Рыбьи яйца (сборник)

ДАЧА

– Собирайтесь, – глава семейства взял ведро, тряпку, жидкость для мытья машины и вышел из комнаты.

Спустя полчаса, когда он вернулся, всё семейство в составе жены, сына и дочери не шелохнувшись, по-прежнему, сидело у телевизора.

– Сколько можно говорить, едем на дачу, – глава семейства был полон решимости вывезти домочадцев на свежий воздух.

– Не хочу, – заныл сын.

– Давайте вы поедите, а мы останемся, – поддержала брата дочь.

– Не обсуждается, а ты чего сидишь, двигаться надо, – это уже относилось к жене.

– Что касается двигаться, так я на работе двигаюсь, дай Бог каждому, что касается свежего воздуха, так для этого балкон есть, на курорте живём, а не в зоне интенсивного промышленного производства, – жена понимала, что отпираться бессмысленно.

– Поехали, поможем деду грядки полоть.

– Вот с этого и надо было начинать, а не рассказывать нам о пользе свежего воздуха, – дочь явно не желала пачкать руки о сорняки.

– Тогда надо на рынок заехать купить что-нибудь к столу, – жена устало поднялась с дивана.

Глава семейства нажал кнопку у телевизора, экран потух, отразив, в своём тёмном брюхе, как в зеркале, стены комнаты и недовольные лица детей.

Сидя на заднем сиденье, дочь и сын дремали, привалившись, друг к другу. Жена, скучая, смотрела в окно на мелькающие дома, домики, кусты, деревья, заборы. Светофоры, словно сговорившись, включали перед машиной красный свет, пешеходы не торопясь переходили по зебре.

– Да чтоб вас, шевелитесь быстрее, – мысленно подгонял их глава семейства.

– Ну что ты нервничаешь! – жена заметила раздражение мужа: – Мы ведь никуда не спешим.

– Ты не спешишь, а я деду обещал хлеба и воды питьевой привезти.

– Так и вёз бы сам.

– Я для вас стараюсь, по травке погуляете, на солнышке погреетесь.

– Вот только этого нам недоставало, жара, в тени тридцать два, – жена посмотрела на свои почти коричневые руки: – Солнца и в городе предостаточно.

– В городе солнце не такое.

– Чем же оно хуже? Или нам два солнца светит, одно городское, а второе дачное.

– Не придирайся к словам, – глава семейства чувствовал, что день не задался с утра и раздражался на каждое слово, сказанное в противовес его мнению.

Но не тут-то было, жена не хотела уступать и требовала объяснения, чем солнце в городе отличается от солнца на даче, которая находится в двадцати километрах от их дома.

– Может ярче светит? Или размером больше.

– Мам кончай занудничать, дочка открыла глаза и поправила голову младшего брата на своём плече.

– Пусть даст ответ, раз вытащил нас на дачу.

– Какой тебе ответ нужен такой и есть, – глава семьи уже и рад не был тому, что начал разговор.

К даче приехали под дружное молчание.

Дед вышел из калитки взял пакеты с покупками и пошёл в дом, остальные нехотя последовали следом. Дача была в своём роде замечательная, между кустами винограда стояли яблони, на каждом стволе было привито по пять разных сортов. Яблони напоминали распятье, и от этого яблоки покачивались, словно на кресте.

Дед, не замечая внуков, произнёс речь в никуда. Он сказал, что надо прополоть грядки и избавиться от сорняков.

– Всё как всегда, ничего нового, – жена переоделась в старые джинсы и пошла в глубину сада.

Внуки, не дослушав деда до конца, посмотрели на мать, и присоединились к ней. Ракетки для бадминтона и воланы остались лежать в багажнике.

– Дача не для игр, а для работы, – глава семейства поплевал на руки и весело предложил деду свою помощь.

– Помогать помогайте, но на яблоки и сливы, чтобы даже не смотрели, – предупредил дед.

– Не волнуйся, не трону, – успокоил деда глава семейства.

– Я не тебя предупредил, а этих, – дед не имел привычку называть внуков по именам.

Яблони, плоские, словно нарисованные на бумаге карандашом первоклассника были усыпаны плодами. Красные и жёлтые они просвечивали на солнце и просились в руки.

– Мам, что будет, если я сорву яблоко? – поинтересовался сын.

