У Истока. Хранители. Том 2. Таёжный пояс

Глава 8. Пути твои

Дед очередной раз собрался куда-то в лес, то ли за травами, то ли за грибами, не очень она поняла, занята была своими мыслями и переживаниями.

Временами накатывал страх: что там происходит в городе за сотни километров отсюда, стоит ли её дом, работает ли бюро, платится ли зарплата сотрудникам, не разнесли ли ещё по щепкам дачу Ефремова и бабулину заодно? Пока спросить было не у кого. Выходить на связь было рано. Прошла всего пара недель. Ещё и срок никакой. Ум подсказывал, что никто даже не хватился её ещё, никто даже не понял, что она вообще уехала из города. Да и кто её искать-то будет? Друзья знают, коллеги по работе уже давно во всём этом совместно участвуют.

Благо, её боги просто немыслимо одарили настоящими друзьями, которых ей и пророчила бабушка. Она собрала небольшое, но очень настоящее, очень верное сообщество вокруг себя, где были не только профессионалы, но и богатой души люди. Все они помогли, кто чем. Все как один молчали о том, где она скрывалась, все как один исполняли свои профессиональные обязанности как надо. Все поддержали её отъезд и руководство издалека. Все знали, что несколько недель она не будет доступна. Кто-то даже пошутил, что она едет осваивать Сибирь, чтобы открыть там головной офис и строить новые дома из местной лиственницы, потому что она невиданно хороша и почти вечная. Теперь это слово «вечная» было в каждом дне. Теперь оно легко и запросто поминалось в каждом разговоре и было о другом. О настоящем. О душе, о вечной жизни, о вечной любви и возможной вечности или каком-то очень долгом существовании для рода человеческого. И теперь ей предстояло не просто домики строить человеческие, как она шутила, а защищать Дом всего человечества и сотен или миллиардов иных миров, которые все суть и есть Исток. Она даже не понимала ещё о ком или о чём все их с дедом разговоры. Пока не понимала, чувствует она его или нет. Но дед был уверен, что не просто чувствует, а живёт им. Он улыбался, хитро прищурив левый глаз. Ждал, когда она откроется полностью сама и почувствует его в каждом дыхании своём, в каждом движении жизни вокруг, в каждой секунде бытия. Исток есть. Он – всё вокруг и она часть его, его дитя, его воин, его надежда.

Дома делать было особо нечего. Еды дед оставил полно ещё и из магазина парни какие-то привезли полмашины всего, что в огороде не росло или в лесу. Дед заказал, видимо.

Коробки с красками и альбомами она только открыла. Но на творчество пока сил не было. Она видела белые листы, разноцветные коробочки, потрогала пушистые кисти, но ничего внутри неё пока не отзывалось. Это печалило. Очень хотелось что-то сделать, что-то создать, что-то такое через себя пропустить в мир. Но где-то внутри стояла широкая, высокая и тотально чёрная стена, за которой, словно всё красивое, радостное и созидательное осталось. А пока тут она сидела в горе и печали, не понимая, как встроиться в новый мир, с чего в нём вообще начать жить.

Дед не торопит. Просто дал ей новые зацепки и новые задачи. Она воин света. Её душа вечна. У неё есть миссия – нести свет.

Обычный человек счёл бы их сумасшедшими и вызвал участкового врача и участкового милиционера. Вот только она сама с детства живёт в мире, где ничего обычного не происходит. За всем всё время фонит какое-то потустороннее, глобальное, неизведанное и связанное друг с другом сотнями непонятных связей и неразрывных нитей.

Ей иногда казалось, что дед знает всё о ней и обо всех людях, с которыми она встречалась по жизни. Он порой так уверенно кивал на её реплики и рассказы, что она и не понимала, согласен он с её мыслями и выкладками по поводу той или иной ситуации, или это что-то типа: «а, Максим, знаем, знаем. Он убил ангела, мы тогда все на него осерчали».

