Buch lesen: «Домой»
Любые совпадения с реальными людьми или событиями случайны.
***
Ремонт шел уже давно, и все гадали – что там будет? Дуняша принесла с улицы весть о том, что владелец раньше имел кондитерскую где-то на Охте, и Володя решил, что тут тоже будет кондитерская.
Оказалось – не кондитерская, а обычный бакалейный магазин, или, как говорили местные хозяйки, лавка.
Открылся магазин в ясный августовский день. В витрине были красиво разложены корзины с муляжами овощей и фруктов, у входа поставили небольшую корзину с цветами.
Володя стоял на углу и смотрел, как в магазин заходят хозяйки, забегают дети.
Мимо пробежал Гриша, мальчик из их дома. В руках у него был петушок на палочке.
– А ты что стоишь? – крикнул он Володе, – там хозяин конфеты бесплатно раздает. В честь открытия! Иди, и тебе даст.
Володя смущенно улыбнулся. Конфету хочется, но зайти в лавку казалось неловким.
Гришка облизывал своего петушка. Володя решился и пошел в лавку.
В маленьком помещении было светло и чисто, все удобно устроено – вот стол, на котором можно получше уложить покупки, вот несколько стульев – усталая хозяйка может присесть, около входа ящик с игрушками: если в лавку приведут малыша, он сможет покопаться в ящике, дожидаясь мать или няньку.
За прилавком стоял мужчина в жилете и шейном платке. Он приветливо улыбнулся Володе:
– Заходи! Мы сегодня открываемся, в честь открытия всех детей угощаем конфетами. Ты что больше любишь – шоколадки или леденцы?
Володя задумался. Любил он все. Что выбрать? Владелец лавки, улыбаясь, протянул ему шоколадку и петушка на палочке:
– Не мучайся, возьми и то, и то.
Володя смутился. Ну вот, выставил себя жадиной, обжорой… Он робко поднял глаза, встретил ласковый взгляд лавочника и мгновенно успокоился. Нет, ничего плохого лавочник о нем не подумает.
– Спасибо!
– Не за что. Приходи…
В лавку заглянула женщина, и лавочник обернулся к ней, перестав обращать внимание на Володю. Мальчик спустился по ступеньками, дошел до Клинского и сел на скамейку.
Сначала шоколадку. Петушка есть можно долго, его оставить на потом. Или отнести Анюте – младшей любимой сестренке. Володя уже доедал шоколадку, как заметил отца. Тот шел от Забалканского – от трамвая, наверное.
– Папа!
Отец заметил его:
– А, ты здесь? Гуляешь? Что это у тебя?
– Шоколадка. И петушок.
– Откуда?
– Угостили. Там новая лавка открылась, и хозяин угощает.
– А кто тебе позволил есть на улице?
Володя смутился. Да, на улице есть не позволялось. Вот попался…
Отец строго смотрел на него. Володя опустил глаза. Что говорить, он не знал.
– Чтобы подобного больше не было, – раздельно сказал отец, повернулся и пошел прочь.
Володя побрел в другую сторону. Настроение испортилось, а красного петушка он просто выкинул.
На Клинском на бульваре гулял народ, бегали дети, какой-то малыш катал тележку. Обычно Володе нравилось смотреть на гуляющих, сегодня они не вызывали ничего, кроме раздражения. Было жалко выкинутого петушка и вообще испорченного дня. Что такого – есть шоколадку на улице? Он сел на скамейку и задумался.
Малыш уперся своей тележкой ему в ногу. Володя встал, пошел прочь и услышал плач. Тележка колесом зацепилась за ножку скамейки, малыш пытался вытащить, но ничего не получалось. Володя вернулся, освободил тележку. Подбежала нянька малыша:
– Что плакаешь? Телега твоя застряла? А мальчик помог тебе, спасибо! Скажи – спасибо!
Малыш широко улыбнулся. Володя улыбнулся в ответ, помахал мальчику и пошел к дому.
Около лавки он остановился. Лавочник стоял на лестнице, прислоненной к витрине, и неумело пытался выправить застрявшую планку жалюзи.
– Знаете что? – нерешительно сказал Володя, – если там вот с краю чуть-чуть подцепить, то она не будет застревать…
Лавочник обернулся:
– С какого краю?
– Вот с того. Давайте я на лестницу влезу и поправлю?
Лавочник спрыгнул:
– Не свалишься?
