Глава 35
Катерина
Сон разрушает противный вой сигнализации. Усилием воли открываю тяжёлые веки. В комнату пробивается слабый рассветный луч, скудно освещая окружающие предметы. Под окном раздаётся грохот вперемешку с матом.
– Чёртова псина! Я тебе сколько раз говорил не прикармливать скотину? Теперь крыло красить придётся! Ты, конченый идиот, зачем её миску за доски спрятал? Думал, что она не учует?
– Жалко животину! У меня в детстве у бабки в деревне была похожая, её сосед подстрелил. А нам, гад, сказал, что она его курей таскала, типа случайно пальнул, за лису принял. Я ребятам своим позвоню, они в лучшем виде закрасят.
– За девкой лучше смотри, сердобольный. Самсон сказал, что мужик её на связь пока не вышел. Если до обеда не проклюнется, избавимся от бабы.
– Э, я на мокруху не подписывался!
– Да не собирается никто её мочить. Мужикам продадим, пусть свежачком побалуются.
– Им понравится! – довольный ржач. – Я бы и сам трахнул эту подстилку мажорскую. Уж больно хороша краля.
– До обеда не трогать! Сигарет тебе привезу.
Звук отъезжающей машины говорит о том, что разговор окончен. Я почти вишу на маленьком подоконнике, до боли в лопатках вжимаясь в холодную бетонную стену с запахом сырости, и не могу отойти от окна. Вот уж воистину: меньше знаешь – крепче спишь. Ага, и короче живёшь. Разжимаю бледные пальцы и скатываюсь на пол. Обхватив руками коленки, начинаю раскачиваться из стороны в сторону, тихонько подвывая. Этот странный способ успокаиваться появился у меня после интерната. Насмотревшись на малышей в кроватках, которые себя укачивали таким образом, решила тоже попробовать – и мне помогло.
Горькое отчаяние сжимает горло слёзным спазмом. Я была почти уверена, что Сергей сделает всё, чтобы меня вытащить, но, похоже, он решил, что моя жизнь так дорого не стоит. Надо срочно что-то придумать. Думать, думать…
До боли кусаю сама себя за руку, чтобы остановить подкатывающую панику. Как там обычно сбегают в фильмах? Ощущение наливающегося синяка от зубов немного отрезвляет и позволяет взглянуть на комнату с другой стороны. Выйти отсюда получится только через дверь, окно слишком узкое. Значит, надо заставить своего цербера открыть дверь, отвлечь его и попытаться сбежать.
Стараясь абстрагироваться от непрошеных зудящих мыслей о том, как плюну в нахальную рожу Сергея, когда приду забирать документы и расчёт, брожу по комнате. Взгляд натыкается на смятую постель и торчащий из-под покрывала сбитый ватный матрас. Вот оно! Старые нитки легко рассыпаются под пальцами, в нос бьёт плесневая вонь. Хоть бы не сырая! Трогаю руками труху – вроде сухо. Большими горстями выгребаю мякоть из тряпичного мешка и сбрасываю под окно. Ну, с Богом!
Со всей дури долблю в дверь.
– Эй! Мне плохо! Открывайте! Есть тут кто-нибудь? Скорее!
– Какая ж ты напряжная! Чё тебе не спится?! Только задремал.
Вагит открывает дверь, и я повисаю на нём, имитируя позывы тошноты. Цепляюсь, сгибаясь пополам, достаю из кармана его спортивных штанов зажигалку и отшатываюсь в сторону.
– Слышь! Ты только не тут давай!
– Прошло вроде, – хриплю. – Воды принесите, пожалуйста.
– Ща! Смотри мне тут, не начуди!
За охранником закрывается дверь, а я тенью кидаюсь к окну. Не начуди! Ещё как начужу, твари скотские. Дрожащими руками поджигаю куски ваты и бросаю на улицу, успокаиваясь только тогда, когда чую горелый смрад от стабильно расползающегося пожара.
Слышу звук шагов из коридора, Вагит возвращается с жестяной кружкой воды.
– На, глотай!
Преодолевая брезгливость, касаюсь губами края кружки и делаю глоток. Тут же фонтаном выдаю воду обратно и зажимаю рот.
– Пусти меня! Иначе прям тут! – мычу в ладонь.