Однажды она и об этом спросит, потому что очень тяготит её это, и про старца Лазаря, и про Илью, и даже про мерзкую Лилю. И про Валюшку спросит, которая так и пропала в Чехии. И про Наташку, которая там где-то, в северных снегах сторожит у причала своего подводника. Почему они все исчезли из её жизни?

Целых два года она не видела его, своего любимого, своего сероглазого скульптора, который теперь кузнец.

Она тогда только познакомилась с мужем и делала для него проект. Пришла в кузню сама и снова застала его с девушкой. Красивая, дерзкая, похожая на маленького кусачего эльфа из какой-то сказки. И так не похожая на неё. Снова эта боль. Она тогда и не сказала толком ничего. Просто оставила свои координаты: вот, мол, моё дизайн-бюро, вдруг доведётся поработать вместе. А на самом деле хотела заказать по готовому проекту у него. Все документы, эскизы и даже деньги принесла, чтобы наверняка.

Но поняла, что не сможет видеть их вместе, просто умрёт от боли. Тем более, что эта мелкая язва оказалась кузнецом. Кто бы мог подумать, что такая хрупкая и невысокая девчонка так ловко и уверенно чувствует себя в мужской профессии. Магия какая-то. Он был немногословен и сдержан. Болтала в основном его вторая половинка. А они так и сидели, молча пили кофе. Она как всегда тонула в его глазах и изо всех сил пыталась не разреветься, поэтому долго пробыть не получилось. Слишком больно, слишком невыносимо снова видеть его с другой. И никак не удавалось понять, почему после всего того, что между ними было, он так ничего и не сделал. Ведь даже не поговорили ни разу больше о том самом. Ни разу так и не выяснили, что это было. Почему после того, как он вернулся из Москвы в тот тяжёлой и заполненный бесконечными похоронами год, он так ничего и не сделал? Вместо того, чтобы быть рядом и переживать эти утраты плечом к плечу, он просто исчез. Она так долго ждала его. Готовилась к отъезду на Дальний Восток, но в тайне надеялась, что вот-вот в дверь позвонят, а на пороге будет он. И она никуда не поедет. И дедушка не поедет, останется, чтобы разделить их молодое счастье. Останется, чтобы быть с ними, увидеть правнуков, чтобы у них была семья. Настоящая. Пусть и маленькая. Она так верила. Она так этого хотела.

Так отчаянно в это верила. В него, в них. В вечную любовь.

Малышка подошла и удивлённо посмотрела на ведьму. Та улыбнулась и быстро вытерла слёзы краем рубашки. Девочка тоже улыбнулась и стала размазывать маленькими ладошками слёзы по лицу мамы. Та рассмеялась, обняла её крепко и стала щекотать. Малышка удивительно заразительно смеялась, звенела, как сотня маленьких колокольчиков. Иногда ведьма специально щекотала её, чтобы послушать этот весёлый перезвон.

Как жаль, что она не его дочь. Как жаль…

– Пойдём погуляем? – обратилась она к дочке.

Девочка радостно запрыгала на месте, притопывая одной ножкой. Это было забавно и почему-то напоминало народные танцы. Координация движений, конечно, была ещё совсем малышовая, оттого выглядело это очень мило.

Вообще, если бы не эта кроха, ведьма ни на секунды жить и бороться за это вот всё не хотела. Только она, только её рождение, сам момент, когда она впервые взяла на руки этого ангела, как будто пробудили её, как будто она сама в тот миг родилась ещё раз для этого мира, как будто прорвало какой-то кокон, сломало стены, разорвало мироздание на до и после. Теперь за неё и ради неё она будет бороться. Она будет бороться за себя, за неё, за свою свободу, за новую жизнь. Она больше не даст вытирать об себя ноги, она больше не даст ему издеваться над собой и держать взаперти. Она больше не будет делать вид, что ничего не происходит. Она встанет мощная, как цунами, и разнесёт к чертям всю тьму, что вила кольца вокруг неё все эти годы. Она пойдёт на войну и победит их всех. И неважно как. У неё на руках ангел света и за него она готова на всё.