– Нет…
Володя забрался по лестнице и осторожно отцепил планку. Жалюзи опустились.
– А у вас отвертка есть? Я бы тут закрепил.
– Есть, все есть. Ты не навернешься оттуда, пока я в магазин зайду?
– Нет, что вы.
Лавочник быстро вернулся с отверткой. Володя подкрутил винт, державший планку, и спрыгнул на землю:
– Вроде бы все. Теперь не будет застревать.
Лавочник улыбнулся:
– Повезло мне с тобой. Спасибо. И как ты разобрался?
Володя улыбнулся в ответ:
– Я люблю всякие механизмы.
– А я вот нет… Они меня тоже. Тебя как зовут?
– Володя Альберг.
– А я Смирнов Арсений Васильевич. Ну, спасибо тебе еще раз, Володенька! Беги домой, а то родители волноваться будут.
Родители еще не волновались – отец сидел в кабинете, мама с Элей, старшей Володиной сестрой, обсуждали форму для гимназии. Володя пошел к Анюте, достал кубики.
– Дуняша, пожалуйста, сходите в лавку за пряниками или печеньем, к чаю, – послышался голос мамы.
– Сейчас, Софья Моисеевна!
Через полчаса мама позвала ужинать. К чаю Дуняша поставила коробку конфет.
– Конфеты? – обрадовался Володя.
Мама улыбнулась:
– Это твои.
– Как это – мои?
– Это тебе Арсений Васильевич, лавочник, послал, – заговорила Дуняша, – ваш Володя, говорит, мне так со шторкой помог, такой умница, если бы не он, я бы не справился. Передайте, говорит, ему коробочку.
– С какой шторкой? – спросил отец.
– Там жалюзи заело, – объяснил Володя, – я по лестнице влез и отверткой подкрутил.
– Ну, будем есть твои конфеты, – сказал отец, – ты сегодня угощаешь.
Всю коробку мама съесть не разрешила, убрала конфеты в буфет. У себя в комнате Володя сел на кровать и засмеялся – вот это да, заработал конфеты…
В комнату вошел отец.
– Ну что, заработал?
Володя смутился. Ему показалось, что отец недоволен.
– Папа, – сказал он, – ты сердишься?
– Я? Нет. Почему сержусь? Ты молодец, что помог человеку… Не забудь завтра зайти и поблагодарить за конфеты.
– Конечно.
Отец подошел к столу:
– Что это у тебя?
– Это? Это я дом из картонок делаю.
– А это чертеж?
– Да.
Отец покивал головой:
– Способный ты. Умница. Ну ладно. Тебе спать-то не пора?
– Мама разрешает летом ложиться позже.
– Хорошо. Я пойду, работа есть еще. Спокойной ночи, сынок.
На пороге он обернулся:
– Конфеты очень вкусные, спасибо.
Володя смущенно улыбнулся.
– Как ты погулял сегодня? Разобрался, где что? – спросил отец.
– Да, кажется, да.
В эту квартиру на Можайской улице Володина семья переехала всего две недели назад, прямо с дачи.
Совсем скоро должна была начаться учеба в гимназии. Это и радовало, и пугало. Отец и мама уверяли, что Володя хорошо подготовлен, что для своего возраста он очень умный мальчик, много читал. Никаких сложностей в гимназии не будет, главное – быть скромным и послушным. Володя кивал, но внутри беспокоился.
***
В один из последних летних дней после обеда Володя, получив от отца пять копеек, вышел из дома. После возвращения с дачи родители отпускали его гулять одного – все равно скоро в гимназию, ходить или ездить на трамвае мальчик будет сам, пусть приучается к самостоятельности.
Куда потратить пять копеек – решено было уже давно. В магазине Смирнова недавно стали продавать чудесные маленькие шоколадки – с апельсиновым кремом внутри. Стоила такая шоколадка как раз пять копеек.
За прилавком стоял сам хозяин. Он рассеянно улыбнулся Володе:
– Здравствуй! Что сегодня хочется?
– Шоколадку. С апельсиновым кремом, вон ту, в красной обертке.
Смирнов рассеянно повернулся, взял шоколадку и протянул ее Володе. Володя сунул руку в карман за деньгами, и тут распахнулась дверь, в магазин ворвалась девочка. Арсений Васильевич бросился к ней навстречу:
– Девочка моя! Маленькая моя! Приехали!