– Терпи, блин! – хватает меня под локоть и почти волочёт на первый этаж.
Падаю на колени за порогом и делаю вид, что меня выворачивает. Дым надвигается в нашу сторону плотной стеной, его уже нельзя не почувствовать.
– Мать твою! – орёт с порога Вагит. И срывается спасать какие-то вещи.
С опаской оборачиваюсь и вижу, что огонь, быстро перекидываясь, стелется по пожухшей траве. Отползаю за угол, поднимаюсь на ноги и бегу. Бегу так, как никогда раньше не бегала. Минуты через три слышу за спиной безумный крик.
– Ах, ты ж суууууккаа!!! Догоню и убью!
Угроза придаёт звериных сил, потому что я точно знаю – он убьёт! Несусь, перепрыгивая через мелкие канавы, ныряю в заросли какой-то травы, разросшейся почти до человеческого роста. Сухие ветки стегают по глазам и царапают кожу. Руки горят от укусов крапивы, покрываясь красными волдырями. Безумно колет правый бок, но я не допускаю мысли остановиться, даже не оглядываюсь, чтобы посмотреть, бегут ли за мной. Выбегаю на возвышенность и наконец-то вижу лес. Делаю последний рывок – и за моей спиной смыкаются плотными рядами столетние сосны.
Ужас загоняет меня как можно дальше от края леса. Начинает попадаться валежник, а слой сухих иголок на земле становится гуще. Неожиданно живот снова скручивает спазмом, ещё более сильным, чем вчера. Нога в босоножке подворачивается, цепляется ремешком за отслоившийся кусок коры, и я падаю. Сворачиваюсь пополам. Перед глазами крутятся цветные круги, взрываются яркие искры. Пытаюсь встать, но мир кружится, как на карусели. Приваливаюсь к каким-то корням, опускаю голову и закрываю глаза.
Глава 36
Сергей
В лесу сумерки начинают чувствоваться раньше, чем в городе. Зрение притупляется, но фонари включать пока рано, если зажечь сейчас, может не хватить батарей на ночь.
– Участок А – чисто, – оживает рация на поясе, – участок В тоже чисто.
– Участок С – спугнули бомжа в шалаше, – хрипит динамик.
– Твою налево, здесь ещё и люди бывают. Я думал, только волки за лисами гоняются, – выдаёт Фёдор, перебрасывая ногу через ствол упавшей сосны.
– Думай, что несёшь, – зло рычу в ответ. – Катя сейчас здесь одна, если она правда здесь, и мы не теряем время.
– Тебе больше не писали?
– Нет, – «гавкаю» в ответ.
– Сектор В. Кажется, мы её нашли, – заикается разряжающееся устройство.
Выхватываю рацию у Фёдора.
– Живая? – ору в микрофон.
– Дышит. Без сознания, травма головы.
– Мы уже идём! Кидайте локацию и вызывайте скорую к дороге, – хорошо, что Фёдор соображает за нас обоих.
Я просто несусь к точке, мигающей на экране навигатора. За штаны цепляются какие-то кусты, спотыкаюсь о ветки, но ничего не чувствую. В голове колоколом звенит только одна мысль – увидеть Катю, убедиться, что жива, дотронуться до руки и почувствовать, что она реальна. С обеих сторон к нам присоединяются ребята из других секторов, вместе добегаем до основного скопления людей. Локтями расталкиваю толпу, прорываясь в центр, и вижу свою девочку, которой кто-то уже подложил куртку под окровавленную голову. Падаю рядом с ней на колени и беру за холодную руку. На теле девушки от ссадин нет живого места, кровь запеклась в волосах, но похоже, что рана неглубокая. Слышу, как кто-то командует скрутить из курток носилки.
Рядом присаживается Рома.
– Серёга, надо её переложить, скорая уже на подъезде, но до неё ещё донести надо, – тяжёлая ладонь ложится на мою спину. – Давай я помогу.
Аккуратно пропускаю руку под её ногами и приподнимаю спину, Рома подсовывает переноску под попу и перекладывает голову девушки так, чтобы положение не поменялось. Двое ребят помогают нести Катю, бережно поддерживая, никто не решается увеличить темп ходьбы, боясь других повреждений.
– Федь, позвони моему отцу. Он – единственный человек, которому я сейчас смогу её доверить.