По спине пробежали табуном верные мурашки. Почему-то до головы не добрались. И это её удивило. Надо у деда спросить про этот ток, который бабушка называла связью с Силой. Он наверняка всё знает и расскажет, почему иногда он стремительно срывается с макушки и улетает в самое небо, иногда течёт вниз, а иногда вот так бродит по спине, заставляя как будто отряхиваться, как собака после речки. Но всё равно приятно. Такая разная и такая непредсказуемая Сила.

Здесь, она это отчётливо ощущала, силы было много, энергии просто заливали всё вокруг, как весеннее половодье. Не случайно дед тут вечный живёт. То ли в самой природе тут есть что, то ли дед тут такое поле держит, что просто как в ванной с живой водой.

Хочется всё время что-то делать и даже жить хочется. Осталось придумать, как и куда. Основные вехи понятны. Жить ради неё, победить в какой-то войне с тьмой.

Интересно, получится хотя бы просто друзьями быть с любимым? Хотя бы просто общаться. Почаще, но только бы он не пропадал больше никогда. Пусть будет другом. Лишь бы рядом. Лишь бы однажды в этой битве миров оказаться спиной к спине против лютого зла и победить.

Только бы победить. Ради неё. Она погладила дочь по пушистой светлой голове. Ради себя. Ради всего вот этого.

Она медленно встала.

Подняла малышку на руки. Ради мира вокруг.

Глава 9. Ты или он

Все эти истории были почему-то одинаковые. Какой-то смысл во всём этом был. Но она пока не могла понять, какой.

Она пришла к хранителю и увидела его с другой. Пришла заказать проект, но не сделала этого, чтобы не видеть их вместе.

Сделала вид, что ей не надо. Хотя реально ведь надо было. И пришлось делать заказ в другой мастерской. И не очень удачно вышло в итоге. Клиент не пылал восторгом, но очень ценил её и потому остался и даже потом заказывал ещё им объекты.

Максим приходил к ней в новый тогда офис тоже с заказом на дизайн-проект. И тоже она не стала с ним работать. И тоже по личным причинам. Тоже сердечным. Только на этот раз Макс предложил ей отношения. Внезапно, но безапелляционно, так как будто они много лет были вместе, а тут расстались и он хочет вернуть её во что бы то ни стало. Он тогда очень долго и настойчиво за ней ухаживал. Роскошно. Слишком даже.

Но перед её глазами стояла прекрасная дева, которую он убил, и которая падала с небес. Она дико боялась спросить, что это было, понимая в то же время, что вся эта история очень и очень неспроста. Максим, конечно, был неотразим, чертовски хорош.

И это «чертовски» лишний раз доказывало, что какими бы белыми и пушистыми не были его крылья в её старом видении, в целом этот персонаж не вызывал в ней никаких положительных эмоций. Она его боялась. Точно.

После смерти Ильи спросить уже было не у кого, а Илья живой так ничего толком и не объяснил. Она надеялась, что однажды как-то сможет выспросить у Максима, что же это всё было. Но прежде она хотела убедиться, что он помнит тот момент, понимает, что и он, и она из какого-то иного мира. Просто она ничего не помнит, но кое-что видит, а вот он… Что он помнит, видит, знает? Ведь в том видении он выглядел ровно так, как и здесь сейчас. Разве что красивого делового костюма на нём не было и не блестели так ярко мощные навороченные часы на запястье. Он не изменился. Значит, был как Николай. А вот она нет. Её тёмные искали, и Илью искали, и её хранителя. А вот так их спрятал Исток до последней битвы от тьмы. Затерял среди тысяч миров, бесконечно перерождая и наделяя опытом.

А Максим тогда был очень настойчив, очень. Даже слишком. И это тоже навеяло мысль о чём-то таком, что ведёт к обрыву правильную девочку из хорошей семьи. Только в этом страшном своём видении она падала с обрыва так же, как та девушка-ангел со сломанными крыльями. Но на этот раз крылья были её собственные, большие сломанные крылья.