Он подхватил девочку на руки, зацеловал, затормошил:
– Радость моя! Доченька! Крошечка! Не отпущу никуда больше, не могу без тебя!
Девочка целовала его:
– Папочка, наконец-то!
Следом в лавку вошла женщина.
– Здравствуй, Арсений!
– Лидочка, здравствуй, – торопливо говорил Смирнов, не отпуская девочку, – ты прости меня, дорогая, я не встретил: Николаю надо было сегодня выходной, некого оставить.
– Да ничего, что ты… мы прекрасно на извозчике добрались. Ну как ты тут?
– Скучал… вы голодные? Сейчас…
И тут он вспомнил про Володю. Смущенно улыбаясь, он поставил девочку на пол:
– Володенька, ты все взял, что хотел? Я закрыть хочу сегодня…
Володя протянул ему руку с деньгами, но Смирнов не заметил:
– Ты заходи потом…
И снова повернулся к девочке.
Володя очутился на улице. Он дошел до Клинского, сел на скамейку и открыл шоколадку.
Во рту разлился чудесный апельсиновый крем. Володя зажмурился, подняв лицо к солнцу.
Наверное, это дочка и жена лавочника. Дочка смешная – маленькая, с беленькими косичками. Видно, что отец ее обожает – даже про пять копеек забыл.
Володя вскочил. Деньги. Он не отдал деньги.
Надо отдать.
Но ведь лавка закрыта!
Вечером лавочник начнет пересчитывать выручку, заметит, что не хватает пяти копеек, вспомнит, что Володя брал шоколадку и сразу поймет, что это он не заплатил.
Что он подумает?
Володя почувствовал, как его бросило в жар. Что же делать?
Говорили, лавочник живет при своей лавке, оттуда есть вход в его квартиру. Можно было бы подняться по лестнице, но как узнать, какая квартира? Может быть, постучать в лавку?
Володя бросился к лавке. Витрина была закрыта металлической шторой, дверь крепко заперта. Володя постучал, но никто не отозвался.
Мальчик в отчаянии стоял перед дверью. Еще не поздно, но, может быть, лавочник, раз закрыл, уже сейчас считает выручку?
Надо ждать – может быть, он выйдет. И тогда Володя отдаст ему пять копеек, попросит прощения…
Время шло, уже темнело. Давно пора было домой, родители, наверное, волнуются. Но как уйти?
И тут, по счастью, открылась дверь подъезда. Оттуда вышел лавочник, женщина и девочка. Девочка висла у отца на руке и что-то болтала.
Володя бросился к ним:
– Я прошу прощения… пожалуйста, возьмите. Вы не взяли деньги за шоколадку, а я что-то растерялся… вот. За шоколадку.
Лавочник непонимающе смотрел на него:
– За шоколадку?
– Ну да! Я пришел купить шоколадку, а тут… ну, приехали, вы шоколадку дали, а деньги не взяли.
Лавочник встревожился:
– Господи, Володя! Ты все это время меня ждал?
– Да.
– Да что ты, малыш… ну, отдал бы завтра. Родители ведь волнуются! Скорее домой беги.
Володя помчался домой. Родители были сердиты и взволнованы – что это такое, уже темнеет, а сына нет дома…
– Где ты болтаешься? – крикнул отец.
Володя нехотя рассказал историю с шоколадкой.
– Ты что, не мог зайти домой и предупредить? – уже мягче спросил отец.
– А если бы он в это время вышел, пока я дома? Я и ждал…
Отец кивнул:
– Впредь уж не забывай отдавать деньги сразу. Мама с ума сходит, волнуется.
– А ты? – вдруг спросил Володя.
– Что – я?
– Ты – тоже волнуешься?
– А как ты думаешь?
– Не знаю. Ты правда беспокоишься?
– Что ты спрашиваешь? Конечно. Что это вообще за разговоры?
Володя смутился. Сегодняшняя встреча отца с дочкой в лавке как-то странно подействовала на него. Как сиял лавочник, когда увидел дочку! Как ласково называл ее, как обнимал и целовал! Его отец никогда так не называет – радость, маленький…
Это потому, что он мальчик, наверное. Ведь к Эле и Анюте папа относится совсем по-другому. К этим девчонкам всегда другое отношение!
Отец не сводил с него глаз. Володя вздохнул:
– Папа, можно я пойду?
Отец кивнул:
– Иди.