Друг кивает в ответ и набирает номер.
– Дядь Миш, здравствуйте! Это Фёдор.
– Здравствуй, дорогой, – слышу голос родителя в трубке. – Чего звонишь?
– Отойдите от тёти Даши подальше.
– Говори, – слышно, как голос отца леденеет.
– Вам сейчас нужно приехать в больницу, у нас девушка после похищения с травмой головы, – выдаёт друг на одном дыхании.
– Что за нахрен там у вас? Вы на скорой?
– Да.
– Скажите, чтобы не регистрировали вызов, везите ко мне. Я буду на месте через сорок минут.
Около дороги нас встречает бригада медицинской помощи. Перекладываем Катю на нормальные носилки, своим внешним видом вызывая шоковое недоумение врачей.
– Я поеду с ней, – залезаю следом за девушкой в машину.
Пока выезжаем на шоссе, фельдшер осматривает Катю.
– У пострадавшей явное обезвоживание и сотрясение мозга. Что будем писать в анамнезе?
– Ничего пока. Везём в больницу под ответственность Сазонова.
– Ну дело ваше, – врачиха поджимает губы, но от дальнейших комментариев воздерживается.
Конвой из десяти машин сопровождает нас до самой больницы. На крыльце приёмного уже ждут врачи, выслушивают краткий отчёт фельдшера и увозят Катю за стеклянные стены реанимации, захлопывая передо мной двери. Спустя пять минут в коридоре появляется отец, уже успевший переодеться в белоснежный халат, как всегда, серьёзный и собранный. Вот уж железные нервы у человека.
– Пап! – кидаюсь к нему.
– Всё потом, – останавливает меня жестом руки и заходит в отделение.
Следующий час Фёдор с Ромой молча наблюдают за тем, как я рассекаю коридор, словно раненый зверь клетку, периодически кидаясь на медсестёр и пытаясь пройти за стеклянные двери, отделяющие меня от любимой женщины. Мне паршиво от того, что во всём случившемся виноват только я, от того, что ничего не могу сделать. Не могу забрать её боль, не могу отмотать время назад, чтобы сейчас она лежала не посреди стерильных тряпок и датчиков, а была со мной на тёплом песке возле океана.
– Серый, хорош маячить. А то попрошу тебе снотворного вкатить.
– Я не могу, понимаешь? Просто никогда не простил бы себе… Чёрт! – запускаю руки себе в волосы и крепко сжимаю кулаки, стараясь дёрнуть побольнее.
– Сколько ты часов на ногах?
– Почти двое суток, но в самолёте немного спал. Федь, отец звонил? Колятся утырки?
– Да, сдали всех, кого знали. Побоялись, что на них навесят по полной программе, если с Катей случится что-то серьёзное. Глеб обрабатывает информацию. Ты не переживай, всё будет в лучшем виде, с зоны гады уже не выйдут.
– Понял. Наверное, надо позвонить Марго. Она всё-таки её сестра, – сажусь на подоконник рядом с ребятами и тру воспалённые глаза.
Из реанимации выходит отец, устало снимая маску. Скатываюсь с окна и кидаюсь к нему.
– Как она? – замираю, ожидая ответа.
– Жить будет, – родитель пристально обводит глазами нашу компанию. – Если ваша троица в сборе – это традиционный признак неприятностей. Пришлось дать неглубокий наркоз, чтобы зашить рану на голове. Сейчас ей капают глюкозу, девушка долго не получала еды и воды. Крови потеряла немного, думаю, что к утру полноценно придёт в себя. А теперь я жду объяснений. Прежде всего: кто она тебе?
– Надеюсь, что будущая жена, – отвечаю уверенно и понимаю, что эта фраза ставит всё на свои места.
Под тяжёлым взглядом отца, стараясь сглаживать подробности, рассказываю события последних дней. Только периодически сбивающееся дыхание выдаёт настоящую бурю, которую сдерживает родитель, чтобы не добить меня сегодняшней ночью.
– Вы, конечно, совершенно безответственно отреагировали на ситуацию, но раз теперь вопросом занимается Юра, я спокоен. Это тебе, – подаёт свёрнутый вдвое листок бумаги. – Надеюсь, что теперь станешь серьёзнее.
Пробегаю глазами незнакомые слова, по штампу лаборатории понимая, что это анализ крови.