Почему-то ей казалось, что Максим сделает это намеренно, но тоже будет невыносимо страдать, как и тогда. И почему-то она на сто процентов была уверена, что он это сделает по чьей-то чужой воле.

И третья история была очень и очень похожа, но вот она и оказалась самой разрушительной. Её муж. Он тоже пришёл заказать дизайн-проект. С ним у неё не было связано вообще никакого прошлого. Она первый раз его увидела, как и всех клиентов, в приёмной и никакого особого внимания этой встрече не придала.

Позднее она столько раз силилась понять, как между встречей ранней весной и свадьбой ранней осенью успела его так близко подпустить, что отправилась под венец, как овца на заклание. «Овца» – только так она о себе и думала.

Дед напоминал, что это опыт и нечего тут кровь из самой себя пить, а то кончится.

Но она ещё не отпустила это, оно ещё болело, угнетало и мешало.

Старалась, старалась. И только теперь поняла, что эта история: я пришёл-пришла заказать проект – что-то важное значила. Что-то в этой истории должно было дать ей какой-то ключ, какое-то понимание того, что с ней, с ними, со всей это историей в тот момент происходило. Как будто именно в этот момент она стояла на развилке, где были три дороги, как перед Ильёй Муромцем, и она, конечно, выбирала не ту. Она сбежала от своей боли, сбежала от мысли о том, что причинит боль их паре, если, например, его новая девушка увидит хоть какой-то намёк на чувства между ними, поймает хоть один её взгляд любви, брошенный на него. Получалось, что только она виновата сейчас в том, что происходило. Она свернула не туда.

Но Николай раз за разом говорил, что так видимо и должно было случиться, чтобы она восстало мощно, как древняя мать-прародительница, так настоящая ведьма. Почему-то светлым силам никак не получалось пробудить её иначе.

Зато теперь она не просто проснулась, а как будто переродилась. Почти. Почти переродилась. Но определённо её отъезд был самым лучшим из имеющихся во Вселенной вариантов. Потому что со стороны всё было настолько хорошо и очевидно, что иногда волосы вставали дыбом от того, что она видела в своей жизни открывшимися глазами. Было горько, больно, обидно, стыдно. Всё вместе. Хотелось бы всё изменить. Но ничего обратно уже не вернёшь.

Итого, оставалось принять, что одна и та же ситуация не просто намекала, а криком кричала: тут что-то не то! Надо выбирать сердцем. Душу слушать. Она не обманывает.

Конечно, единственно желанный вариант контракта был с ним.

Вот оно, то самое слово. Контракт. Контракт!

Контракт Света и тьмы.

Или контракт Света и Света. Договор. Союз! Единение.

Все эти синонимы тут подходили. Они про любовь, про дружбу и про то, чтобы стать спиной к спине в последней битве. Или плечом к плечу, или лицом к лицу. Но только, чтобы сказать – мы победим! Мы сильнее. Мы Свет!

– Мы – Свет! – вскочила она со стула и подпрыгнула, раскинув руки. Малышка удивлённо подняла голову и уставилась на маму:

– Мы – Свет, дочка, мы – Свет, – она весело подбежала к ней, подхватила её на руки и закружилась по комнате.

Николай остановился на пороге, видя, как её энергополе взорвалось и заливает комнату неравномерными, но энергичными и яркими всполохами. Может, когда хочет. Помнит, но не верит пока, что помнит, и что может, тоже не верит. Просто слишком сильно били, просто слишком сильно устала, просто столько раз говорили, что она никто и звать её никак, что она и сама поверила, хотя вот третьего дня сказала, что старушка к ней пришла. Ларисой звать. А она и правда третьего дня умерла. Так испугалась, подумала, Николай шутит. Еле убедил, что она снова видит умерших и это нормально. Вот лишнее доказательство её связи со всеми мирами. Мёртвые сразу её нашли, потому что чистые души шли к чистому проводнику, чтобы она сказала родным, что с ними всё в порядке и они попали куда надо, чтобы по ним не плакали, не убивались.

