Скитальцы

Фотография к книге «Он и Она» Екатерина Романова

Фотография автора Владимир Иванищев

© Ольга Тихоновская, 2019

ISBN 978-5-0050-9263-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Мы все в этом мире скитальцы…

Явившись сюда, мы ищем смысл своего пребывания на Земле или свое предназначение, а пока терзаемся этими вопросами, или вовсе не задумываемся над ними, каждый проходит свой Путь, который так или иначе приведет туда, где откроется Истина…

Прохожий

Мое утро всегда начинается у окна в кухне с чашкой кофе.

Раньше, когда я жила в другом городе, и даже в другой теперь стране, я всегда выходила на балкон с чашкой кофе и смотрела на водохранилище, на берегу которого стоял наш дом.

С высоты девятого этажа открывалась чудесная панорама: водная гладь озарялась первыми лучами солнца, и часто в летние дни по ней скользил парус…

Вид из окна украшали три моста, перекинутые через воду, со снующими, словно игрушечными, машинами, автобусами и троллейбусами. В вечернее время мосты сверкали разноцветными лампочками, развешанными между фонарными столбами – они были похожи на сверкающие елочные гирлянды…

Наверное, поэтому для меня одним из приоритетных условий при выборе квартиры на новом месте является вид из окна.

Вот и сейчас мое утреннее кофейное удовольствие проходит в созерцании парка – пышно-зеленого, с бьющими струями фонтана летом, желто-оранжевого осенью, и заснеженного, с пятнами вечной зелени елей и красными мазками рябины, зимой…

Множество людей мелькает утром в поле моего зрения.

Некоторых из них я узнаю даже в темноте зимнего утра – они идут по выбранному ими пути с постоянством какого-то механизма…

Вот и этот человек неопределенного возраста, зимой в тулупе с лохматым воротником и в шапке, надвинутой чуть ли не на глаза, в теплое время года в плаще или пиджаке, всегда с поднятым воротником, словно укрываясь от кого-то, идет мимо моего окна.

Он всегда с опущенной головой, смотрит себе под ноги, изредка оборачиваясь, постукивая чем-то по ноге. Я не сразу заметила, что за ним всегда ковыляет на достаточном расстоянии большой старый пес, такой же лохматый и понурый, как хозяин.

«Значит, в руках у мужчины поводок», – догадалась я, увидев собаку.

Эта пара, состоящая из хозяина и собаки, была очень необычна – всегда угрюмый человек и, кажется, все понимающий с высоты своего возраста и жалеющий своего хозяина пес…

На первый взгляд, они не были связаны между собой.

Мужчина шел всегда быстро, вроде бы торопясь куда-то. Пес шел сам по себе, как бы вразвалочку, вроде бы он, пес, позволял человеку играть в занятого и спешащего хозяина, который торопится выгулять свою собаку и отправиться на работу. Когда человек останавливался и оглядывался, пес ускорял шаг, всем своим видом поддерживая эту игру. Он-то знал, что хозяину некуда торопиться.

И так каждое утро.

Потом я стала узнавать эту пару в городе, и поняла, что хозяину лет сорок всего, а собака по своим собачьим годам была намного старше, она выглядела мудрой и понимающей.

Мне казалось, что иногда пес снисходительно позволял хозяину привязывать себя у магазина. Человек мог зайти в магазин, а мог просто пройтись по улице, а пес ждал его. И в этом ожидании было не смирение, а какая-то жалость к человеку: он, пес, потерпит и посидит на привязи, лишь бы хозяину было хорошо.

Пес понимал, что его хозяин немного не такой, как все, и любил его беззаветно.

Они жили вдвоем, поддерживая друг друга в непроглядном одиночестве.

Когда человек вскрикивал по ночам, пес тихонько подходил к его постели, лизал его руку, и поскуливал.

А человеку казалось, что он маленький мальчик, и мама гладит его по руке и поет ему колыбельную, он успокаивался и кошмары покидали его сон…

Бывало, что человек метался по квартире, накручивал на голову мокрое полотенце, пил таблетки, стучал кулаками по столу, валялся по полу.

