Buch lesen: «Смена такта»

Догузов запер дверь на ключ, спустился, торопясь, по лестнице и вышел из подъезда. Резануло по глазам солнцем, несколько мгновений он только слышал шум далёкого шоссе, но зрение быстро к нему вернулось и подарило небритого Валентина, стоящего в майке и трениках у подъезда с мятой пачкой сигарет в руках.

– Курить есть? – хриплый голос Валентина был предсказуемым, как и его, похоже, суровый для организма ночной отдых.

– Не, докурил ночью. Вечером занесу.

– Я ж в ночную сегодня, – Валентин с сожалением замахнулся пачкой, готовясь кинуть её в кусты, но передумал и снова стал её теребить. – Как и вчера.

– Ну значит утром, в смысле завтра, – Догузов, когда опаздывал, был не самым отзывчивым соседом.

– Завтра, – эхом повторил Валентин. – Лучше б послал.

Догузов неопределённо пожал плечами. Он отталкивал землю ногами, будто старался уйти подальше и от неё, и от Валентина быстрым шагом, максимально быстрым, но без перехода на бег – сидеть весь день потным на работе было бы и неловко, и малоприятно. Когда он переходил дорогу от двора к скверику, мимо него через дорогу прокатился футбольный мяч. Догузов обернулся. Парнишка в жёлтой футболке с зелёным номером стоял на бордюре у дороги, пригвождённый, наверное, родительским запретом, и не сводил глаз с мяча.

– Дядь, подайте мяч, – отчеканил несколько слов пацан, вытер нос рукой и на всякий случай добавил: – Пожалуйста!

Догузов удивлённо посмотрел в обе стороны – ни одной машины не приближалось, даже вдалеке, из-за сквера доносился привычный шум шоссе. Между мячом и пацаном было всего метров пятнадцать послушания. Многовато для пенальти, маловато для штрафного удара.

– Ноги бережёшь, Роналдо?

– Правильно не Роналдо, а Роналдиньо, – надежда российского футбола поправил взрослого, но шагнуть на проезжую часть не осмелился.

Догузов дошёл до мяча и несильно пнул его мыском в сторону двора.

– Русский пыр не знает дыр! – сообщил пацан, и побежал догонять мяч на площадку, к заждавшемуся ему забору. Догузов несколько секунд послушал ритмичные звуки удара мяча о сетку-рабицу, и внезапно встретился глазами с Валентином. Тот сразу же отвернулся. Догузову стало неприятно, он ускорился и скрылся в сквере.

Сквер встретил Догузова тенью и сменил шум отдалённого шоссе на пение птиц. В сквере стояли скамейки, вдалеке сидел высокий собаковод в кепке с маленькой чёрной кляксой на поводке. Догузов расслабился и засунул руки в карманы пальто, стал что-то насвистывать. В карманах было пусто, и в этом было что-то неправильное. Догузов остановился, пошарил ещё, будто пытаясь найти скрытый кармашек, или дыру в подкладке. Он проверил внутренний карман пальто, затем карманы брюк. Ключей нигде не было. Догузов резко повернулся на пятках и сказал:

– Вот чёрт!

Пацан продолжал тренировать забор. Увидев Догузова, он перестал бить по мячу. Валентин грел руки в карманах и украдкой посматривал на соседа. Когда Догузов поравнялся с ним, прозвучало еле слышное: “кошелёк или жизнь?” Догузов резко повернулся к Валентину.

– Что?

– Кошелёк или ключи? – Валентин устало щурился от солнца. – Забыл, говорю, что?

– Ключи, – ответил Догузов. – Ключи, мистер Холмс. – Валентин медленно подошёл к входной двери, вынул из кармана домофонную “таблетку” и отпер дверь.

– Сэр, – Валентин оскалился и картинно указал на проём.

Связка ключей торчала из замка неуместным, неприятно цепляющим взгляд заусенцем. Догузов проверил, что дверь заперта, и вытащил ключи. Подумал, не забыл ли что ещё, и снова отпёр дверь. Замок лязгнул, звук пронёсся по гулкому подъезду и осел на обитых дверях. Догузов нажал на ручку двери, и тут же ощутил, как сильно тянет в области солнечного сплетения, под рёбрами, тянет на улицу, тянет доделать неоконченное дело; он очень не любил опаздывать, он не любил оправдываться за опоздания. Он запер дверь, подёргал ручку и пошёл на улицу.

Снаружи Догузов незаметно потрогал ключи сквозь карман пальто, и покосился на Валентина. Тот перестал мять сигаретную пачку в руках и сказал:

– Мистер Лестрейд.

– А?

– Не Холмс. Мне всегда нравился Лестрейд. – Валентин повернулся к Догузову. – Главный инспектор Скотланд-Ярда. Он волочил всю уголовку Лондона, все кражи, все убийства, изнасилования, всю эту грязь, управлял штатом полисменов, выбивал деньги на оружие, на лошадей, потом – на автомобили. Развивал следственное дело, занимался работой с фактами, с уликами, собирал базу данных, бумажную. За оклад. А Холмс левачил, работал только с богачами, гонорары им заряжал – мама не горюй. Часть заказов ему скидывал именно Лестрейд, подкидывал очевидные загадки, уже раскрытые им и его замами дела, чисто чтоб посмотреть, как этот опиумный будет их решать. Часто, когда Холмс заходил в тупик, появлялся Лестрейд, отыгрывал дурачка и разбрасывался подсказками. Ты же помнишь, и в книге, и в фильме, когда Холмс и Ватсон пытались стибрить документы, пошли на свой первый “скачок”, и облошились по полной, следов наоставляли? Представляю, как Лестрейд забавлялся, называя их приметы в их же озабоченные лица, когда пришёл к ним якобы за помощью в расследовании. – Валентин перевёл дыхание. – Именно Лестрейд был главным врагом Мориарти. Тот ведь знал и имена Холмса и Ватсона, и где они живут, все это знали, номер дома на Бейкер-стрит любой назовёт, ночью разбуди, но почему он их не убил, не пристрелил из окна, хотя была куча возможностей, не взорвал, ни разу не отравил им, мать его дери, чай? Потому что он был джентельмен? Потому что они были ему не опасны, и не интересны. А где жил инспектор Лестрейд? М?