Не обижай Марусю

– Елена Григорьевна, я кушать хочу.

– Да ты моя славная! – всплеснула женщина руками. – Проходи, садись за стол.

Тут же перед ней появилась тарелка с макаронами и мясными тефтелями, и Елена Григорьевна, забыв обо всём, стояла рядом и улыбаясь смотрела, как девочка за обе щёки уплетает еду.

– Это что ещё за вагон-ресторан! – внезапно услышали они за спиной строгий, мужской голос. Вошёл доктор. – Уважаемая Елена Григорьевна, вы что себе…

Но увидев, за столом застывшую Веру, с набитым ртом, резко сменил тон, и более мягко сказал. – А это ты, Петрова. Ну, кушай, кушай. – И обращаясь к женщине, добавил. – Вы уж поаккуратней, пожалуйста. Всё-таки, порядок должен быть.

Когда врач ушёл, Вера виновато посмотрела на женщину.

– Вам теперь из-за меня попадёт?

– Ну, что ты! – рассмеялась она. – Он только с виду такой строгий. Должность у него такая. Нельзя быть добрым.

– А я его совсем, совсем не боюсь, – улыбнулась Вера.

– Ну и правильно! А чего его бояться. – и медсестра, шутливо нахмурив брови, сердито добавила. – Мы сами кого хочешь напугаем. Правда?

И они весело рассмеялись, как две давние, закадычные подружки.

Вера быстро шла на поправку. Много гуляла, набирала вес, становилась до неузнаваемости, общительной и улыбчивой девочкой. Однажды, через открытую дверь кабинета главного врача, она услышала, как тот разговаривал с её родителями. Он говорил, что всё в хорошо, и Веру готовят к выписке. А мама опять плакала. Не поймёшь этих взрослых, когда плохо – они плачут, когда хорошо – снова плачут. Даже у папы глаза были на мокром месте. Хотя, она никогда не видела, чтобы он плакал. Потому что он мужчина. «А мужчины не плачут, мужчины огорчаются», так любил повторять папа, слова из старого фильма про войну. Она даже запомнила название этого фильма: «Аты-баты, шли солдаты».

Вот наконец и настал этот долгожданный день. Родители пришли забрать Веру домой. Девочка прощалась со своими друзьями. В первую очередь она, уткнувшись в живот Елене Григорьевне, крепко изо всех сил, обняла её. Потом подошла к Артёму.

– Я рад за тебя, – грустно сказал он, а потом улыбнувшись, продолжил. – Смотри, больше не болей! Не интересное это занятие.

– Ладно! Не буду! И ты давай, тоже поправляйся. И у тебя всё будет обязательно хорошо.

– Может и вправду, твоя палата счастливая, – серьёзно посмотрев на Веру, сказал он. – Я почему оттуда, ушёл? Там по ночам, какая-то грязная, мокрая кошка, царапалась в окно. Спать мешала, а её прогонял.