– Не вздумай, – мать сделала страшные глаза.

– Они что у него пересчитанные? – фыркнула дочь.

– Может быть, всё может быть, – задумчиво произнесла мать.

– Так их тут так много, разве сосчитаешь? – удивился сын.

– Что вы тут подсчитываете? – за спиной неслышно возник отец.

– Пап, сливы тоже пересчитанные? – спросил сын у главы семьи.

– Не знаю, – замялся глава семейства.

– Понятно. Тогда скажи мне, дача наша?

– Наша.

– Тогда я рву самое красивое яблоко, – дочь протянула руку.

– Кому было сказано, яблоки не рвать, – из-за кустов смородины появился дед: – Я ведь за вами наблюдаю, приехали сорняки драть так их и дерите. Нечего деревья обдирать. Не созрело ещё ничего, наедитесь, животы заболят.

– Да, конечно, – согласилась жена.

– Мы и сами видим, что яблоки ещё совсем зелёные и кислые, – поспешил вставить своё слово глава семейства.

– Сливы тоже не трогайте, я их утром ядом опрыскал, – предупредил дед.

– Не беспокойся нам ничего не надо, – глава семейства как умел, обходил острые углы.

– То-то, – дед погрозил пальцем и снова исчез за кустом смородины.

К концу дня сорняки горой лежали на дорожке.

– В компостную яму не перетаскали, проворчал старик провожая сына, невестку и внуков.

Машина тронулась с места и спустя десять минут выехала на шоссе. Субботний день закончился. Говорить никому не хотелось. Глава семейства был рад тому, что дети не перечили деду, жена думала о том, что завтра с утра сходит на рынок и купит детям яблоки, дети ни о чём не думали, утомившись за день, они спали.

Утром следующего дня жена ушла за покупками, а когда вернулась, принесла с рынка большие красивые яблоки и сливы. Она помыла их и сложила в вазу, которую поставила на стол. Глава семейства забеспокоился: – Откуда яблоки!

– Не переживай, я на рынке купила, – успокоила его жена.

– Какие яблоки красивые.

– Ты вчера хотела, я купила, ешь, – мать пододвинула вазу к дочери.

– О какие красивые, не то, что на нашей даче, – оценил яблоки и сливы сын.

– Да конечно, я тоже так думаю, – грустно сказала мать.

– Пап, как ты думаешь, эти яблоки и сливы лучше, чем те которые на даче растут? – сын протянул отцу яблоко.

Глава семейства с хрустом надкусил белый налив: – Сладкое и без яда, конечно лучше.

Вечером дед сидел за столом и пересчитывал деньги. Прибыль от проданных на рынке яблок и слив была не малая. Дед ухмылялся, вспоминая выражение лица невестки, в тот момент, когда она выбрала яблоки, сложила в пакет и подняла глаза, чтобы расплатиться за покупку. Деньги он с неё взял, приговаривая: – Дружба дружбой, а денежки врозь.

Пересчитанные купюры легли в ларец, ларец спрятан в подпол. Дед вышел в сад. Он прошёл по дорожке, обогнул гору сорняков, полная луна на безоблачном небе светила и освещала каждый куст, каждую ветку, каждый листик. Намётанным глазом дед оценил урожай, прикинул, сколько раз надо будет съездить на базар, какие яблоки продать в первую очередь, а какие попридержать и подождать лучшую цену. Возвращаясь в дом, он споткнулся о сорняки, не добрыми словами вспомнил ленивых внуков, а заодно и сына с невесткой. Сон его был глубоким и спокойным. Утром он доел вчерашнюю гречневую кашу, приготовленную невесткой, предварительно обильно полив её молоком, взял в руку корзины для фруктов, пристроил на плечо стремянку и отправился снимать урожай. Ему надо было поспеть к первому автобусу, чтобы занять место получше. У порога он нагнулся, подобрал с земли сливу, потёр её о рубашку и надкусил, второй раз откусить от сливы ему не пришлось, сад был пуст.

ВИОЛОНЧЕЛЬ

На сцене стоял стул. Он стоял посередине и был хорошо виден из любой точки зала. Зал был пуст, и только присмотревшись можно было увидеть в партере, на самом последнем ряду, сбоку, торчащую из-за спинки впереди стоящего кресла макушку пятнадцатилетней девочки. Девочку звали Айна. Концерт давно закончился, гремя ведрами, по залу, между рядами ходили две уборщицы, они тихо переговаривались между собой, но акустика доносила их фразы в каждый уголок.