Тогда пес подползал к нему и ложился рядом, как будто забирая его боль себе. Человек понемногу успокаивался, утихал…

…Я вижу, как человек в тулупе с опущенной головой, с выбившимися из-под шапки светлыми кудрями, по-прежнему идет вдоль ограды парка мимо моего окна.

Он, изредка оборачиваясь, постукивает поводком по своей ноге.

Я вглядываюсь в темноту зимнего утра, ловлю свет от фонарей и уже полтора месяца не могу разглядеть силуэт собаки.

На днях я узнала, что этот человек живет в соседнем дворе, что он, проходя службу в армии, был участником боевых действий, после чего получил инвалидность, что он живет один и был очень привязан к своей собаке, которая недавно попала под машину…

Теперь понятно, почему я не вижу пса, с грустью подумала я.

Но он-то видит!

Сегодня опять он шел мимо моего окна, постукивая скрученным поводком по ноге, изредка останавливаясь и оглядываясь, призывая своего пса поторапливаться…

2017

Скитальцы

Моей подруге Svetlane Snel

Некоторые люди рождаются, живут и умирают на одном месте, будь это город или деревня, и происходит это из поколения в поколение. В связи с этим, встречаются даже такие поселения, в которых большинство семей носят одну фамилию. Да и определенные имена там предпочтительны, поэтому иногда у жениха и невесты не только фамилии, но и отчества одинаковые, как у брата и сестры.

Наверное, это о них поговорки «На одном месте и камушек обрастает», «Где родился – там и пригодился». В народе их называют оседлыми.

А другие – скитальцы – странствуют по белу свету, то ли в поисках счастья, то ли смысла жизни, то ли истины своего пребывания на Земле и истоков этого…

Выходцы из семей оседлого образа жизни для создания семьи выбирают себе подобных, пусть даже залетевших из других краев, угадывая их среди всех – у них схожие мечты, представление о счастье, преданность укладу, размеренности и порядку.

И если поманит их неизведанность отношений со скитальцами, то боязнь оторваться от привычного места и непонимание стремления к неопределенности, рано или поздно, разведет их в разные стороны…

А скитальцы, не то, чтобы не хотят жить на одном месте, просто у них обстоятельства складываются так, что они вынуждены перемещаться, и делают это с радостью.

Конечно, можно поспорить насчет обстоятельств – любые события в жизни человека – Божий промысел.

Вдруг, появляются люди или происходят события и подталкивают тебя к действиям, о которых еще вчера ты не подозревал.

И начинается новый этап жизни. У скитальцев – это перемена места жительства…

Знаю по себе, что в какой-то момент вполне устроенной и размеренной жизни, вдруг, возникает ощущение, что скоро все изменится, и ты начинаешь думать, куда же судьба тебя забросит в этот раз, причем, нисколько, не сомневаясь, что это произойдет.

Скитальцы, что называется «видят» друг друга, и у них всегда между собой складываются крепкие отношения, как в дружбе, так и в любви.

И что характерно, быть может, умудренные опытом странствующих предков, они легко принимают в свой круг всех, а вот остаются с ними лишь те, кто близок им по духу…

Первого сентября 1967 года в наш шестой «А» класс вошли две новые ученицы.

Одна из них, смелая, уверенная в себе девочка, проучилась с нами всего полгода и уехала в город Чимкент, что под Ташкентом. Она всегда уточняла это, так как Ташкент был всем известен, не то, что маленький Чимкент. Родители девочки были геологами, и из-за этого ей приходилось часто менять школы, а эти полгода, пока родители были в очередной экспедиции, она жила у своей тети в Адлере.

Наверное, ее мало кто помнит из моих одноклассников, но ко мне она потянулась сразу, может, почувствовав дух скитальцев моего рода…

Тогда я подумала, что это просто потому, что нам было по пути идти из школы домой, и потому, что ей понравился мальчик, с которым я сидела за одной партой с первого класса, и о котором она меня постоянно расспрашивала.

