять что-то произошло.
Взяв трубку, она осторожно поднесла ее к уху и оставила на некотором расстоянии, словно та могла укусить.
– Алло? – осторожно спросила молодая женщина и внутренне сжалась, готовясь к очередным неприятностям.
– Ружичка, добрый день. Пани Быстрову, пожалуйста, – скороговоркой проговорил высокий мужской голос.
– У телефона. – Даша пыталась сообразить, кто такой Ружичка, и чего он может от нее хотеть.
– На ваше имя поступил денежный вклад, но мы не можем его зачислить, потому что транслитерация перевода не совпадает с нашей. Вы можете подойти и принести какой-нибудь документ с иной транслитерацией?
– Что? – недоуменно переспросила Даша. – Простите, кто звонит?
– Это банк. – Голос зазвучал раздраженно. – У вас есть документ, в котором ваше имя пишется через «j»? Иначе мы не сможем зачислить поступление.
– Ах, да, – она наконец-то поняла, в чем дело, от волнения перехватило дыхание. – Так вы из банка. Конечно, есть. У меня есть водительские права с «j». Этого будет достаточно?
– Вполне. Вы сегодня можете подъехать?
– Разумеется. Буду у вас через полчаса…
– Всего хорошего, – буркнул банковский клерк и бросил трубку.
Окрыленная женщина бросилась разыскивать свои права, сунула их в сумку и буквально выпорхнула на лестничную площадку.
4
Сколько раз Даша зарекалась выходить из квартиры, предварительно не посмотрев в глазок!
Пять мерзких афганских борзых с тонким повизгиванием скакнули на нее, оставляя на старательно выбранном костюме следы всех своих двадцати поганых лап.
Смущенная соседка закудахтала, как курица:
– Ах, простите, пани Быстрова! Мы не успели в квартиру зайти. Я думала, вы слышите нас… Тряпочкой, тряпочкой ототрите…
Даша, не говоря ни слова, развернулась и зашла обратно в квартиру. «Рожу себе ототри тряпочкой. Твари мохнатые… Чтоб вас скрутило в один узел!» Швырнув испорченную одежду в бельевую корзину, дрожащими от злости руками она натянула старенькие джинсы и первый попавшийся свитер. Плевать, пусть думают, что хотят.
Уже отойдя на значительное расстояние от дома, она вдруг подумала, что надо было бы посмотреться в зеркало, а то дороги не будет. Хотя настроение и так было испорчено. Куда уж хуже…
5
Через полчаса Даша растерянно изучала выписку о зачислении на ее счет ста долларов. В голове билась одна единственная мысль: кто мог послать ей такую странную сумму? Не то, чтобы она надеялась на чудо, но разочарование было слишком велико. Эти деньги ничего не меняют в существующем положении дел. Какая-то злая шутка. Даша поспешно прикрыла ладонью глаза, чтобы не расплакаться. Интересно, успеет ли она найти работу, прежде чем закончатся крошки в хлебнице?
Упитанный клерк по фамилии Ружичка, о чем свидетельствовала табличка на рубашке, с плохо скрываемым раздражением, барабанил толстыми розовыми пальчиками по столу. Весь его высокомерный вид говорил о том, что пани с таким жалким счетом вообще не должна жить на этом свете. Для него, каждый день ворочающего миллионами, она навсегда останется лишь противной жалкой козявкой, отвлекающей Его Засраное Величество от действительно важной работы.
– Так вы будете снимать деньги или оставите их на счету? – В тонковатом голосе прозвучала откровенная издевка.
Несолидная клиентка вздохнула в очередной раз и неуверенно промямлила:
– Я сниму 700 крон.
– Угу, – мрачно хмыкнул счетовод и застучал розовыми сосисками по клавишам.
Дожидаясь конца операции, Даша отрешенно рассматривала пейзаж за окном. Прямо над правым плечом ненавистного банковского служащего возвышался изломанный силуэт старого каменного моста. По мосту сновали машины, по тротуару шли люди. Люди куда-то спешили и прятались под зонтиками, они были кому-то нужны, их где-то ждали… Робко накрапывал первый осенний дождь.
«Наверняка похолодает…»
Молодая женщина невольно поежилась, ей не хотелось снова выходить на улицу. В кассовом зале было тепло и уютно, пиликали позывные у окошек, на электронном табло бежали курсы валют, тихие голоса посетителей сливались в убаюкивающий монотонный шум. Ей вдруг захотелось остаться тут навсегда, не возвращаться в свою пустую одинокую квартиру, где ее никто не ждет, где…
Не успела она передумать о всех страданиях, которые поджидают ее по возвращении домой, как со стороны двери послышался резкий хлопок и сразу же вслед за ним пронзительный женский крик.