– Прима сегодня пела не так как на прошлой неделе, – говорила та, что повыше ростом.

– Виолончелистка, говорят, сменила ухажёра, – откликалась толстая напарница.

– Ей ли не менять!

– Так ведь не красавица, – недоумевала толстая уборщица с щёткой в руках.

– Зато как на сцене сидит! – восклицала высокая уборщица, елозя тряпкой по спинкам кресел.

– Да, сидит как королева, – соглашалась толстая.

– Платьишко последнее ей под заказ аж в самой Москве шили.

– Откуда знаешь?

– Слышала, как костюмерша билетёрше рассказывала, – высокая уборщица с тряпкой то ли возмутилась, то ли позавидовала.

– Ни кожи, ни рожи, а мужики как над мёдом вьются.

– Играет хорошо.

– Все так, – толстая уборщица со стуком опустила щёку в ведро.

– Она без инструмента мышь серая, а как сядет на этот стул, так и обворожит.

– Да, против слова не сказать. Я тут больше двадцати лет работаю. Всякое видела, – толстая уборщица подняла щетку и в сердцах махнула под креслом. Взлетевшая с пола программка отлетела к первому ряду партера.

– И слышала, – добавила уборщица с тряпкой.

– Слышала еще больше.

Девочка вжалась в кресло и напрягла слух. Виолончелистка ей нравилась. Ей нравилось, как та выходит на сцену, как кланяется публике, как садится на свой стул и как держит шею. Хвалебные отзывы уборщиц отзывались в её сердце так, словно хвалили не виолончелистку, а её самою.

Больше всего ей нравилась фраза: – «Так ведь не красавица. Мышь серая, а как сядет на этот стул, так и обворожит».

Айне было пятнадцать лет, быть красавицей для неё было не просто важно, а жизненно необходимо, но природа подвела её. Начитавшись классических романов, она начала считать, что серый цвет её кожи, это признак благородного происхождения, а бледно голубые глаза, окно в её внутренний интеллектуальный мир. Она ждала, что однажды случится чудо и не знакомый, далёкий суженный, как в сказке, пусть и без белого коня встретит её у школы или у дома на перекрёстке, но время шло, а принца не было.

Красивые длинноногие ровесницы её раздражали, не только потому, что у самой Айны ноги были слегка кривоваты, и напоминали букву х, а потому что она придерживалась мнения, что красота и ум в женщине не совместимы. Умом своим Айна гордилась, косметикой не пользовалась из принципа, а нравиться с каждым днём хотелось всё больше и больше.

– Вчера, когда убирала в кабинете директора, слышала, что её могут пригласить в оркестр знаменитого дирижёра.

– Не удивляюсь, давно пора.

Айна не дожидаясь, когда её обнаружат, вышла из зала.

В витрине магазина музыкальных товаров стояли гитары. Сверху, на них спускались нити, на которых висели восьмиконечные звёзды. Подсвеченные снизу они блестели, загадочно переливались и шептали: – Купи и сразу станешь знаменитой, успешной, богатой, любимой. Мы посыплемся на тебя и большие и маленькие. Твоя жизнь станет праздником, мы поможем, обязательно поможем, только купи.

В глубине, за стёклами в круглой витрине отдыхали саксофоны. Поодаль, одиноко, но гордо стояла виолончель. Айна открыла дверь, дверной колокольчик звякнул, скучающая продавщица оторвала взгляд от глянцевого журнала, взглянула на вошедшую девочку и снова стала рассматривать яркие фотографии. Айна не сразу подошла к виолончели, сначала она постояла возле витрины со скрипками и только потом, пятясь, бочком, ступая мелкими шажками, добралась до предмета своего обожания.

Она прикоснулась к шпилю носком туфли, подняла руку, погладила пальцем витую головку грифа, провела ладонью по струнам, полюбовалась на плавно изгибающиеся розетки. Виолончель не слышно для посторонних ответила ей сочным, певучим слегка сдавленным голосом.

– Девочка, ты слепая!

Айна вздрогнула. Виолончель издала напряжённый вздох и умолкла. Диалог прервался.