На следующее утро Володя проснулся поздно. Уже через два дня в гимназию, все собрано, приготовлено, тетрадки, книги, форма. Какая интересная форма – как будто военный!
Мама отпустила его гулять:
– Скоро много гулять не придется. Да, Володя – папа оставил тебе денежку, если хочешь, купи шоколадку.
Володя взял пять копеек. Теперь-то он не забудет отдать деньги сразу, как только получит эту прекрасную шоколадку.
В лавке толпился народ. Хозяин снова сам стоял за прилавком. Володя дождался, пока народ разойдется. Лавочник заметил его:
– Володенька! Ну, что тебе сегодня?
Володя застенчиво улыбнулся:
– Такую же шоколадку… можно?
И сразу протянул монетку.
Лавочник взял ее и задержал руку мальчика в своей руке.
– Володя, родители вчера не очень сердились?
– Нет… я объяснил все.
– Ты, если еще такое случится, не переживай. Потом зайдешь, отдашь. Я тебе верю. Хорошо?
Володя покраснел и улыбнулся:
– Да. Спасибо!
– Погоди минутку. Ниночка!
Из двери в глубине лавки появилась девочка.
– Ниночка, познакомься. Это Володя. Тоже шоколадки любит…
Нина весело улыбнулась:
– Приятно познакомиться, Володя! Я Нина.
– Ну, а как меня зовут, ты знаешь – Арсений Васильевич. Ладно, ребятки, мне пора.
– Тебе нужно помочь, папа?
– Нет, девочка моя. Хочешь, пойди погуляй? Тетя Лида только к вечеру будет, форму принесет.
– Точно! Гулять. Папа, а где тут гулять?
– Я могу показать, – вмешался Володя и покраснел.
Нина обрадовалась:
– Правда? Пойдемте. Сейчас, я только шляпку надену!
Через минуту она выскочила из той же двери в хорошенькой шляпке:
– Я готова!
– Ниночка, недолго, а то я беспокоиться буду!
– Конечно. Я вернусь, – и Нина отогнула рукав, – через час.
Володя удивился – у такой маленькой девочки были часы!
Они вышли из лавки. Нина огляделась:
– А где тут гулять?
– Можно вот туда – на Клинский. Это проспект. Там бульвар посередине…
На бульваре было полно народу – все хотели погулять в последние летние деньки. Нина с любопытством оглядывалась:
– А вы тут давно живете, Володя?
– Нет, только две недели. До этого мы жили на Таврической, у Смольного.
– У Смольного? Правда? Знаете, а наша прежняя квартира окнами выходила на Смольный – мы жили на Охте, на другом берегу Невы. Я каждое утро подходила к окошкам и смотрела на Смольный… а у вас он был виден?
– Нет.
– Жалко. Мне так нравилось там. Теперь в том доме будет жить только тетя Лида…
– Кто?
– Моя тетя, та, с которой мы вчера приехали. Это папина сестра.
– Я думал, это ваша мама.
– Нет. У меня нет мамы. Она умерла, когда я была совсем маленькой.
Володя покраснел до ушей. Вот дурак… как неловко, как глупо…
Нина внимательно посмотрела на него:
– Володя, вы только не переживайте. Я часто отвечаю на этот вопрос, я привыкла. Пожалуйста, не расстраивайтесь!
Володя смущенно кивнул.
– А там что? – спросила Нина.
– А там – сад, и еще усадьба….
Нине все нравилось:
– Володя, какой огромный красивый дом! А тут! А туда – что? Обводный? Ну да, а Фонтанка в другой стороне… Обязательно в первый же выходной день пойдем с папой гулять – он мне все покажет. Как жаль, что кончилось лето! Хотя не жаль… ведь я пойду в гимназию! Вы учитесь в гимназии? Вам сколько лет?
– Девять. Я пойду в этот год.
– И мне девять, и я в этот год. Правда, я ходила в подготовительный класс там, на Охте. Гимназия госпожи Нехорошевой – не слышали? Ну неважно. А ваша гимназия далеко?
– На Звенигородской.
– А моя на Фонтанке. Тетя Лида сегодня принесет мне форму – она сама сшила… Ой, Володя, мне пора. Уже почти прошел час. Вы тоже пойдете домой или еще будете гулять?
– Я домой.
Они расстались у лавки. На прощание Нина весело сказала:
– Вы заходите к нам, Володя! У нас много вкусного…
Она скрылась за дверью, Володя тоже пошел домой.