– Это какой-то диагноз? Что значат цифры?
– Это значит, что твоя будущая жена беременна, – ухмыляется отец. – Но учитывая её состояние и наркоз, последствия могут быть любыми, срок слишком маленький. Вы все сейчас отправляетесь по домам. Хотя бы потому, что такими грязными я вас даже в обычную палату не пущу. А утром приезжайте. И сообщите её родственникам, пусть привезут вещи. Ночь подежурю сам. И да, мама тоже в городе. Её не обманешь.
Последние слова уже проходят мимо. У меня будет сын или дочь. Не знаю, кто там услышал моё желание, но оно сбылось. Эмоции прыгают, как на американских горках, от безумной, затапливающей сердце радости до серого отчаяния и страха. После всего, что пришлось пережить Кате, сможет ли она меня простить?
– Поехали, мужики, развезу вас по домам. До свидания, Михаил Викторович, – Рома подходит ко мне. – Поздравляю.
– Спасибо, – жму протянутую руку. Вижу, что ему сегодняшний день дался тоже непросто.
* * *
Тишина квартиры действует угнетающе. Как-то слишком громко звякают в прихожей ключи, в душе не получается отрегулировать воду и домываюсь холодной. Падаю на кровать, зарываюсь лицом в подушку, которая хранит запах Катиных духов, и, крепко стиснув её, засыпаю.
Всю ночь снятся кошмары, и только настойчивая мелодия телефона не даёт какой-то твари меня сожрать. На ощупь нахожу мобильник под подушкой и отвечаю.
– Слушаю.
– Привет, Серёг, я рассказал всё Марго, – усталый выдох. – Они вместе с тётей Тасей уже в больницу уехали. И кота забрали. Обе со мной не разговаривают.
– Сколько времени?
– Девять утра. Ты ещё спишь?
– Уже встаю, скоро буду в больнице.
– До встречи.
Отключаю вызов и слышу, что в квартире не один. Из кухни доносится запах кофе и блинчиков.
– Доброе утро, мам, – хорошо, что она приехала.
– Сыночек! Ты поешь сначала, потом поговорим, – ставит на стол тарелку и чашку с кофе, хмуро на меня поглядывая.
– Спрашивай сразу, – вздыхая, сажусь на стул.
– Часть уже рассказал папа под пытками, поэтому у меня два вопроса. Любишь ли ты эту девушку и что думаешь делать дальше?
– Люблю, мам. Жениться и рожать вам внуков, если она меня простит, – голос оседает до шёпота.
– Что значит «если»? – начинает заводиться мать. – Я не позволю, чтобы моя внучка росла где-то отдельно от меня! И от тебя!
– Может, внук.
– Это не имеет принципиального значения, – женщина взмахивает лопаткой и горячие капли масла попадают мне на грудь.
– Больно же!
– Так тебе и надо. Наворотили дел – извольте отвечать…
От гневной тирады спасает звонок маминого телефона. Она вытирает руки и выходит в соседнюю комнату достать его из сумки. Прислушавшись к разговору, понимаю, что звонит тётя Алла – мама Фёдора. На ходу запихиваю в рот блин, заливая его кофе. Пора быстрее выметаться из дома, пока родительницы не успели обменяться информацией.
Глава 37
Катерина
– Катюш, ну съешь ещё ложечку! – сестра вот уже полчаса пытается впихнуть в меня куриный бульон, который упорно лезет назад. – Ну ты чего? Тётя Тася специально тебе варила.
– Не хочется, спасибо. Извините, Таисия Львовна.
– Что ты, детка, потом покушаешь, – гладит меня по руке женщина. – Главное, не забывай, что теперь не только себя кормишь, ещё и человека маленького.
Именно эта новость не даёт мне успокоиться. У меня будет ребёнок от мужчины, которого я сильно люблю и так же сильно ненавижу. Даже невероятная история моего спасения не меняет главного. Сергей меня не любит и достаточно категоричен в вопросе детей. Он их попросту не хочет. Мне кажется, что сердце вот-вот разорвётся от обиды за то, что наш малыш с самого рождения будет жить в неполной семье. Я хорошо знаю, как это больно.
В палату входит немолодой мужчина в белом халате, кажущийся мне смутно знакомым.