Ему очень и очень хотелось уже увидеть её в полноте Силы, когда она ни на минуту не будут сомневаться в том, что она великая волшебница, мать-прародительница миров, она и есть Исток, часть Его и Свет. Она и есть Любовь. Вот когда это снова станет частью её органики, тогда у неё не будет уже сомнений в своей Силе. Вот тогда это Сила. Ох, хотел бы он это увидеть!

Глава 10. Знаки

Лето набирало силу. Уже не такая сочная зелень была на деревьях. Становилась жёстче и выше трава. В саду появились первые крошечные завязи плодов. А на клубнике и вишне ягоды готовились поменять окраску с сочно-зелёной на более съедобную.

Ведьма собрала дочку, закинула в корзину еды, квас, молоко и свистнула Снежка. Он нехотя забрался в машину, сел осторожно на сиденье и поставил в линеечку лапы. Ведьма улыбнулась и покачала головой: какой-то безупречный пёс.

Девочку она пристегнула сзади, хотя поначалу так и собиралась ехать с ней на руках. Что тут, деревня пустая, по сути. Но сердце нехорошо ёкнуло и она решила не рисковать. Деревня деревней, поэтому тут тем более никто от бешеных куриц не застрахован.

Ей наконец захотелось поездить вдоль деревни и куда-нибудь дальше, лишь бы дорога подходила большому внедорожнику. Хотелось посмотреть окрестности, но так, чтобы не сбивать ноги и не мучить малышку. Приехать, сесть на капот и сидеть, глядя на прекрасное, столько, сколько позволит природа, погода и жёсткий металл машины. А потом… Да как воля вольная подскажет.

Сегодня, впервые за много дней и ночей, она почему-то чувствовала себя свободной. Чувствовала, что может не сидеть дома, не прятаться в четырёх стенах, не бояться выходить дальше забора, в образном смысле, потому что забора никакого вокруг дедовой усадьбы не было. Тут, кажется, и зайцы за капустой на огород не заходили, понимая, кто перед ними и что. Хотелось сделать что-то для себя, по-настоящему для себя. Так, чтобы ни у кого не спрашивать разрешения, никого не просить, просто сесть за руль своей машины и ехать, сколько захочется. Отдыхать в поле и на опушке леса или на той стороне озера, сколько захочется. Есть пирожки и запивать квасом. Сгрызть яблочко и закопать семечки на опушке леса, чтобы лет через тридцать здесь же сорвать с ветки такое же сочное жёлтое яблочко. Она улыбнулась своим мыслям и, если бы не внезапно глухо рявкнувший Снежок, точно бы задавила целый выводок гусят. Она резко затормозила и посмотрела на собаку. Снежок как будто укоризненно сдвинул брови и странно бурчал что-то, клацая зубами.

– Ну, говорящей собаки у меня ещё никогда не было, – шёпотом сказала девушка, чувствуя, как похолодело всё внутри.

Гуси тем временем миновали дорогу и разбежались по травке на противоположной стороне.

– Спасибо, Снежок, – она чуть тронула его за лапу. – Спасибо, вот видишь, там чутьё сработало, пристегнуть дочку, а тут нет.

Она повернулась к малышке. Та безмятежно улыбалась, тиская большого белого кролика в голубой кофтейке. Она что-то нежно рассказывала ему на своей непереводимой речи, состоящей, из урчащих, пищащих и каких-то музыкальных звуков.

– Хорошо, что мы вместе, – сказала она, ни к кому не обращаясь.

И не понятно было, говорит она о дочери, собаке или вообще обо всех, кто сейчас входил в её ближний круг и каждый день давал ей силы жить и смысл просыпаться по утрам и вести этот странный бой.

Снежок аккуратно переставил лапы, снова выстроив их в линию, и гордо задрал голову.

– Как человек прямо, – сказала ведьма вслух.