Эта девочка мечтала о том, чтобы ее родители никогда не уезжали, а каждый день приходили с работы домой, как это было у меня на тот момент.

А я так и не успела ей рассказать, как мою семью занесло в этот маленький черноморский городок, как много моя семья странствовала, и сколько школ, вследствие этого пришлось поменять моей старшей сестре.

И еще я просто не могла ей рассказать, сколько мне и уже созданной мной семье предстояло сменить городов и даже стран, потому что это все было далеко впереди…

Тогда мы обе не могли представить, что распадется наша огромная страна под названием Советский Союз, и что Ташкент и Чимкент будут уже в другой стране, и что оттуда начнется мощный отток русскоязычного населения, и они будут называться беженцами…

Всегда, когда упоминался в моей жизни Чимкент, я вспоминала мою попутчицу из школы домой, хотя и имя, и фамилия стерлись из памяти, остался лишь образ двенадцатилетней девочки.

Так хочется верить, что у нее сложилась счастливая жизнь, о которой она мечтала…

Вторая девочка, хрупкая, с огромными серыми глазами и вьющимися пепельными волосами – Сашенька, как ее все называли, с легкой подачи моей бойкой подруги Нины, была робка и застенчива.

Нина сразу взяла над ней шефство, и через год, когда я перешла в другую школу, Сашенька стала самой близкой подругой Нины.

Нина и Саша занимались в школьной самодеятельности, и когда они выезжали на районные и городские конкурсы, Нина всегда приглашала меня с собой в эти поездки.

Так я сблизилась и подружилась с Сашенькой, чуткой и верной подругой, благородной в поступках и неукротимой мечтательницей…

Окончив школу, мы разлетелись в разные города продолжать учебу, и у каждой сложилась вдалеке своя жизнь.

Из всех нас только Сашенька после института вернулась в Адлер, казалось, навсегда…

Она еще студенткой вышла замуж за мальчика, которого любила в школе, родила сына, и как будто растворилась в большой колоритной русско-армянской семье своего мужа.

Как-то так вышло, что наши судьбы разошлись, но в моем сердце всегда жили теплые воспоминания о девочке, которая во многом была для меня примером.

Прошло много лет и, однажды, моя дочь напомнила мне о Сашеньке…

Питерская осень еще сверкала золотом куполов и радовала глаз разноцветьем листьев, но прохлада Балтики уже напоминала о том, что лето прошло. И я, как всегда в сентябре, уезжала в город своего детства, к моему морю, которое, по ощущению благодатного воздействия на меня, не может сравниться ни с каким другим.

Стоя в ожидании поезда, мой взгляд выхватил из толпы девушку, стремительно вошедшую в зал ожидания Московского вокзала, и явно притягивающую к себе внимание окружающих. Ее светлые волнистые волосы рассыпались по плечам, а обтягивающие джинсы и прилегающий короткий пиджак подчеркивали длину ног и стройность фигуры.

В это мгновение в моей памяти всплыл образ Сашеньки…

Девушка махнула мне рукой – и я, вдруг, поняла, что это моя дочь. Она третий год училась в институте и жила в Питере, наведываясь к нам в Выборг пару раз в месяц.

– Доченька, я тебя не узнала! Посмотрела на тебя и подумала, какая красивая девушка. А еще ты мне напомнила мою школьную подругу.

– Кого интересно – из всех вас, я, все-таки, больше похожа на тебя, – засмеялась дочь и на правой щечке у нее появилась «моя» ямочка.

Вся моя жизнь неразрывно связана с Адлером и моими школьными подругами, хотя две из них, как и я, давно живут далеко от города нашего детства. Тем не менее, мы впятером, как пальцы одной руки, все общаемся, ездим друг к другу в гости, и наши дети, как и мы сами, стали частью этой большой семьи.

Когда дети были маленькими, времена были другими, и такие поездки, с чемоданами, ведрами помидор, сумками с картошкой, горшками и колясками, напоминали передвижение цыганского табора.