– Здравствуете! – на его лице появляется улыбка. – Ну сегодня, Катя, вы выглядите явно лучше.
Он что-то ещё мне говорит, и в моей голове гулко звучит голос, который я узнала бы из миллиона. Голос, который в сером кабинете, увешанном календарями с кошками разных пород, чтобы прикрыть облупившуюся краску на стенах, сообщил моей воспитательнице, что я не могу зайти в палату к папе, потому что его больше нет. Из-за халатности этого человека мама воспитывала двоих детей одна. Почему я встретилась с ним именно сейчас?
Пульс подлетает до такой скорости, что у меня закладывает уши. Тёплая сухая рука дотрагивается до моего запястья, и кто-то зовёт медсестру. Сестра трясёт меня за плечи.
– Катя, Катенька, ты чего? – почти рыдает Маргарита.
Под носом оказывается вата с резким запахом, и я оживаю, выплывая из болезненных воспоминаний. Врач смотрит на меня с беспокойством, держит за руку и считает пульс. Убедившись, что приступ миновал, долго записывает назначения в карточку.
– Вы уже ели сегодня?
– Немного бульона, – отвечает за меня тётя Тася.
– Такие приступы тахикардии очень опасны в вашем положении. Пройдёте ЭКГ, УЗИ сердца и сдадите кровь на расширенный гемостаз.
Коротко киваю в ответ и, не желая разговаривать с вежливым душегубом, отворачиваюсь к стенке лицом. Долго лежу, не двигаясь, и поливаю солёными слезами подушку. В палате остаётся только сестра. Думая, что я сплю, она тихонько гладит меня по руке, лежащей на простыне.
– Прости меня, сестричка. Это я во всём виновата.
– Не извиняйся, – решаю не притворяться спящей. – Всё было бы прекрасно, если бы я не была дурой. Сергей спит с секретаршей и не хочет детей. Свою бывшую девушку он отправил на аборт, представляешь? Сейчас ребёнку могло быть три года. Я больше никогда не хочу видеть этого ползучего гада, – в моём голосе льдинками звенят слёзы.
Сестра прижимает меня к себе. Я чувствую, что она отдаёт мне свои силы.
– Кать, он же отец. Вам придётся общаться.
– Не придётся, – мой голос звучит зло и уверенно. – У ребёнка будет другой папа, который будет нас любить.
– Ты думаешь, это так легко? Выйти замуж с ребёнком от другого?
– А что сложного? Всего лишь вопрос правильного восприятия. Это у нас с малышом маленькая семья. И это мы решаем, достоин ли человек в неё войти. Мне не нужно, чтобы мужик воспринимал меня частями. Ребёнок – это тоже я. Если действительно полюбит, то захочет принять меня даже с выводком крокодилов.
Маргарита с удивлением вглядывается в моё лицо.
– Знаешь, между нами разница всего в полтора года, но ты всегда была для меня маленькой, младшей. С сегодняшнего дня я больше так не думаю.
– Когда приедет мама? Я так соскучилась…
– Через три дня. Придётся рассказать ей, что она станет бабушкой.
В палату заходит медсестра с большим букетом роз в напольной вазе.
– От кого это? – я готовлюсь отправить букет обратно.
– А вот записочка, – женщина отдаёт открытку и уходит.
– «Будь счастлива. Роман Ф.», – читаю послание вслух, и неожиданная мысль проходит жирным курсивом по сознанию. – Рит, а можно как-нибудь узнать, когда именно произошло зачатие?
– Ну с точностью до трёх дней, наверное, можно. Зачем тебе?
– Кажется, я не на сто процентов уверена, что именно Сергей будущий отец.
– Вот это ты чудишь! – охреневшая сестра выжидающе смотрит мне в глаза. – Ну так продолжай. Кто второй претендент?
– Рома, друг Серёжи. Я не знаю, был у нас секс или нет. В ту ночь, когда ты пропала, я сильно выпила и ничего не помню. Проснулась утром голая в его квартире. Он после клуба подвозил меня домой, а я заснула в его машине и адрес свой не сказала.
– Поворотики, блин… – шипит сестра. – Забираю назад свои слова, что ты больше не младшая. Своё мнение тебе скажу. Поговорить с Сергеем стоит, если он придёт. Его поведение никак не вяжется в моей голове с образом того человека, о котором Фёдор рассказывал столько хорошего. И я тебя умоляю, давай оставим догадки об отцовстве между нами.