За деревней дорога превращалась в слабо намеченную в траве колею. С одной стороны было фермерское поле ещё одного предпринимателя, который приехал на село возрождать традиции. Сам он был не местный, но только здесь ему согласились выделить поля под лён, уж слишком они были заброшенные и заросшие. И полями не назвать. Но дед Коля сказал, что мужик оказался на удивление упорный и за четыре года из пустоши, поросшей кустарником, снова сделал годное поле. Сейчас здесь волнами качался на лёгком летнем ветерке набирающий рост молодой лён.

– Как море, – ведьма приостановилась, вышла из машины, чтобы насладиться его мерным колебанием.

Чем дольше она смотрела, тем отчётливее ей казалось, что оно какое-то густое, что это самое пространство движется и меняет свою плотность и структуру, что время как будто тут тоже приобретает непонятную текучесть. А если долго-долго смотреть, то можно раствориться в нём, стать то ли ветром, то ли волной на этом поле, стать чем-то, у чего даже имени нет.

– Прямо гипноз, – шёпотом сказала она и залезла обратно в машину. – Дальше поедем. Я тут прямо теряю связь с миром.

Ещё пару километров вдоль леса широким привольем расстилались дикие луга. Разнотравье пестрело цветами, колосьями, гудело пчёлами и шмелями. Вот тут была жизнь, вот тут волны хоть и были такие же текучие, но разновысокие травы не создавали такого гипнотизирующего эффекта. Здесь губы сами собой расплылись в улыбке. Настоящая жизнь, она именно такая: разная, пёстрая, непредсказуемая. В каждый миг можно что-то своё увидеть. Она высунулась в окно, подставив лицо ветру. Становилось жарко и хотелось к речке, пройтись по мокрому песочку и может даже искупаться.

И небо ответило. Потянуло речкой. Это был тот самый влажный, полный запаха водорослей, рыбы и стоячей воды, дух, который не перепутаешь ни с чем.

– Ты знаешь, где речка? – весело спросила она Снежка. Собака высунула розовый язык и зачавкала.

– Пить хочешь? Я тоже!

Она перегнулась через собаку и открыла дверь:

– Веди!

Собака радостно вываливалась в траву и помчалась по дороге.

Ведьма газанула и буквально спустя пару минут оказалась на берегу медленной широкой речки. Берег удачно окаймляли раскидистые ивы, от чего вид у него был совершенно сказочный и романтичный. Ветки концами плескались в волнах, где-то вдали ударила по воде хвостом здоровенная рыбина. Над головой пронёсся вёрткий зимородок.

– Да ладно, ну просто идеальное место, – всплеснула руками ведьма.

Песочек на небольшой латке берега был чистый. Только птичьи лапки и следы улиток написали на нём что-то утреннее, что-то особенное. Снежок помедлил минутку, глядя на ведьму, и направился к воде. Он долго и с удовольствием пил, пока девушка с дочкой расстилали на травке одеяла, доставали корзинку с припасами и раскладывали игрушки.

Пёс подошёл к одеялу и внимательно посмотрел на всех и всё, потом весело свалился в траву, задрав лапы кверху. Девчушка расхохоталась. Зазвенели над лугом колокольчики.

«Такая простая семейная идиллия», – подумала ведьма и снова перед её внутренним взором, как последние несколько дней встал её любимый. Он улыбнулся, чуть прищурив серые глаза, и так и остался висеть в воздухе. Она отводила взгляд, пыталась думать о другом, но всё равно он стоял где-то рядом. Наблюдал за тем, как она вдруг стала снова улыбаться и как её душа снова ищет красоту вокруг, чтобы очередной раз поразиться силе и мощи творения, немыслимому разнообразию всего того, что создал кто-то непознаваемый для них. На её руку села большая оранжевая бабочка. Она даже дышать перестала, боясь спугнуть такую красоту. Бархатистые крылья переливались на солнце от каждого её движения, длинные невыносимо тонкие усики сворачивались в колечки на концах. Бабочка сделала пару шагов. Стало щекотно и ведьма пошевелилась, спугнув нежданную гостью:

– Хороший знак, – почему-то выступили слёзы. – Очень хороший.