Вот почему моя дочь так удивилась, ведь она не только знала моих подруг, но и всю жизнь общалась с ними и их семьями.

Поэтому, наверное, вопреки нашим надеждам, и не переженились наши дети, так как с детства ощущали себя родней.

– Так что за подруга? – дочь с интересом посмотрела на меня.

– Я тебе обязательно расскажу o ней и покажу фотографии, – улыбнулась я и приобняла ее, – как я рада, что ты пришла меня проводить, я так скучаю по тебе.

До отправления поезда мы успели обменяться новостями, поезд тронулся, унося меня туда, где раньше всегда ждала мама, а сейчас, когда ее не стало, ждут мои подруги, близкие и родные мне люди.

Мои мысли блуждали в лабиринтах воспоминаний, стук колес и монотонный гомон голосов окутывали мое сознание.

«Как я люблю поезд», – уловила я мысль перед тем, как предаться сладкой дреме…

В далеких уголках памяти, всплыл майский теплый день – двор, утопающий в зелени, в летней беседке накрыт стол.

Сашенька встречает гостей – у нее семнадцатый день рождения, через два месяца мы окончим школу и разлетимся в разные города…

Когда я пришла, среди гостей были два юноши, наши ровесники – они считались моими кавалерами, один в прошлом, другой в настоящем. А между прошлым и настоящим было меньше года. Я и сама не знала, кто все-таки мне больше нравится. Эти симпатии были настолько целомудренны, даже без поцелуев, но тогда все казалось очень серьезным, сложным и неразрешимым.

В тот день, вечером, я плакала от того, что так сложно было разобраться в своих чувствах, а Сашенька меня утешала, хотя ее сердечко тоже было объято девичьими переживаниями.

Сначала она ждала мальчика, которого очень любила, своего будущего мужа, а он опаздывал. И Сашенька, развлекая гостей, старалась не показать этого.

А когда он пришел и подарил ей три тюльпана, она расстроилась, что только один красный, как считалось, символ любви, и два желтых – символ разлуки. И для нее это было так серьезно, что она еле сдерживала слезы.

Но потом принесли поздравительную телеграмму от Сашенькиного папы, и она очень обрадовалась.

А я подумала, что она никогда мне не говорила об отце, и вообще мало рассказывала о себе. Бабушка, всегда хлопотавшая по хозяйству, иногда угощала нас удивительно вкусным хлебом собственной выпечки, а мама, как и моя, почти всегда была на работе, а в редкие наши встречи была подчеркнуто сдержана.

А Сашенька, как я тогда думала, была другая – открытая, добрая, готовая всегда помочь. И мне всегда было очень тепло рядом с ней.

Могла ли я представить, что через много лет я получу столько теплых эмоций от матери Сашеньки, добрейшей из людей, ставшей мне близким и родным человеком.

И тогда, встретившись с восьмидесятивосьмилетней тетей Мусей, я пойму, от кого унаследовала доброту моя подруга.

Как сказала бы моя бабушка, всегда сыпавшая поговорками, «От лося – лосенок, от свиньи – поросенок».

Окончив школу, я уехала к родственникам в Донецк, поступила в университет, и забыла о своих школьных кавалерах и переживаниях, связанных с ними.

Жизнь готовила новую любовь, семью, детей и все испытания с этим связанные…

С Сашенькой мы изредка обменивались открытками.

А в один из моих приездов в Адлере, я попала к ней на свадьбу. Тогда мне показалось, что Сашенька была какая-то чужая.

К тому времени мы уже три года близко не общались, так как жили в разных городах, и я с ревностью наблюдала, как она секретничала со своей институтской подругой.

Через несколько лет мы вновь встретились, уже будучи мамами, сыну Сашеньки было четыре года, а моему – два.

Потом была еще одна встреча, вернее, даже не встреча…

Как-то вечером, находясь с мужем, восьмилетним сыном и годовалой дочерью в гостях у мамы в Адлере, мы вышли всей семьей прогуляться к морю, и к нам еще присоединилась моя подруга с двумя детьми.