– Девочка, там написано, руками не трогать!

Сказка оборвалась, так и не начавшись. Айна потупилась и вышла. Она опять остановилась возле оконной витрины, восьмиконечные звёзды, словно от дуновения ветра закачались из стороны в сторону. Гитары устало прилегли на свои подставки. Виолончель, которую было видно с улицы через оконное стекло, равнодушно смотрела на происходящее. Ей было всё равно, потому что она была новым инструментом, ещё не умела играть и не ощутила прикосновения рук музыканта. Виолончель знала, что девочка обязательно придёт еще раз, и пока она стоит здесь, её поклонница будет наведываться к ней каждый день, и принимала это как должное.

Айна смотрела на виолончель, не моргая, и представляла себе, как её пальцы сжимают смычок, рука плавно движется в такт музыке, музыка разливается и обволакивает весь город. Все кто попадают в волны звуков, извлечённых из виолончели, выпрямляют спины, поднимают головы и тот, кто должен однажды найти её движется по мелодии, словно по бархатной дорожке.

Продавщица захлопнула журнал, бросила его в ящик стола и засобиралась домой. Она опустила жалюзи. Металлические полоски скатились вдоль окна и закрыли от Айны витрину,

– Спокойной ночи, – Айна мысленно пожелала приятных снов виолончели и всем её музыкальным друзьям.

Продавщица повернула ключ в замочной скважине.

– Тебя что дома не ждут! – девочка ей не нравилась и скрывать это она не находила нужным.

– Не ваше дело, – Айна ненадивила продавщицу за всё сразу, особенно за упавшие жалюзи.

По дороге домой Айна вышла на площадку со свежим асфальтом. Она присела на корточки, достала мел и начала рисовать. Она нарисовала стул, на стуле сидящую девушку и играющую на виолончели. Немного подумав, она нарисовала рядом принца. О том, что это был принц, можно было догадаться по роскошному плащу, в который Айна его одела. Плащ развивался словно парус, на ногах у принца были ботфорты, а себе Айна пририсовала длинные волосы, которые волнами ниспадали к её ногам.

День рождения приближался. Чтобы не было много мелких, разных и не нужных подарков Айна, тоном, не терпящим возражений, предупредила родню сразу: – В подарок приму только виолончель.

Родня сильно удивилась, но Айна настаивала на своём: – Только виолончель!

Урезонить её не смогли ни отец, ни мать, ни бабушка. К уговорам подключили всю родню, которая жила не подалёку.

Тётя Альбина начала разговор издалека: – Айначка, ну зачем тебе этот инструмент, давай мы купим тебе новую куртку и джинсы. За такие деньги как эта виолончель купим тебе зеркальный фотоаппарат, CANON, помнишь, ты такой два года назад просила.

– Вот когда просила, два года назад, тогда и надо было покупать.

– Может тебе кинокамеру купить? – предложила тётя.

– Вы мне цветные карандаши купите, помните, я в первом классе просила, – съязвила Айна.

– Мы тогда тебе купили набор с пластилином и красками, – растерялась Альбина.

– А в детском саду я просила разукрашки, так что теперь можно больше ничего не просить! – Айна пошла в наступление.

Она припомнила все подарки, которые просила на день рождения, на Новый Год и которые не получила, начиная с тех лет как она себя помнила. Тётя Альбина тёрла виски сложенными указательным и средним пальцами, но это не помогало. Голова с каждым словом, произнесённым Айной, раскалывалась всё больше и больше. Наконец Альбина согласилась со всеми доводами Айны и обещала переговорить с роднёй. Родня собрала семейный совет, посовещалась и решила подарить требуемую вещь.

Продавщица отложила в сторону глянцевый журнал, и недовольно посмотрела на вошедшую Айну. Айна прямиком направилась к виолончели, и, не обращая внимания на продавщицу, погладила инструмент по блестящему боку, взяла в руки массивный смычок.

– Совсем обнаглела, – продавщица приподняла и с чувством хлопнула журнал о стол.

Айна, не заметила и вслух, нараспев, прочла, P. Lorencio C201, виолончель 4/4 «Elite» со смычком, верхняя дека ель, нижняя дека клен, гриф клен, фурнитура черное дерево, корпус изготовлен из массива древесины.

– Читать сюда пришла! – прдавщица едва сдерживала ярость.