Даша удивленно обернулась. Люди падали на пол, как перезрелые груши.
Надо заметить, что телевидение внесло существенную лепту в повышение выживаемости среди населения. Теперь практически каждый цивилизованный человек до тонкостей знает, как именно надо вести себя при разбойном нападении. Из всех посетителей, видимо, только Даша и толстый клерк смотрели другие программы, ибо так и остались восседать на своих местах. Разница заключалась в том, что толстяк замер в той же позе, в какой его застигли выстрелы, а молодая женщина принялась недоуменно крутить головой, не понимая, что за хлопки прозвучали у нее над ухом, и куда это в одну секунду исчезли все окружающие. Она даже привстала со стула, чтобы осмотреться. В это время откуда-то сбоку раздался истошный вопль на русском языке:
– Да ляг же ты на пол, курица!
Клерк рухнул как подкошенный.
Даша встала и медленно пошла по направлению крика.
6
Позже, вспоминая этот эпизод, она предположила, что у нее просто такая нестандартная реакция на опасность. Давным-давно, еще в Москве, они дружным коллективом отмечали какой-то праздник и допоздна распределяли заказы: волшебные мешочки с дефицитными продуктами, выдаваемые добрым людям по талонам. В то замечательное время из магазинов пропало все, за исключением разве, что прилавков и самих продавщиц. И в тот день, промозглой слякотной осенью, все ощущали себя счастливыми: в заказе оказались красная икра, печень трески, гречка и сгущенное молоко. Цены, в связи со своей незначительностью, затеряны во мраке веков. Некоторым повезло еще больше – удалось отоварить талоны в ГУМе, и подруга Ирка, несмотря на жару и черную зависть менее удачливых коллег, гордо щеголяла целый вечер в новеньких финских сапогах. Отгуляв на работе, девушки двинулись по направлению к Садовому кольцу ловить такси. Мимо них на большой скорости пронеслись три белые «девятки» и с диким визгом затормозили метрах в десяти. Из машин повыскакивали молодые люди с пистолетами и, размахивая оружием, начали выяснять между собой отношения. Ирка, с недостойным работника искусств воплем: «Сапоги снимут, икру отнимут!», как по сигналу стартового пистолета бросилась прочь от дороги. Даша же, влекомая неведомой силой, подошла к машинам вплотную и доверчиво уставилась на разъяренных мужчин.
Заметив возле себя трогательную рыжеволосую девушку с авоськой в руках, бандиты разом притихли, недоуменно переглянулись, сели в машины и быстро уехали. На следующий день газеты сообщили, что на юге Москвы были расстреляны две белые «девятки» и убито три человека.
Итак, Даша повернулась на крик. В первую секунду ей показалось, что это просто галлюцинация, она даже помахала рукой перед глазами. Однако мираж не рассеялся: прямо на нее шел мужчина с пистолетом в руках. Даша как завороженная вглядывалась в лицо приближающегося человека. И вдруг свет померк. В незнакомце она внезапно узнала своего старого приятеля Колю Макеева, по прозвищу Кока, которого не встречала лет семь.
– Привет, Коля, как поживаешь? – автоматически спросила Даша, и волосы зашевелились на рыжей голове от собственной глупости.
Тот выдавил растерянную улыбку:
– Нормально. А ты как?
И в этот момент другой человек, стоящий в проеме дверей, поднял руку и сделал несколько выстрелов в их сторону, после чего бросился бежать вниз по лестнице.
Николай качнулся вперед, словно его толкнули, и со всего маху грудью рухнул на разделяющий их столб. В голубых глазах застыла боль. Продержавшись так несколько секунд, Макеев вдруг обмяк и начал медленно сползать на пол. Из побелевших пальцев с тихим стуком выпал пистолет. Вскрикнув, Даша бросилась к раненому. Оживший клерк, словно ящерица, по-пластунски прошмыгнул под столом и накрыл пистолет своим жирным телом. Круглыми глазками злого поросенка он следил за умирающим.
– Глупо, как глупо, – еле слышно прошептал Николай, серые глаза подернулись дымкой. – Ты знаешь… миллион долларов… весит почти восемь килограммов… – Он вдруг открыл глаза и схватил ее руку. – Твой дневник… мне нужен… твой дневник…
– Господи, Кока, какой дневник? – со слезами в глазах переспросила молодая женщина. – Успокойся, тебе нельзя разговаривать, сейчас приедет врач и все будет хорошо…
Но раненый продолжал шептать пересохшими губами:
– Послушай, там… – его глаза начали закатываться, – ты писала там… все там… – он сложил губы трубочкой, словно хотел свистнуть, но внезапно в груди что-то заклокотало и свист перешел в сип.