День был странный и хороший. Ничего особого не происходило, но почему-то хотелось за каждый шаг в этом дне говорить такое искреннее и волнующее спасибо, как будто сбылись сразу все мечты. Что-то грандиозное и невыносимо щедрое заполнило внезапно всю её и всё пространство вокруг. Мимолётно, но возвращалось чутьё, предвидение, буквально на уровне интуиции, какого-то слабо различимого отражения будущего. Как будто что-то говорило с ней простыми и понятными даже детям знаками. Как будто она снова должна была научиться жить, любить и доверять себе и своему дару. Как будто сама, как её маленькая дочка, училась делать первые шаги и вкладывать в слова странные музыкальные звуки.

Сквозь боль и отчаяние, сквозь настоящую физическую невыносимую боль, она родила несколько месяцев назад новую себя. Когда дошла до дна, когда почти умерла от побоев, когда поняла, что от будущего её отделяет всего один вздох… Там, на пороге нежизни она приняла решение жить. Она прорыдала, прокричала и проревела все свои боли, страхи и ужас одиночества, все утраты, все скорби, все потери. Она обвинила себя во всём и оправдала. Она сама себя приговорила, отбыла наказание и вот вышла на свободу. Вышла туда, где была рождена на этот белый свет ещё десятки лет назад. Ей снова придётся узнать себя, снова научиться ходить, говорить, применять свои способности. Слава богу и всем, кто их ведёт, что не придётся делать это в одиночестве. Теперь она обрела настоящего учителя. У неё есть опыт прошлой жизни в этом же теле, в этом же мире, но это прошлая жизнь, в которой она была как будто чужой себе.

Она даже не одну жизнь прожила, а как будто несколько: детство, юность, где всего пару лет было отведено красивой и взаимной любви, и снова одиночество и ужас плена у этого страшного человека, за которого она почему-то вышла замуж.

«Это происки тёмных», – сказал Николай.

Много ещё предстоит понять из того, почему так сложилось. Почему именно так сложилось? Почему тёмные имеют над ней такую силу? Почему на борьбу с ними брошены такие сильные тёмные маги. Почему им не дают быть вместе настолько отчаянно и настолько болезненно? Почему их столько смертей вокруг окружало и как теперь сделать так, чтобы сохранить всех своих, чтобы выстоять и чтобы снова обрести его. Она была уверена сегодня, что этот образ, висящий в тенях ивовых кос, не морок, а какой-то знак, что он думает о ней, он любит её так же, как она сегодня любит весь мир в полноте его. Она снова вытерла слёзы. Это были слёзы радости, которые сегодня никак не хотели быть просто влагой её тела. Они хотели выхода. Душа как будто проснулась и рыдала от счастья, что она, наконец, свободна, она услышана и теперь она может нести свой Свет так, как это повелел Исток. Где же ты, о, центр мироздания, и творец всего сущего?

Ведьма подняла голову к небу. Пушистые облака, огромные, как горы, бороздили невыносимо красивого цвета небо. Она поставила ладошку козырьком. Одуряюще высоко парил какой-то хищник и оттуда еле слышно доносился его короткий окрик. Он словно тоже говорил:

– Иди. Иди.

Так коротко и отчётливо она это слышала в его крике.

– Всё будет хорошо, – повторяла снова и снова она, сквозь слёзы, – всё будет хорошо. Я тебя слышу.

Больно защемило сердце и она повернулась к сероватому образу кузнеца, который отчётливо различала в кроне дерева.

– Я тебя слышу, – сказала она ему. – Я всегда тебя любила и всегда буду любить.

Откуда-то из заводи с шумом поднялась на крыло пара птиц: селезень и утица.

– Хороший знак, – улыбнулась она сквозь слёзы. – Очень хороший знак.