Звякнул колокольчик и в магазин вошли папа и мама Айны.

– Ну, где он, предмет твоего обожания, – папа старался шутить.

– Вот! – Айна посмотрела на продавщицу взглядом победителя.

– Ну что ж, заверните, – отец обратился к продавщице, даже не подойдя к инструменту.

Мать стояла рядом и крепко держала сумочку.

– Вы бы прежде на цену посмотрели, – продавщица повела плечом.

– Да чего уж смотреть, – отец вздохнул и подошёл ближе к кассе.

– Приготовьте пятьдесят девять тысяч восемьсот девяносто рублей, – на слове тысяч продавщица сделала ударение и пристально посмотрела на отца Айны.

Мать Айны торопливо достала из сумочки требуемую сумму и протянула мужу.

Через десять минут инструмент стоял в карбоновом футляре, а продавщица вызвала такси. Подъехавший таксист с ходу, не раздумывая, открыл багажник.

– Еще чего, может, ещё на крыше повезёте, – возмутилась Айна.

Чтобы инструмент поместился в салоне, и погасить назревающий скандал, который была готова учинить дочь, мать поехала домой на трамвае, а Айна обняв футляр, гордо села на заднее сиденье такси.

Машина подъехала к подъезду. Айна вышла из неё первая и строго проследила, чтобы отец, не дыша, вытащил из салона такси громоздкий футляр.

Место под инструмент в её комнате было готово, футляр с виолончелью встал в угол между компьютером и синтезатором CASIO. Чтобы не портить вид Айна смахнула не глаженые вещи с синтезатора в комод и села на кровать, полюбоваться на подарок.

Торжественный обед в честь её дня рождения был не весёлым, тётя Альбина пожелала Айне крепкого здоровья, бабушка пожелала успехов в учёбе, мама пожелала быть просто умницей, папа пожелал, чтобы мечты Айны сбывались. После чая тётя Альбина и бабуля заторопились домой, а папа и мама пошли их провожать. Все разошлись и Айна осталась в квартире одна. Она извлекла из карбонового нутра свою красавицу, поставила посередине комнаты стул, подражая виолончелистке из местной филармонии села и поставила перед собой виолончель. Сидеть в джинсах было удобно, но они портили всю торжественность момента, тогда Айна пошла в комнату родителей, вытащила из маминого гардероба длинное вечернее платье, одела его и, подпоясав лентой, вновь села на стул.

Прижав виолончель к груди, ближе к правой стороне и у колена левой ноги, Айна взяла в правую руку смычок с небольшим наклоном волоса в сторону грифа. Удерживая левую руку на весу и держа кисть руки на линии предплечья, Айна оперла пальцы на гриф. Посидев так с полчаса, она достала из ящика стола большую толстую книгу «Школа игры на виолончели для начинающих», полистала страницы, положила виолончель в футляр и поставила его на отведённое место.

Утром, когда Айна проснулась, она первым делом открыла футляр и поздоровалась с виолончелью, потом ткнула кнопку на системном блоке, вошла в скайп, настроила глазок видеокамеры, щелкнула, полюбовалась на полученную фотографию и поставила её как аватарку.

К Новому Году мать затеяла генеральную уборку.

– Айна помоги, до праздника два дня осталось, – попросила она.

– Мне некогда, – Айна вспомнила о делах и засобиралась из дома.

Вернувшись от подруги, она обвела взглядом свою комнату, вздохнула, нехотя взяла тряпку, смахнула пыль с виолончели, подумала и повесила на футляр, как на плечики новую кофточку, в которой собиралась в школу на вечеринку, а самоучитель «Школа игры на виолончели для начинающих» аккуратно лёг под шатающуюся ножку стола.

Праздник был скучный. Бабушка рассказывала о своих болячках, мать охала и ахала, вспоминала своё посещение районной поликлиники, отец открыл шампанское, разлил его по бокалам присутствующих, но веселее от этого не стало. Чтобы уйти от больничных тем тётя Альбина поинтересовалась как успехи у племянницы, не желает ли она сыграть для присутствующих. Все сидевшие за столом разом замолчали, а Айна обижено заявила: – Я бы давно играла как Наталия Гутман, если бы струны обхватить, как положено, получилось. У меня ручки маленькие, не грабли, а для игры на виолончели нужны большие руки с широкой ладонью и длинными пальцами.