– Что писала? – Даша никак не могла понять, бредит Кока или пытается что-то сказать.
Умирающий приподнялся и из последних сил выдавил:
– Возьми… меньше миллиона не бери… надо продолжить раскопки… возьми…
Дальше слова звучали все менее разборчиво, и Даше пришлось буквально прижаться ухом к его губам, чтобы хоть что-нибудь расслышать.
– Коленька, какая пальма? – в отчаянье переспрашивала она. – Говори громче, я ничего не слышу…
Последние слова Макеев почти выдохнул. Невнятная фраза умирающего перешла в хрип, и кровь хлынула горлом. Кока забился в судорогах, глаза закатились, он сделал последнюю попытку приподняться, но тут же рухнул на пол.
Глава 2
1
Николай Макеев, для друзей просто Кока, слыл фанатом своего дела. Худой, взъерошенный, с выгоревшими до бела всклокоченными волосами, лицом цвета глинозема, и такими же черными руками – от солнца и въевшейся намертво пыли веков, Макеев был не просто археологом, он был одержим археологией. В этом мог убедиться каждый, кому хоть раз довелось перешагнуть порог его обители, некогда весьма приличной квартиры на Ленинском проспекте. Вместо привычных глазу столов и сервантов, практически все пространство квартиры, включая кухню и туалет, было заставлено полками с растрепанными книгами, связками журналов и самодельными стеклянными витринами. В витринах были размещены артефакты, по уверению хозяина, созданные еще в те благословенные времена, когда солнце светило в два раза ярче, а в Америку не требовались визы. Недостаток у Макеева был всего один, но просто убийственный: в любое время, при любых обстоятельствах, хоть на похоронах, хоть за праздничным столом, безо всякого перехода, Коля начинал разговор о раскопках.
Выглядело это приблизительно так: вместо традиционных поздравлений и пожелания многих лет жизни, Макеев вставал и сообщал, что живи именинник на пару тысячелетий раньше, то ни за что не дожил бы до такого возраста, зато его могила стала бы ценным источником информации. Поэтому умирать надо вовремя, прихватывая на тот свет все, что может заинтересовать следующие поколения.
Особенно сильное впечатление это производило на людей, недавно похоронивших близких. Убитые горем родственники моментально переставали плакать, с оцепенением выслушивая рассказ о чудненьких, прекрасно сохранившихся костях, которые прошлым летом удалось откопать дружному отряду студентов-археологов. Не замечая произведенного эффекта, Кока переходил к более ранним временам, и комната постепенно наполнялась жутковатыми тенями всего того, что некогда жило и шевелилось на нашей планете. Особо впечатлительные уверяли, что даже чувствуют запахи. По счастью, случались подобные инциденты нечасто, ибо основную часть своей беспокойной жизни Кока проводил в экспедициях или кропотливом изучении добытого. Друзья приходили все реже, девушки не приходили вовсе, зато в голову приходили все более странные гипотезы.
Как и большинству исследователей, Макееву не давала покоя проблема происхождения жизни на Земле. Тщательно исследуя каждую окаменелую какашку, до которой удалось добраться, к вящему ужасу фундаментальной науки, он вдруг принялся выдвигать теории, одну безумнее другой. Спорить или дискутировать с ним было бесполезно – на темы происхождения земной цивилизации Кока мог беседовать вполне автономно. Даже если собеседник вдруг начинал безмолвно сползать со стула, теряя терпение или сознание, Кока, нависая над несчастным, тыкал в обмякшее тело костлявым пальцем:
– Это потому, что тебе даже возразить нечего!
– Нет! – взрывался полуобморочный. – Это потому, что возражать нечему! Бред какой-то…
А вот это была самая большая ошибка, которую мог допустить спорящий. Археолог бледнел и немедленно извлекал из кармана черную пластмассовую коробочку. Как правило, все опасающиеся болезни фараонов и прочей малярии в этот момент бесследно исчезали, оставшиеся с недоумением разглядывали нечто бесформенное, окаменелое и нормальному человеку абсолютно ничего не доказывающее.
Макеев подносил corpus delicti под нос осмелившемуся усомниться и вопрошал страшным голосом:
– А это что, по-твоему?!
Вечер оказывался безнадежно испорченным.