Конечно, эта девочка никуда не опаздывает – у нее есть часы… как у взрослой!
Отец был дома, что-то делал на кухне. Дуняша крутилась рядом:
– И вот правду сказать, Яков Моисеевич, у него цены самые подходящие, и честный он человек. Я теперь у него закупаться буду, и Софья Моисеевна одобрила…
Отец рассеянно кивнул.
– Здравствуй, папа. Ты что делаешь?
– Да вот тут у самовара кран что-то… ладно, потом доделаю.
Володя посмотрел отцу вслед, подошел к самовару. Кран плохо крутится, а почему?
Через полчаса самовар был поправлен. Вернулась мама с девочками, сели обедать.
Отец вернулся в разгар обеда, и не один. С ним пришел его коллега, инженер Нильсон.
Швед по происхождению, Микаэль Нильсон приехал в Россию совсем молодым, получил образование и стал работать инженером. По-русски он говорил почти без акцента, только шипящие звучали мягче.
В Швеции у Нильсона оставались мать и сестра. В России он семьей не обзавелся – жил один, даже прислуга была приходящая. Но Нильсон не скучал – веселый, общительный, он часто ходил в гости, в театры, много гулял по городу, в свой отпуск ездил путешествовать по старинным городам.
С Володиным отцом они работали на одном заводе и очень дружили. Нильсон предпочитал дом Альбергов другим домам, с удовольствием проводил у них праздники, часто обедал по воскресеньям. Детям он всегда приносил какие-то милые подарки, подолгу разговаривал с Элей, играл с Анютой, но любимцем его все-таки был Володя.
– Умница он у тебя, – говорил Нильсон Володиному отцу, – такого же сына хочу.
То, что Нильсон никак не мог жениться, было постоянным предметом шуток. Сам Микаэль, которого дети называли дядя Миша, утверждал, что женится только тогда, когда найдет такую же красавицу и умницу, как Софья Моисеевна.
За обедом взрослые обсуждали завод, войну, растущие цены. Володя поначалу прислушивался, потом стало скучно, он спросил разрешения и вышел из-за стола.
В своей комнате он сел на подоконник и стал смотреть в окно.
Своя комната – впервые в жизни!
Конечно, когда они вернулись с дачи, комната уже была обставлена. Но все-таки что-то Володя сделал сам – разложил по ящикам стола свои тетрадки и рисунки, расставил книжки и игрушки.
Захотелось поиграть, он подошел к полке с игрушками, взял коробку с железной дорогой, стал расставлять ее на полу.
В дверь постучали, на пороге появился Нильсон.
– Играешь? Можно к тебе?
– Конечно! – смутился Володя.
Еще никогда никто не спрашивал позволения войти к нему в комнату!
Нильсон вошел, сел рядом на ковер:
– Давай вместе?
– Давайте! – обрадовался Володя.
Наигравшись в железную дорогу, Нильсон стал рассматривать другие игрушки:
– Солдатиков любишь?
– Нет, не очень. Я больше что-нибудь строить. Мне дядя Гриша из Германии в том году на день рождения прислал деревянный конструктор – такие большие детали, из них можно и дом собрать, и мельницу, и что хотите. Я все построил, что мог, а потом на даче с папой еще деталей из деревяшек доделали. Хотите посмотреть?
– Хочу. А это что – в коробке?
Володя смутился. В коробке находилась самая большая его тайна.
– Это… – забормотал он, – это… просто…
Нильсон внимательно посмотрел на него:
– Не хочешь показывать – не надо.
– Да нет, там ничего такого, – со вздохом сказал Володя, – Элька смеется просто. Там театр. Сейчас достану.
И он открыл коробку.
Как-то, гуляя с няней, Володя увидел уличный театр и с тех пор заболел им. Возможность не только рассказать, но и показать настолько захватила его, что он попробовал устроить театр дома: из бумаги вырезал несколько фигурок, сделал сцену и разыграл спектакль. Но бумажные фигурки быстро испортились, и Володя попробовал сшить кукол. Когда они переезжали на другую квартиру, первым делом Володя тщательно упаковал свой театр.
Нильсон с интересом рассматривал театр:
– Интересно сделано. А кинематограф тебе нравится?
– Конечно, кому же не нравится!
– Покажешь мне как-нибудь спектакль?