ПРЫГНИ ИЗ ОКНА, ЕСЛИ ТЫ СМЕЛАЯ

Лиля шла по школьному коридору. За закрытыми дверями классов было тихо. Шли уроки.

– Вот в этом классе ты будешь учиться, – сказала директор Наталья Ивановна и показала на дверь выкрашенную серой, с желтоватым оттенком краской. На двери значилось – кабинет русского языка и литературы: – Ты постой, подожди конца урока, а потом заходи. Учительница уже знает о том, что в ее классе прибавление. Я бы постояла с тобой, но у меня много работы. Ты не смущайся, это очень хороший класс, в нем учатся четыре отличницы, наши будущие медалистки, – Наталья Ивановна провела ладонью по голове Лили и ушла.

Эхом по лестничному пролету отозвался стук ее каблуков, и стало тихо. До конца урока оставалось полчаса. Лиля положила сумку на подоконник напротив двери и осторожно пошла вдоль стен. На стенах, в деревянных рамочках висели рисунки, под каждым рисунком стояла подпись, Семенова Нина класс 7»» или Михайлов Женя класс 6 «а». Лиля читала фамилии и представляла себе приветливые, улыбающиеся лица будущих одноклассников. Раздался звонок, Лиля вздрогнула и побежала к подоконнику, двери ее класса открылись и из него выпорхнули девочки. Они остановились в паре метров от Лили, о чем – то пошушукались и подошли ближе.

– Ты новенькая? – спросила маленькая чернявая девочка.

– Я в 8– й «а», – ответила Лиля.

– К нам, – поморщилась высокая худая блондинка.

– Откуда? – допрос обещал быть серьезным.

– Я из другого города.

– А почему в нашу школу, в городе что, других школ нет!

– Я живу здесь рядом, – в голосе Лили появились робкие нотки.

– У тебя комп есть?

– Нет, – Лиля почувствовала, как пол под ее ногами начал двигаться.

– А нищая значит! – подвела итог чернявая.

– Он сломан, – за этот ответ Лиля ухватилась как за соломинку.

– А новый купить слабо? – поинтересовалась блондинка.

– Мы только переехали, – начала оправдываться Лиля.

– Ладно, ответ принят.

К Лили подошли еще три девочки.

– Эт что ли новенькая?

– Угу.

– Слышь, Лиз спроси у нее, в каком виде она собирается наш скул посещать.

– Да, – выставив плечо и задрав подбородок чернявая смерила Лилю оценивающим взглядом.

– Ты что, в этом рванье ходить собралась!

– Это не рванье, – предательски задрожал голос Лили

В этот момент, окруженная незнакомыми людьми, под их оценивающими взглядами, Лиля хотела превратиться в маленького гномика. Когда же выйдет учительница и спасет меня – думала он – когда же, когда же, когда!

Перемена шумела и двигалась, а учительница все не шла, а не приятные и обидные вопросы все сыпались и сыпались на Лилины плечи. И под их тяжестью они сгибались все больше и больше, а ответов находилось все меньше и меньше. И когда слезы были готовы политься из глаз, подошла классная руководитель. Инстинктивно, словно ища защиты, Лиля потянулась к ней. Девочки слегка посторонились и пропустили Нелли Александровну в свой круг.

– Ефимова Лиля Владимировна?

– Да!

Нелли Александровна прикусила нижнюю губу и, ничего не говоря, пристально посмотрела на Лилю. Помолчав, она недовольно произнесла: – Опять девочка!

В этот момент Лиля уже не хотела быть гномиком, она хотела быть мальчиком, только бы угодить этой сухой в тяжелых прямоугольных очках тетке.

– Отец есть? – голос Нелли Александровны был железным

– Мы разошлись, – с трудом выдавила из себя Лиля.

– Безотцовщина! – процедила сквозь зубы учительница, затем повернулась к девочкам, хлопнула в ладоши и приказала: – Всем в класс.

Школьницы послушно двинулись к двери класса и Лиля, прижав сумку к груди, медленно пошла следом за ними. У входа в класс она задержалась. Она надеялась, что хоть кто ни будь, из ее новых одноклассников предложит ей место за партой рядом с собой или покажет, куда ей сесть. Но класс не замечал ее.