На другой стороне улицы я увидела Сашеньку. Она стояла ко мне лицом и разговаривала с женщиной. Я уже подняла руку, чтобы махнуть ей в приветствии и готова была ринуться к ней, но она в этот миг повернулась спиной.

Первое желание – все-таки подойти.

Но, вспомнив о письме Нины, в котором она написала, что у Саши не все ладится в семье и она мало с кем общается из своего прежнего окружения, передумала.

Я решила, что может быть сейчас ей не очень приятно видеть наш дружный «цыганский табор», и не стала ее тревожить…

Спустя какое-то время, я узнала, что Сашенька разошлась с мужем, уехала с сыном в Арабские Эмираты и работала там по контракту, что ее мама со всеми своими братьями и сестрами в начале девяностых уехала на постоянное место жительства в Германию…

Обо всем этом я вспоминала, приближаясь к берегу нашего детства, как назвал наш любимый городок Женя – мальчик родом из этого детства.

Удивительно близко прошли наши дороги – Женина, моя и моей подруги Нины, в мгновение нашей общей юности, так и не преодолев параллельности жизненного пути, лишь немного сблизившись на одном из его участков…

Сейчас я определенно знаю, что любые встречи человеку даются для осознания самого себя, и что они, эти встречи, не бывают случайными. Но тогда, в юности, я, конечно, не задумывалась над тем, для чего мне были даны события и люди, вдруг, возникавшие вокруг меня.

Не задумывалась я и над тем, почему иногда получается так, что люди близкие в определенный отрезок времени, постепенно или внезапно исчезают из твоего поля зрения, а ты идешь дальше по жизни без сожаления об этом.

Или, почему бывает так, что, живя в одном городе, ты не встречаешься с близким когда-то человеком, а с кем-то, кто живет далеко, тебя связывают постоянные мысли, эмоции, желание обменяться впечатлениями, поделиться радостью и получить поддержку в трудные минуты.

В юности все казалось случайным.

Таким случайным для меня было появление Жени в дверях нашей комнаты университетского общежития в ноябре 1973 года.

Я тогда училась на втором курсе, а он только поступил в Ленинградский институт водного транспорта.

– Женя, ты откуда? – я ошалело смотрела на улыбающегося юношу, умудрившегося пройти в общежитие через пост бдительной дежурной «бабули». Может, и не бабули, но, когда тебе восемнадцать, все люди, старше двадцати пяти, кажутся тебе очень взрослыми.

Женя не произносил ни слова, только улыбался.

А я все сыпала вопросами:

– Ты как попал в Донецке? Как нашел меня? К кому приехал?

Я совсем забыла, что два месяца назад, когда я была дома на каникулах, к нам заходили Женя со своей мамой и рассказали о том, что Женя поступил в институт, и что они летят в Ленинград обустраиваться с жильем. Их рейс отложили на три часа, а так как мы жили в десяти минутах езды от аэропорта, они решили скоротать время у нас.

Тогда, за чаем, я подробно рассказала, как учусь, где живу, дала свой адрес и адрес моей подруги Нины, которая жила и училась в Ленинграде.

И еще произнесла дурацкую фразу, что теперь по студенческим билетам можно летать друг к другу в гости.

Я и не подозревала о том, что Женя был влюблен в меня, и узнала это спустя пару лет от своей мамы. А ей рассказала мама Жени о его поездке в Донецк, и о том, что поняла она это, увидев у сына мою большую фотографию на стене.

И еще она сказала, что сожалеет, что у нас с Женей не сложилось.

Я тогда очень удивилась, ведь я воспринимала Женю, как друга, даже, как младшего брата, он был младше меня на год, а в школе это много.

И, конечно, когда он появился у меня в общежитии, я приняла за «чистую монету» его рассказ, что он прилетел к знакомым, а они уехали, и ему негде остановиться.

Ну, разве студент оставит студента в беде? Да никогда!