– Оставим, но говорить с ним я не буду.
Из коридора доносится какой-то шум, возбуждённые голоса и недовольное ворчание медсестры.
– Снова к Ковалёвой? Не больница, а проходной двор. Эй, куда по мокрому? Вот тут иди, по правой стенке.
В открытую дверь сначала протискивается голова большого игрушечного медведя, а потом заходит Сергей.
– Совсем забыла перезвонить маме, – блеет сестра-предательница и выходит из палаты.
Я смотрю на мужчину, будто вижу его в первый раз. Пытаюсь понять, за что он так со мной, и как у него хватило наглости прийти сюда, да ещё и это плюшевое безобразие притащить.
– Катюша… – он явно пытается начать сложный разговор, но я не собираюсь ему помогать. – Как думаешь? Нашему малышу понравится новый друг?
Мне кажется, или его взгляд правда меня ласкает?
Так, он уже в курсе и пришёл из-за ребёнка. Интересно, сам решил или «общественность» надавила? Уверена, что счастливая новость уже переходит из семейных уст в родственные уста. У меня нет желания ему отвечать, события предыдущих дней ещё слишком болезненно скребут сердце.
– Я тебе клянусь, Катя, что не спал с Мариной. Она всё придумала. Чёрт! – он ершит руками волосы на голове, нервничает. – Да меня даже не было в номере! Я специально вышел поговорить по телефону и дать ей возможность переодеться после дороги. Она привезла одни важные документы, – пытается взять меня за руку, но я прячу её под покрывало. – Почему ты молчишь, милая? Ответь мне хоть что-нибудь, пожалуйста!
– Спасибо.
– За что?
– За то, что нашёл меня в лесу. Но думаю, что как-нибудь справилась бы сама. Как и справлюсь сама с тем, о чём ты просил сказать, называя «последствием». Я хорошо запомнила твою просьбу.
– Да кем ты меня считаешь? – в глазах Сергея начинает бушевать тайфун. – Неужели правда думаешь, что я мог любить тебя и смотреть в другую сторону?
– У меня разве нет повода?
– Катя! Это несерьёзно!
– Да почему я вообще должна что-то о тебе не думать? Я хорошо знаю только твоё тело. О, это была прекрасная экскурсия, благодарю тебя! А тебя я не знаю, как и ты меня. Какой у меня любимый цвет? Что люблю на завтрак? Ты хоть раз спросил, чего я хочу?
– Хорошо, допустим, ты права, и я даже успел подумать на эту тему. Так давай попробуем, у нас есть для этого прекрасный повод.
– Ребёнок – это не повод.
– Хорошо, чего ты хочешь, Катя?
– Сейчас я хочу только сменить лечащего врача.
– Почему? – от его вопроса по-особенному веет холодом.
– Мне кажется, что он недостаточно профессионален, – говорить правду нет моральных сил.
– Он один из лучших хирургов города.
– Хорошо, я скажу тебе правду, – тон становится загадочным, меня просто несёт, с языка так и лезет что-нибудь ядовитое. – Ты же не знаешь, что я ещё и особенного вероисповедания – верю в розовых пони. И нам не положены эскулапы мужского пола.
– Объясни, чем тебе не угодил мой отец в качестве врача? – раздражённо повторяет он вопрос, а я могу только ещё шире распахнуть глаза.
Вот это усмешка судьбы. Едва сдерживаюсь, чтобы нервно не засмеяться. Один дед виноват в смерти другого деда. Теперь ситуация стала ещё хуже, чем была. А ведь действительно было бы намного легче, если бы отцом вдруг оказался Рома…
Видимо, молчу я слишком долго…
– У тебя будет врач-женщина, – скрипит зубами Сергей, сжимает-разжимает кулаки и идёт к выходу.
Понимаю, что перестаралась, и он сейчас уйдёт. Хочется броситься за ним вслед и умолять любить меня по-настоящему, несмотря ни на что. Но я только молча смотрю ему в спину. У самой двери он резко оборачивается и, прежде чем с грохотом хлопнуть её о косяк, говорит:
– Даже не надейся, девочка, что я откажусь от ребёнка.
Это мы ещё посмотрим.