Володя смущенно улыбнулся. Публике он спектаклей еще не показывал.
– Ну, – сказал Нильсон, поднимаясь, – наигрался я с тобой. Спасибо! А теперь пора, кофе с Яковом и Софьей выпью и домой. До встречи, Володя!
Володя встал и попрощался. Нильсон вышел. Володя собрал театр, сложил остальные игрушки.
Может быть, и правда показать кому-нибудь спектакль? Анюте, например?
Или показать спектакль той маленькой девочке – дочке лавочника. Она, наверное, не будет смеяться, что он шьет, как девчонка.
***
Володя жадно вдыхал свежий утренний воздух. До начала занятий оставалось не так много времени. На углу уже звенел трамвай, на него еще можно было успеть.
Если идти пешком – то можно заглянуть в лавку и купить конфет. Как раз хватит или на пакетик леденцов, или на маленькую шоколадку.
Но за опоздание не похвалят. В журнале и так уже стояла отметка об опоздании на прошлой неделе – тогда Володя решил пойти пешком, к тому же другой дорогой, заблудился и опоздал. После второй такой отметки вызывали родителей. А Володе совсем не хотелось, чтобы отцу пришлось идти в гимназию. После такого, наверное, самым лучшим выходом будет вообще сбежать из дома.
Нет, наверное, он успеет.
Трамвай, звеня, укатил по Загородному, и Володя пошел пешком. Он старался идти как можно быстрее, но время бежало неумолимо. Когда он, красный, взмокший, потянул на себя тяжелую дверь гимназии, было уже пять минут девятого. Володя тихонечко зашел в вестибюль и обмер. Рядом с гардеробом стоял директор. Володя хотел было скользнуть назад, но директор уже заметил его.
– Альберг? Позвольте узнать, молодой человек, который час?
Володя опустил голову.
– Я опоздал, прошу прощения… Я долго ждал трамвая.
– Так, может быть, вам следует выходить из дома пораньше?
Володя молча переминался с ноги на ногу.
– Ну что ж… придется вас записать… пройдемте ко мне в кабинет.
В кабинете директор достал тяжелый журнал и пролистал его.
– Да у вас, я вижу, уже второе опоздание за месяц? Недурно…И что же мы будем делать, молодой человек?
Володя в отчаянии посмотрел на директора. Наверное, можно было попросить прощения, обещать, что такое больше не повторится, умолять директора, может быть, даже заплакать, как делали некоторые ученики их гимназии.
Директор вырвал из записной книжки лист бумаги и быстро написал на нем несколько строк.
– Пожалуйста, молодой человек. Отдадите вашим родителям. Надеюсь, они почтут нас своим визитом, а до того как следует объяснят вам, что в гимназии свои правила, и вы обязаны им подчиняться. А сейчас – марш на урок.
Дорога домой была длинной и безрадостной. Володя снова пошел пешком – торопиться теперь было некуда. Дома, наверное, будет мама, отец приходит домой поздно вечером.
Что он скажет?
Проходя мимо смирновской лавки, он остановился. И, махнув рукой, зашел внутрь.
Арсений Васильевич обрадовался:
– А, Володя? Что сегодня хочется? Леденчиков или шоколадку? Или вот пряники – сегодня принесли. Ты что сумрачный такой?
Тут распахнулась дверь, и в лавку ворвалась Нина.
– Папочка, ты себе представить не можешь, что сегодня было в гимназии! Синька увидела, как Мальцева передает записку, и отобрала ее! А там – картинка! Сова! Синька с чего-то решила, что Мальцева нарисовала начальницу, стала ругаться, а Мальцева – такая смешная! – говорит: это сова, Антонина Михайловна! Почему вы подумали, что это госпожа Неустроева? Синька покраснела как помидор, и…
– Ты с Володей-то поздоровалась, Ниночка? – мягко перебил ее отец.
– Ой, Володя! Здравствуйте! – опомнилась Нина, – простите меня, пожалуйста! Я вас не заметила. Вы слышали, да? Так вот, и Синька…
В лавку вошел покупатель, и Смирнов, нагнувшись, обнял дочку:
– Ниночка, пойди пока погуляй? Я тут еще побуду, пока Николай не придет. А ты возьми конфеток, да погуляйте вот с Володей… он тоже сладенького хотел.
Володя поспешно полез в карман за деньгами, но Смирнов только отмахнулся.
– Идите, ребятки.