Мы с девчонками поселили Женю в нашей комнате, где одна из четырех кроватей стояла рядом с дверью, и когда дверь была открыта, кровать была, как за ширмой. Хозяйка этого спального места на ночь уходила в соседнюю комнату, где нашлась свободная кровать.

Как же мы все весело прожили эти шесть дней! Женя был коммуникабельным, остроумным, и деятельным во всем. Просто душа компании! И сразу покорил моих девчонок.

Он с нами сидел на лекциях, бегал в магазин, помогал готовить еду, а каждый вечер из нашей комнаты раздавался безудержный смех.

Однажды мы накрутили ему волосы на бигуди, и он изображал кокетливую девушку – в общем, театр…

И только мой будущий муж, который в то время начал ухаживать за мной, почувствовал в нем соперника, и в первый же день, увидев его, сидящего рядом со мной на лекции, вынес вердикт:

– Влюбленный пингвин!

А я оскорбилась за Женю и сказала, что он возводит напраслину, потому что не представляет даже, в какую историю попал парень, оставшись в чужом городе на улице, и хорошо еще, что у него случайно оказался мой адрес…

Летом, после второго курса я вышла замуж, и мы с мужем приехали в Адлер.

В один из первых дней нашего отдыха, из моря вышел молодой человек в темных очках, и, расположившись на камнях рядом со мной, нагло уставился на меня. Я демонстративно отвернулась, а парень рассмеялся.

И каково же было мое удивление, когда он снял очки! Конечно же, это был Женя! Мы обнялись, посмеялись, вспомнили его приезд в Донецк, и Женя уплыл, пообещав как-нибудь заглянуть к нам.

Больше я его не видела.

Конечно, наши мамы общались, и я знала что-то о его жизни, а он о моей, но мы больше не встречались.

Мама Жени всегда повторяла, что у него все жены (а их было три) чем-то, хоть издали, похожи на меня. А, может, ей просто так казалось…

Когда в нашей жизни появились социальные сети, моя подруга Нина сказала мне, что Женя объявился на ее страничке в «Одноклассниках», и она ему написала про себя и про меня.

В те давние Питерские студенческие годы с моей легкой подачи, Нина с Женей потянулись друг к другу, словно родные люди, и какое-то время тесно общались.

После окончания института Нина осталась в Питере, а Женя искал свое место или себя в разных городах, пока не остановился в Ростове-на-Дону.

Наверное, его тоже вел за собой дух скитальцев.

Я рада, что он успешен, и очень надеюсь, что счастлив.

Каждая из жен подарила Жене по сыну. И это уже огромное счастье!

Четыре года назад, вернувшись с Крита, я разместила несколько фотографий в «одноклассниках» и получила сообщение от Жени: «Представляешь, мы с тобой в одно и то же время ходили по острову Крит…»

– Он в тебя был очень влюблен тогда и переживал, что не сказал тебе об этом, и мне запретил, – много лет спустя поведала мне Нина, и, вдруг, засмеялась. А потом рассказала, как учила Женю целоваться.

Как интересно переплетаются судьбы.

С некоторыми людьми ты связан какими-то нитями, которые, то ослабевают, то опять притягивают тебя к человеку, и с ним ты в разное время ходишь по одним и тем же дорогам…

Так и мы с Ниной. Нина родилась в Донецке. А я в этот город приехала учиться после школы, там вышла замуж, родила детей, перевезла туда из Адлера маму, и прожила там почти двадцать пять лет, пока не переехала в Выборг Ленинградской области, бывший финский город. Вообще-то, я должна была родиться в Ленинграде или в Выборге, откуда мама, беременная мной на седьмом месяце, уехала за отцом, партийным работником, на Украину и родила меня в Виннице.

А Нина после школы уехала учиться в Ленинград, там и осталась жить, и мы с ней оказались опять рядом, спустя двадцать с лишним лет.

Все эти годы, живя в разных городах, мы с Ниной переписывались и встречались в Адлере, когда приезжали одновременно к мамам.

Если же я наезжала к своим родственникам в Выборг, которые там жили с тех пор, как мой отец в 1946 году перевез туда всю мамину родню из Сибири, я всегда навещала Нину.