Нина быстро набрала конфет, пару булочек и махнула Володе:
– Пойдемте?
Они медленно дошли до Клинского. Солнце светило не по осеннему тепло, народу на улицах было мало.
– Давайте посидим на скамейке?
Володя молча кивнул. Нина села и развернула пакет с булочками:
– Угощайтесь, Володя. Вот эта с изюмом. Вы любите изюм?
Володя вообще любил сладкое, сегодня он еще не обедал, и пышная булочка с изюмом показалась ему вдруг такой вкусной, и он, кивнув, взял ее и впился зубами. Нина с улыбкой смотрела на него. Володя смутился.
– Почему вы так смотрите?
– Вы очень аппетитно едите, Володя! – рассмеялась Нина, – ешьте и вторую, вы, я вижу, голодны?
Володе вдруг стало весело. Нина была такая необычная!
– Володя, послушайте, – говорила она тем временем, – так вот, у нас в гимназии… Синьку вообще все считают ужасной дурой, а сегодня она сказала невероятную глупость – ну вот, про сову… ведь Мальцева – она родственница нашей начальницы, и она непременно ей расскажет… мне даже стало жалко Синьку, правда, только на минуточку… у нее больной отец и сын-студент, она очень дорожит этой службой… но ведь она сама виновата, да, Володя? Володя, теперь вы на меня странно смотрите!
А он смотрел, любуясь ее веселыми гримасками, милым подвижным личиком, слушал звонкий голос и радовался тому, что они сидят сейчас на лавочке, и он по-прежнему чувствует во рту вкус сладкой булочки с изюмом, и на улице так тепло.
Они сами не поняли, почему вдруг разлетелись конфеты.
– Пикничок-с?
Перед ними стояли три мальчика в форме реалистов. Одного Володя немного знал – он жил на Верейской, двое других были ему незнакомы.
– Это свадьба на природе! – визгливо закричал один, – я про такое слышал, у меня сестра старшая говорит, что будет делать свадьбу в лесу – потому что это романтично!
– Пойдите прочь! – крикнула Нина, – мы вас не звали!
– Что это за писк? – удивился нахал с Верейской, – мышка? Точно, мышь! Белая мышь!
И он дернул Нину за косичку, и она вскрикнула.
Володя бросился на обидчика. Драка была короткой и окончилась для него печально – через несколько минут он поднялся с земли с разбитым носом, безнадежно измазанной формой и без фуражки – ее мальчишки унесли с собой, пообещав выкинуть в Фонтанку.
Нина осторожно коснулась его лица.
– Володя, у вас будет синяк… пойдемте к нам, вы умоетесь.
И она быстро зашагала в сторону дома. Володя поплелся за ней. Ужасно болел разбитый нос.
Увидев детей, Смирнов всплеснул руками:
– Что это? Володя, кто тебя?
– Он меня защищал! – крикнула Нина, – к нам какие-то негодяи пристали на Клинском, меня за косу дернули, и Володя с ними дрался – один, против всех! Папа, ему надо умыться. Смотри, он и форму запачкал – кровь капает.
Арсений Васильевич обнял мальчика за плечо и провел его в глубь лавки, в свою контору. В углу стоял маленький умывальник. Смирнов ласково нагнул Володю к раковине:
– Давай умою…
Он аккуратно смыл кровь с Володиного лица, потом приложил к носу намоченное холодное полотенце.
– Очень больно, мальчик мой?
Володя отрицательно покачал головой.
– Ну вот и отлично. Ты молодец! Один против всех… Пойдем, выпей с нами чаю.
Они прошли через контору и поднялись на второй этаж в квартиру лавочника. В небольшой столовой Нина уже накрыла на стол.
– Садитесь, Володя! Сейчас я налью вам чаю. Папа, а где у нас ватрушки? Володе они так понравились!
– В буфете посмотри, Ниночка. Ну, Володя? Расскажи, как поживаешь? Как гимназия?
В светлой комнате сразу потемнело. Володя вспомнил про свое опоздание и записку, про то, что форма испорчена, нос расквашен, фуражка потеряна… все это нужно будет как-то объяснять родителям… отчаявшемуся мальчику вдруг пришло в голову, что все беды начались именно из-за лавочника – если бы Володя знал, что тот даст ему конфет просто так, то поехал бы на трамвае, не опоздал бы в школу и, получив конфеты, сразу пошел бы домой, и тогда фуражка была бы цела… Он отодвинул чашку и встал:
– Мне пора домой. Спасибо за чай.
Арсений Васильевич внимательно посмотрел на мальчика.
– Что-то случилось, Володя? – спросила Нина, – куда вы?
Смирнов остановил ее:
– Ниночка, если Володя говорит, что ему пора… Не задерживай его. До свидания!
Володя пробормотал слова прощания и выскочил вон.
Во дворе он остановился. Отчаянно хотелось плакать. Он видел перед собой огорченное лицо Нины и вопросительный взгляд ее отца. За что он их обидел?
Несчастный и расстроенный, он побрел по улице. Снова заболел разбитый нос. Что теперь делать?
На улицах загорались фонари, накрапывал мелкий дождик, редкие прохожие спешили по своим делам.
Володя поднял голову – какое темное, страшное небо, ни единой звезды, казалось, тучи нависают над самой головой, вот-вот коснутся. Володя вздрогнул и огляделся. На улице никого не было.
Совсем один, подумал он отчаянно, совсем один, и во всем мире, наверное, тоже один. От страха стало трудно дышать, он прижался к стене дома и зажмурился.
Через минуту отпустило, и Володя побрел дальше. Нет, вот в окнах светятся огоньки, там есть люди, но только это чужие люди. А он один – со всеми бедами и страхами. Один!
Было уже совсем темно, когда Володя подошел к своему дому. Он устал, замерз и чувствовал себя совершенно опустошенным. Окна квартиры Альбергов были ярко освещены. Володя поднялся на второй этаж, позвонил, и дверь тут же распахнулась. Дуняша крикнула:
– Он! Софья Моисеевна, он!
В передней появилась перепуганная мама.
– Володя! Господи, где ты был! Что с тобой случилось?
Приглядевшись к сыну, она воскликнула:
– Что с твоим лицом? И где фуражка?
На пороге появился отец. Он устремил на сына разгневанный взгляд, но Володя настолько устал, что принял это совершенно равнодушно.
– Иди умойся, боже мой! – едва не плакала мать, – и голодный ты, наверное!
Володя прошел в ванную и умылся. Как смог, оттер пятна с брюк. Выйдя в гостиную, он увидел отца и мать.
– Пойдем со мной, – еле сдерживаясь, сказал отец.
Мама хотела было что-то сказать, но отец взял Володю за плечо и вывел в коридор.
В кабинете отец сел за свой стол. Володя молча стоял перед ним.
– Где ты был? – звенящим от ярости голосом спросил отец.
Володя медленно начал перечислять:
– Я был в гимназии. Потом гулял. Потом подрался. Потом опять гулял..
И тут он вспомнил про записку.
– А еще тебя вызывают в гимназию. Я сегодня опоздал. Директор написал записку, она в ранце. Принести?
– И ты так спокойно об этом говоришь? – поинтересовался отец.
Володя молчал.
Яков Моисеевич внимательно посмотрел в лицо сына.
– Иди спать. Завтра поговорим.
Володя равнодушно пожелал отцу спокойной ночи и вышел.
Мама, не находившая себе места у дверей кабинета, обняла его и повела в детскую. Она засыпала его вопросами, но Володя попросил:
– Мама, можно мне лечь спать?
– Конечно, – растерянно сказала мама, – ложись, мой мальчик. Да хорошо ли ты себя чувствуешь, не заболел ли?
Она потрогала ему лоб, а когда он лег, укрыла потеплее.
Володя долго не мог уснуть. Он смотрел на причудливые тени на потолке и думал о Нине и ее отце.
Ему очень нравилось, как они относятся друг к другу. Смирнов так ее любит, это видно. И никогда не сердится. Она, наверное, никогда не боится идти домой.
Правда, у Нины нет матери.
Как это – без мамы?
У нее нету мамы, а он сегодня так себя повел – просто взял и ушел!
Наверное, они на него обиделись.
Что же делать?
Завтра же надо зайти, попросить прощения, помириться.
Нина-то уж точно ни в чем не виновата.
А какие вкусные были ватрушки!
Утром в Володя собрался в гимназию как можно скорее. Отец был в кабинете, мама в спальне, и Володя постарался ускользнуть из дома до того, как они вышли. Записку он оставил на столе в гостиной.
Он сказал учителю, что записку отцу передал и что тот непременно зайдет. День тянулся долго и нудно.