Интересно, что Нина чуть было не вышла замуж за парня из Донецка. Я поняла это, увидев ее на пороге моей квартиры в Донецке жарким летним днем.

Видимо, Господь предполагал и такой вариант для нее.

Но выбор всегда остается за человеком.

И по какому бы пути ты ни пошел, движение происходит с единственной целью – собственного развития – через людей и события…

Может быть, судьба Нины была бы намного счастливее с этим донецким мальчиком, кто знает…

Но в это время появился будущий муж Нины, и она растворилась в нем, как любящая женщина, не видя его недостатков.

Наверное, это такая любовь, думала я, отказываясь принимать некоторые поступки мужа Нины, оскорбляющие ее.

Иногда внутри у меня все клокотало: Нина – красавица, умница, и так не ценить себя! Но потом я остывала в своем пылу, понимая, что каждому нести свой крест…

Как-то, попав в Оптину Пустынь, я прочитала высказывание Преподобного Амвросия Оптинского: «Закутайся в смирение; тогда, если и небо к земле прильнет, не страшно будет».

И вспомнила Нину – бунтарку в детстве, решительную, мечтательно-романтичную в юности, и смиренную после замужества.

Может быть, действительно, Душе надо пройти все ипостаси, чтобы достичь совершенства, и именно это конечная цель…

Сейчас, проживая в ста тридцати километрах друг от друга, мы созваниваемся не каждый день, и даже не каждую неделю, а видимся и того реже. Каждый крутится в водовороте своей семьи, работы, останавливаясь на мгновения, чтобы понять или осознать, куда несет тебя этот бурлящий поток и где твой следующий причал…

Но, если одной из нас необходима помощь, или просто общение, другая бросит все и примчится. Это проверено.

Мы обе в пятилетнем возрасте оказались в одном месте, в Адлере, и считаем это место своей родиной, потому что именно его мы помним с детства, и туда постоянно возвращаемся, несмотря на то, что там давно уже нет наших мам.

Но это место притягивает – там наше море, пальмы и магнолии, запах и энергия родного дома – ощущение родины, где ты свой и где тебе всегда рады…

Слава Богу, что у меня в Адлере есть подруги, у которых я могу остановиться, как у родных людей, да и у Нины осталась комната от мамы на самом берегу, и мы, то по очереди, то вместе там отдыхаем, когда с семьями, когда в одиночестве.

Иногда мне кажется, что я хочу вернуться в наш маленький городок и жить там постоянно, никуда не уезжая, а иногда, особенно в дождливый осенний день, когда ветер срывает виноградные листья и несет их по асфальту, перемешивая с переспелыми виноградинами, а море безумствует в шторме, меня окутывает такая тоска…

И тогда я радуюсь, что скоро снова в путь, что в уютном теплом вагоне с ароматным стаканом чая я буду вспоминать о море и друзьях, приближаясь к дому, в мой снежный сосновый край…

А потом опять позовет дорога, и ты уже подобен тому белому парусу из стихотворения Лермонтова, что скользит по морской глади и не знает, «что ищет он в краю далеком, что кинул он в краю родном…».

Однажды позвонила Нина и возбужденно сказала:

– Ты знаешь, не могу отделаться от мысли, что должна разыскать Александру.

– Сашеньку? Ты так непривычно ее назвала, что я и не сообразила сразу. Конечно, было бы здорово, но через кого? Ведь вся ее семья, ты говорила, уехала в Германию. Что тебя натолкнуло на эту мысль?

– Представляешь, я в торговой галерее вчера встретила знакомую из Адлера, мы с ней занимались в студии, повспоминали всех, и она сказала, что может узнать контакты Саши.

– Надо же, а я пару лет назад, уезжая в Адлер, вспомнила о ней, и что интересно, это произошло, когда я, издали, увидела свою дочь, – улыбаясь своим воспоминаниям, произнесла я.

Прошло несколько месяцев, и Нина доложила, что Сашенька нашлась, что она вышла замуж, и живет теперь в Голландии, что сын ее вернулся из Эмиратов в Адлер, купил там для бабушки квартиру, и она переехала туда из Германии.

Я очень обрадовалась, что у Сашеньки все хорошо и забыла об этом в кутерьме жизни.

И только потом я осознала, что Нина, сама, не зная об этом, именно для меня разыскала Сашу.

Кто бы мог подумать, что пройдет чуть больше года и судьба меня вновь сведет с Сашенькой, и что мы, как когда-то в юности, перемешаемся в вихре своих впечатлений от пройденной жизни, эмоций, переживаний и открытий…

Нас обеих до сих пор поражает эта потребность постоянного общения, как будто мы нагоняем пропущенные тридцать с лишним лет.

А ее мама! Неподражаемая тетя Мусечка! Это кладезь воспоминаний о событиях и испытаниях, выпавших на долю ее семьи, о том, как она выжила сама и помогла своим близким, а также открыла дорогу самым любимым людям – своей дочери и внуку…

Агата

В печке потрескивали дрова, в доме было тепло и уютно, а за окном уже второй день лил дождь, что называется, как из ведра…

Двенадцатилетняя Сашенька с замотанным шарфом горлом сидела в постели и пила теплое молоко с медом и содой.

– Бабонька, больше не хочу, потом допью, – ставя на край стола чашку, тихо сказала девочка, – мне уже лучше.

– Ну и хорошо, что лучше. Скоро выну из печи хлеб, придет мать, если опять не задержится, и будем ужинать, – и тихо добавила, перекрестившись, – Благодарю Тебя Дева Мария за нашего светлячка…

Бабушка Агата была самым близким человеком для Сашеньки. С ней она делилась всем, что ее тревожило, через нее познавала мир, и ей поверяла свои девичьи тайны. Конечно, она любила и маму, но та с утра до позднего вечера была на работе, часто и в выходные дни. Мама одна зарабатывала и обеспечивала их семью, которая состояла из них троих, да еще помогала своим двум сестрам и двум братьям. Так уж вышло, что самая младшая из детей Агаты была опорой и стержнем всей семьи, недаром, видно, она носила имя Богородицы…

– Бабонька, расскажи про волков, – тихо попросила Саша.

– Ты же знаешь эту историю наизусть.

– А мне все равно интересно, когда ты рассказываешь.

– Ну, хорошо. Сейчас подложу дровец в печку и вернусь.

Агата старалась донести до внучки путь их семьи деликатно и ненавязчиво – в каждом возрасте рассказывая лишь то, что девочка могла воспринять, не пугаясь жизни и не ожесточаясь…

Саша уже знала, что ее бабушка по происхождению немка, что она родилась в Гамбурге, что родители с маленькой Агатой приехали в царскую Россию в поисках счастья на новых землях, и поселились в маленьком городке на Днепре, под Запорожьем.

На выделенной земле они с немецкой педантичностью построили большой дом, обзавелись хозяйством, и семья крепко и сытно зажила в дружбе с соседями, среди которых были и выходцы из Германии.

Здесь Агата встретила своего будущего мужа, которого, как и ее, в раннем детстве привезли в Россию, но из Франции – мать его тоже была немкой, а отец – француз.

Не успели молодые пожениться, как Николай ушел в армию, а через полгода Агата родила близнецов Петра и Павла.

Николай двадцать пять лет служил в армии, сначала – в царской, а потом – в Красной.

Дети, появлявшиеся, кажется, после каждого визита Николая домой, и хозяйство были на плечах Агаты. А в последствие, когда муж отслужил и, работая на Запорожском сталеплавильном заводе, упал с высоты, поломав позвоночник, на руках Агаты оказался еще и муж-инвалид.

Николай никак не мог смириться со своей обездвиженной жизнью и угасал с каждым днем. На пятидесятом году жизни, не дожив двух лет до начала второй мировой войны (Великой Отечественной – для Советского Союза), он умер, оставив Агату с семерыми детьми, младшей из которых было тринадцать.